Модо «Навеяно неначавшейся Игрой»
- Явление Страда
- «Зачем? Какой простой вопрос…»
- «Уходил, надежды полный…»
- Имперский дух
- Атеистическое
- Революционное
- «Я не бог – я не знаю ответов…»
- Поминальная
- «Кофе в тонкой чашечке, с коньяком подмешанным…»
- Шабаш
- «Черным молотом…»
- Канцлер
- Император
- Нортми
- Один в поле не воин?
- Песня имперского ветерана пары десятков лет от роду
- Песня скифийского сепаратиста
- «С нами Фьеры, с нами Нортми…»
- «И глыбой высился Собор…»
- Имперский гимн
- «Взмах крылами… взмах клинками…»
- «Пойду. Все спето, все написано…»
- «Так и живем…»
- «Через неизменный мир…»
- Восточный орнамент
Явление Страда
Вот это - самое раннее…
Верная шпага и стиль «элегант», И два крыла за спиною. Выступил в круг государь-дуэлянт: «Ну, кто поспорит со мною? Я отвергаю ваш древний закон, Вас отвергаю как судей; Ведь короля назовут королем, Коль других принцев не будет». Встал северянин, повадками волк: «Кто ты – грозить нам расправой? Вряд ли из девки твоей выйдет толк, С нами же – древнее право!» «Древнее – дряхлое!», - щеголь сказал, - «Вечного нету на свете. То, что тебе твой отец передал, Вряд ли поймут твои дети… Впрочем, пустое! У вас один путь: Императрице присяга. Или родился уже кто-нибудь, Кто меня ближе со шпагой?» Все присягнули, лишь северный лорд Вышел, не хлопнув дверями. Был он безжалостен, честен и горд, И не спешил с козырями…
Далее - снова Страд. Порождено вопросом Всадника о его мотивах.
Зачем? Какой простой вопрос… Зачем я прорываюсь к трону? Ведь быть не может, чтоб всерьез Я пожелал себе корону. Зачем мне власть? К чему мне лесть, И липкий шепоток придворных, И вечно тлеющая месть Потомков чересчур упорных? И тошнотворный фимиам, И неподьемный свод приличий, И спешно выстроенный храм В честь незаслуженных отличий? Зачем? Вопросом задаюсь, Какой мне прок в ярме на шее? Но вверх и вверх все так же рвусь… Ну… может, чуточку мрачнее…
Вот это - после разговора с Фионой о происхождении Фьеров.
Уходил, надежды полный; Крепким килем резал волны Под узором белых молний. Как давно… Красной птицей вьется пламя. Чарочкой друзей помянем; Сами живы, сыты, пьяны. Что еще? Шпаги из холодной стали К нашим шкурам опоздали, Нас на месте не застали… Поищи! Утром девочка под боком Прослезилась ненароком – На нее – суровым оком: «Не пищи!». В золоте и белых шрамах, Поперек ветров упрямых, Наносящих соль на раны, В дом родной. Едким дымом, горьким ядом: «Прекрати! Уйди! Не надо! Здесь тебе давно не рады, Пес морской!» Черным жерлом пистолета Целься ровно на монету Вниз от обода берета, И – стреляй. Умереть, уснуть, забыться, Мира пересечь границу… «Здесь лежит пират, убийца, Негодяй».
Ну а вот это с игрой связано чисто вдоховительно… «Имперский дух», как бы…
Мы шли. На север, на восход, На прапорах неся орлов, И пирамидами голов Мы метили свои тихий ход. Хундсфельдов было штуки три, А пепелища не считали, Ну а на то, что мы украли, Сходи в музеи, посмотри. Под золотым крылом орла Мы прошагали четверть мира, И алтари чужих кумиров Палили всюду мы дотла. Мы шли. Весь этот белый свет Мы созерцали сквозь забрала; И властный окрик генерала Нам ветхий заменял завет. В сырых и сумрачных лесах Мы варварам рога ломали, А их вождей мы оставляли На прокормленье здешним псам. Ну а когда уперлись мы В железный строй иной державы, Убереглись мы от расправы Посредством только лишь зимы. А дальше – дальше мы восстали. Но… видно, был недобрый час. По всей стране ловили нас И вдоль дороги распинали. Ну что ж, сейчас и мне на крест… Ну, друг, спасибо за вниманье, Ты проявляешь пониманье, А где-то даже интерес. Упомяни меня в записках, Что пополняешь ты сейчас. Да, друг, похоже, что для нас Путь до потомков будет близок.
Атеистическое
Не коснулся меня слепой веры дурман. Сам себе я Лука, сам себе Каспиан. Твердо верю я в шпагу, в горячую кровь И в чечетку потертых, но прочных подков. В рай дорога пустынная – не для меня. Я не верую в крылья, я верю в коня; Я не верую в нимб, верю только в свечу. Отпущенья грехов я не дам палачу. Сам себе я Лука, сам себе Каспиан, Сам себе я пророк, сам себя я смутьян. Сам себе еретик, и апостол, и черт. Предпочту я распятью наточенный корд. Храм мой там, где течет молодое вино, А мой ангел-хранитель убрался давно. Исповедуюсь я только сам пред собой, Инквизиторы ходят за мною гурьбой. Ждет костер меня в будущем, ну а пока Сам себе Каспиан, сам себе я Лука
Революционное
Едва не уничтожено после прослушивания «Смутного времени».
Флаг подниму над горящим дворцом, Раннему снегу подставлю лицо. Снег будто пух: нет ни ветра, ни стужи; Снег заметает багровые лужи. Бьется Империя в кашле кровавом, На перекрестках творится расправа; Плавится в пламени трон золотой Символом свергнутой власти пустой; Замок пылает упавшей звездой… Хочется времени крикнуть: «Постой! Остановись, о прекраснейший миг! Ты – монумент, что себе я воздвиг…»». В пламенной чаше очистится мир. Где ты, господь, слабых духом кумир? Перепишу я твой замысел вновь, Станет чернилами теплая кровь. Золото – пыль, только память важна: Память людская – бессмертью цена. Нас будут помнить… хотя бы на страх. Нас будут помнить за кровь на руках. Памяти в жертву страну я принес, Не проливая по родине слез.
Я не бог – я не знаю ответов; Не пророк – я не видел грядущего; Не Мессия – не будет заветов; И не дух – я не чувствую сущего. Я не праведник – я живу жадно; И не ангел – в душе моей ночь; Не герой (это, впрочем досадно…), Не злодей – «думать»» не значит «мочь». Кто же я? Пустота. Чья-то выдумка. Описав, позабыли назвать. Будто бы персонаж неотыгранный, Чей удел – одну фразу сказать.
Поминальная
Струны странные – как раскаленные – Трону я пальцами, эхо родив; Озера чистого, леса зеленого Говор в прощальную песнь превратив. Плачет гитара под тонкими пальцами, Плачет о тех, кого мне не вернуть; Тех, что бессонными были скитальцами; Тех, что смогли только в смерти уснуть. Сотня курганов – единственный памятник, И в изголовьях – мечи, как кресты. Вряд ли найдется тут хоть один праведник, Любящий ближнего, чтящий посты. Было сраженье милей литургии; Шлемы несли горделивей венцов; Ножен не знали мечи дорогие, Руки знававшие ваших отцов… Здесь упокоен отряд без остатка: Что за остаток – один менестрель? Вы полегли, не нарушив порядка Даже под тучею жалящих стрел. Спите спокойно… Отряд не погибнет. Бард-капитан – понимаю, смешно… Но я управлюсь… и память не сгинет. Все остальное – уже все равно.
Кофе в тонкой чашечке, с коньяком подмешанным… Мы болтали с демоном, словно два помешанных. Я спросил у демона: «Душу мою хочется?». «Незачем – ей все равно в преисподней корчиться». Говорю: «И что ж теперь, сатанистом сделаться?» Отвечает: «Все это – детские поделочки… Девочки затертые, пьяненькие сволочи, Пентаграммы жалкие из обрезков ёлочьих…». «Ну тогда что ж ты сидишь, хрупаешь печеньице?» «Да не знаю, просто так – все же развлеченьице». «Ну, тогда по стопочке?»; «Водочку не жалую, Заливайся, если хошь; мне – коньяк, пожалуйста…». «Пить отбил охоту мне… ты не ангел бывший ли?»; «Все мы, парень, ангелы, трюки позабывши…». Улетел, шатаючись… перебрал горячего… Как и я – не могут быть черти настоящими… Только ощущается хвост пониже талии… Знать, не зря до солнышка с демоном болтали мы…
Шабаш
Матовой серебряной монетой Над горою вновь луна зависла. Тишина. Ведь в ночку вроде этой Не услышишь баб крестьянских визга. Эта ночь – не просто ночь. Послушай! Эта ночь – для Дам и кавалеров. В эту ночь мы оголяем души – Эротичней, чем нагое тело. И во славу Тройственной богини Взявшись за руки, мы танцевали. И пускай весь миг сейчас погибнет – Может быть, о том мы и мечтали… Но клинок в руке – орудие Смерти – Ради Жизни о скалу сломаю, И в мотив войдут аплодисменты… Боги… наконец-то понимаю… Кто-то пел под переливы рога… Засмеявшись громко и победно, Та, ради кого оставил Бога, Рыжая, какой должна быть ведьма, В сторону от хора увлекает. Праздник Жизни! На алтарь Богини Я возлягу, как она желает. Камень – что пуховая перина. Не под клык друидского кинжала – Для любви под выцветшей луною Я на алтаре. Так пожелала Та, что ныне стала мне женою. Утоплю в болоте я распятье И уйду вслед за своей любовью… Дети Монсегюра – мои братья; Magna Mater стала мне свекровью.
Непонятно что касательно Коннлантского восстания.
Черным молотом Ты в набат ударь. Не расколется – Зазвучит, как встарь. Сотрясается Будто весь собор, Собирается Люд на общий сбор. Площадь полнится Недовольными, Не забывшими, Неспокойными. Ярость выплесни В черные слова. Пусть уверятся, Что страна жива, Вместе с Фростами Жили много лет, Но нас бросили, Словно горсть монет, Как баранью кость Иберийским псам. Но незваный гость Не усядется! Поднимись, Коннлант! Фермер и моряк, И негоциант, И дворянин-хват. Что Империя? Пыль на сапогах. Что нам Иберо? Пятна на ножах.
Канцлер
В Шенбрунне сумерки густы – Легко и затеряться. Того, кого не видишь ты, Верней всего бояться. Пусть не выходит он на свет – Он любит форму тени. У трона Рунна много лет Витали привиденья, Но Барна перещеголял Их всех по части скрытности, А также, хоть он и скрывал, По части ненасытности. И с тенью в солнечный денек Прогуливаясь парно, Вглядитесь в тень на долгий срок – Возможно, это Барна…
Император
Южное солнце, песка по колено, Но мы – Имперцы, войско без пленных! Нами командует сам Ипсиланти. Что ж вы, язычники? Ну-ка, достаньте! Пенятся волны под килем драккара. Будет пиратам суровая кара. Артур из Фростов шутить не умеет – Много веревок на многие шеи. За океаном, в бескрайних пампасах, Встретил Диего индейские массы, И уж не первый сановный индеец Зубы ломает о южных гвардейцев. …А в кабинете шенбруннском темно. Девочек портит, хлебая вино, Наш молодой и спесивый правитель. Нужен ли войску ТАКОЙ покровитель?
Нортми
Небо серое – сквозь перекресток нитей: Паутины толстый слой на наших лицах. Постарался наш невидимый «хранитель» - Сквозь густую паутину не пробиться. Паутина эта липкая, как взгляды; Ее шорох – шепотками за спиною. Попадешь в нее – не дергайся, не надо, Все равно придут из центра за тобою И в подвале канцелярии старинной В грудь вопьются, кровь и сведенья глотая, Каждым фактом укрепляя паутину, От тебя лишь оболочку оставляя… Среди бледных и пугающих узоров Черный герцог, генерал над пауками, Всю Империю охватывает взором… Все мы – мухи под паучьими клыками…
Один в поле не воин?
В тот чертов день я сделал все, что мог: Зашел в расщелину и обнажил клинок. Окинул взором Ту щель, что скоро Мне станет склепом – от иллюзий я далек. И вот зашел в ущелье вражий авангард, Играет солнца луч на золоте их гард. Труба пропела… Ну что ж, за дело; И очень важен в деле том удачный старт… …Да эта булава – что осадной таран! И льется кровь из двух десятков мелких ран… Но я не умер! Еще не умер! И путь освободить им явно не пора. …Вороны вьются: им сегодня будет пир. Эх, не дождался меня маршальский мундир! В путь провожая Вороньим граем, В глазах моих помалу меркнет этот мир.
Песня имперского ветерана пары десятков лет от роду
«…Спи, сколько хочешь, и полно еды;
И дальние края увидишь ты
В Имперской армии,
Ооо, в Имперской армии».
Как говорил тогда вербовщик-гад:
«Страна нуждается в тебе, солдат!
Теперь ты в армии!
Ооо, в Имперской армии.
В своей деревне будешь ты герой,
Когда вернешься ты с передовой,
И снова в армию!
Ооо, и снова в армию!»
Мы все смеялись по пути в Коннлант,
Не зная, что мы едем прямо в ад
Со всею армией!
Ооо, с Имперской армией!
Пули пролетали над головой…
Ядра пролетали над головой,
А мы стояли, сохраняя строй
Имперской армии!
Ооо, Имперской армии!
Нас накрыли на вечерней заре,
Серажан орал нам: «СТРОЙТЕСЬ В КАРЕ!
Вы все же в армии!
Ооо, Имперской армии!»
Нам приказали целиться на звук,
Но мой мушкет плясал от дрожи рук,
И так вся армия!
Ооо, и так вся армия!
Безлунной ночью слыша стали звон,
Я думал: «Может быть, всё это сон,
Вся эта армия?
Ооо, вся эта армия…»
Песня скифийского сепаратиста
Как угли песок, солнце - что пожар…
А язычник быстр, как ночной кошмар.
От стрелы уйти, лучника отвлечь…
Да в конце пути угодил на меч.
Ой, да только конь мой вороной,
Да клинок стальной.
Ой, лес да бурдюк вина…
Ой, да матушка-княжна.
Я пришел с войны без одной руки;
Глядь - в деревне нет мяса да муки,
И над церковью да имперский флаг…
Разве ж без него и нельзя никак?
Ой, да только конь мой вороной,
Да клинок стальной.
Ой, лес да бурдюк вина…
Ой, да матушка-княжна.
Наши пращуры били рыцарей.
Не желаем мы да чужих царей.
Знать, придется нам кровушки пролить,
А то от южан стало уж не жить.
Ой, да только конь мой вороной,
Да клинок стальной.
Ой, лес да бурдюк вина…
Ой, да матушка-княжна.
Мужиков собрал да клинков достал,
Что успел - спалил, только крестик взял.
В дебрях будем жить да нести свой крест…
Много нас таких угодило в лес.
Ой, да только конь мой вороной,
Да клинок стальной.
Ой, лес да бурдюк вина…
Ой, да матушка-княжна.
С нами Фьеры, с нами Нортми;
Изысканное общество я вижу в эти дни.
Здесь правит дипломатия, любимая жена обмана.
Серьезные беседы: торговля и казна,
И сколько до победы, и кому она нужна…
Но тут кто-то сказал: «Пойдем к Лианне!»
Лианна? А кто это - Лианна?
А что это за девочка и где она живет?
Давайте-ка пропустим её на трон вперед,
А после всей компанием возьмем да и придем к Лианне!
Красиво одевается, красиво говорит,
А если заскучает, а если захандрит -
Вот тогда мы всей компанией возьмем да и придем к Лианне!
Вот Диего, вот Эстерад,
И наблюдать друг друга ни один из них не рад.
Пока никто не умер, признаться, это как-то странно…
Уже видны их шпаги и их шансы на успех.
Ссылаясь на бумаги, Император строит всех,
А после говорит всем: «А пойдем к Лианне!»
Лианна? А кто это - Лианна?
А что это за девочка и где она живет?
Давайте-ка пропустим её на трон вперед,
А после всей компанием возьмем да и придем к Лианне!
Красиво одевается, красиво говорит,
А если заскучает, а если захандрит -
Вот тогда мы всей компанией возьмем да и придем к Лианне!
С нами Каэ, Анжи и Рон,
А ее брат Рауль из фляжки тихо цедит ром,
Хоть при его деньгах он мог бы принимать из рома ванны…
Дамы танцуют, Эдвар пьет,
А Дирок де ла Прад что-то приятное поет…
Эй, Дирок! А спой Лианне!
Лианна? А кто это - Лианна?
А что это за девочка и где она живет?
Давайте-ка пропустим её на трон вперед,
А после всей компанием возьмем да и придем к Лианне!
Красиво одевается, красиво говорит,
А если заскучает, а если захандрит -
Вот тогда мы всей компанией возьмем да и придем к Лианне!
И я пошел, но Страд пинками выбросил меня из зданья…
Небольшое, не имеющее к Игре отношения.
И глыбой высился Собор; кричали птицы; И мне напутствие читал святой отец… А я стоял у алтаря, суровый рыцарь: Матерый хищник у кормушки для овец. Стоял, в зубах сжимая боль, перед Распятым, Перед портретом слабака и подлеца… Стоял я и от униженья чуть не плакал… Струились в уши благоглупости отца… В пол не смотрел я, как положено мокрице (ведь человек для Церкви вряд ли лучше вши). Нет, все то время, что напутствие продлится, Смотреть я буду только лишь на витражи. А после выведут на площадь и – finita… Не даром сложен был на площади костер. Но страх и боль – пусть ненадолго, но забыты. В глазах моих сейчас – лучей цветистый хор…
Имперский гимн
Союз нерушимый владетельных герцогств
Мечом Александр Великий сплотил;
И город родной своего царства сердцем
На веки веков гордо провозгласил.
Славься, Империя, Богом хранимая,
Лучших людей ты ведешь за собой!
Счастием полная, несокрушимая,
Славься, страна, мы гордимся тобой!
От гор на востоке до западных прерий
Живут, уважая Имперский закон.
Здесь каждый в Спасителя нашего верит,
И каждый властитель с наукой знаком.
Славься, Империя, Богом хранимая,
Лучших людей ты ведешь за собой!
Счастием полная, несокрушимая,
Славься, страна, мы гордимся тобой!
Взмах крылами… взмах клинками… Под ногами – серый камень. Выдыхая граем враньим, Убираюсь вдаль от рая. Обездушенные лица, Глазки – будто бы бойницы… И на белой кобылице Впереди… палач иль рыцарь? Проклинать или молиться? Обернуться бы мне птицей… Или лучше утопиться – Пытки могут долго длиться… Позади – огонь и копоть, И луны желтеет ломоть, И воспрянувшая совесть Призывает пулю слопать. Тот, напротив – боя гений… Шпага к горлу – без сомнений. «Опуститесь на колени. Узурпатор! Ты – мой пленник!»
Пойду. Все спето, все написано, И камни все в карманы собраны; И кем-то жизнь моя описана В богатых, ярких, лживых образах; И на парадном на портрете я Сверкаю искрами лиловыми; И за моей спиною Сеятель Поставлен клириками новыми; И за хмельным каким-то варевом Меня лишь судят сотни деятелей; И мое имя словно маревом Вползает даже в сказки детские. Облеплен ложью, словно мухами, Я похоронен раньше казни… Я похоронен – злыми слухами, Я похоронен – языками. …Надежду не увяжешь с трупами. К чему спасать уже убитое? Хотели стать богами, глупые… Теперь хотим мы стать забытыми.
Так и живем. Не рыцари, не дамы. Так и живем – у мира в уголке. Так и живем – через порог от мамы. Так и живем – легко и налегке. Так и живем – то медленно, то скучно… Так и живем – не замок, не дворец. Так и живем, от дома неотлучно… Так и живем – живем же, наконец! Так и живем – хотя хотел иначе! Так и живем – без счастья, без обид. Так и живем, и в плед тихонько плачем. Так и живем, кто бытом не убит. Так и живем – а может, существуем? Так и живем, и время – без конца… Так и живем – нисколько не тоскуя, Так и живем – в халате от отца. Так и живем. Что модно - то читаем… Так и живем, сквозь листики газет. Так и живем, и больше не мечтаем… Так и живем. Хотя, наверно, нет…
Через неизменный мир Мы несемся, изменяясь, И, с собой-не-тем прощаясь, Не даем прощальный пир. Сквозь инертные тела Души с воплями несутся. Кто сумеет прикоснуться – Тот вершит свои дела. Через мерзлые нейроны Пролетают волны тока: Мысли Запада, Востока, Мысли плебса и короны. Через скованные глазки Выражения мелькают: Спесь блаженство подменяет, Чтобы вахту сдать опаске. И голосовые связки, Что сомкнулись неразрывно, То исторгнут стон призывный, То команду к адской пляске…
Восточный орнамент
Под конские копыта бросим Неправый мир. У нас бойцов – что зерен проса; Дрожи, кафир! Пророка меч, гроза неверных, Шейх-уль-Ислам Корит над бейтами усердно, Скрипит калам. …А солнце жжет багровым оком, Сесть не спешит. Крепись! Ты – родственник Пророка, Ты – курайшит! Кафиров бич, услада предков И гордость жен, Теплом песка, дыханьем ветра Вооружен. …Кривым клинком разрезав солнце И выпив ночь, Поэт проснется полководцем. Пергамент – прочь. Что нам поход, что нам пустыня? Не до жары, Ведь впереди лежит святыня – Мечеть Скалы…