Глава вторая. Гроза собирается. Опции

[Всадник]

Начинаем.

[Дориан]

20 день Месяца Судов. Катакомбы под Сторном. Другие места.
Кто знает, сколько еще я смогу обозревать весь мир из глаз тех, чья душа слишком слаба, чтобы устоять перед моей силой. После тех ручьев крови, что уже покатились по землям этого несчастного мира, мне не долго осталось пребывать в покое. Скоро разрозненные ручьи сольются в багровые реки,  сметающие все на своем пути, я и мои братья (если я все же не последний) вновь явим всем свое величие и из кровавой купели родится новый мир, мир древнего народа. Наш по праву. Пока же я стремлюсь увидеть как можно больше, понимая, что ни одна крупинка знания не будет лишней в грядущей битве.
Мои силы растут, но, к несчастью, земля чувствует пробуждение древних и как когда-то, творит оружие, призванное нанести моему народу очередное поражение. Память моя прошла сквозь тысячелетия сна нетронутой, и я прекрасно помню битву, в которой пали мои браться. Тогда мы ждали целый сонм  врагов, призванных оградить честную сталь от нашей магии, но на встречу нам вышел всего один. И он был нежитью, причем нежитью куда боле страшной, чем те, против кого выступил. Ни один вампир не решился бы на подобное – добровольно уйти в серые пределы и… вернуться, оставив там все лучшее, что есть в тебе, весь свет жизни, всю любовь, взяв с собой в мир людей лишь силу и неизбывный, нечеловеческий голод. Даже мы, бессмертные, не зашли столь далеко по этому скорбному пути.
Но даже когда это чудовище вышло на поле брани, мы могли одержать победу, но Те, кто нас создал, предали своих детей! Ушли, оставив собственные творения терять то жалкое подобие жизни, что сами нам даровали! Даже сейчас, спустя века, мое нутро гложет ненависть к тем, кого я раньше боготворил. Когда  проснусь и достигну величия, не ведомого моим создателям, я узнаю, куда скрылись Старейшины и призову их к ответу за предательство.
Сейчас же я, смирив гнев, прислушиваюсь к причудливому течению магических потоков, стремясь понять, кого взрастят стихии на этот раз. С кем мне предстоит встретиться в бою. Силы еще дремали, лишь судорожными рывками знаменуя скорое пробуждение. Лишь Земля почти проснулась, но носитель этой могучей, но ко многому обязывающей силы то ли еще не осознал себя, то ли… не знаю. Вглядываясь в сознание своего будущего врага, я видел лишь стену боли, отчаяния, и тяжелого, неизбывного горя, загнанного в глубь, страдания столь огромного, что сама мысль пробиться сквозь подобную броню казалась глупой.
И, что не менее удивительно, я встретил в этом мире старого знакомого… Мысль о том, что я не одинок, что еще кто-то помнить расцвет и падение расы бессмертных, пробудила во мне почти что теплые чувства. «Почти что» - потому что старым знакомцем оказался тот самый враг, сокрушивший боевых магов вечных. Тот, сила которого принесла победу племенам «пищи»… от которого я бежал, охваченный страхом столь глубоким, что даже моя сущность вампира не устояла. Но сейчас мой враг может оказаться полезен. Если это существо (человек умер там, на бранном поле) тысячи лет влачило свое существование, то голод его сейчас должен быть во истину неутолим. Наверняка, тела магов, убитых им в напрасных попытках хоть как-то приглушить голод, могли бы образовать внушительный курган. Но все зря, не так ли? Кому как не мне знать, что подобная жажда лишь растет с годами, требуя жертв, превосходящих все былые. И вот теперь, с появлением новых защитников земли, у последнего из старых появилась последняя надежда утолить голод и хоть на мгновение, но обрести покой. Конечно, я не в силах овладеть его сознанием, но это и не надо… Надо лишь немного подтолкнуть… показать цель, как показывают кость голодной собаке. И тогда хранители сами уничтожат друг друга… А я же – внимательно всматриваюсь в происходящее, смотрю на мир глазами других, видя их рождение и смерть, победы и поражения…

***

Родрик смотрел на бесстрастно-вежливое лицо лирийского посла с едва сдерживаемым раздражением. Перевод свитка полностью захватил все его мысли, чувства, мечты. Дни напролет горделивый маг просиживал в тишине библиотеки, стремясь проникнуть во все хитросплетения древнего языка. Дело продвигалось, но удручающе, непростительно медленно…. А тут нужно, оставив ставшее едва ли не важнейшим в жизни занятие, принимать лирийское посольство. Будто никто кроме него не в состоянии принять этих степных крыс с конскими мозгами…. Погасив вспышку гнева раньше, чем обуревавшие его чувства отразились на лице, Родрик вежливо улыбнулся:
- И все же я не совсем понимаю, чем вызвано беспокойство, господин посол?
Ответная улыбка лирийца получилась вполне вежливой, но в жестах гостя сквозило раздражение:
- О, нет, мы полностью вверяем себя в руки Властителя Сторна, известного необычайной мудростью для столь юных лет…
«Ну-ну…. А без шпильки совсем нельзя было? Ну да Кракен с ним – сейчас я вас порадую и успокою»
- …но и предыдущему посольству, и вашему скромному слуге в Криэране, во время беседы с… доверенным лицом вашего Властителя, были обещаны корабли, коим должно отвезти некий груз из Лирии в столицу Лаконы и в город Криэран.
- О да, я в курсе этих… хм… торговых переговоров, - не переставая говорить, Родрик взял гостя под руку и увлек его к окну замковой башни, и обещанный флот уже ожидает сигнала к отправке.
- Ожидает? – посол был опытным дипломатом, поэтому в его голосе прозвучало ровно столько недоверия, сколько приличествовало моменту, - но во время прибытия мы не видели никакой эскадры! Порт Сторна пуст.
Именно этих слов и ждал Родрик, всегда питавший пристрастие к театральным эффектам. Едва заметным жестом он коснулся виска стоящего рядом мужчины, а когда недоумевающий гость обернулся к магу, с улыбкой, которой лишь самообладание не давало превратиться в самодовольную ухмылку, предложил ему еще раз взглянуть в окно.
При очередном взгляде с заученно бесстрастного лирийца мигом слетела вся невозмутимость – глаза расширились от удивления, рот приоткрылся, как деревенского мальчишки, впервые оказавшегося на ярмарке. И причина такому странному поведению была весомая…
Корабли были везде – в порту у причалов, на рейде,  в открытом море. Казалось, весь сторнийский флот собрался здесь, до сроку скрытый от любопытных глаз, и теперь представший пред очами лирийского посланника во всем своем грозном величии. Неторопливо рассекали морскую гладь громады тяжелых «торговцев», с обманчивой медлительностью скользили «кракены», становый хребет сторнийского флота, покачивались на волнах совершенно не страшные, а скорее удивительно красивые и изящные с виду, «рыбы-меч» - зубы и когти той хищной стаи, что издревле властвовала на море. Вымпелы лучше всяких слов возвещали – здесь собраны краса и цвет флота Империи тысячи островов – торговые корабли Аллари, чьи купцы и капитаны славились как опытные и осторожные мореходы, боевые корабли столичного острова, чьи жители даже в тяжкие времена, наступившие после поражения, считали за позор, если хотя бы один из сыновей не стал военным моряком, верткие рейдеры Берегового братства, управляемые капитанами, чьи головы зачастую стоили дороже их посудин, а при именах – купцы всего изведанного мира покрывались холодным потом. Сотни кораблей, тысячи весел, готовых вспенить морские воды, хищные жала таранов, разряженные, но от этого не менее мощные катапульты, зубы арбалетных наконечников и клинков, превращавших каждый корабль в живое, беспощадное к врагам существо, опаснее которого ничего не было на море.
- Но… как?! – лириец взял себя в руки и теперь изумление проглядывало лишь в уголках глаз, - неужели в Сторне есть столь могущественные маги, способные укрыть от мира столь могучий флот? Если так, то это было бы… полезно…
- К сожалению, эта магия действует лишь здесь, у столичного острова, - Родрик с сожалением развел руками, - кроме того, это не завеса невидимости, а всего лишь магия рассеянного внимания. Проще говоря, мы отводим глаза всякому, кто приближается достаточно близко. К сожалению, в походе нашим единственным преимуществом будет скорость и опыт капитанов. Ну и, конечно, известные на весь мир мастера Храма Четырех Ветров.
- Ну, я видел не слишком много флотов на своем веку, но разве есть на море сила, способная остановить ЭТО? – лириец полностью пришел в себя, и последний вопрос был явной лестью, призванной польстить самолюбию мага,- такая сила сметет врагов с морской глади, подобно тому, как людская рука сметает фигурки с шахматной доски в конце партии.
- Вашими бы устами, - Родрик неожиданно вспомнил об ожидающем в библиотечной тиши свите, и решил расстаться с гостем побыстрее, но, к сожалению, Лакона многому научилась в последней войне. Их флот, может быть менее впечатляющ, но у них есть то, чего лишен Сторн.
- Лишен Сторн? – в голосе лиийца было понимание, - Древесина?
- Она самая, - Родрик закрыл окно, и корабли снова выпали из поля зрения, словно крылись за какой то прозрачной, но в то же время непроницаемой завесой, - Каждый потерянный корабль Лакона сможет заменить новым. Для нас же потери – безвозвратны. И еще «Адский огонь». Но мы все равно победим, иначе быть не может. Флот выйдет завтра. Скоро десант храбрых лирийских воинов начнет свое триумфальное наступление на нашего общего врага. А сейчас – имею честь откланяться.
Естественно, сообщать лирийцам, что еще несколько дней назад несколько кораблей с грузом оружия отправились в Лесные Княжества, Родрик счел излишним. Гордые лирийцы, и без того раздосадованные отказом Сторна поделиться секретом стали, при таком известии могли стать и вовсе непредсказуемыми. «События набирают ход» - подумал маг, вновь погружаясь в хитросплетения забытого всеми живущими языка. Странно, но Родрик чувствовал мрачную, не свойственную ему радость при мысли о грядущей бойне.

***

Капитан Таллер с легким злорадством вглядывался в осунувшееся лицо жреца. Подождав, пока юнец отдышится, он, прогнав все, мешающие делу эмоции, спросил:
- Ну что?
- Патруль. Тройка кораблей – униема и две диремы. Даже если мастер ветров постарается, нам от них не уйти, - от усталости  дыхание молодого служителя Культа великой акулы перехватило, и Талеру вновь пришлось терять драгоценные мгновения, дожидаясь, пока мальчишка оклемается. Хотя он, наверняка, слишком жесток – за прошедшие с отплытия дни тому не раз приходилось, погружаясь в близкое к смерти состояние, сливаться с разумами морских животных и обшаривать море вокруг крадущегося сторнийского каравана. И это, как полагал капитан, нелегкое испытание, молодой жрец выдерживал с честью. А сейчас… что ж, всему есть предел. Да и не то, что бы у Талера были причины не любить именно этого жреца, просто… последние годы старый Властитель, да примут его в свою стаю морские братья, словно тронулся умом – вместо того, чтобы как веками повелось, всеми силами поддерживать Береговое братство, взялся отлавливать знаменитых капитанов, всегда бывших истинной силой и защитой Сторна, и отдавать их на потеху жрецам. А тем, похоже, было все равно, кого приносить в жертву. Такая судьба не миновала двоюродного братца Таллера, да и сам капитан уже был одной ногой в пыточных застенках, когда боги прибрали старого господина и послали Сторну нового, куда боле достойного. И вот теперь он, капитан Таллер, гроза всего северного побережья Лаконы, в с кораблем-напарником эскортирует торговца, груженого оружием в Княжества. И, мало того, на его борту маг-ветровик, на зависть другим капитанам, настоящий мастер своего дела, и, что несколько менее приятно, но не менее полезно, молодой жрец Культа Великой акулы.
- … то есть уйти то уйдем, - юнец наконец-то отдышался, - Но нас заметят. И перехватят у устья Глены.
- Так что же, - капитан в задумчивости почесал затылок, - поворачиваем и ждем?
Стоявший рядом маг из Храма четырех ветров покачал головой:
-Я не успею так быстро сменить ветер. Рейдерам это безразлично, но «торговец» слишком тяжело гружен. На веслах не уйдет.
-Ну, тогда будем топить. Если ничего другого не остается.
А может, пропустят? – неуверенно заметил кто-то из команды, - Мы же «союзники»? Али война уже началась?
Аргумент был весомый, и какое-то время Таллер всерьез обдумывал вариант - отправится прямиком навстречу патрульным судам. Но…
Кто бы ни отвечал за охрану морских границ Лаконы, свое дело он знал туго: похоже, весь флот континентальной державы патрулировал море, досматривая все суда без разбору, плюя на флаг, и на передаваемые флажками сигналы о находящихся на борту дипломатических миссиях. Пройти в Княжества было можно – в конце концов, война еще не началась, но провезти оружие…. Уже который день маленький сторнийский флот игра в кошки-мышки с лаконцами, то и дело ускользая от патрулей, густой сетью опутавших прибрежные воды. И тут то худощавый юнец в хламиде жреца стал воистину незаменим. Но предел есть и любой магии, и любому везению. Пройти незаметно не удастся, пройти открыто без досмотра – тоже. А груженый наконечниками стрел и копий корабль – прямое свидетельство готовящейся войны и сговора Сторна и Княжеств. Да и что с ним сделают в камерах Культа в случае провала, капитану не хотелось даже думать.
- Нет, не пойдет. Боевая готовность. Дать сигнал та транспорт – пусть приотстанет. Команде – к оружию, свежую смену гребцов – на весла. Мачты уложить на палубу – диремы лаконцев медлительны при весельном ходе. Маг, нам нужен полный штиль.
Если на лаконских судах и заподозрили у приближающегося каравана недобрые намерения, то виду не подали. Две диремы лаконского флота, корабли, некогда принесшие победу в морской войне, неспешно скользили навстречу очередному (уже которому за недели патрулирования) купеческому каравану, униема же прибавив ходу, вырвалась вперед, стремясь как можно быстрее покончить с нудной процедурой досмотра. Когда капитан разведывательного судна понял, что именно его беспокоит в приближающихся лаконцах, было уже поздно: мерные удары гонга, доносившиеся с «рыбы-меч», ближайшей к лаконскому кораблю слились в частую дробь, задавая атакующий темп гребцам, весла с ожесточением вспенили волны и сторниец, едва ли не с места набрав невероятную для корабля скорость, ринулся на ошалевших от удивления и ужаса лаконцев.
Возможно, будь капитан униемы немного поопытнее, бой еще можно было повернуть с вою пользу, но именно этого бесценного качества и не хватало морякам страны, уже долгие годы ни с кем не сходившейся на море, и, в то же время, было в избытке у пиратов-сторнийцев, для которых война и жизнь были неразделимы. Униема попыталась отвернуть, и потому удар тарана пришелся в борт. На палубу обрушился дождь арбалетных болтов, сметая все живое…
- Табань! – на миг грозный рык Таллера перекрыл шум боя и жалобный треск тонущего судна врага. Рейдер подался назад, извлекая таран из борта раненого судна, словно клинок из смертельной раны. В стороне второй корабль бесстрашно шел на оставшиеся лаконские суда. Судя потому, как те рыскали в стороны, капитаны патруля все еще находились в шоке, не до конца поверив в случившееся. Таллер недобро усмехнулся – если у неповоротливых лаконских лоханок, всегда предпочитавших катапульты и баллисты таранам, и были надежды на победу, то они утекали с каждой секундой промедления, словно песок сквозь пальцы. Но вот, они, похоже, очнулись – с передней диремы в воздух взмыл размытый темный шар и приземлился рядом с атакующим кораблем Сторна. Рейдер ответил, и хотя единственная слабенькая баллиста не могла соперничать с вооружением диремы, морякам все же спокойнее, когда стреляешь во врага, а не просто несешься ему навстречу, каждый миг ожидая горшка с «адским огнем». Со второй «рыба-меч» выстрелили еще раз, и капитану показалась, что на борту диремы крошечная фигурка широко взмахнув руками рухнула на палубу, при этом что-то выронив. Через мгновение палубу лаконца охватило ослепительно-белое пламя.
«О как… Уронили горшок с этой проклятой смесью. Вот и славно… Однако, остался еще третий…» К чести лаконцев, даже оставшись в одиночестве, корабль не бросился наутек – с его палубы по прежнему летели каменные ядра и горшки с горящим зельем. Воодушевленный легкой победой рейдер-напарник, описал изящную дугу, заходя на противника с правого борта, судя по вспенившимся волнам, гребцы взяли атакующий темп, выкладываясь полностью, без остатка, разгоняя корабль до немыслимых тяжелым лаконским посудинам скоростей… тяжелое ядро ударило в борт «рыбы-меч» и изящный хищник, вдруг начал быстро оседать, теряя ход. Что поделаешь, за скорость приходилось платить тонкими бортами…. Но они все же успели – таран пробил борт лаконца с громоподобным треском и застрял. Таллер, уже подошедший к месту схватки видел, как попусту гребцы вспенивают волны, стремясь разорвать смертельные объятия тонущих кораблей, а в том что оба противника погружались в воду, не было сомнений. С  высокого борта диремы на палубу сторнийцев стальным дождем обрушивались стрелы и дротики. Пираты отвечали, и болты тяжелых арбалетов часто прошивали борт лаконского судна, собирая кровавую дань с перезаряжающих свое оружие стрелков. Вверх взлетели абордажные крючья… судя по всему ни один из противников не спешил умирать, опустив руки.
- Прибавить ходу! Изо всех сил! Поможем нашим! – стремительно летящий корабль вздрогнул, и хотя это и казалось невозможном, понесся еще быстрее. Но команда ведущего бой рейдера в помощи не нуждалась – еще никто не мог одолеть «акульих детей» в абордажном бою. И вот уже немногочисленные выжившие лаконские матросы беспорядочно сгрудились у последнего оплота защитников – капитанского мостика. И когда Таллер уже собирался отдать приказ забрасывать крючья, чтобы его ребята не остались вовсе без добычи, среди обороняющихся произошло какое-то движение: их ряды на миг разомкнулись и вперед выступил высокий человек с цепью капитана на груди. В руках мужчина с явным трудом удерживал большую глиняную сферу. Вот он воздел ее над головой….
Все сторнийцы разом поняли, что произойдет в следующий миг – слитно защелкали арбалеты, буквально прошивая хрупкую человеческую плоть, на палубе несколько клинков сорвались в полет, целя в грудь лаконца…. Но тех мгновений, что разделяли жизнь и смерть, хватило капитану диремы, чтобы с силой обрушить свой груз на палубу. Столб пламени взвился в небо…
С проклятиями матросы Таллера перерубили последние канаты… к счастью, крючьев успели забросить немного. Два корабля, превратившиеся в огромный погребальный костер, распространяли вокруг себя такой жар, что оставаться рядом дальше было попросту опасно. Выживших не было.
Вскоре переждавший бой в отдалении «торговец» и последний из сторнийских рейдеров, продолжая свою миссию, покинули место скоротечной схватки. Еще какое то время морской простор оглашали отчаянны вопли выживших матросов с потопленной таранным ударом униемы, но, по мере того, как море принимало уставших бороться людей в свои объятья, крики стихли. Лишь обломки дерева напоминали о том, что еще недавно здесь был бой.

***

- Нет, этого не может быть! Вы, должно быть, шутите, уважаемый… - граф Сирио ле Шеврез постарался сохранить на лице выражение, приличествующее человеку, услышавшему забавную шутку, но в голосе его предательски проступили молящие нотки, - На границе все тихо, да и зачем нашим славным соседям творить таоке? Нет, право же, это невозможно.
- Увы, - гость графа, сторнийский купец, разодетый в пестрое, дорогое одеяние, горестно вплеснул руками, - я всего лишь торговец, а не бродячий комедиант или поэт, а потому не в моих правилась сочинять небылицы. Истину говорю вам – не далее как день назад проплывая мимо деревушки, носящей название, Лаверна, мы не увидели ни домов, ни людей – лишь еще дымящиеся развалины и разбросанные на обгоревшей пристани тела. Конечно, мы не стали приставать к берегу из страха, что сотворившие подобное зверство еще там, но зато тут же поспешили оповестить Вас, доблестного главу гарнизона славного города Талавер.
Граф Сириа ле Шеврез был мужчиной, едва перешагнувшим середину жизни. И именно о таких рыцарях обычно мечтают молоденькие дворянки, о таких поют в преданиях, прославляющих мужество, мудрость и справедливость дворянского сословия. Прекрасное сложение, широкие плечи, острый взгляд карих глаз, едва заметная седина на висках… Казалось, самой судьбой ему предназначено вести в безудержную конную атаку молодых, жадных до славы рыцарей, наставлять их на путь доблести и чести, править вверенной ему провинцией железной рукой… Но так уж сложилось, что судьба уготовала Сирио родиться и прожить юность в годы мира. Нет, он конечно не раз побеждал на турнирах, слыл справедливым, но добрым правителем среди крестьян и горожан, в меру сил украшал окрестные леса телами редких в этих местах грабителей и прочего отребья… Но целая вырезанная деревня… Граф почувствовал, что почва уходит у него из под ног. Однако, гонец, принесший дурную весть, все еще сидел перед ним, а потому медлить не следовало:
- Что ж, скорбные вести вы принесли в мой дом, уважаемый. Но тем больше моя благодарность – лучше получать такие известия, когда следы убийц еще не остыли и есть надежда спросить с них полную цену. Вас отблагодарят….
- О, нет, не стоит, - гость протестующее замахал руками, - я всего лишь выполнил долг верного подданного империи.
Через час отряд рыцарей, большая часть талаверского гарнизона вылетел из ворот города и устремился к Лаверне. И хотя каждый из спешащих к месту описанной сторнийским купцом трагедии, пытался казаться спокойным, в душе еще жила безумная, глупая надежда – «А вдруг это всего лишь недоразумение, мираж, морок, и целые-невредимые жители приграничной деревушки со смехом встретят примчавшийся невесть зачем отряд»… Уже на следующее утро с последними остатками этой надежды пришлось проститься…
Все было не так, как описывал сторниец. Все было куда хуже. Если боевые лошади отнеслись к картинам смерти стоически, то о людях этого сказать было нельзя. Долг командира заставлял Сирио сдерживаться несмотря на смрад разлагающихся тел и запах гари, казалось, навечно въевшийся в это место, но когда взгляд графа скользнул по тому, что когда-то было грудным младенцем… Граф свесился с седла, в судорогах расставаясь со скудным походным завтраком. Его уже не волновало, как он выглядит в глазах своих людей. Липкий страх просачивался наружу из самих глубин сознания и, смешиваясь с гневом, порождал вязкую, мутную ненависть, застилающую сознание, гасящую все мысли, все желания, кроме одного – догнать… призвать к ответу… а потом… придти в дом убийц и вырвать сердца их детям женам и матерям, мстя даже не за мертвых, а за живых. За тех, кто сейчас расширившимися от ужаса глазами взирал на картину всеобщего избиения… за самого себя, за эти мгновения беспомощности и ужаса…
- Командир! Смотрите, - оруженосец Сирио протянул графу извлеченную из чьего-то тела стрелу, - такие здесь по всюду.
Графу, всю жизнь прожившему на границе с Лесом, понадобился лишь беглый взгляд, и он почти выплюнул, словно что-то мерзкое, отвратительное:
- Лесовики. Я всегда знал, что эти древесные ублюдки – настоящие звери, - от ненависти казалось, каждая жилка в теле графа напряглась, и треск сломавшейся стрелы прозвучал в тишине мертвой деревни подобно грому, словно чей то голос, голос бесконечно далекого, чужого существа ожил в его сознании, подсказывая, как поступить дальше, - Но я знаю что делать…
И столько ненависти послышалось в почти ласковом голосе командира, что его оруженосец, знавший графа как доброго человека, невольно отшатнулся. Меж тем, Сирио продолжал, повысив голос, чтобы его слышали все члены отряда:
- Сейчас мы отправимся в лес. Я знаю, где эти твари свили свое гнездо. Ну а там – захватим и разговорим кого-нибудь. И пойдем дальше. И так пока последний из нелюдей, обитающих под сенью деревьев и позорящих лес своим присутствием, не уйдет в небытие, испытывая те же муки, что и жители этой деревни! Мы спросим с них за все! И каждый из них сотни, тысячи раз пожалеет о том, что в черном сердце столько гнили!
Ответом на эту речь было молчание. Прибывшим в Лаверну рыцарям больше не требовались слова. В полном молчании отряд направился в сторону Леса, и если бы рядом оказался кто-нибудь, сведущий  в магии, то его поразила бы открывшаяся картина – черная четь опутывала отряд, лишь слегка колышась при их дружном, равномерном движении. И она не была плодом чьей-то злобной магии… спешащие убивать люди сами сплели ее, сами сковали себя узами ненависти.
Теперь пути назад не было. Война началась….