А вот в трилогии про цикл...ээ... что-то там о глазах дракона Алена Лекса, в которой подробно описывалось как вампир-злодей пытал и убивал своих жертв-девушек и тра@#!$лся с главным героем по его же собственному желанию [желанию главного героя]. Я считаю, что такие книги сжигать надо, а их авторов на учет ставить.

Ибо после того как я читал про такие вот гадости, у меня было ощущение не то что мне кто-то в душу нагадил, а как-будто у меня там целый общественный туалет устроили.

Многие из вас обвиняют Перумова, Сапковского и Мартина в извращениях описанных в их произведениях (да есть немного), но это никак не отразится на психике, читающего ребенка, или на настроении взрослого читателя.

Но если говорить о Перумове, которого человек старше 22 лет в своем уме читать просто не станет, если только по старой памяти или лулзов ради (имхо конечно)

Справа и слева надвинулись ещё двое варваров, держа в руках плошки с какой-то жирной мазью, и принялись деловито растирать ею тело Алиедоры. Не пропускался ни один кусочек кожи; от вонючего прогорклого жира, смешанного с ещё какой-то дрянью, доньята едва не лишилась чувств – но, к сожалению, не лишилась.

Начавший было охватывать её холод тотчас же отступил – вонючая жирная смесь грела не хуже тёплой шубы. Алиедора знала, что ей предстоит, – вернее, думала, что знает.

Быть может, в других обстоятельствах она бы и удостоила кора Дарбе чуть-чуть более внимательным взглядом – вожак варваров был прекрасно сложён, силён, обладал звериной грацией; полная противоположность увальню Байгли. Да и Дигвил Деррано показался бы рядом с ним слабаком-мальчишкой.

Сейчас же Алиедора, содрогаясь всем существом, глядела на предводителя северян – однако тот отнюдь не торопился вступить в права победителя. Просто стоял и молча смотрел на обнажённую Алиедору, смотрел равнодушно, без вожделения, чего можно было бы ожидать от молодого, полного сил мужчины.

Обмазывавшие доньяту жиром куда-то исчезли, вместо них появился всё тот же Хтафр – с маленьким кривым ножичком в руках, казавшимся нелепой игрушкой, почти утонувшей в огромном кулаке.

Северянин склонился над Алиедорой, и миг спустя та уже не верещала, а орала во всю мочь от боли – остриё ножичка сделало глубокий надрез на коже, на внутренней стороне щиколотки.

Доньяту самым натуральным образом резали. Неспешно, с чувством, ответственно и серьёзно. В надрезы, хоть и неглубокие, но обильно кровоточащие, сразу же втирался некий порошок с привычным уже кисло-металлическим запахом, и у Алиедоры, несмотря на боль и слёзы, всплыло нечто, заставившее подумать: «Многоножку высушили и в пыль истолкли». От этого снадобья в разрезе поселялась боль, да такая, что корчащаяся доньята едва не вырвалась из удерживающих её четырех пар рук.

«Но всё-таки, всё-таки, – билось в сознании, – мне надо просто потерпеть. Они не стали меня насиловать, они всё-таки преклоняются передо мной, это просто ритуал, боль, надо сжать зубы, надо потерпеть, потерпеть, потерпеть… Потому что наградой за терпение станут могущество и возможность отомстить».

А Хтафр никуда не торопился, неспешно выводя кровавые рисунки у Алиедоры на щиколотках, запястьях и плечах. От втёртого порошка раны горели, боль расползалась всё шире, доньяту начал колотить озноб, несмотря на покрывший её слой жирной мази.

Над ней творили сокровенное, не в храме, не в алтаре – на грязной деревянной колоде, среди снегов, рядом с догорающей деревушкой. Каменно-бесстрастные лица северян, словно и не корчилась прямо перед ними совершенно обнажённая девчонка.

Терри Гудкаинд извращенец, опять же имхо =)

Какое-то немного паталогичное творчество.

Единственное Перумов понимая что его читают подростки пишет такое. Но если это самое страшное в его творчестве то это не чернуха.

Ну, у Перумова все-таки есть хорошие вещи, АМДМ и первые книги по Фессу дадут тому же Сальваторе прикурить...