Rigan

           

            29 число месяца Домоседства. И.. дальше тишина..

           

            "Больно? Нет.. Все, как надо.. " Под неумолимыми когтями хрустнул очередной враг. Она не видела, но вся светилась багрянным пламенем. Защитная сила обратилась в разрущающую. Рвующегося вперед зверя уже никто не мог сдержать. Она не искала смерти, она пыталась утолить чувство мести все более разжигаемое с гибелью каждого врага. Все более яростно-рвущего ее человеческое сердце. Зверь не чувствовал боли, зверь хотел битвы. Серебристая шкура залитая потоком чужой крови превратилась в пугающий, алый саван. И она танцевала в нем среди них. Среди врагов и друзей. Она ждала рассвета, сжимая в очередной раз клыки вокруг глотки еще одного врага, чьи зубы лишь чуть опоздали, не успев коснутся звериного горла. И снова рычание - бросок... Она не поняла в какой миг завершилась битва. Просто вдруг не кто уже не стремился убить. Вся залитая кровью поляна ярко-освещалась лучами зимнего солнца. Снега не было. Он расстаял от крови вампиров и людей. Огромная, когда-то снежно-серебристая кошка стояла среди искромсанных врагов и оглядывалась, с трудом веря, что больше некого рвать и терзать... Терзать так, как терзалось ее сердце, потерявшее Друга. До нее с трудом доковыляли еще два оборотня, но первая вдруг пружинисто отпрыгнула и подняв морду к холодно-сиявшим небесам - завыла. Протяжный вой подхватили два голоса... Странная молитва оборвалась рычанием. Риган опустила голову и поплелась в лес. Она не оглянулась на сестру и Виктара, что изумленно переглянувшись, пошли следом. Ри просто шла к лесу с трудом передвигая лапы и все ниже опуская широколобую головенку. Краем глаза она видела, как оставшиеся в живых готовятся отступать к Тилу. Кто остался в живых? Это ее уже не волновало. Тот - единственный, кого она поклялась защитить - уже был далеко от этого мира. Кошка мрачно шла в чащу. Слипшаяся от крови шерсть зудела и это ей не нравилось. Изо рта ее все чаще вырывалось хриплое рычание и чуть слышный, тоскливый вой... Сверкающая гладь воды остановила ее ход. Кошка решительно зашла в воду и принялась тщательно мыться. Большие лапы упрямо и упорно скребли шубку, очищая ее от чужого запаха и крови. Через пару мгновений рядом с ней оказалась сестра и огромный волколак. Звери мыли друг друга, чуть слышно огрызаясь. А затем они дружно взялись мыть угрюмо рычащую Риган. Фаэнна попыталась фыркнуть, но мрачный изподлобья взгляд сестры остановил ее. После того, как шерстка кошек вновь засверкала серебристым блеском, а серая шкура волка стала гладко-блестящей от чистоты, звери все так же молча вышли из воды, яростно отряхиваясь и бросились, не сговариваясь, в Тил. Но как только они оказались за стенами, Риган быстро прыгнула в сторону и исчезла между деревьев.. Фа хотела бросится за ней, но ее остановил Виктар, ухватив кошку зубами за плечо и ощутимо сжав. Тихое ворчание было прервано жалобным рычанием. Они молча опустили головы, сознавая, что их сестре сейчас никто не поможет..

            ..Риган не считала сколько прошло часов, не следила за поворотами солнца.. Лишь дождавшись, когда люди проведут свои глупые церемонии и опустят тело Последнего Князя на землю для прощания, она рванулась к нему и, в миг яростно разметав всех вокруг, застыла над ним. Большие серебрянные глаза с золотыми зрачками все пытались найти хоть малейшее движение в навеки застывшем человеке. Но нет. Он уже никогда не посмотрит на ту, которую назвал когда-то сестрой. Никогда не притянет ее голову к себе, тихо утешая даже не словами, а лишь невыразимым спокойствием, которое хранилось в его ладонях, груди, сердце.. Риган упала. Упала рядом, прильнув горячее головой к застывшей руке Князя Эвора, ушедшего в Лес так далеко, что уже никогда она не сможет его догнать и, опрокинув, заявить что снова нашла его и не дала скрыться.. Она упала и снова в глупой попытке проснутся от невыразимого сна отчаянья, коснулась холодным носом его руки. Нет. Его нет. Кошка застонала почти как человек и на брюхе отползла от тела, позволяя людям завершить свои церемонии. Рядом послышались знакомые голоса, но Ри лишь ползла и ползла прочь, пытаясь не слышать, не видеть, не ощущать:

            - Риган..

            - Сестренка.. Сестричка..

            Серебристая голова с крепко прижатыми к ней ушами, резко повернулась к ним. Оскаленные клыки испугали даже Фаэнну. В глазах не было ничего человеческого. Зверь рвался на части от боли и бессилия..

            .. Прошло два дня, когда Фаэнна проходя мимо могил, привычно подняла голову, ища в ветвях стоящих вокруг деревьев сестру и не находя ее. Девушка изумленно огляделась и неожиданно прижала руку к губам. Знакомая, серебристая фигурка безжизненно застыла на земле, прижимаясь всем телом к тому месту, где навсегда скрылся от нее Князь.. Друг.. Брат. Фа сделала несколько шагов и по еле слышному рычанию поняла, что сестра пока еще жива.

           

           

           

           

           

           

           

           

           

            Саола

           

            30 день месяца Домоседства. Перед рассветом.

            Сторн.

           

            Нос лодки с тихим шорохом коснулся прибрежного песка, и сопровождающий их сторниец привычным движением забросил весла на дно посудины, давая понять, что плавание окончено.

            До рассвета еще не меньше часа.

            Саола шагнула на сторнийскую землю первой. Морской ветер, влажный холодный песок и скалы, ничего больше. Эти острова никогда не были щедры к людям, но и те, кто выбрал эти места своим домом, никогда не пытались кормиться с этой скудной земли. Сторнийцы всегда жили войной. Лучшего места для своего возрождения Дориан и придумать не смог бы.

            Последний глоток, пустая фляжка с тихим глухим звуком ударилась о землю, и Саола, оторвавшись от созерцания этого безжизненного мира, обернулась к своим спутникам.

            - Возвращайся на корабль. Лодка и живой человек на берегу привлекут ненужное внимание, - медленно, отдавая себе отчет в каждом слове, произнесла Саола.

            - Но, - оставшийся для чародейки безымянным сторниец удивленно посмотрел на молодую женщину, отдававшую столь странный его пониманию приказ, - Мне приказано ждать вашего возвращения.

            - Ты хочешь выжить? - только взгляд.

            Она пошла прочь, не дожидаясь его ответа и уже через несколько шагов услышала тихий плеск весел.

            Для Сингреллин у Саолы слов не было. Прежде она могла бы ненавидеть это порождение ночи, бросившее первую каплю заразы приведшую к гибели Криэрана, но ненависть давно умерла, оставив на месте себя Силу, память, и смешенную с горечью пустоту. Все что Саола де Риэ, княжна Темноброда, служительница Гильдии, Императрица Лаконы, одна из Четверых могла любить или ненавидеть, все те чувства, которые она привыкла день за днем носить в своем сердце, остались позади, с первым прикосновением ее ног к этой мертвой земле.

            Оружию должно разить врага, не отвлекая себя на столь незначительные мелочи, как боль и страх. Не говорить, даже не думать, просто идти, шаг за шагом вперед.... Это не сложно, если побороть в себе желание посмотреть назад, где в первом зареве рассвета уже можно различить два корабля на неподвижной глади воды...

            Скалы, ведущие от залива к городу, на редкость напоминали ступени, ветер срывал капюшон, но Сила надежно защищала свою носительницу от чужих глаз, а окружающий холод не мог сравниться с ледяным касанием голода ее собственного Дара.

            Сто сорок шесть ступеней, спиной к морю, лицом к городу.... Еще одна мертвая Цитадель, угольно черные стены и темное не тронутое солнечным светом небо, тянущее к крышам словно дымные пальцы рваных туч. Совсем иной город, но вместе с ним было здесь в самом воздухе в нависшей безмолвности, в полном отсутствии жизни, что-то роднившее эти стены с раскаленным летним небом и белым городом у берега моря, каким она видела Криэран в тот последний день его существования, в последний день своего бытия человеком.

            В этот раз ей не нужно даже идти туда....

            Сила слишком долго ждала, она слишком голодна и нетерпелива, но она подождет еще, до времени, что ей несколько часов в сравнении с тем временем, которое Саола не давала ей пробудиться.

            Ждать....

            Прижав к груди тонкий сторнийский клинок, девушка, не спеша, запахнулась в показавшийся ей чрезвычайно тонким плащ, неподвижно села на земле и закрыла глаза, невидимая в тени скал. Сила все еще дремала глубоко внутри, скрывая и человеческую и чародейскую сущность посланницы Леса. Саола знала, что так ее не обнаружит не взгляд, не магическое чутье врага. И тут в конце пути, известного лишь Властителям Сторна, она чувствовала себя почти в безопасности. Во всяком случае, шанс, что Тени побеспокоят ее здесь, был не большим, чем в любой ином месте этого мира.

            Где-то не далеко по камням скатывалась вода, капля за каплей отсчитывая бесконечно долгие мгновения. Тишина.... Ожидание...

           

           

            Мирта ле Тойе

           

            Мирта все ниже наклонялась к морю. Вода ей не чужая, если шагнуть, то она просто теснее сольется со своей стихией. Качанье волн гипнотизировало, обезволивая и обещая новую, совершенно не страшную судьбу.

            Если решиться.

            А если нет, то не надо слушать этот шепот - он никогда не дает всего, что с такой готовностью обещает. Как бы больно ни было... не надо.

            Оторвав взгляд от морского простора она глубоко вздохнула, борясь с головокружением.

            - Говорят, все маги безумны. Ваша Четверка наверняка: вы тянетесь к смерти как к любимой подруге, - Адриан снова появился неожиданно. - Ты решила утонуть, не дожидаясь битвы?

            - Эвор умер. Вчера. - Ясновидение - проклятый дар. Она видела его глаза, когда он умирал, в них не было упрека, и ее вина казалась еще тяжелее.

            - Я знаю, - после долгого молчания отозвался маг, - ты в этом не виновата.

            - А кто тогда! - Мирта выкрикнула это, пытаясь пробить его невозмутимость.

            - Тебе так плохо, оттого, что ты его любила, или потому, что так и не смогла полюбить? - спокойно и жестко спросил он. - Это больно, а я, несомненно, просто бездушен, - в глубоком голосе прорезался сарказм, - Но я не хочу всю оставшуюся жизнь соперничать с мертвецом. Подумай об этом.

            В наступившей тишине, среди наползающего тумана, казалось, больше ничего нет, кроме двух людей. Время, когда можно смело говорить о том, что чувствуешь. Одни мысли на двоих, но хочется сказать их вслух, чтобы тебе, тоже вслух, ответили то, что ты и так знаешь.

            - Мне страшно, - ее шепот был еле слышен.

            - Ты справишься, - он осторожно сжал ее руку, - Я буду с тобой. И потом, конец света - это страшно только в первый раз...

            Она скорее почувствовала, чем увидела его усмешку. Со смешком, больше напоминающим всхлип, Мирта уткнулась в плечо магу.

            Двое людей замерли, пытаясь обмануть время. Оно просто не увидит их, пройдет мимо, и все обязательно будет хорошо.

            О чем должен думать Великий Маг перед Великой Битвой? И должен ли он вообще думать? Сейчас - точно нет. Ничего придумать уже нельзя. Она положила аккуратно сложенный плащ на постель и вышла из каюты.

            Их Рубеж пришел к ним, или они, наконец, дошли до него. "Ты умеешь убивать?" - всплыли в памяти слова из давнего разговора и закружились, неотвязно звуча в ушах: "Умеешь... убивать?" Если остановиться и вступить в спор - не сделаешь и шагу дальше. Девушка качнула головой, отгоняя навязчивый шепот. Вперед, не замедляя шагов.

            Сила была совсем рядом, и в такие моменты Мирта не была одна. Их четверо, и сейчас она чувствует еле сдерживаемое напряжение Вэла, спокойную и чуть грустную собранность Саолы, недетскую серьезность Алека... Чувствует своих врагов, над которыми расправила крылья тысячелетняя ненависть. Зрелая, страшная, нечеловеческая.

            Что есть у них против многих веков во тьме, когда остается только одно желание: убить других, за то, что они не такие, или сделать их подобными себе? Ее Стихия несет жизнь, сегодня она будет уничтожать.

            Она шла по палубе мимо замерших людей. Кажется, ее окликнул Нико, кажется, рядом с ним стоял Гунла...потом, все потом. Оно обязательно будет, это "потом", даже если она его не увидит.

            Адриан не подошел - просто стоял и смотрел.

            "Боишься?" - пристальный взгляд черных глаз.

            "С тобой - нет" - легкий кивок головой.

            Рядом встал Вэл. Обмен взглядами, улыбками, касание руки. Больше они себе не принадлежат. Мирта закрыла глаза, и осталось только качание волн и шелест ветра.

            Я - вода. Сегодня я баюкаю флот Сторна, льну к скалам Тысячи Островов. Я обещаю, но те глупцы, что слишком доверяются моим обещаниям, никогда не дождутся их исполнения. Стихия может быть ласковой и тихой, а может - грозной и могучей. Это могущество никогда не опьяняет - Стихии нет дела до власти. Слушайте эту песню, замирайте от восторга, а когда вы поймете, что попались, будет слишком поздно...

            Она уже видела это - во сне. Огромная волна, увенчанная белым пенным гребнем, росла и росла - замерла на одно биение сердца - и страшно обрушилась на скалы Сторна.

            Девушка в насквозь промокшей одежде торжествующе засмеялась, протягивая руки к взбесившемуся морю. Ветер подхватил ее смех и разнес над водой. Песня Волн только начиналась.

           

           

            Вэл Горн

           

            Что было рубежом - не ответил бы сам Адриан. Но пересекая его, он понял - последний рубеж. И было не понять: день или ночь, утро или вечер. Просто было надо. Пора. Вэл медленно поднялся на палубу, окидывая взором морской простор. В сиренево-туманной дымке, окутавшей прибрежье Сторна. Ветра не было. В тумане было тяжело дышать, казалось, что властная рука постепенно сжимает грудь, добираясь до сердца. И он, как ни странно, усмехнулся, узнавая чья это рука. Повернувшись - встретился взглядом с Миртой. Поразительно до чего схожи были сейчас глаза двух магов. Человек - Вэл Горн - привычно улыбнулся. Маг Ветра лишь почувствовал родственную силу, ему было безразлична человеческая суть, что несла в мир его душу - Дыхание Ветра. Вэл отвернулся, вглядываясь в сиреневую дымку над водой. Человек в последний раз ощутил разрывающий грудную клетку вдох. В последний раз перед боем ничтожно слабое тело попыталось справится с разрывающей силой Стихии. Не вышло. Он еще успел ощутить тысячи звезд, вонзившихся в его тело. Остальное был ни он. Даже боли от разрушающегося сознания человек уже не почувствовал. А Стихия впитывала силу от разрывающихся в ей подвластном мире звезд.. Сила Стихии расправила все свои крылья.

            Стылая, серовато-сиреневая мгла раступалась неохотно, позволяя скользить сквозь себя. Сила шла через чуждый мир, ища то, что хотела найти. Шла неощутимой поступью, едва касаясь воды, которая в ответ тихим всплеском раступалась, давая проход. Корабли. Огромные корабли Сторна, скользящие средь вод, несли своим зазнавшимся противникам неминуемую гибель. Те, кто правил ими оставались моряками, рожденным для управления морем. Плавно окружая чужаков, вампиры не полагались только на свою сверхсилу. Они вели бой: флот против двух суденышек... И Дыхание Ветра переплетающегося с Песней Волн...

            Первый удар был почти неощутим: флагман идущий прямо на правый борт корабля, где у руля возвышалась твердокаменная фигура Иванэ де Амарра, вдруг закружился на месте и полотна парусов заплескались в бессилии, ловя встречные потоки ветра, сталкивающиеся друг с другом и кренящие мачты. Свистопляска одного из кораблей чуть изменила шаг остальных. Судна ускорили бег, а тишину вод охватил один мощный вздох. Водянной столб остановил кружение, поглащая корабль и утягивая тех, кто не успел уйти с опасной тропы. Но сила противостоящая Стихиям тоже была неумолима и явно умела смеятся в отличии от своих противников. Мощнейщий залп вспенил воды рядом с тонущим флагманом, прекращая его агонию и отталкивая волной остальные. Сиреневая тьма сгустилась еще сильнее, но на считанные минуты. Что-то мешало ей полностью поглотить мир вокруг. Воздушный, стремительный поток промчался к острову и снес пару каменых глыб, покатив их в арьергарде флота вампиров. Это было похоже на игру. Это и была большая игра внимания, дерзости, наглости одной Силы против другой. Каменные глыбы вознеслись над флотилией кораблей и закружились в воздухе, выискивая место для приземления.. или выжидая. В одинокие судна полетели ядра, стемясь потопить, но рулевые четко повернулись, отплывая и вновь возращаясь. Их судна пытались постоянно находится напротив противника, которому магическая сила не давала окружить их. Тот, кто двигал корабли обладал не менее упорной и своенравной Силой. Облако мглы стремительно пронеслось от Сторна, накрывая своих и чужих. Каменные глыбы столкнулись, словно дождавшись сигнала и крошась обрушились в море. Вдали, возле невидимых берегов острова раздался гневный, нарастающий рокот Песни. Морская гладь, что так долго сдерживала свою силу, вдруг восставая выносила из заливов оснащенные корабли, обломки и боевых акул Сторна - самых страшных кораблей, что давным-давно стали легендой в мире. Скалистый берег острова еще более обнажился. Вода быстро отступала, обнажая морское дно, бьющихся в агонии рыб, затонувшие скелеты жертв, осколки мачт, странные, кроваво-красные кораллы, что все еще пытались протянуть свои пальцы, хватая отступающую воду..

            Невероятная стена воды неслась на сторнийские корабли, на флот Дориана и на их дерзких противников. Водянная сила грозила смести все со своего пути, но вдруг столкнулась с Ветром, что непреодолимой стеной воздвигся на ее пути. Две Стихии, забыв обо всем на свете стремились соприкоснутся, слится друг с другом. Они не обладали чувствами. Они просто были родствены. Игры друг с другом.. И со странными созданиями людей - это так привычно. Молчаливое единоборство Стихий нарушил оглушительный в тишине треск. Прямо на глазах тех, кто еще осмеливался смотреть рушился один из кораблей. Медленно распадался на части. И сила Стихий - безжалостная, беспощадная, бесчувственная - рвала на части, на мелкие куски древесину, ткань, тела и чувства, если таковые еще оставались. И вдруг - они отступили друг от друга. Яростно рванувшись ввысь Дыхание Ветра разорвало мглу тумана, стряхивая ее клочки, как очнувшийся от полусна зверь. Песня Волн свирепо отхлынув от собрата, свернулась немыслимой спиралью, свивая ожерелье из многочисленных корабликов и со всей силой бросила "украшение" на скалы Сторна, еще больше отступая от его угрюмых берегов..

            Свирепая сила Песни рвала корабли и в то же время охраняла два судна, пытающихся и удержаться в пределе битвы и не быть захваченными ими. А Ветер рвал и рвал туман, освобождая свое дыхание для того, чтобы лучи солнца пробившись сквозь мглу осветили поле немыслимой битвы. Первый солнечный луч скользнул по замутненным кровью волнам бушующего моря, что наконец остановило свое отступление, ожидая.. А Ветер рвал прорвавшимся ревом стылую мглу. Грозный, нарастающий гул нарушил удар, еще один, еще. Дыхание Ветра смолкло, отбрасывая прочь жалкие клочки тумана и устремилось к оголенному острову, ища источник ударов. И он нашел их. Яростное пламя земли рвалось вперед. Еще один собрат.. Дыхание стремительно понеслось, подхватывая с собой осколки, камни и расшвыривая их тут же. Да! Удар за ударом! Да!! По врагу, по его силе, что вновь и вновь просыпалась из века в век, забирая себе жизнь и даря ее призрачное существование своим игрушкам. Еще и еще раз - удар! Ярость.. Ярость.. и Ненависть. Ветер застыл на миг, ослепленный вспышкой безумного огня и оглушенный одним единственным криком, который был способен долететь до него..

           

            .. Кричал тот, кто носил в себе Дыхание Ветра..

           

           

            Рикард Шарк

           

           

            Он возвращался на Сторн. Проклятый во всех смыслах остров, страна, которая исчезла. Нет, острова по прежнему гордо высятся из воды, но главное - народ Сторна, исчез... Те сторнийцы, что выжили после кровопролитной и не были на острове, когда проснулся Дориан, рассеялись по миру, став изгоями, потеряв все...

            И теперь их слишком мало, и даже если они соберутся здесь на Сторне, - никогда больше морской державе не возродиться, не стать тем, чем она была раньше. Скорее всего, последние из сторнийцев рассеется по миру, а их дети и внуки забудут, кем были их предки. И Сторна не станет, останутся лишь записанные рассказы, былины и песни...

            О тех, кто сейчас в ошейниках "слуг" помогал вампирам, Рикард уже не думал как о сторнийцах и людях. Разговоры, что у них не было выбора - ложь. Выбор есть всегда: ведь прыжок со скалы в штормовые волны - это тоже выбор...

            Он по-прежнему не видел, но уже не ощущал в этом особой потребности. Тьма поглотила мир вокруг, но он мог говорить, слушать... И он умирал, это он тоже почувствовал.

            Они должны уничтожить Дориана, причем уничтожить быстро. Ведь с каждым днем, с каждой жертвой он становится сильнее. Вампиры раньше боялись света, теперь он им не страшен, с каждым днем они обращают в свои подобия все больше людей, и вскоре темная волна захлестнет весь мир. И время людей кончится.

            Если Дориан не поглупел за тысячу лет сна, то он учитывает возможность существования защитников и начал возведение магической защиты вокруг островов. И, скорее всего щит почти достроен, но одна прореха в нем осталась...

            Рик задумчиво повертел в руках свой талисман.

            - Как скоро мы прибудем?

            - Мы уже почти прибыли... - раздался голос Адриана.

            Рик обернулся к Алеку.

            - Алек! - бывший повелитель Сторна сам удивился своему голосу, это был голос потерявшего всякую надежду человека. - Я хочу, чтобы ты вспомнил Лаверну, вспомнил все до мельчайших подробностей...

            Мальчик молчал.

            - Ну, что вспомнил?

            - Да, - мальчонка, похоже, плакал. Хорошо.

            - Теперь ты должен понять... Это сделал я, я поручил уничтожить одну из Лаконских деревень, чтобы стравить Полумесяц и Лакону... Я развязал войну.

            Он чувствовал дрожь стоящего рядом ребенка.

            - Теперь пойми, одним ударом ты сможешь убить двух существ, которые принесли этому миру больше всего зла! Убей нас, Алек...

            - Я не могу... - прошептал мальчик.

            - Делай! - Рик со злостью наугад ударил его, - Делай, гаденыш! - рядом послышался еще какой-то звук и калека, бывший Правителем Сторна - хрипло засмеялся. - Сделай это, мальчик, иначе все твои друзья сгинут в огне зажженном в Лаверне.

            Больше его не интересовал этот малыш.. Теперь дело за малым, найти способ связаться с Дорианом, привлечь его внимание, и дать Алеку шанс нанести свой удар. Шарк старательно восстановил в памяти все подробности встречи с повелителем теней. Это было неприятно, но почти сразу дало результат - в голове раздался насмешливый голос вампира. Похоже, тот был чем-то доволен.

            - Рикард? Какая встреча.. Что ж привело тебя сюда?

            Рик изобразил неприличный жест в сторону невидимого собеседника, с трудом справляясь с последним в его жизни и самым страшным приступом боли. Тело надломлялось, но продолжало жить, цепляясь за это подобие существование извечным "хочу жить". В горло хлынула кровь, когда он последним усилием рванулся инстинктивно и схватил за плечо стоявшего рядом Алека. Последняя мысль была странной: "Переживет ли этот наивно-добрый ребенок собственный удар злобы и ненависти..."

            Последнего удара уже не было. Как и не было ничего, кроме изуродованного тела последнего Властителя Сторна.

           

           

            Дориан

           

            Губы улыбнулись: снова это милое единство Стихий. Дориан качнул головой, вспоминая. Те, кто еще был рядом, устремили свои горячие, распаленные глаза на Высшего, ожидая приказа:

            - Если сможете встретить человека - он ваш, - тихо прошептал вампир, допивая бокал и отбрасывая его прочь. - Силы мира.. Мы тоже сила этого мира, созданная ради взаимного развлечения. Не так ли, друг мой Адриан?

            Короткий смех резко оборвался, когда среди своих детей он ощутил еще одну..

            - Сестра, - церемонный, изысканный поклон.

            - Брат, - она стояла, высокомерно глядя на него.

            - Годы, тысячелетия не изменят тебя, моя крошка Сингреллин, - клыки сверкнули в улыбке.

            Вампирка пожала плечами:

            - Зачем? Меня все устраивает.. Ты меня не поцелуешь?

            - Конечно. Братским поцелуем, - мягко ответил Высший и медленно, следя за ней, пошел навстречу.

            Неожиданный, словно удар по плечу, зов остановил его. Глаза продолжали смотреть на Сингреллин, в то время, как сам вампир уже видел другое существо:

            - Рикард? Какая встреча.. Что ж привело тебя сюда?

            С губ человека еще сорвалось какое-то слово, прежде чем мощнейший удар, направленный прямо в вампира понесся по проложенному сознанием пути. Дориан успел выставить блок, сдерживая своей неимоверной, немыслимой силой то, что неслось к нему через разрушающееся сознание связанного с ним человека, через каменные глыбы, что еще держали на себе Цитадель Сторна. Клыки вампира яростно лязгнули, когда он в ответ потянулся к тому, кто нес ему смерть:

            - Мальчишка.. Ты меня смертельно напугал, - язвительные слова ядовитой силой пронзали все вокруг. Тот кто пытался добраться до него - не мог не слышать отвечающего даже не живому, а той кто издревле противостояла ему - самой земле. - Еще мгновение, мальчик, и я увижу твое лицо. И тебе придется молить своих, чтобы они добили тебя..

            Он тянулся к противнику, ощущая взаимнопереплетающуюся ярость и радуясь ей. Ничто не ставит противников на одну ступень друг с другом, как - яростное безумие. Дориан был достаточно безумен, чтобы сознавать это, давая волю своей силе. Неожиданный вопль долетел до него:

            - Ты помешал моему сну, брат!!!!

            Родная кровь поднялась друг против друга.. Они сцепились. Брат и сестра. Чтоб не погибнуть по одиночке.

           

           

            Николя ле Тойе

           

            30 день месяца Домоседства.

            Море. Западнее Сторна.

           

            Говорят, художникам снятся их будущие картины, а ученым точные столбцы формул, но Нико до этой дороги никогда не слышал во сне музыки.... Тихая нежная мелодия не оставляла графа на том странном пути, который им выдалось пройти сквозь туман. Стоило закрыть глаза, и она звучала в голове, а руки, касаясь наутро струн, без труда извлекали те самые звуки.

            Нездешняя печаль, чужая ли память, несказанные слова.... В ней было все, и не было ничего кроме простого набора звуков, который может дать любая гитара и человек знающий несколько аккордов. Пару раз Нико пытался подобрать слова, но все напрасно. Эта мелодия просто не нуждалась в них, и более того, казалось, любое вторжение способно нарушить ее странное совершенство....

            Николя не сразу понял, что они с Алеком в комнате не одни. Граф медленно поднял глаза, встречаясь взглядом с неподвижными и темными глазами Адриана. Лицо мага в полумраке комнаты казалось нарисованным мелом по черной доске, словно застывшим, еще более бледным, чем обычно. И Нико в который раз задал себе вопрос, сколько же веков темному чародею на самом деле и можно ли считать этот образ Силы живым хотя бы настолько, насколько жив он сам или любой другой из отправившихся в это возможно последнее для них плавание.

            - Сейчас не время и не место для песен, граф Тойе, - холодный и обычно твердый голос мага показался едва не напуганным, и Нико привычно прижал струны рукой.

            - Пора?

            Маг молча кивнул, пошел прочь, и Нико почувствовал, как его ладонь крепко сжала детская рука.

            - Ты пойдешь со мною?

            Граф опустился на колени, так что бы его глаза были на том же уровне, что и лицо Алека и постарался, как можно более ободряюще, улыбнуться.

            - Конечно, пойду. Я всегда буду рядом, - медленно произнес он, - Даже когда тебе покажется, что нет. Веришь?

            Мальчик быстро кивнул, но огромные темно-зеленые глаза с уже дрожащими в них слезами хранили в себе страх. Страх, вынесенный из снов, из неестественно плотного тумана, из прошлого - пепла и крови сгоревшей на берегу речушки деревни... еще слишком свежая и непосильная для ребенка боль, растревоженная темным недобрым волшебством.

            - Ничего не бойся, - пустые, но нужные слова и горькое осознание собственной беспомощности, неспособности сделать хоть что-то, что бы оградить мальчика от предстоящего ужаса.... И остаются только слова, слишком мало, но все же больше чем ничего....

            - Я умру? - очень прямой и по взрослому сознательный взгляд, в это мгновение Нико многое отдал бы, что бы не смотреть в глаза Алека, но не имел на это права, как не имел права и лгать...

            - Нет, - твердо, стараясь сохранить в голосе хоть сколь нибудь бодрости, ответил граф, наконец, заметив тень улыбки на лице мальчика...

            Дело оставалось "за малым", сделать так, что бы это слово не стало ложью.

           

            Было раннее утро. Море казалось настолько спокойным, что казалось почти невозможным потревожить эти мирные, казавшиеся даже ленивыми воды.... Серая лишенная волн гладь, черные зубья островов, алая полоса рассвета в просветах скал... Последнее утро этой зимы, зимы какой это небо прежде не видывало... Сталь, уголь и кровь.

            Время остановилось, сделав мир необыкновенно четким, словно нарисованным, каменно неподвижным на считанные мгновения перед бурей. Нико и сам застыл, словно не в силах пошевелиться, он смотрел на Алека растерянного и испуганного, о чем-то говорящего с Рикаредом Шарком, на сестру ставшую в одно мгновение необыкновенно прекрасной и столь же чужой, сознавая какую-то страшную необъяснимую неправильность происходящего. Находил в себе силы смотреть до тех пор, пока бывший Властитель Сторна не ударил и без того плачущего мальчика. А потом мыслей уже не было.... Пересилив свое странное оцепенение, Нико бросился вперед, запоздало сознавая, что существует еще одна Сила способная остановить его....

            Удар не был особо болезненным, но сбил с ног.

            И мир взорвался. Словно кто-то властной рукой смазал чрезвычайно яркую и четкую, но все еще влажную краску на холсте. В этом была какая-то давящая, ужасающая красота. То, что останется в памяти, как бы ни хотелось не вспоминать этого никогда.

            Но время уходило, времени всегда безнадежно мало, и собственные движения казались невероятно медленными. Нико поднялся, и пошел вперед, рука безошибочно нашла на поясе перемотанную кожаной полосой рукоять кинжала.

            Если Адриан не пропустит его, то умрет здесь и сейчас, никакая магия не спасет от простой стали.... Но Адриан не держал. В царящем хаосе он поражал своим почти умиротворенным безразличным спокойствием. Но спокойствие мага беспокоило Нико меньше всего....

            Алек все еще сжимал побелевшими пальцами плечо своего единственного и теперь уже мертвого врага. На короткое мгновение Нико показалось, что он опоздал. Тело мальчика было столь же неподвижно, как и тот к кому он инстинктивно прислонился, отдавая Силу, волшебство почти материально ощутимое в горячем расплавленном воздухе.

            Последний шаг, сознание отчетливо кричащее "назад!". Нико наклонился, прижимая Алека к себе, отрывая его от той двери в бездну, которую открыл для него тот, кто раньше был повелителем Сторна. Бесконечно долгое мгновение, шаг назад и вот уже костяной амулет владыки акул выскальзывает из детской руки, оставаясь висеть на шее мертвеца...

            Дару всегда нужен выход. Первый раз ледяные дробящие мысли и чувства пальцы силы коснулись Нико слегка, для того лишь, что бы через мгновение крепко сжаться и уже не выпустить очередную жертву из рук.... Привкус крови на губах... Боль.... Любую боль можно терпеть.

            - Я здесь, - звук собственного голоса потонул в реве стихий, но Алек, словно услышав, вздрогнул.

            Граф нашел в себе силы опустить его на палубу, глядя как снова становятся человеческими еще недавно казавшиеся застывшими черты, и следом упал рядом сам.

            Боль отпустила внезапно, сменившись темнотой.

           

           

            Саола

           

            30 день месяца Домоседства. День.

            Сторн.

           

            Капля за каплей.... Самые необратимые изменения всегда происходят незаметно.... Саола видела все, не весть как, но обострившиеся в оцепенении чувства давали возможность собрать осколки происходящего с теми, кого она должна была, но так и не научилась называть своей семьей.

            Пора!

            Замершая у скал фигура поднялась одним точным и каким-то нечеловечески быстрым движением. Она не смотрела на море, но знала и так, знала все, что нужно знать стреле для того, что бы попасть в цель....

            В этом каменном мире не было огня, словно весь он был создан из тьмы и этих голых скал. Только на первый взгляд. Где-то далеко внизу, под кожей этой суровой земли, в глубине скал, в прожилках камня пульсировала кровь этих островов... огненная кровь.

            Тонкий сторнийский клинок с тихим звоном вышел из ножен, голубая сталь, земля, закаленная в огне. Настолько острое лезвие наносит раны почти безболезненно. Саола равнодушно наблюдала, как из ровного пореза на запястье вытекает кровь. Темно-алые капли, скатываясь по ладони, падали на землю, сгорая, прожигая камни, стремясь вниз вместе с поднимающей голову Силой, словно желая скорее встретиться с родной им стихией, уже неистово рвущейся навстречу неподвижно застывшей под темным небом девушке.

            Саола чувствовала, как дрогнули нерушимые стены Черной цитадели, чувствовала, как внизу рождалась буря, какой еще не ведали воды этого моря, так словно ее собственная Сила, проникая в мир, сливалась с Даром тех, кто наравне с ней торопился обратить эти острова даже не в руины, в пыль которой нет и не было под этим солнцем.

            Дрожь земли стала похожей на пульс, удар за ударом отдаваясь в висках.... Оно в крови, во взгляде в руках каждого из них.... Сила способная разрушать миры, ведущая к вечности, величию, могуществу... и неизбежному падению.... Сила жаждущая только стереть все на своем пути....

            Воздух вокруг послушно накалился, закипая, содрогаясь вместе с землей и небом. Саола раскинула руки, доверяя себя пламени, словно чутким рукам любимого, позволяя огню в последний раз избавить ее от холода, мыслей и боли.... Рука выронила клинок, но коснувшись земли он лишь расплескался сотней серебристых брызг.... Полубезумный смех подхваченный и проглоченный ревом пламени.

            Скалы под ногами, наконец, треснули, высвобождая древнюю хищную мощь, чудовищной паутиной расползающуюся насколько хватало глаз, взламывающую черные стены, превращающую безжизненно черные острова в пылающий ад. Где-то в городе еще метались среди огня и нестерпимого жара те порождения Ночи, что еще не осознали своей неизбежной гибели.... Но уже не стоили внимания Силы...

            Земля больше не содрогалась и даже не горела, она, словно воск, пластами сползала вниз, таяли каменные ступени, величественные скалы и стены города, построенного что бы стоять вечно, вздыхая в такт с еще бушующим где-то в океане штормом....

            Там и нигде.... Сила успела поднять свою почти безвольную оболочку над стонущей в реве пламени землей, черпая все больше из ею же порожденного хаоса, стирая все, что было и все, чему лишь суждено было случится, освобождая от любой печали или просто выжигая душу до дна.... Она не нужна на пути к вышине и могуществу....

            Первая иголка боли коснулась сердца столь неожиданно, что Саола даже смогла расслышать собственный крик, словно кто-то не пугаясь не огня, не Силы погружал в ее тело раскаленные холодом иглы, обрывая связь между Даром и хрупким телом в котором он вздумал поселиться.... Всего лишь яд....

            Так трудно и больно дышать. Сколь не велика Сила, ей не выжить в мертвом теле. Холод.... Саола успела почувствовать удар, и жар и шепот огня, все еще обещавший и силу и покой.... Но она уйдет собой, уйдет человеком.... Хотелось зло и торжествующе рассмеяться Дару в ответ, но сил уже не было, только боль, только огонь неспособный более навредить своей дочери....

            Последним выдохом было имя....

           

            Море с шипением поглотило посягнувший на его холодность осколок ада, навсегда скрывая под своими незнающими покоя водами то, что когда-то было черным городом, причалами, садами, и хрупкую женскую фигурку неподвижно застывшую на полурасплавленных черных камнях.

           

           

            Иванэ ле Амарра

           

            30 день месяца Домоседства.

            Море. Западнее Сторна.

           

            Все отнято. И сила, и любовь...

            А. Ахматова.

           

            Грязно серая дымка скрывала все вокруг. В ней тонули все звуки, в ней скрывались море, земля и небо. Она, как будто убила все живое, все существующее, все осязаемое, оставив мир призраков и теней. И мир тех, кто еще был жив, но эта жизнь уже не имела для них значения. Не имело значения ничего. Было все равно.

            Он был одним из них. Живым мертвецом. Пустой телесной оболочкой. Без души. Без сердца. Без мыслей. Отняли все. Даже боль. На нее уже не осталось сил.

            Она ушла, не попрощавшись. Он мог ее понять, но не мог заставить себя забыть. Не мог... А боли не было. Не было. Если в груди нет сердца, то и болеть нечему. Его сердце ушло, не попрощавшись, а он все понимал, но не мог простить. Не мог... И эта проклятая дымка, которая делала их слепыми и глухими, абсолютно беспомощными и оставляла простор для полета воображения, для страшных картин и живописных полотен. Но он не мог ничего представить. Когда нет разума, нет и воображения. Его разум ушел, не попрощавшись, а он все понимал, но не мог поверить. Не мог... И ничто не изменялось. Казалось, прошли века, но дымка не шелохнулась, а вода была спокойна, слишком спокойна, тревожа души, обещая бурю и грозя штормом. Но он не боялся. Когда нет души, нет и страха. Его душа ушла, не попрощавшись, а он все понимал, но не мог смириться. Не мог...

            А боли не было.

            От бессилия, пустоты и собственного безразличия хотелось завыть, но выть он тоже не мог. Он не мог ничего, только нерушимо стоять на носу корабля и смотреть в слепую дымку. Сил на что-то другое не осталось. Когда лодка с одним только сторнийцем в ней стукнулась о борт корабля, он понял все, но не захотел поверить. Грязная пелена просто выплюнула человека, тот был каким-то серым и даже не испуганным, а просто выглядел виноватым, потому что ему хотелось жить. Когда-то человек по имени Иванэ ле Амарра, наверное, смог бы его понять, но сейчас ему захотелось убить... Схватить этого человечишку, сжать пальцы на его шее, надавить посильнее и смотреть как тот цепляется за жизнь, как его глаза закатываются, рот искажает крик, не способный вырваться из горла, руки судорожно бьют в воздухе, а ноги в судорогах стучат по дереву, как в глубине его зрачков появляется первобытный страх небытия и осознание того, что его через мгновение просто не будет... Мужчине, стоящему на носу корабля так этого захотелось, что он сжал руки за спиной, уже почти ощущая прикосновение к шее сторнийца. Ему хотелось убить того, потому что тот имел смелость желать жить, когда ему хочется умереть, когда его сердце, душа и разум умирают где-то там за невидимой преградой, а он стоит здесь и ничего, ничего не может сделать. От взгляда, который он бросил на вернувшегося, тот вздрогнул и, видимо, догадавшись о чувствах лаконца, поспешил спрятаться внизу. Мужчина отвернулся и продолжил смотреть в пустоту.

            А боли так и не было.

            Клыкастые корабли вынырнули со всех сторон, такие же бесцветны, как и ведшие их матросы, они были тенями не этого мира, и путь им лежал в бездну. Мужчина крепко сжал зубы и бросился на мостик. Оттолкнув рулевого, он сам встал к штурвалу и дал резко на правый борт. Судно накренилось, протестующее застонало, но развернулось.

            - Глупцы, поворачивайте, - крикнул герцог на другой корабль, надеясь, что они услышат. - Иначе вас разнесут в щепки.

            Его поняли или просто повторили маневр, но корабль увернулся и от острых носов, и от ядер, посыпавшихся на их головы. Дальше он просто по привычке стал продолжением руля, продолжением корабля, одним с ним целым, посыпались привычные приказания, и на миг все стало, как прежде. Простая битва, простые маневры, все так просто... Если забыть о том, кто управляет другими кораблями, если забыть, но забыть не удавалось. А потом сущее вздрогнуло, затрещало по швам, захрипело, как будто исходя предсмертными стонами, и пелена стала закручиваться в маленькие смерчи, вода пошла мелкой рябью, становящейся с каждой новой волной все крупнее и, наконец, корабль закачало, как при страшном шторме. Туман начал рассеиваться, впереди замаячил берег и он увидел... О Стихии...

            Кто-то закричал... Кто-то упал... Кто-то что-то делал... Он не помнил имен и лиц... Вокруг все смешалось... Замерло само время, сохраняя ужасающую картину в человеческом сознании навсегда, навеки, на всю бесконечную жизнь, выжигая все внутри. С каждой новой волной огня, внутри него проносился опустошающий смерч, сметая, ломая, круша, нарушая целостность рассудка, сердца и души... Они сгорели... Все внутри него было испепелено... Глаза стали пустыми и подернулись дымкой. Абсолютно черный провал зрачка на пепельном фоне, больше не было ничего.

            Но боль все равно не пришла.

            И он так и не шелохнулся.

           

           

            Вэл Горн

           

           

            Тот - другой - видел, заставляя видеть человека...

            ..Он слышал шаги, отмеряющие каждый последний миг сестры и брата. Глаза Дориана и Сингреллин были похожи. Даже понимающая полуулыбка была одна на двоих. Неожиданно Высший остановился, удержав мановением руки и Сингреллин. Губы его шевельнулись, а в глазах.. В глазах появился зверинный блеск. Вампирка долгим взглядом, изучающе охватила весь облик пробудившего ее Дориана и вдруг бросилась на него, крикнув что-то детски простое, нарочито-наивное. Под ними раскрывалась бездна с несущимся ввысь огнем глубин. Дыхание Ветра знало, пробудившего огонь. Как и знал это Вэл Горн..

            ..Хрупкая фигурка объятая пламенем. Оно свирепо застыло, глядя на нее и дрожа от нетерпения. Вэл закричал. Любое движение Силы и пламя разгорится еще жарче. Ему не затушить и не спасти. На этом острове нет спасения никому. И Дыхание рванулось вперед...

            ... Под пальцами крошилось дерево, Вэл едва сдерживаясь развернулся, безошибочно находя взглядом Адриана:

            - Ты знал это, Древний!!! - рычание вырвавшееся из груди чародея, пытающегося справится с собственной Стихией, не походило на человеческий голос. Это звук не принадлежал этому миру. Говорила Стихия. В глазах его была пустота его силы. Но он видел, как Адриан чуть расставил ноги, вставая устойчивее.

            - Я не всесилен. Как и ты, Вэл Горн, - темные глаза следили за юношей. Рядом с Адрианом в полузабытьи лежали двое: молодой граф и мальчик, чья сила двигала землю.

            Вэл с трудом вздохнул и быстрым движением оказался рядом с Адрианом одним точным движением руки рассекая ему бровь. Но следующее движение уже было упрежденно. Старый маг быстро перехватил руки Вэла и двое сцепившись пытались перебороть друг друга.

            - Ты знал что они погибнут! Ты готов пожертвовать всеми на своем пути, маг! На СВОЕМ пути! Мы мешались тебе, Древний! Ты даже не дал нам шанса быть единым целым! - полурычание-полухрип вырывалось из груди молодого чародея.

            - Ты еще человек, раз способен чувствовать это! - крикнул в ответ Адриан, чье лицо заливала кровь.

            Эти слова донеслись до слуха Вэла и он захохотал. Руки его ослабли и Адриан отступил, мрачно проводя рукой по щеке и вытирая кровь. Но Вэл резко оборвал смех и со всей силы ударил своего противника. Голова Адриана запрокинулась, он резко выставил вперед ладонь и неимоверная, точно собранная единым движением сила ударила в грудь молодого чародея отбрасывая его на несколько шагов. Лишь борт корабля помешал ему упасть в воду. Но холодная волна решительно поднялась, вырвавшись из родной Стихии. Морская, холодная вода обрушилась на головы двух магов вместе со столь же ледянным по чувству криком Мирты:

            - Вы разнесете и то немногое, что еще живо в нас! И погубите тех, кто вовсе непричастен ко всему!

            Вэл упал на колени, вымотанный собственной силой. Голова его с трудом повернулась, пытаясь рассмотреть то, что еще осталось от острова. За его спиной люди подхватывали лежащих без сознания Николя и Алека, Мирта, с трудом держащаяся на ногах, подходила к Адриану, кто-то шел к нему, но Вэл сам поднялся, все еще ища взглядом что-то в холодно плещущихся волнах. Парень невидящим взором посмотрел в небеса, прежде чем сделать еще одно движение. Тело ударилось о водную гладь и в тот же миг он почувствовал насколько он еще человек. Мириады ледяных игл вонзились в него. Вэл знал, что недоплывет, но попыл..

           

           

            Гунла

           

           

            Это было ужасно. Вот все, что Гунла мог потом рассказать о происходящем. Нет, мог и описать со всеми подробностями, кто из магов что творил...

            Не хотел. Такому не стоит твориться на людских глазах. Он и горсточка матросов попрятались кто куда, и вряд ли кому-то очень хотелось открывать глаза и смотреть, что происходит. Он-то просто был не в силах их закрыть. В конце концов, от старого карлика не убудет, он слишком мал, чтобы что-то здесь изменить...

            И все-таки - пришлось. Когда этот юный маг сиганул за борт и неторопливо поплыл к тому, что еще утром называлось Сторном. Мирта, бессильно повисшая на руках у Адриана, попыталась выпрямиться, и у нее получилось, и вода перестала нести Вэла туда, куда он хотел, а наоборот стала настойчиво тянуть назад... на несколько десятков секунд. Его девочка потеряла сознание, маг пытался остановить кровь, текущую по ее лицу, а тот упрямец, как будто ничего не было, настойчиво плыл вперед. Впрочем, долго все равно не проплывет.

            Эту мысль Гунла додумывал, уже летя в холодные серые волны. Боги, кому же я так насолил?! Я уже старый совсем!

            Вэл совсем ушел под воду, пришлось нырнуть, вытащить его и встряхнуть пару раз. Наглотаться воды он еще не успел и сразу же открыл глаза. Не тратя времени на слова, карлик быстро и точно ударил его. Легче тащить потерявшего сознание, а не пытающуюся спорить жертву. Еще бы гордо заявил, что ему в другую сторону!

            Мне-то все равно, парень, и это, в общем-то, только твой выбор, но Мирта потратила последние силы, поставила на грань себя, ради твоего возвращения. Значит, будешь жить, а добрый Гунла за этим лично проследит, даже если с ложечки тебя кормить придется. Времени теперь много, на все хватит.

           

           

            Вэл Горн

           

           

            Он прежде всего был изумлен тем, что простой человек вообще мог прикоснутся к нему. Когда же этот маленький карлик еще и оглушил его метким ударом - изумлению уже не было места. И времени...

            Вэл с огромным трудом разлепил веки, впервые понимая что чувствуют те, кто без меры пьют. Голова раскалывалась на мириады воспоминаний, перед глазами мелькали многочисленные точки. Он попытался приподнятся, но смог лишь бессильно застонать. Тело отказывалось слушаться, подчиняясь лишь ощущениям боли.

            - Лучше пока и не пытаться, юноша, - довольно жесткий, но вместе с тем ровный и спокойный голос ворвался в его сознание.

            Воздух сжался в груди, чтобы со свистом вырваться наружу, когда он вопреки словам - сел и мрачно посмотрел на говорившего. Сидящий перед ним карлик решительно придвинулся ближе и протянул ложку с какой-то подозрительной смесью:

            - Ешь.

            - Что это?

            - Каша, - это уже другой голос.

            Вэл подавил желание повернуть голову и лишь осторожно скосил глаза. Перед ним высился герцог Амарра держа в одной руке - еще тарелку, в другой - свернутый рулоном лист.

            - Спасибо, но есть не хочется.

            - А придется, - решительно сказал Гунла, придвигаясь ближе вместе с кашей и ложкой.

            Вэл попытался поднять руку, чтобы убрать от себя все предлагаемое, но усилия затраченные на возможность сидеть совершенно измотали его. Юноша вздохнул и съел первую ложку каши. Несколько минут прошли в странном молчании, пока на первой тарелке в руках Гунлы не закончился еда. Карлик решительно поставил тарелку на стол и взял из рук Иванэ следующую:

            - Так. Еще несколько ложек.

            - Нет.

            - Да.

            Вэл чуть улыбнулся, прислоняясь спиной к стене:

            - Я слаб, но не настолько, чтобы в меня запихивать весь котел с едой, - глаза его задумчиво переместились к мелькающему за окном небу и морю. - Странно, что все это есть..

            - Это нормально, - тихо, чуть мягче чем раньше, ответил Гунла. - Странно то, что ты забыл обо всем, отдавшись на волю Стихиям. Ведь ты - человек!

            У молодого мага едва заметно дрогнули брови, но он смолчал. Иванэ сел рядом, разворачивая большой лист. Перед ними постепенно появлялись несколько домов, начерченных в различных ракурсах и развернутых словно изнутри. Ладонь герцога задумчиво скользила по чертежу проводя между рисунками линию и соединяя их:

            - Чья эта работа? Твоя? - серые глаза твердо посмотрели в лицо Вэла.

            - Да. Я чертил это, когда мы плыли..

            - Для чего?

            Горн улыбнулся и принялся подробно объяснять что означает тот или другой символ на бумаге. Голос чуть дрожавший в начале - окреп и уже вскоре ни Гунле, ни Иванэ не удалось бы остановить юношу, поясняющему как можно построить целый город с висящими в воздухе садами и плывущими по небу кораблями. Пока он рассказывал, герцог внимательно слушавший эту речь, не заметил как съел вторую тарелку каши. Вэл остановился, чтобы перевести дух и тут же поднялся Гунла:

            - Я принесу еще каши..

            Ни маг, ни герцог не успели ничего ответить - карлик быстро выскользнул за дверь. Оставшиеся молчали, думая о своем. Вэл опустил голову, ощущая как вновь набегают воспоминания.

            - Я хочу увидеть такой город, - раздался негромкий голос.

            Тишина снова задрожала, обрываемая ответом:

            - Я построю этот город.

           

           

            Николя ле Тойе

           

            12 день месяца Льда.

            Княжества Полумесяца. Тил.

           

            Так, наверное, бывает всегда, когда всё уже позади, когда враг повержен, победа отпразднована, погибшие оплаканы, и герои восхвалены, когда остается уже самое простое или самое сложное - жить дальше. Жить не для того, что бы просто помнить, но и для того, что бы сделать свой шаг вперед.

            Слишком дорогой была цена за будущее, что бы теперь жить прошлым. Но эту зиму, пережившим ее, все равно не забыть никогда.

            Николя не был ни на общих празднествах, ни на похоронах Рикареда Шарка, обретшего вечный покой, вне фамильных склепов или вечно принимающей своих погибших детей морской воды, но граф не смог перед отъездом ни прийти на могилу своего друга и Императора.

            Черные глаза лесных озер, напоминающие колонны стволы деревьев, до времени лишенные крон. Все четверо навсегда останутся здесь. Четыре владыки, столь же разные сколь и напоминающие друг друга, люди сдвинувшие мир на грань пропасти.... Их имена ныне святы, их деяния никто не осудит, но никому из них уже не увидеть наступающей весны....

            - Мы победили, - слова, звучащие дико у серого могильного камня в заснеженном лесу, ранее не знавшем холодов, - Победили, как ты и говорил.

            Нико замолчал, чувствуя прикосновения солнечных лучей к лицу. День пришел снова. Рассвет, которого они ждали полгода, отдающее горечью, но резкое осознание того, что все худшее позади. Жесткий футляр с бумагами все еще лежал под одеждой на груди. Граф коснулся его рукой, последний раз склонив перед могилой Последнего Императора голову.

            - Я сделаю все, что бы выполнить свое обещание, Ярно, - опять лишь звуки в никуда, - И буду помнить.... Прощай.

            Узкая темная тропа вдоль могильных плит, снег.... Беглый взгляд вперед, готовность снова уйти в свои мысли. Но что-то заставило графа остановится.

            Она лежала у одной из могильных плит, положив голову на серый холодный камень, едва различимый на снегу серебристый силуэт, обладающий какой-то хищной изящностью даже теперь, когда в ее теле осталось слишком мало сил. Кошка.... Но Нико отчего-то вспомнилось совсем иное, хрупкая девушка у воды, звонкий смех, голос, рыжие вьющиеся локоны и зеленые лукавые глаза....

            - Риган? - только имя. Никто не сказал бы, почему оно сохранилось в памяти, но Нико был уверен, что не ошибся.

            Тихое, даже не рычание, хриплый выдох.... Глаза кошки медленно открылись. Взгляд - совершенно не звериное безразличие к человеку, потревожившему ее покой и ее боль, усталость. Скорбь, переходящая в безнадежность.

            - Риган, - Нико повторил ее имя еще раз, медленно приблизился, опустился рядом с оборотнем на снег и, невзирая на мгновенно обнажившиеся клыки, коснулся пальцами мягкой серебристой шерсти, - Тебе холодно....

            Обнять, оторвать от холодного камня и положить к себе на колени, делясь хотя бы собственным теплом, как некогда эта кошка поделилась с самим Нико желанием жить.

            Рычание.... Острые клыки последним усилием перехватившие руку. Но граф и не думал отпускать.

            - Его там нет, - слова, будто падающие в никуда, - Только лед, земля и камень.

            Зубы кошки на мгновение сжались сильнее, выступившая кровь, пролившись на снег, казалась очень алой. Нико не отдернул руки, и в чуть шире открывшихся глазах Риган проскользнуло удивление. Граф упрямо притянул ее ближе к себе, укрывая плащом.

            - Знаешь, война закончилась, - медленно проговорил Нико, продолжая гладить серебристую шерсть, - Скоро станет тепло... и жасмин, в Фалессе у моря, много жасмина и вечерами в воздухе стоит сладкий запах. Ты ведь не была в Фалессе весной.

            Тишина.... Густая и плотная. Тепло. Очень слабое дыхание совсем рядом. Рассеянный солнечные свет. Капли воды, падающие с голых веток на снег....

            Николя ничего не знал о лесном Князе. Не знал, как тот жил, во что верил, и за что погиб. Когда-то, очень давно, в прошлой жизни он был врагом Ярно, но эти воспоминания теперь не вызывали в душе никакого отзвука.... Нико видел лишь серый камень и странное но прекрасное существо, готовое умереть за своего Князя и друга даже теперь, испытывая неожиданную боль от ее страданий.... Слов не было. Человек просто уткнулся лицом в серебристую шерсть.

            - Он ушел, отпусти его, Риган, - шепот, но Николя знал что она слышит, - Я не оставлю тебя здесь.

            Время... Он не знал сколько его прошло, мгновение или часы, до того, как кошка отпустила руку и с даже немного жалобным рычанием прижалась к нему в ответ.

           

            21 день месяца Льда.

            Тил. Полумесяц.

           

            Неделя. Он провел в Тиле уже больше недели. Дела и реальные, и надуманные были завершены. Нико знал это, и знал, что давно пора седлать коней и отправляться в путь. Время не ждет....

            Это было уже третье утро, когда он обещал себе, что сегодня он, во что бы то ни стало, хотя бы приготовится к отъезду.... Самообман. Он никогда не возил с собой много вещей, и на сборы вряд ли ушло бы больше часа. Весенний лес давно ничем его не держал.

            Но было что-то в глубоком покое, во взглядах людей, которые хотели или нет, но до смерти останутся не чужими друг другу. Улыбки, грусть, тихо сказанные слова, робкие, но полные надежд планы на будущее. У каждого своя дорога. И каждый видит и знает, что всем вместе, как в эти дни, им не встретиться больше никогда.... Письма, обрывки памяти, слишком мало, что бы остаться близкими, слишком много, что бы просто забыть.

            Нико и сегодня, оставив Риган и Алека в обнимку досматривать утренние сны, с гитарой ушел к реке. Прокушенная кошкой рука еще немного болела, но уже слушалась как прежде.... Было неожиданно приятно дышать еще холодным свежим воздухом, слышать тревожные звуки коротких аккордов под своими пальцами... неожиданно приятно просто жить.

            Такое странное, почти пьянящее чувство. Все сразу и боль, и радость, и скорбь, и надежда... и свет, яркий солнечный, словно своевольно смешавший все вместе, настолько остро, что хочется не то плакать, не то смеяться. Но не того не другого никогда не хватило бы для выражения этого порой накатывающего чувства, только звон струн... и каждый новый день, который хотелось бы прожить в полной мере, каждый его час и мгновение....

            Нико доиграл, и закрыл от яркого света глаза, даже не слыша, скорее чувствуя, как гудят, затихая, струны....

            - Я и не думал, что когда-то услышу ее снова, тем более теперь..., - голос, не знакомый, тихий, словно шелест ветра в листве, настолько уместный здесь, что Нико даже не вздрогнул.

            - Что? - граф открыл глаза, разыскивая говорившего.

            Последний из друидов Полумесяца, Тиэл, стоял всего в нескольких шагах от него у воды, и Николя внезапно понял, что именно на первый взгляд показалось ему странным. Взявшийся неоткуда собеседник выглядел очень молодо, моложе его самого, несмотря на то, что еще месяц назад казался почти стариком....

            - Ваша песня без слов, граф. Судьба порой делает очень странные повороты, - зеленоглазый юноша тонко усмехнулся, - Верно Адриан прав, и времена впрямь изменились.

            - И что это за музыка?

            - Это не музыка, это судьба.

            Молчание, не тягостное, легкое, пронизанное солнечным светом и шелестом воды... Судьба? Пуст так. Люди сами строят свою судьбу. И почему ему в этот раз так легко принять даже то, что неподвластно его пониманию?

            - Вы должны взять это, граф Тойе, - через какое то время проронил друид, протягивая Нико большой увесистый кошель.

            Николя не догадывался, он ЗНАЛ, что в нем.

            - Я не могу, - медленно ответил он, глядя в глаза собеседника, - Я связан иной клятвой, способной занять всю мою жизнь.

            - Оно может ждать, - немного грустно улыбнулся Тиэл, - Мы никогда не торопимся, граф. Оно ваше и всегда будет лежать здесь, явись вы за ним и в следующей жизни.

            Драгоценный сверток беззвучно упал на траву. Нико смотрел на последнего друида, само существование которого лишь память, память о Силе Леса, которой больше нет, которая исчезла, забрав с собой большую долю зла.... Но ушла безвозвратно.

            - И что ты будешь делать теперь, когда Лес...

            Тиэл покачал головой, заставив Нико замолчать.

            - Лес не умрет никогда, он лишь просто меняется, как и все в этом мире... Он всегда смотрит в будущее, как сама жизнь....

            - Ты прошлое? - было странно задавать этот вопрос живому человеку, но на какой то короткий миг желание понять стало сильнее внимательности и тактичности к собеседнику....

            Но Тиэл лишь улыбнулся.

            - С рождения и до самой смерти такие, как я, служат живущей здесь Силе, граф. С тех пор, как я впервые пришел в эту рощу, прошло много лет, столько, что смертные могли десятки раз пройти по кругу своей жизни и вернуться в землю. Но мир изменился и мне его мудростью даровано время, что бы прожить его уже для себя.

            У Нико не было слов, кроме улыбки, и он как никогда понимал, что слова не нужны. Молодой граф очень скоро остался у реки один.... И так же скоро пришло осознание, что теперь действительно всё. И впереди уже только дорога на Фалесу и будущее, которое он будет делать сам....

           

           

            Иванэ ле Амарра

           

            9 день месяца Льда.

            Тил.

           

            Побережье родилось на горизонте к исходу дня. Простые смертные радовались, как дети, на магов Иванэ старался не смотреть. Сам он даже не обернулся на берег. К чему, там и так все знакомо, но это не имело значения, как и все остальное. В течение всего обратного плавания от герцога Амарра можно было услышать лишь редкие и скупые команды. Он никогда не был разговорчив, но теперь, казалось, совсем разучился говорить и выражать свои мысли с помощью слов, если мысли в его голове были, потому что за пустотой черного зрачка нельзя было рассмотреть ничего - никаких эмоций. Любому человеку нужно как-то выражать свои чувства, ели даже это боль, ненависть и тяжесть невосполнимой утраты. Но Иванэ не кричал, не топал ногами, не плакал. Он молчал и ни на кого не смотрел, просто делая свое дело. Такие всегда доводят начатое до конца. Герцог Деннира обещал, что вернет людей в Лакону, значит, он сделает это. Просто потому что, если есть начало, то должен быть и конец.

            Они вернулись туда же, откуда начали свой путь - в Тил. Круг замкнулся, как всегда. Дорога сделала петлю, посмеявшись над путниками, ищущими счастья или гибели. Не было ни первого, ни второго. Для тех, кто вернулся. А для оставшихся в водной ныне пустыне, лежащей на западе, дорога уже окончилась. Не известно кому повезло больше.

            Когда корабли ткнулись острыми носами в чащу тихого леса, их бока коснулись потемневших досок импровизированных причалов, с которых они когда-то сделали свой первый шаг к битве за жизнь мира. Тогда у них почти не было даже надежды, теперь была победа. Самая горькая из всех возможных. Какое яркое и желанное слово - победа... Какое манящее, пока не познаешь его настоящий вкус. Даже не полынная горечь и не вересковая терпкость, а абсолютно лишенное всех оттенков послевкусие самой обильной трапезы, когда у тебя есть все, а тебе ничего не нужно.

            Корабли тихо покачивались в такт толчкам небольших волн. На борту почти никого уже не осталось - всем не терпелось ступить на твердую землю и убедиться, что это не сон. Люди уходили и исчезали среди деревьев. Он оставался. Иванэ стоял у штурвала, вглядываясь в линию горизонта, за которой пряталось устье реки и море. Его пальцы сильнее сжались на гладком дереве, отполированном десятками прикосновений разных рук. Он знал, что больше никогда не сможет ступить на борт корабля, тем более как капитан. Он не сможет вести корабль, потому что воспоминания порвут остатки его разума, потому что в каждом курсе, проложенном по звездам он будет отныне видеть один и тот ж путь, в каждом исходе будет ожидать огненного смерча... Он был сделан из камня, но не на столько. Подняв глаза, герцог увидел того самого сторнийца, который вернулся с острова, когда не вернулась она... Судя по всему, этот человек тоже не мог забыть... У Иванэ хотя бы был дом - родной город, в котором он все-таки нужен, а у этого сторнийца теперь не было даже страны. Все они потеряли больше, чем имели.

            - Подойди сюда, - тихо позвал ле Амарра.

            Матрос подошел.

            - Ты не просто матрос, не так ли?

            - Когда-то я был одни из лучших капитанов сторнийского флота... - Подтвердил тот догадку и добавил. - Тогда, когда этот флот был.

            - Сторна, твоего народа и вашего флота больше не существует. - Мужчина вздрогнул, но Иванэ жестоко продолжил. - Но Лаконе нужны хорошие моряки, ей нужен флот и нужны капитаны. Будешь капитаном этого судна.

            - А как же?...

            - Никак. - Не оборачиваясь, кинул герцог, направляясь к сходням. Оказавшись на земле, он замер на миг, потом сделал первый шаг, второй, третий. Снова остановился. Ему хотелось в последний раз оглянуться. Всего лишь один раз в страшной надежде, что все это действительно всего лишь сон и там, за спиной на борту он увидит хрупкую девушку, которая рассмеется, подбежит к нему, обнимет и поцелует. Он вдруг почувствовал, что на щеках под все еще прохладным, но уже весенним ветром стынет слеза. Он не обернулся, а заставил себя сделать еще один шаг вперед.

           

            9 - 25 день месяца Льда.

            От Тила до Деннира

           

            - Я возвращаюсь в Деннир. Ты поедешь со мной? - Каждое слово падало, словно брошенные в пустоту высохшего колодца камни.

            Вэл поднял голову от чертежей и удивленно посмотрел на герцога. Когда его отвлекали от планов, он всегда был таким - рассеянным и смотрящим сквозь собеседника. У этого парня все-таки еще осталось то, что могло заставить его забыть обо всем. Где бы найти такое лекарство...

            Юноша, наконец, кивнул. В молчаливости он, пожалуй, мог поспорить даже с Иванэ.

            - Хорошо, тогда собирайся, мы выезжаем завтра утром.

            Вэл снова кивнул, герцог задумчиво на него посмотрел и вышел.

            Их ждала самая верная подруга и самая ветреная изменщица - дорога.

            Родные места появились как-то сразу. Он все ждал, когда же увидит знакомое с детства дерево у дороги. Старый-престарый тополь, всегда сыпавший пухом в начале лета и превращающий луг у своего подножия в заснеженную поляну. Исполин с корявыми ветками вынырнул из-за поворота как-то вдруг и сразу, вырос из-под земли, надвигаясь на двух всадников размытым, ломаным силуэтом. И уже со следующего холма они увидели город. Вопреки всем подсознательным опасениям - он никуда не делся, а все так же высился на берегу самого моря. Водная гладь заставила Иванэ нахмурится, но он справился с собой и обратился к спутнику.

            - Мы почти приехали. - Оба помолчали, потом герцог спросил. - Ты не жалеешь о своем выборе?

            - Разве у меня был выбор. - вскинул бровь юноша.

            Наверное, он был прав.

            - Уже скоро. - Зачем-то сказал Иванэ. В большей мере самому себе.

            - Нам с вами теперь некуда спешить, герцог. - Впервые за все это время улыбнулся Вэл.

            Горожане сначала с неверием встретили своего правителя, но вскоре слух, разнесся по всему городу и окрестностям и пока Иванэ с магом ехали через город, собралась огромная толпа. Амарра вглядывался в своих людей, пытаясь прочитать на лицах, что в душах оставила война. Но чужая душа - потемки. Не зачем лезть туда своими руками, даже если они чистые. Лучше разобраться в своей. А в свою ему заглядывать было страшно, потому что он боялся, что ничего там не найдет. Совсем ничего.

            Одно лицо вдруг привлекло его внимание. Старая-старая женщина, она еще постарела с тех пор, как он видел ее в последний раз, хотя казалось больше уже некуда. Тогда она сказала ему "До тех пор, пока мы нужны кому-то, мы должны жить, как бы тяжело, страшно и одиноко нам не было". Именно она тогда показала ему на Саолу...

            Попридержав коня, он остановился перед ней и заглянул уже почти в бесцветные глаза.

            - Ну что, старуха, ты все еще считаешь, что мне стоит жить? - В его голосе не было ни сарказма, ни злобы. Он был таким же бесцветным и лишенным всех оттенков, как глаза женщины. Та молча смотрела на герцога, прямо в его глаза. Долго смотрела.

            - А ты хочешь умереть? - Спросила она. Спокойно без вызова или обиды.

            - Я хочу, наконец, научиться жить. - Был ей ответ.

           

           

            Rigan

           

            12 день месяца Льда.

            Княжества Полумесяца. Тил.

           

            Холод охватил все ее существо. Не было ничего, кроме охватывающего, обнимающего ее холода. Это было гораздо проще, чем рвать, метать и мстить. Кошка поняла, что проще просто ждать, пока замерзнет все еще бьющееся в груди сердце. Сквозь помутнение в глазах, она видела приплывших и совершенно успокоилась, узнав, что кто-то выжил... Хотя зрение уже и изменяло ей, но она почувствовала, что выжило гораздо больше людей, чем погибли. Риган попыталась свернутся, но сил уже не хватило и она чуть слышно зарычала, утыкая мордочку в холод земли, которую было не согреть ее желанием вновь обрести друга, которого она потеряла..

            Кап-кап-кап.. в такт с падающими каплями стучало сердце. То тише, то быстрее.. Неожиданный звук вызвал тихое недовольство, возвращая к жизни от которой она так долго пыталась уйти и так отчаянно цеплялась вновь.

            - Риган..

            Кошачьи клыки обнажились, уши прижались к голове. Теплое прикосновение и она резко склоняет голову, хватая руку.. Резко. Если бы это было так. Кошка сама не ожидала собственной слабости, от движения голова закружилась и сквозь странную, мягкую и теплую настойчивость, стал проступать смутно-знакомый образ. Зубы сжались и она узнала его, замирая: "Весна? Тепло? Смеетесь вы что ли?" Кошка смотрела, преодолевая слабость и не выпуская руки человека.. и слышала, чувствовала, вбирала тепло всем своим существом. Тянулась к нему, соскучившись и ослабев от одиночества и тоски.

            - Отпусти его, Риган..

            Кошка затаила дыхание, чувствуя, как тепло пронзая все ее существо проникает, согревая. Она не хотела вкуса крови во рту.. Она всей своей дрожащей от холода душой уже хотела тепла. "Отпустить.. Неужели в холод? Как же?! НЕТ! Нельзя.. Но ведь именно холод и отпускает, когда начинаешь слушать и понимать то, что понять невозможно.. " Риган почувствовала, что голова кружится все сильнее и инстинктивно дернулась, прижимаясь к теплой груди человека, обнявшего ее. Кошачьи лапы заскреблись, когда она стремясь поскорей уйти от холода, уткнулась в шею Николя и затихла, чувствуя, как ее накрывает темнота: "Оказывается смерть приходит с теплом.."

           

           

            Ночь с 12 на 13 день месяца Льда.

            Княжества Полумесяца. Тил.

           

            Легкое урчание пробудило ее и она поняла, что мурчит сама, потому что ей тепло и хорошо. А еще чья-то рука гладит и гладит головенку. Риган слабо мрявкнула и открыла серебристые глаза, пытаясь осознать где она и что происходит. Чуть в стороне стояла Фаэнна со странным свертком в руках и обеспокоенно смотрела на сестру. Ри перевела взгляд на того, чья рука так ласково и терпеливо гладила ее, внимательно всматриваясь в лицо мальчика, на чьих коленях она лежала. Девушка-кошка попыталась приветственно поднять лапу, но поняла, что это невозможно. Удивление, изумление и недоумение смешались на ее выразительной мордочке, когда она стала оглядывать саму себя и поняла, что от кончика хвоста до носа закутана во все возможное теплое, пушистое и мягкое. Кошка попыталась пошевелится и услышала негромкий голос:

            - Ты еще не согрелась, - Алек осторожно погладил ее снова. - Полежи еще чуть. Сейчас молоко будет.. Много молока с медом. Это очень вкусно.

            Риган совершенно не возражала против сладкого молока, но никак не могла решить как же она будет его пить запеленутая как младенец в этот кокон одеял. Спустя несколько мгновений - ей уже не нужно было гадать. Фаэнна, отошедшая ненадолго, вернулась все с тем же странным свертком в руке и Нико, который осторожно взял у Фа сверток и размотав достал большую бутылочку с соской. Глаза Риган стали почти квадратными и тут же зажмурились, а зубы протестующе сжались: "Соска! Да вы чего это! Ни за что! Даже рта не открою! И не просите, не умоляйте!"

            - Риган, пожалуйста.. Молоко как раз теплое, - раздался голос сестры.

            Кошка приоткрыла глаз и тут же зажмурилась, зарычав.

            - Ты же не сможешь из блюдца пить и из чашки тоже, - убеждающе говорила Фа.

            Кошка отвернулась и уткнулась в плечо мальчика, слыша, как Нико убедительно говорит о том, насколько полезно и вкусно молоко. Риган открыла один глаз, встречаясь с глазами Алека и тот улыбнулся, неожиданно поднимая голову и говоря:

            - Вы совсем ее смутили.. Па, дай, пожалуйста, мне бутылочку и отойдите.

            Риган придирчиво смотрела, как удаляются Николя и Фаэнна, а потом опять умоляюще посмотрела на Алека. Но он лишь покачал головой, тихо прошептав:

            - Ты покушаешь.. А никто не будет подсматривать.. Смотри, это же соска.. А там-то - молоко.. Вкусное, - он улыбнулся.

            Риган заворчала и зашевелилась в своем коконе, пытаясь рассмотреть далеко ли ушли сестра с молодым графом. Потом снова недоверчиво оглядела бутылочку с соской.. и зажмурив глаза позволила себе кормить.. Лапы кошки упирались в руку мальчика сквозь все одеяла, но сама она уже жадно пила питательную, теплую и очень вкусную жидкость.. Впрочем, те, кто отошел в сторону, могли наблюдать лишь возмущенно и угрожающе подергивающийся кончик хвоста и лишь по звукам могли догадываться, что кошка сменила гнев на милость, а голод на молоко.. пусть даже из соски...

           

           

            Леди Ри

           

            13-й день месяца Льда.

            Туманная Долина. Цитадель.

           

            - Арниэ?

            - Я здесь, моя королева. Больно, Ри?

            - Нет, уже почти не болит. Надо только сменить повязку, наверное. Что с Мраком?

            - Умер... Он умер...

            - Как, и он.. тоже? - у королевы перехватило дыхание, Арниэ зашлась в беззвучном рыданьи. Всадники Долины очень тяжело переносят расставание со своими единорогами. Леди Ри поднялась с постели, дошла до стола и тяжело упала в кресло:

            - Я так устала, ты не представляешь, Арни. А где.. Эдриан?

            - Советник внизу, пытается помочь... Знаешь, в последнее время он какой-то.. замкнутый. Я боюсь за него.

            - Я тоже очень боюсь. Пойдём, спустимся...

            Они спустились вниз, в лазареты. Эдриан метался он одной постели к другой, приносил лекарства, снимал боль, утешал тех, кому надеяться было не на что.

            К тому же, он выполнял и ещё одну функцию: обрывал жизнь тех, кто понимал, что не выживет, и не хотел быть обузой. В Долине всегда уважали право умереть...

            Оставив Арниэ в палатах, Советник и Королева прошли через анфиладу комнат в один из боковых залов Цитадели и вышли на балкон. Эдриан сказал:

            - Я думаю, я больше не нужен здесь, в Долине.

            - Что ты такое говоришь? Конечно же нужен, как же я без тебя буду... Ну что ты молчишь?

            - Я уже принял решение... Я ухожу.

            - Куда?

            - Пока не знаю. Путешествовать. Искать своё место в этом мире...

            - Попытаешься найти Риган?

            - Попытаюсь.

            - Твоё место здесь...

            - Моё место там, где умер Ветер. Я должен был умереть вместе с ним...

            - Не говори так. Мрак тоже умер сегодня утром...

            - Он умер от полученных в бою ран, а не защищая Арниэ. Если бы Ветер не заслонил меня, удар пришёлся бы по моей шее.

            Ри хотела возразить, но внезапно откуда-то снизу явился чёрный комочек, тяжело взлетевший над перилами и шмякнувшийся в руки мага. Эдриан пригляделся к заворчавшему зверьку и упал на колени, стараясь сдержать слёзы:

            - Дориан, маленький, как же ты... Господи... Ты же столько времени сюда летел... Бедняга, устал наверное? Что это у тебя?

            Он увидел, что к спине летучей мыши между крыльями вдоль тела, так, чтобы не мешать полёту, был привязан небольшой футляр. Маг освободил Дориана от ноши, стараясь не задеть натёртые ремнями ссадины, отвинтил крышечку футляра, вытащил из него совсем уж крохотную бумажку...

            Леди попыталась отобрать у него записку, но маг впился в безукоризненно ровные чёткие написанные биссерным почерком строки, и королева, тяжёло вздохнув, ушла...

           

           

            По всей Долине со дня их возвращения был объявлен траур, и парадное облачение Королевы было соткано из плотной белой ткани, ибо белый цвет в Долине считаляся цветом Смерти. Собрав в тронном зале всех, кто был верен королеве, всех, кому она могла действительно доверять, она произнесла совсем короткую речь: зачем говорить, если все и так знают, что произошло? Если все они были либо участниками тех событий, либо родственниками участников. А ещё - друзьями тех, кто не вернулся...

            Должно было пройти ещё не мало времени, чтобы жизнь в Долине вернулась в нормальное русло, но это русло будет уже не тем, что до войны. Люди не скрывают слёз, но слёзы эти не омрачены тенью тьмы: не смотря на всю свою скорбь, семьи погибших понимают, насколько всё могло быть хуже, если бы люди не объединились против армии вампиров.

            Даже заговорщики, втайне мечтавшие свергнуть власть королевы, склонили головы перед застывшей в двух шагах от трона Ри. Даже им она сейчас казалась воплощениеми отваги и мужества...

            Когда церемония завершилась, в зал вдруг ворвался один из стражей Врат Цитадели. Он быстрым шагом подошёл к Ри, тихо сказал:

            - Советник сошёл с ума...

           

           

            Эдриан ФларИне

           

            13-й день месяца Льда.

            Туманная Долина. Цитадель.

           

            Мир тебе, кудесник.

            Вопреки самой себе я чувствую беду. Я не могу точно сказать, что же произойдёт, но мне кажется, что я должна многое тебе рассказать, поэтому надеюсь, что когда всё закончится, мы сможем встретиться. Береги себя...

            Летучий мыш может мне помешать, поэтому я отправляю его с письмом, а Рагнарёк должен быть где-то там, недалеко от тебя. Пригляди за ними, пока я не вернусь.

           

            P.S.: я не могу отделаться от впечатления, что что-то не так. У меня тяжело.. на сердце, знаешь, как у обычных людей. Я боюсь.. что это случится с Вэлом. Я боюсь, что он умрёт. Я люблю его.. и мне страшно, кудесник...

            ___

            Син

           

            "Высшие силы... Как же запоздало это письмо! Ты боишься за своего возлюбленного, вампир, но вот теперь тебя самой больше нет... Ты боялась остаться одна, а вместо этого оставила в одиночестве этого на первый взгляд ветренного юношу. Он ведь тоже любит тебя, Син"...

            Для него, советника Туманной Долины, вампирка Сингреллин умерла только сейчас, и её Смерть он видел в исписанном клочке бумаги, исхудавшем тельце летучей мыши, носившей имя врага, в тёмном небе и лёгком полупрозрачном тумане.

            Мысли о Син тут же навели Эдриана на невесёлые размышления о Риган, которых он до этого усердно старался избегать. Как же всё глупо получилось!

            Ну да, первое время они сражались и он не мог быть рядом с ней, защищая Королеву и свою дочь. Но потом... Почему потом он оставил её? Почему не остался, почему улетел сюда, в Долину? Да, он хотел завершить все свои государственные дела и стать свободным... Но разве это для него важнее, чем Риган? Разве не мог он сначала помочь ей, а уже потом заняться государством? Да неужели Ри не поняла бы?

            Или это означает, что он сделал свой выбор? Что он предпочёл королеву - любимой? В таком случае, может ли он быть достоин той, чей смех звонче весеннего ручья, а глаза глубже океана? Нужен ли он ей - такой?

            Изрядно постаревший седой волшебник, не сумевший вовремя прийти на помощь, не поддержавший тогда, когда ей могла понадобиться поддержка, не сумевший бросить всё ради одной только неё... Нужен ли ей - такой?

            Эдриан знал, что Риган достойна большего. Он знал также, что всегда так думал, но запрещал себе всерьёз задаваться этим вопросом. А зря, вестимо...

            До этого дня советник и не предполагал, сколько в нём слабости, а осознав всю свою беспомощность, удивился. А если бы он всё-таки остался с Риган, и его слабость раскрылась бы уже тогда, когда было бы поздно?! Стихии...

            Услыхав внизу какой-то шум, он решительно вышел на улицу, перехватил бегущего к стойлам пацанёнка:

            - Что там?

            - Привели Ищущего Смерти, дядя советник. Никто не знает, откуда он, но подковки у него наши.. и все в крови.

            - Ну, пойдём, посмотрим... - сказал Эдриан, отцепляя от своей руки коготки слегка испуганного Дориана.

            Эдриан даже не удивился, когда увидел выглянувшую из стойла морду Рагнарёка. Последний раз он видел единорога вампирки там, на Восточной границе Леса, ставшей для многих последним рубежом... Наравне с другими потерявшими всадников зверьми, Рагнарёк топтал, кусал и сбивал врагов с ног. Потом, когда Эдри выбили из седла, и удар чьего-то меча едва не оборвал его жизнь, увязнув в плоти Ветра, советнику было уже не до того, чтобы искать глазами опьянённого запахом крови Роке. И вот теперь он здесь...

            - Рагнарёк... - тихо сказал Эдриан, и единорог вскинул голову. Дориан перепорхнул на морду Роке и тот смешно замотал головой. - Ты помнишь меня, Рагнарёк? Я друг Сингреллин... По крайней мере мне очень хочется надеяться, что она считала меня своим другом... Эй, мальчик! Этого Ищущего уже кормили?

            - Да, конечно. И покормили, и ноги почистили. Только вот с остальным хуже, нет времени совсем, слишком много раненых единорогов... Но поверьте, я тут же мигом примчусь, если что-то...

            - Ничего, забудь. Я забираю Рагнарёка.

            Он вывел единорога во двор, легко взобралс в седло, к которому до сих пор были приточены сумки Сингреллин. Покопавшись в одной из них, он извлёк оттуда длинный лирийский плащ чёрного цвета, хлыст и короткую, в пол локтя, свирель. Облачившись в плащ, Эдриан внимательно изучил музыкальный инструмент, более всего напоминавший трубку с дырочками, коей по сути и являлся, а затем поднёс её к губам и заиграл.

            Он давно уже не играл на свирели, с тех самых дней, когда был захвачен Сторн. Но умение быстро вернулось, хотя пальцы всё ещё подрагивали, и вот он уже наигрывал ту мелодию, которую слышал от вампирки. Единственное, что разочаровывало мага, так это то, что он не может играть и петь одновременно... Голос Син оживал в его памяти, вырезая в душе грустные слова очередной древнелирийской баллады..:

           

            Ветер унесёт тебя вдаль, и душа на рассвете услышит её...

            Небо заплачет дождём, и уже не вернёшь, что бесследно ушло...

            Слёзы осушит рассвет и уже на закате обычного дня

            Вдруг кто-то подарит цветок, и тогда ты сквозь небо увидишь себя...

           

            Слова старой песни слились с безвучным кником мага, ему казалось, что это не древний поэт написал эти строки, посвятив их погибшей подруге, а он, Эдриан, только что сочинил эту балладу, посвятив её сероглазой девочке в зелёном платьи..:

           

            Ты где-то рядом... Я слышу тебя, но не могу ощущать. Я знаю, что ты мне говоришь, что всё хорошо, хотя тебя с нами нет. Мне трудно говорить.. мне иногда кажется, что я говорю сам с собой.. но ведь ты меня слышишь? Ты меня слышишь?!..

           

            Ему показалось, что он услышал ответ Син, что её голос, донесённый ветром, тихо проговорил: "я всегда буду рядом"... И тогда Советник Королевы Туманной Долины маг Эдриан Флар'Инэ, запрокинул голову к туманному небу и засмеялся.

           

           

            Леди Ри

           

            13-й день месяца Льда.

            Туманная Долина. Цитадель и её окрестности...

           

            Когда Ри выбежала во двор, её взору предстало странное зрелище: хохочущий маг откинулся в седле, а единорог выбрал именно этот момент, чтобы встать на дыбы. Королеве показалось, что Эдриан вот-вот грохнется, но тот в последний момент ухватился за гриву единорога. С удивлением узнав в звере Рагнарёка, королева крикнула:

            - Эдриан, этот единорог - бешеный!

            - Бешеному магу - бешеный конь! - мгновенно ответил советник, и вдруг Роке сорвался с места, понёсся в сторону ворот.

            - С доррроги! - заорал маг, щелкая кнутом и направляя единорога сквозь приоткрытые створки.

            Ри свистом подозвала Марка, в одно мгновение запрыгнула на неосёдланную спину и ринулась догонять Эдриана. Следом за ней стучали копыта ещё нескольких единорогов.

            Фигурка всадника становилась всё ближе, его силуэт был отчётливо виден на фоне затуманенного горизонта, но и без этого Ри не потеряла бы след: маг безостановочно то смеялся, то что-то выкрикивал, и выглядел то ли сумасшедшим, то ли находящимся в стадии безумного восторга человеком; время от времени Роке останавливался и принимался гарцевать на одном месте, а пару раз единорог начинал прыгать, брыкаться и кружиться на месте, так, что на первый взгляд могло показаться, будто Роке пытается скинуть мага со спины, однако присмотревшись можно было разлядеть в этом сумасшествии какой-то несуразный танец двух безумцев, получивших свободу.

            Когда единороги уже начали выбиваться из сил, Ри увидела, что Роке несётся прямо к краю обрыва, а Эдриан совершенно не смотрит на дорогу, запрокинув голову в небо. Она остановила Марка, крикнула:

            - Стой!!! - и, как ни странно, Рагнарёк остановился, слегка развернувшись и тяжело дыша, у самого края пропасти. Эдриан вытянул кнут в сторону спрыгнувшей с единорога королевы, засмеялся страшным ненормальным смехом.

            - Эдриан, - всерьёз испугалась Ри, - Ты сошёл с ума...

            - Нееет, моя королева, я не сошёл с ума... Я наконец обрёл разум!

            То, что случилось после, Леди Ри запомнила навсегда; ещё долго ей снился безумный смех Эдриана и его слова:

            - Вы всё ещё хотите быть магом в северных землях?!! - сказав которые, он поднял Рагнарёка на дыбы и заставил единорога шагнуть в пропасть...

            С криком королева подалась вперёд, однако подбежавшие Арниэ и Альдарэ ухватили её за руки, и ей пришлось остаться на месте. Слёз не было, не было даже боли. Королева Туманной Долины Леди Ри Форвэ стояла на краю обрыва, за которым вился туман, и смотрела вниз, не в силах ни разглядеть что-либо, ни отвести взора... В её душе было холодно - но разве железу нужно тепло? Её душа прошла через огонь битвы, обрела крепость закаленной стали, и теперь была готова к холоду и пустоте. Ведь разве ж кто-то нужен железу?..

           

           

           

            ЭПИЛОГ

           

            Сильвия ле Нуаран

            От месяца Домоседства до месяца Ветров.

            Северные регионы.

           

             Маленький кораблик на всех парусах шел на север, стараясь оставить все, что было, позади...

             Если бы... сколько этих если бы осталось позади...

             Если бы отец не продал город лирийцам...

             Если бы я тогда не убежала из дома...

             Если бы не встретила Доминика...

             Если бы мы тогда не расстались...

             Если бы не встретила Тарикэ...

             Если бы она не исчезла...

             Если бы в Криэране не появилась Сингреллин...

             Если бы мы не уничтожили город, превратив всех его жителей в вампиров...

             Если бы, слишком уж их много... Но что случилось, то случилось...

             Если бы этого не случилось, она бы не стояла сейчас на борту маленького корабля, и не глядела на то, как горит юго-восток... Пламя вставало до небес, разгоралось все ярче и ярче... И наконец докатилось до нее, бросив во тьму беспамятства...

             А потом на ноги поднялось уже другое существо, лишенное пустых сожалений о прошлом, не жалеющее о всяких Агнешах и Доминиках...

             Сильвия грустно улыбнулась... Она была свободна... И Дориана и Сингреллин больше не было... Она была свободна... От всего на свете. У нее не осталось ни родителей, ни детей... Лишь ненависть к тем, кто живет как обычные люди... Рождается, любит и умирает...

             Мебир вопросительно взглянул на нее...

             - Что-то случилось? - спросил он.

             - У нас больше нет надобности, исполнять чьи-то приказы... - улыбнулась Сильвия. - Отправляемся на Север, самый крайний Север...

             

             И они продолжили свой путь... Мебир теперь тревожно поглядывал на свою изменившуюся спутницу, словно опасаясь ее. Сильвию это не тревожило. После низвержения Паучьего Короля, чернокнижник не представлял для нее опасности...

             - Фразт-Фёзт... - прохрипел Мебир, когда на горизонте, выплывая из туманной дымки, показались какие-то острова.

             - Что-то не похоже... - вампирка нахмурилась. - И где же непрерывно бушующий шторм?

             Зарр пожал плечами и зарылся в карты.

             Сильвия с удивлением наблюдала, как мимо них проносятся совершенно пустые камни, покрытые ледяной коркой.

             - Ты прав, - сказала она чуть позже. - Это действительно был Фраз-Фёст... Но лишь был... теперь сила ушла из этого места. Я чувствую это...

             

             Наконец, они достигли крайних пределов... Здесь воды моря замерзали, а ветры несли погибель всякой растительности... Пустой край... Корабль остался стоять у берега, а они пошли дальше, сквозь холодную пустыню... По пути им встречались лишь ящеры, проклятые твари, словно созданные для того чтобы уничтожать магов... Сильвия расправлялась с ними, прежде чем они добирались до Мебира...

             Наконец они нашли это место - вершина мира, мрачное место... Полнеба занимала гигантская гора, сложенная из гранита и льда... Здесь, здесь она найдет свой покой, и будет ждать...

             Мебир уже давно понял, что ей нужно от него. Вампиры спали глубоко под землей, и она тоже уснет... И они начали таскать камни, с помощью ее силы и его магии возводя величественную гробницу.

             И вот она легла на свое ложе, достаточно твердое и холодное для такого нечеловеческого существа как она... В последний раз она взглянула на него.

             - Прощай, - сказал Мебир, и тяжелый камень отрезал ее от этого мира...

             Сильвия зевнула. На время она забывала про ненависть, что жгла ее, она давала передышку этим жалким людишками... Она будет спать, спать до тех пор, пока мир... не изменится... И тогда Тени вернутся вновь...

           

             Мебир Зарр смотрел на каменную плиту, защищающую гробницу... Вот и все, Тени исчезли из этого мира... Теперь снова - покой на века...

             Чернокнижник придирчиво оглядел горный хребет... Он будет служить защитой на многие тысячелетия, прежде чем время сотрет его в прах...

             Мебир поднял руки. У него и правда осталось мало сил, в этом Сильвия была права, но кое-что осталось... Иногда хватит и малого толчка... Горы задрожали, с вершин срывались камни и глыбы льда... Гробница скрылась под многотонными завалами... Теперь ее не найдут... Пока мир не изменится...

             Он пошел прочь от этого места, отправился искать, то чего не смог найти ни в Долине Магов, ни у Пауков, ни у Сильвии...

           

           

            Мирта ле Тойе

           

            Тил

           

             Мирта остановилась на пороге комнаты. Вся постель Вэла была завалена свитками и книгами. Сам молодой маг что-то быстро чертил. Он поднял голову и улыбнулся.

             - Проходи скорее, а то вернется Гунла и снова начнет кормить меня с ложечки. Может, хотя бы при тебе не станет?

             - Вряд ли его остановит мое присутствие. Он много лет проделывал то же самое со мной и Нико, - Мирта осторожно присела на край кровати, - Что это у тебя?

             - Нравится? - Вэл показал набросок высокой и изящной башни, - Мы ее обязательно построим! Ты поедешь с нами?

             - Мы с Адрианом сначала поедем к Криэрану... к тому, что осталось. Земля снова должна жить, - девушка осеклась, глядя, как разлетелся на куски тонкий грифель в руках мага, - Вэл! Прости, мне не стоило приходить.

             - Подожди! - маг с тоской посмотрел на нее, - Мирта, ты когда-то назвала меня братом...

             - Я не отказываюсь. Ты - мой брат, Вэл, и сейчас я сделала тебе больно, - девушка грустно улыбнулась.

             - Это... неважно, забудь, пожалуйста! Ты всегда останешься мне сестрой. Только Сао... я мог ее спасти!

             - Я тоже виновата, - Мирта снова присела рядом и заговорила, скорее для себя. Столько дней вынашиваемые мысли торопились обрести форму, чтобы освободить ее, или, наоборот, задавить своей тяжестью, - Здесь виноваты все. Или никто? Мы столько потеряли, Вэл. Люди, которые уже никогда не станут друзьями или врагами, неважно, у них был бы выбор. Те, кто лишились всего. Столько мертвых людей, и что еще страшнее, те, кто выжили, но получили мертвую душу. Мы рвем себя на части, пытаясь спасти все и всех!

             - И даже если нам скажут, что это бесполезно, мы все равно продолжим, - утвердительно закончил Вэл.

             - Да, все равно!

             - Возвращайся, сестра, - маг серьезно смотрел на нее, - Неважно, когда. Я буду ждать. И если тебе понадобится помощь - я приду.

           

           

             Вэл уехал с Иванэ. Сегодня их пора уходить. Мирта провела рукой по шершавому камню, венчавшему могилу Эвора. "Корабли, проходящие рядом, говорят друг с другом огнями..." Одна из бесчисленных песен Николя. Мгновенный свет - и вечная темнота. Я не забуду, князь.

             - Мирта, пора, - Нико, и рядом с ним Алек, - Ты виделась с отцом?

             - Да, мы попрощались. - она была даже рада, что заботы о новой семье вытеснили из его сердца тревогу за нее и брата. Пусть каждый будет счастлив - насколько может, - Вы пойдете со мной?

             - Мы хотели расстаться здесь. Не стоит смотреть вслед уезжающим.

             - Новая примета?

             - Это я придумал, - серьезно отозвался Алек, - Если я не вижу, как ты уехала, значит, ты как будто еще здесь.

             - Я с ним согласен, - Нико сверкнул улыбкой, - Мы будем думать, что ты еще здесь, и когда ты снова приедешь, сделаем вид, что ты уходила ненадолго.

             - Нико! - она порывисто обняла брата. Алек тут же втиснулся между ними и обхватил руками обоих.

             - Ничего не вернуть, да? - приглушенно спросил брат, - Когда я приезжал, и ты выбегала навстречу, а потом был турнир, мы гуляли всю ночь... ты это еще помнишь? У магов долгая жизнь, - Николя пытливо посмотрел ей в глаза. Мирта поняла, что он имел в виду и нежно пригладила волосы брата.

             - Нико, родной, я обещаю, сколько бы лет я не прожила, чтобы еще ни случилось - я буду помнить. Тебя, Алека, отца, Риган, всех...

             - Проверим через год, или когда ты собираешься нас навестить? - ответил брат, обретая привычное спокойствие, - Одна из самых хороших черт нашей семьи, сестричка, это умение вовремя покончить с патетической нотой. Так что поезжай, веди себя хорошо, и не очень-то доверяй этому брюнету с коварным взглядом.

             - У него красивые глаза! - она шутливо толкнула Нико, и тот поднял руки.

             - Ладно, не желаю быть уничтоженным на месте по такому ничтожному поводу. Я буду смотреть: если земля начнет дрожать, или небо полыхнет каким-нибудь сиреневым цветом, значит, это ты наводишь порядок. До встречи, Мирта.

           

             День был как день - ни радуги в небесах, ни бабочек, вьющихся вокруг. Просто в этот день она выехала из Тила. Они выехали. Позади оставалась целая жизнь. Что ждало впереди - было совершенно неизвестно, и Мирта не стремилась узнать. Она протянула руку, и, как всегда угадавший ее движение Адриан сжал ее в своей.

           

            Rigan

           

            Прошел год с того дня, когда молодой граф ле Тойе подобрал серебристую кошку и не позволил ей уйти от жизни. С тех пор она всегда была рядом с ним и Алеком, охраняя их в меру своего понимания. Правда охрана последнего происходила крайне забавным способом, потому что они оба (Алек и Риган) считали, что это именно он, а не другой обязан стеречь покой их маленькой, своеобразной семьи. Но оба сходились во мнении, что их главный подопечный - Николя ле Тойе. Догадывался или нет об этом граф - кто знает. Но и мальчик, и оборотень - не спускали с него глаз и всячески заботились о том, чтобы он не скучал. Когда Нико приходил домой и заставал мирно сидящего в кресле у камина Алека и тщательно умывающуюся Риган - он мог биться об заклад, что где-то в доме лежит разбитый кувшин или разорванный в клочья подозрительный коврик или очередная служанка, не выдержав хулиганств этих двоих, покинула их дом. Впрочем, затей было настолько много, что выиграть большую сумму денег у него не получилось бы. Кошка и мальчик всегда знали чем порадовать графа в очередной раз. При этом отлично сознавая насколько они ему дороги со всеми своими затеями...

           

            .. В одно прекрасное утро, Нико сидел за столом, разглядывая чинно сидящих напротив Алека и Риган:

            - Теперь у него появится настойчивая идея бросить пить, - улыбнувшись своей необычайно теплой и чуть грустной улыбкой, проговорил наконец граф.

            Риган сощурила серебристые глаза и наклонила голову набок - ни разу она не обращалась в девушку с тех самых пор, как стала жить вместе со своей новой семьей - но Николя уже безошибочно мог понять что она хотела ему сказать. Хотя в этот раз мысли оборотня и свои озвучил Алек:

            - Мы всего лишь смотрели, как ты возвращаешься домой, папа, вместе со своим другом. Вы так хорошо пели и мы заслушались. Ведь мы даже не шумели, - кошка согласно мурлыкнула.

            Нико собственно и не спорил, что вели они себя просто примерно вчера. Никто же из них не виноват, что его приятелю вздумалось посмотреть наверх и увидеть этих двоих ценителей музыки, рассматривающих подвыпившего графа и его самого с самым тщательным вниманием. После этого Нико пришлось втаскивать домой практически бесчувственное тело и укладывать его в гостиной, на диване. А на утро, когда его знакомец проснулся и увидел мирно сидящего и ждущего пробуждения Николя, который поглаживал невесть откуда взявшегося в их доме пушистого, серо-белого котенка - бедняга едва открыв глаза, застонал, наивно полагая что у него видения и померещившаяся ему накануне огромная, серебристая кошка на самом деле - обычный котенок, хоть и пушистый. Но ведь Алек и Риган тут были совершенно не причем. Хотя, именно мальчик положил ему на колени нового обитателя дома, а сам побежал играть наверх вместе с проказливой Риган...

            Самыми мирными вечерами считались те, когда Николя обычно очень много времени проводящий при дворе - оставался дома и брал гитару в руки, наигрывая что-то без слов и глядя в огонь камина. Рядом с ним обычно присаживался Алек, который слушая мелодию начинал еле слышно и странно подпевать, но слов опять таки не было слышно. Кошка мирно лежала перед камином, глядя на них и лишь изредко уши ее поднимались торчком, когда очередной аккорд будил что-то в ее памяти. Они могли просидеть так всю ночь и не заметить прихода утра. Когда же лучи солнца начинали играть на побледневших и чуть осунувшихся от бессонной ночи лицах молодого графа и мальчика, кошка вскакивала и угрожающе вздыбливала шерстку, загоняя их наверх в комнаты, чтобы они поспали. Правда Нико чаще всего рассмеявшись, просил прощения и уходил снова на службу. Риган не любила смотреть как он собирался во дворец. Она лишь однажды дала ему заметить, что каждый раз провожает его до дворца и даже порой - встречает обратно, если в ее сознании возникала мысль, что графу может грозить хоть какая-то опасность. Впрочем, порой опасность была весьма обворожительна и хороша собой. Тогда кошка исчезала из поля зрения Николя на несколько дней. То есть он знал, что она дома, что с ней все в порядке, но Риган странным образом - скрывалась, предпочитая, как никогда в эти дни или одиночество, или общества Алека, который со странным пониманием не выдавал свою пушистую подружку. В эти дни дом становился тих и странно спокоен. Впрочем, длилось это недолго. Вскоре где-то на чердаке обрушивалась балка или просто большой, лохматый клубок из мальчика и кошки скатывался с верхнего этажа в очередной дружеской заварушке...

           

            Спустя три года их жизни, Николя пришел домой и едва успел заметить быстро мелькнувшую перед ним серебрянную тень. Риган пронеслась мимо и тут же вернулась обратно. Была зима, был тот самый день.. день Битвы Леса с Вампирами. Молодой граф быстро прошел наверх, чтобы убедится, что с Алеком все в порядке. Мальчик спал, уютно подложив руку под щеку. Брови его страдальчески вздрагивали и Нико, присев рядом, положил руку на плечо Алека, пытаясь сквозь пелену сна передать ему спокойствие, уверенность и мир нынешнего дня и ночи. Сколько он так просидел неизвестно, пока лицо мальчика не стало спокойным лицом спящего ребенка. Николя поднялся и чуть вздохнул, переводя дыхание. Молодой человек неслышно ступая, вышел из комнаты и направился вниз, прислушиваясь к звукам дома. Но кроме его шагов ничего не было слышно. Спустившись, Нико внимательно оглядел огромный зал гостиной и прошептал:

            - Риган?

            Она появилась. Внезапно, как это она любила делать и, на миг замерев в нерешительности, вдруг со всех ног бросилась к нему, прижимаясь головой с растрепанными, рыжими волосами к его груди. Девушка слишком тяжело дышала и это взволновало его гораздо больше, чем внезапное появление кошки в ее человеческом обличии. Николя крепко обнял ее правой рукой, ласково поднимая девичье личико к себе и вглядываясь в полумраке в тревожный, взволнованный блеск зеленых, полных немого отчаянья глаз:

            - Что с тобой, Ри?

            Девушка открыла было рот, но смогла лишь выдохнуть. Молодой граф терпеливо ждал, чуть поглаживая белоснежные щеки, с которых чья-то безжалостная рука стерла легкий румянец, который сиял на них, как он точно помнил в их последнюю встречу у озера. Риган собралась и с трудом, преодолевая почти трехлетнее молчание, заговорила:

            - Я не хоч..у.. не хо..чу.. боль.. ше, - ей не хватило дыхание и тяжелый вздох оборвал слова.

            Нико наклонился и подхватил ее на руки, усаживаясь вместе с ней у камина. Пальцы его ласково скользили в растрепанных кудрях, когда он продолжал терпеливо ждать продолжения. Но видя, что Ри вновь смутилась, молодой человек тихо спросил:

            - Чего ты не хочешь, котенок?

            Она дрогнула в его руках и прижалась к нему еще теснее, ловя дрожащими руками его ладонь, прижимая ее к губам, а потом к своей щеке, словно ожидая обычной легкости в словах и мыслях. Но ее не было и Риган с трудом закончила:

            - Не хочу чувст..вовать.. - несколько трудных, хриплых вздохов сквозь сдерживаемые слезы, - боль..

            Николя замер, крепко прижимая к себе этот дрожащий комочек и сам почувствовал, как она облегченно выдохнула, проговорив вероятно самое главное. Он баюкал ее в руках, понимая, что усыпить это существо будет невозможно. Оно будет ждать ответа на свой невысказанный вопрос-утверждение... Единственное, что он смог сделать, это прижаться губами к ее волосам и - запеть. Ни одного звука не слышалось вокруг, ни единый вдох не нарушал тишину, но Николя - пел. Риган затихла, затаила дыхание, прислушиваясь и обнимая его руками. Песня плавно лилась не нарушая тишину. Пока хватило сил, пока их не сморил странный, удивительный сон...

           

            Было ли во сне, или наяву?

            Было - или ветер листву качал?

            Но они живут, все равно живут,

            Несмотря на то, что о них молчат!

           

            Адриан

            "..битва с вампирами завершена. Сторн уничтожен. Погибли последние из Высших - Дориан и Сингреллин.."

           

            Маг остановился, уставившись в одну точку..

           

            Снова ли переродился мир или он родился в этой битве заново. Погибать и рождаться - их судьба. Первая битва, в которой победа оказалась поражением. Он потерял все, взяв Силу и оставив самого себя. В этой битве Силу Стихий несли в себе лишь четверо. Но они победили, оставшись сами собой. И та - огненная - осталась до конца человеком. Адриан знал это, словно видел своими глазами. Человек диктующий свои желания самой сути мироздания.. и подчиняющий ее себе. Те, кто остался в лесу - выиграли битву, перейдя порог гораздо более высокий, чем они - маги. Остались сами собой.. Сохранили свои чувства..

            Чувства.

            Боль - нет.

            Ненависть - нет.

            Любовь - нет.

            Вдохновение - нет.

            Он не помнил этих чувств, хотя знал их по отголоскам. В его подчинении был мир: во всех его красках и звуках, но он его не интересовал. Его предназначение: щит и орудие против извечного врага. Это не ненависть и не вдохновение. Это - обязанность, которую в свое время он добровольно принял, отрекшись от самого себя во имя мира. С тех пор громкие слова ничего не значили для него

            Страх - он являл его собой.

            Знания - он владел ими.

            Сила - он воплощение своей Силы.

            Власть - он давал ее тем, кто избран.

           

            "...погибли их дети. В Битве Леса ушла сила деревьев, переродившись в иное. Сила эта неподвластна никому из магов, как в свое время была неподвластна магия охраняющих деревьев. Сила растет и потребуются века, чтобы понять ее и направить в сердца тех, кто будет нести защиту мира из тысячелетия в тысячелетия..."

           

            Адриан откинул черноволосую голову, посмотрев в окно на открывающийся перед ним мир. Деревья темнели стройными стволами, вбирая в себя тепло солнца. Скоро мир зацветет..

           

           

            Прошло четыре года со дня решающей битвы. Древнейший из живущих сейчас магов неслышно ступая прошел из одной комнаты в другую. Черные глаза скользили по лицам учеников. Каждый год они приходили в небольшой дом, построенный на краю бывшего города Криэрана. Его мертвая, выжженная земля не могла плодоносить и это много раз объяснялось им. А люди шли и находили здесь поддержку. Более того - пытались оживить эту землю, словно людской век способен на такое.

            - Людская жизнь - коротка, но память их - ничуть не меньше памяти таких как мы, - этот своевольный голос часто врывался в его мысли.

            Адриан повернулся, холодно глядя в прекрасное лицо своей спутницы:

            - Изволь, Мирта, пробуй. Старайся и пусть земля живет. Так и будет. Но не столь быстро. Терпению тоже надо учится.

            - Как и всему в этой жизни, Адриан, - она быстро подошла к нему и взяв за руку повела за собой.

            Остановилась Мирта лишь возле большого круга, символизирующего солнце и его силу. Темно-синие глаза требовательно посмотрели в черные омуты его глаз:

            - Помоги мне.

            Адриан молча протянул сначала одну руку, затем другу, переплетая свои пальцы с пальцами молодой колдуньи. Земля дрогнула у них под ногами, но маги невозмутимо продолжали свою работу. Глаза потеряли свой цвет, вбирая в себя разрушения и исцеляя. Изнурительная и бесполезная работа по его мнению. Спустя века земля возьмет свое и возродится, но Мирта не желала ждать. А он не желал, чтобы она изматывала себя, пытаясь в одиночку исцелить эту "рану". Те кто приходил, пытаясь помочь - пока сами мало что могли. И учить их нужно было едва ли не дольше, чем исцелять землю Криэрана. Он почувствовал, что глаза Мирты закрываются и мягко, но властно обнял ее:

            - Хватит.

            Адриан подхватил девушку на руки, перенося ее в дом и укладывая на постель. Минуту или две он изучающе смотрел в удивительно красивое лицо, а потом все так же молча прошел к столу, открывая дневник:

           

            "Раны велики. Но и победа оказалась одной из величайших. Вампирам не проснутся больше. Те, кто мог бы пробудить эту жажду - замурованы под водами сторнийского моря. Аркал и Элия более не потревожат этот мир, истаяв. Мир меняется. Новая сила Леса растет с каждым мгновением. Я впервые вновь услышал ее на корабле и не мог поверить этим звукам. Теперь эта мелодия слышится каждую весну, лето, осень и зиму. Она не затихает ни на миг. Лес заполняет собою этот мир. Люди и лес. Пора ставить точку.

            Когда нибудь не найдется человека, сумеющего прочитать эти странные буквы. Но знак окончания он поймет, даже если это будет сложная руна, подобная простой "точке"."

           

            Николя ле Тойе

            1002 год от С.И.

           

            12 день месяца Ветров.

            Лакона. Фалесса.

           

            "Всем спасибо. Все могут быть свободны".

             Нико слышал эти слова и теперь, проходя по давно знакомым, врезавшимся не то, что в память, в саму его жизнь, улицам Серого города. Особняк дикого камня по утрам утопающий в тени Цитадели и как всегда весной в бело-розовых облаках жасмина. Два этажа, окна, занавешенные тяжелыми портерами, черная черепица на крыше. Чуть скрипнувшая дверь. То, что последние четыре года он называл своим домом. Здесь почти не было слуг, но часто звучал смех.... И Нико любил камин, балкон и картины. Любил, но никогда не задумался бы об этом, представься возможность снова сбежать из этого картонного города туда, где, как и прежде, была настоящая жизнь....

             Высокий молодой дворянин прислонился к дверям спиной, закрыл глаза и улыбнулся сам себе, едва сдерживая желание рассмеяться.... И теперь они имеют право уйти... не сегодня, не завтра, но очень скоро.

             Мир продолжал меняться.

             Нико не услышал, как большая серебристая кошка подкралась совсем близко и, одним прыжком расположив лапы на плечах своего друга, прижала его к дверям. Чуть взъерошенная и, как всегда, более чем выразительная кошачья мордашка оказалась прямо напротив лица мужчины.

            - Риган, - Нико улыбнулся, и оборотень, решив, что с ним, по всей видимости, несмотря на "просветленное" выражение, все в порядке забавно повернула голову набок, глядя в глаза человека, - Мы совершенно свободны, - медленно, словно получая удовольствия от каждого слова, произнес он, - Выпьешь со мною за это?

             Кошка недовольно фыркнула, щекотно коснувшись щеки усами, и прошествовала к камину, всем своим видом давая понять, что она, Риган, к пагубным привычкам некоего графа никакого отношения не имеет.

             Нико молча опустился в кресло, наливая себе вина.

           

             Четыре года... Он прибыл в Фалессу, едва только кончилась война, как только юг и север ранее великой державы начали свое негласное противостояние в избавленном от Теней мире. Представитель Иванэ Амарры при дворе Иветты Фалесс-Ласноу. В то время все было новым - страны, слова, поступки, люди, само осознание того насколько все изменилось... и новая жизнь во имя некогда данного обещания.... Будущее ради того, что бы однажды вновь увидеть призрак былого или быть может лишь на шаг приблизиться к нему.

             Прошлое - это то, что уже прошло и ныне неизменно.... Нико как прежде ненавидел и это слово, и серые стены когда-то любимого города, скрывавшие от него половину неба и далекий горизонт. День за днем. Но Алек, Риган, Гунла, даже недавно произведенный в рыцари Браин, всегда были рядом.

             Нико так и не смог проникнуться прелестью тех игр, что вела со своими подданными вторая супруга Ярно, игр составлявших всю жизнь юной императрицы, но "не любить" это не значит "не знать правил". Николя ле Тойе быстро учился. И не столько быть игроком, но и ставить собственные условия. Молодой граф, как раньше до войны, жил активной светской жизнью - балы, приемы, выезды на охоту. Как прежде, много пил и играл на деньги, но теперь все чаще выигрывал, порой прощая долг лишь за пару шепотом брошенных слов. Ненастоящая жизнь во имя Великой Империи.

             Но они все жили так. И он сам, и Иванэ управлявший югом из Деннира, и Эмилия Шарк, решившая посвятить свою дальнейшую жизнь тому, что бы собрать оставшихся сторнийцев, не дать им рассеяться по миру и исчезнуть. Восстанавливать всегда сложнее, чем разрушать.

             Но рука судьбы всегда властно и своевольно вносила свои корректировки в жизни людей. Так случилось и на этот раз. Нельзя успеть сделать все. Одно обещаний Николя ле Тойе так осталось невыполненным.

             Четыре года назад, прощаясь с той, с которой он решил прожить свою жизнь, он давал слово, что скоро вернется.... Она ждала три года. Ждала, когда он задержался в столице после рождения у Иветты близнецов, наследников Ярно, ждала, когда наступил очередной кризис в отношениях юг-север и, Нико делал все что бы нужным образом повлиять на решения Императрицы, ждала до тех пор, пока родители не подыскали красавице-дочери иную удачную партию. Последнее письмо - слишком официальный тон, всего несколько слов, с читавшейся между строк болью "Николя, я выхожу замуж 16 дня месяца Прорастания. Если моя любовь и ваше слово еще что-то значат для вас, вы приедете раньше. Илиана Броснэ". В тот вечер он скидал нужные вещи в седельные сумки, отдал распоряжения слугам и на следующее утро... на следующее утро умерла Императрица, и Николя вновь остался в столице. В день свадьбы Илианы Броснэ он как обычно напился....

             Смерть юной и ослепительно красивой Иветты стала шоком для ее кабинета и для всей Империи, подозревали всех, от простых гвардейцев, до самой Императрицы, постоянно экспериментировавшей с ядами. Что ж Нико признавал, Иветта порой старалась казаться даже наивной, но эта молодая женщина, сохраняющая за собой образ вечной ранимости и скорби по рано ушедшему мужу, никогда не спутала бы мышьяк, заготовленный для очередных неугодных ее величеству гостей со своей любимой приправой.

             В любом случае это убийство или несчастный случай так и не были раскрыты, но сразу после смерти дворец покинул ее незаконнорожденный брат и любовник Рейнар лан Риверс, которого так и не удалось задержать. Крысы бегут с тонущего корабля первыми. Франциск Шаорин, однако, нашел выгоду и в этом, повесив на бывшего капитана гвардии все возможные грехи, и даже те, которых не было совершено вовсе.

             Лишь через два месяца после происшедшего, собрав вокруг себя команду трижды проверенных людей, Нико впервые со своего приезда в столицу дал огласку документам, подписанным Ярно перед смертью. Борьба между Франциском и Иванэ за регентство в северной Лаконе продлилась полгода, и до этого дня Нико не мог поверить, что она все-таки закончилась.

             На троне Единой Империи будут сидеть наследники Ярно, один из близнецов родившихся у Иветты. Бевер и еще двое паладинов, знавших последнего Императора при жизни, засвидетельствовали прямое родство. Когда мальчики вырастут, один из них несомненно продолжит великую династию, а до тех пор Лакона в безопасности под рукой железного герцога Амарра, ныне регента Империи и ее правителя на ближайшие двадцать лет.

             А сам Нико... Граф невольно улыбнулся. Теперь его роль в Сером городе была почти сыграна, оставив впереди лишь кучу бумажек и слова прощания для тех, кто стал ему здесь дорог.

           

            26 день месяца Ветров.

            Лакона. Фалесса.

           

             Нико осторожно поправил одеяло, укрывая успевшего заснуть после недолгих, но бурных сборов Алека. Можно было бесконечно задавать себе вопрос, все ли он сделал, что бы мальчик был счастлив.... Никогда нельзя сделать всего. Но последние два года ему уже почти не снились кошмары.

             Граф улыбнулся сам себе, глядя на спящего ребенка, крепко связанного с ним пусть не кровью, но судьбой, в который раз молчаливо обещая, что всегда, пока Алеку это нужно, будет рядом.

             Зная, что сон в эту ночь не придет, Николя просто взял кувшин Лаконского и вышел на балкон особняка, последние четыре года служившего ему домом... последний раз.

            - Нико, - гибкая невысокая девушка, так редко бывавшая в этом своем очаровательном обличии медленно появилась из темноты и остановилась, опираясь на перила, рядом с графом, - Даже не верится, что завтра все это будет позади.

            - Да, - он улыбнулся, глядя в спокойные, но от этого не менее лукавые зеленые глаза Риган, - Хотя кто знает, быть может, однажды этот долг позовет меня снова.

             Последняя ночь в столице дышала морем, весной и сладким цветочным ароматом. Этот город был прекрасен, если смотреть на него вот так с балкона, стараясь различить черные очертания крыш на фоне темно синего усыпанного звездами неба, ни о чем не думая, когда ничто уже не держит.

             Они долго просто и молча стояли, глядя в даль - или не нуждаясь в словах, или просто углубившись в свои мысли, а возможно, всего лишь слушая, как мимо проходит время.

            - О чем ты мечтаешь? - Нико невольно вздрогнул от того, насколько неожиданным для него оказались слова произнесенные Риган после затянувшегося молчания.

             Совсем простой вопрос, и почти впервые в жизни Нико не мог на него уверенно ответить. Последние пять лет разучили его мечтать, заставив привыкнуть ставить реальные цели и добиваться их, раз за разом, порой заключая сделки с совестью и забывая о собственных желаниях. И теперь, когда все осталось позади, когда точки расставлены, и просто пора сделать следующий шаг Николя внезапно понял, что у него есть все, чего он мог бы пожелать - свобода, дорога и те, с кем он хочет их разделить. Это внезапное осознание заставило графа улыбнуться.

            - Ни о чем, Риган. У меня уже есть все, в чем я мог бы нуждаться.

           

            1004 год от С.И.

           

            22 день месяца Исков.

            Южная Лакона. Герцогство Тойе.

           

             Солнце. Золотисто-рыжие лучи весело играют на траве и листьях деревьев, бросая длинные густые тени тополей и дубов на желто стены почти заново отстроенного после войны замка. Возможно, последнее тепло уходящего лета, прожигающее воздух и землю перед мягкой спокойной осенью и дождливой зимой.

             Яркий свет, желтый дикий камень, буйная густая зелень конца лета и тонкий молодой росток с серебристо зелеными листьями, выросший прямо у крыльца, вот и все что Николя запомнит о своем новом герцогском статусе и месте, которое его потомки будут называть своим домом. Возможно, он и сам когда-то вернется сюда, если дорога и судьба найдут для этого достаточно причин.

            - Несмотря на то, что ты не склонен к кратковременным авантюрам, и берешься сразу за крупные, я все же надеюсь, что еще хоть раз увижу тебя, - Гунла улыбнулся и крепко обнял сначала самого Николя, потом загорелого, несколько нескладного, как все подростки, Алека и сияющую самой озорной улыбкой Риган, - Присматривай там за этими двоими, пушистая.

             Прощания. Нико легко вскочил в седло, проверил надежно ли крепится к ремню доверенный Тиэлом кошель, последний раз кивнул Гунле и Браину, окончательно решившему остаться рыцарем на службе семье Тойе, и тронул поводья уже нетерпеливо перебиравшего ногами Лютика.

             Философы говорят, жизнь движется по спирали. Восемь лет назад в такой же точно жаркий предосенний день Николя отправлялся в совсем иную дорогу. Время сделало полный виток, оставив после себя больно режущие осколки памяти, кем-то когда-то подаренные вещи, с которыми Нико не решится расстаться никогда, и надежду... надежду на то, что теперь им предстоят более светлые дороги.

           

            Франциск ле Шаорин

            1002 год от С.И.

            Лакона. Фалесса.

           

             Франциск ле Шаорин стоял спиной к двери, совершенно спокойно ожидая того человека, который в нее должен был войти, хотя тот мог и отправить его на виселицу. Что ж он проиграл, хотя можно было быть поумнее. Кто же ожидал такой прыти от дурака-Николя? Но тот сильно изменился после войны, а вот сам Шаорин заметно сдал. Проклятые годы взяли свое.

             - Регент... - Франциск повернулся на скрип открываемой двери. - Я ждал Вас. Может вина?

             - Вина? - Амарра спокойно посмотрел на Первого Советника ныне, к несчастью, покойной Императрицы. - В наше время это небезопасно. Кроме того, у меня нет ни малейшего желания пить вино с вами.

             - Что ж. - Франциск улыбнулся. - Тогда выпью сам. Догадываюсь о цели вашего визита... Впрочем, у меня, как всегда, хехе, есть контрпредложение...

             - Еще одно предательство, так Шаорин? - Иванэ уселся напротив него в кресло. - Может быть довольно? С вашим хобби пора заканчивать.

             Франциск скривился.

             - Предательство. Какое плохое слово. Тяжёлое, малоизящное, и совершенно не справедливое... Меня вечно укоряют за то, что я просто вижу на два шага вперед. Разве я когда-то говорил Вам, что мне можно доверять?

             - Нет. - Иванэ сложил руки на груди. - Этого Вы не говорили. Но я доверял Вам, иначе бы казнил сразу же после восшествия Ярно на престол.

             - А я не доверяю никому, хехе. - Франциск поправил прядь волос, упавшую на глаза. - Видимо поэтому нынче остался один. Все покинули меня. Артур сбежал, Крыс сбежал, Каттак ухитрился упасть с лошади... Остался один, как тополь в поле.

             - Какая неприятность... - Герцог Деннир, казалось, даже не издевался. - Скажите мне Франциск, сколько крови на Ваших руках? Что именно Вы сделали в войну? Ярно погиб не из-за ваших козней, это я знаю. Но меня терзает праздное любопытство - насколько я вас недооценил.

             - Сделал я меньше, чем мне хотелось... Фактически Вы сами шли во все ловушки, которые Вам подстраивали. И битва у Темного Брода, и ваше изгнание - неужто думаете, что мне удалось бы все подстроить до такой точности? Я не бог, к сожалению, хехе. Сами все сделали, сами во все вляпались... Мне просто чудовищно везло... до сих пор.

             - И все-таки хорошие парни выиграли. Вас это расстраивает, да, Франциск? - Ни насмешки, ни триумфа, ни радости от "победы" в голосе герцога Амарра не было и это должно было удивить, если бы они еще умели удивляться.

             - Просто ужасно. - Франциск кивнул. - Я так хотел чтобы вам было плохо, чтобы в итоге Лаконой стали править законченные сволочи типа Иветты и меня... Но, видимо боги и вправду есть. Тени возьми, я скоро уверую и пойду в паладины Света. Или чего там у нас были паладины?

             - Богов нет, иначе такие люди, как вы и Иветта не рождались бы на свет, а другие, которые достойны жить - не умирали. Богов на свете первым создал страх. Тени тоже должно были казаться нам Богами, потому что мы должны были их бояться, а мы отправили их в бездну... Вот они Боги - низвергнуты и развоплощены смертными. Впрочем, мы все равно боялись... Но не за себя, а за любимых, вы тоже в свое время боялись Адриана, боялись за себя любимого...

             - Теперь я ничего не боюсь и не смотрите на меня так, Иванэ...

             - Как?

             - С вас можно лепить скульптурное воплощение укора.

             - Мне не в чем вас укорить, вы не виноваты в том, что родились мерзавцем.

             - Да, я мерзавец. Тени вас всех забери, я бы сдал Фалессу Сафару и на этом бы все кончилось... Но Вы, со своей стойкостью, и эта ведьма Саола, - Франц осекся, потому что Иванэ встал, взял его за лацканы и поднял над полом, глаза их оказались на одном уровне и Шаорину вдруг стало совсем нехорошо от того, что он увидел в глазах нового регента.

             - Я бы не стал даже произносить ее имя, если бы я, упаси упомянутые вами Боги, был на вашем месте, Франциск. Это вам только кажется, что вы ничего не боитесь, может смерть остудит вашу отвагу и пыл. - Иванэ замолчал.

             - Я... я вам сочувствую, - выдавил бывший советник и облегченно вздохнул, когда его ноги коснулись пола.

             - Засуньте свое сочувствие сами знаете куда. - Бросил герцог, отряхивая руки, как будто только что держал грязь, а не великолепный костюм Шаорина. - Что же прикажете мне с вами делать? Казнить максимально болезненным способом, наблюдая за вашими муками и получая от этого неземное блаженство, или простить, отпустить на все четыре стороны и постараться забыть о вашем существовании?

             - Ни то, ни другое, мой друг. - Шаорин налил себе еще вина. - Я слишком стар, чтобы бродить по дорогам... А дожить свой век с максимальным комфортом - это вполне бы меня устроило.

             - Не слышу раскаяния и обещаний хорошо себя вести, "мой друг". - О Тени, говорит совершенно серьезно, даже шутит он с каменным лицом, хотя шутит ли?... - Вы слишком опасный человек, чтобы вас от себя куда-то отпускать, - продолжил Иванэ. - Если я вас поставлю на должность министра финансов, что вы скажите? По-моему достойное вас мерзкое занятие - финансы встающей с колен страны.

             - Скажу, что финансы нашей бедной страны в бедственном состоянии. Срочно нужно что-то делать, что-то менять. Обещаю с максимальной эффективностью работать и наладить все к концу года.

             - Хорошо, какое похвальное рвение. Я просто готов прослезиться. - Иванэ встал. - В самом деле, мне кажется, что вы такую судьбу заслужили... Но если вы задумаете и осуществите еще какое-то предательство, Франциск ле Шаорин, я клянусь, найду вас даже на том свете... И вы пожалеете. - Франц понял, что это не угроза и не просто брошенные слова, а констатация факта.

             Иванэ вышел, а Франциск ухмыльнулся и налил себе еще вина.

           

            Доминик ле Рамлет

            1002 год от С.И.

            Лакона. У границ Полумесяца.

           

             Звуки гитар и песни двух бардов зашедших в трактир привлекли в придорожный трактир кучу народу. Хозяин только диву давался - откуда народ прознал про выступление этих бродячих трубадуров, ничем особым не выдающихся. Один из них - мужчина уже в годах, второй - довольно симпатичный молодой парень, лет двадцати пяти на вид. Его лицо хозяину казалось отчего-то смутно знакомым, но вспомнить при каких обстоятельствах он видел паренька, хозяин не мог. А эти страшные глаза... Наверное, один из тех, кто участвовал в страшной войне с Тенями, которая закончилась четыре года назад. Тогда и он сам еле спасся, пришлось все бросить и бежать в лес. Да и там не было спокойно. Мертвяки, прежде чем сгинуть, сильно потрепали - и лаконцев, и лирийцев, и лесовиков...

             Потом он вернулся сюда, отстроил все, что было порушено, и стал жить припеваючи. Мертвяки по началу еще попадались временами, но с ними легко справлялись - понимали на вилы и жгли на кострах.

             Прошлое забылось, как страшный сон, хозяин таверны и думать перестал о Войне с Тенями, а вот парнишка этот не забыл похоже. Грустные песни поет, о любви потерянной, и о всем таком. Расспросить бы, да ответа ведь не дождешься - не рассказывают такие люди, что с ними случилось.

             Хозяин вздохнул и принялся мыть тарелки. Барды пели.

             Наступила уже глубока ночь, а путники только выбрались из таверны, нагруженные всяческой едой и барахлом, которыми их одарили слушатели.

             - Эта та таверна, в которой я познакомился с Сильвией, Артур, - произнес младший. - Ничегошеньки не изменилось с тех пор, но с ней я больше не встречусь. Не обратить время вспять...

             - Что поделаешь, Доминик - такова жизнь, ее не изменить. Что-то уходит, что-то приходит...

             - Я бы мог сделать больше... - грустно заметил Доминик. - Нет, не надо меня успокаивать, я сам вижу - что сделал я, и чего не сделал. Все уже давно сказано.

             - Другие времена настали, - задумчиво промолвил Артур. - Люди, похоже поняли, что воевать с друг другом не стоит... Принялись восстанавливать разрушенное... У них другой бой, не тот что был у нас.

             - Но они еще помнят наши имена. Тех, кто сражались в битвах, кто защищал Лакону от Орды, и кто погиб в битве против Тьмы тоже помнят.

             - Помнят, да. Но уже как историю, а история потом станет легендой... Им уже занятно слушать песни об этом, а самим вспоминать неохота... Слишком ужасны те вещи, что они пережили.

             Доминик не ответил. Смотрел куда-то вдаль.

             - Куда теперь?

             Артур задумался.

             - Я подумывал о Квайдане. Дальше - в Лирию, посмотрим, что там интересного происходит. А из Лирии можно и сплавать куда-нибудь...

             - Можно, - согласился Доминик. - Ты никогда не рассказывал, как ты нашел меня... - сказал он неожиданно.

             - Это было непросто, - заметил Артур ле Тейн. - Но можем ли мы противиться судьбе? Черт его знает. Поверь, у меня были совсем иные планы. Но уж если нашел, значит, нужно было так.

             Доминик с мукой в глазах посмотрел на него:

             - Как ты думаешь, каковы шансы, что я еще увижу ее?

             Артур взглянул на него.

             - Шансы? Да никаких. Но всегда есть что-то еще... Сам увидишь...

           

            Зайриэ

            1003 год. Лирия. Хайдола. Дворец Хана.

           

            " Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена.

             И между нами снова вдруг выросла стена.

           

            Забытые песни всегда отдают степной полынью и ветром, гуляющим в ковыле. Забытые жизни отдают пустотой смерти и неизбежностью судьбы, сметающей расклад шахматных фигур на доске, если он ей не нравится. Забытое прошлое, как говорят, не позволит построить будущего. Говорят... Много чего еще говорят. А иногда стоит просто промолчать, быть может, тогда услышишь шепот жизни, толкающей всегда на верный путь - каким бы страшным и ужасным он не казался. Путь, по которому стоит пройтись. И не важно, что это - нитка над бездной, карниз над пропастью или широкая и проторенная тропа. Пройти, пронестись на быстром скакуне, слыша свист ветра в ушах, и, видя лишь мелькание мира... Пусть даже иногда приходится ползти - так должно быть. И можно до бесконечности страдать и жаловаться на свою участь, плакать и рваться пленной птицей из мирозданья, думая, что там-то ждет покой и забвение или, наконец, долгожданная свобода... Надежда. Как глупо. Как привычно. Такова человеческая порода. Таковы мы - люди. Смертные. Вечные пленники мира, его вечные дети... С рождения и до смерти. И мы победили. Победили, когда потеряно было все. Мы заплатили страшную цену, но выстояли. Мы потеряли всех, кого любили, мы порвали свои души в клочья и растерли в пыль сердца - и все это только ради того, чтобы спасти мир, которого так боимся и жизнь, которую панически и болезненно ненавидим, потому что в конце всегда ждет смерть..."

           

            - В этих словах совсем нет радости, Бахрам. - Стройная невысокая девушка замерла за плечом нескладного юноши, сидящего на краю бассейна. Было так тихо и пустынно. Непривычно пустынно. Когда-то дворец Лирийского хана потрясал, ошеломлял, лишал дыхания и в нем всегда было многолюдно... Теперь он походил на огромный склеп, в коридорах которого гулял степной ветер, а в комнатах слышался голос ушедших и не вернувшихся.

            - Зара... Я не слышал, как ты подошла. - Младший брат вздрогнул и поднял на лирийскую принцессу огромные темные глаза, опущенные такими же густыми ресницами, как у нее.

            - Извини, я не хотела тебя пугать. Просто захотелось найти хоть кого-то. А что ты пишешь? - Девушка села рядом с братом, совсем как в детстве, поджав под себя одну ногу и склонив на бок голову.

            Принц покраснел и закрыл рукавом написанное.

            - Так, просто занимаю чем-то свое свободное время.

            Зайриэ вдруг улыбнулась и коснулась ладонью щеки брата.

            - Ты знаешь, что ты очень везучий и счастливый человек, Бахрам?

            - Я? - Удивился юноша.

            - Да, и я тоже. - Хитро посмотрела на него сестра. Глаза принца стали еще больше. - Знаешь, в чем наше счастье?

            Он отрицательно покачал головой.

            - В том, что мы живы.

            Бахрам нахмурился, а потом серьезно кивнул.

            - Да, Каар тоже...

            - В бездну Каар, - кощунственно заявила девушка. - Я говорю про нас - людей, смертных, про наши жизни. Бог не спешил спасать их, когда была нужна его помощь. За все пришлось платить нам и тем, у кого была сила... Но они сделали это сами, без помощи богов.

            Они оба на долго замолчали, пока лучи заходящего солнца играли на высоких башнях и плоских крышах дворца, стирая краски и ровняя свет с тенью.

            - Поедешь со мной, Бахрам?

            - Куда? - Брат обернулся на Зайриэ и в падающей на них темноте блеснули его глаза.

            - В Лакону. - Коротко и четко. Слово, как брошенный в человека кинжал.

            - А все говорят, что ты теперь будешь жрицей Змей... Станешь новой Илисайэ. Это, ведь, не так?

            Зара улыбнулась своим мыслям.

            - Нет. Я слишком долго не была в Лирии, я успела отвыкнуть.

            - Больше полугода... Разве это много?

            - Нет, не много - всего лишь целая жизнь.

            Юноша задумался, а Зара объяснила:

            - Жрицей Змей станет Мириме.

            - А зачем ты едешь в Лакону?

            - Чтобы помочь Лирии. Наши страны воевали, но я хочу, чтобы теперь наступил мир.

            - А Тарикэ знает?

            Зара закрыла глаза и запрокинула голову.

            - Тарикэ... Милая сестренка... - Да, Тарикэ знала и в открытую заявила, что не отпустит Зару в логово "волков", сказала, что лаконцы по-прежнему заслуживают смерти, а их народ еще не отомщен... Она много чего еще наговорила, а Зайриэ молчала. Стояла, слушая все это, и молчала. Для себя она давно все решила... А убежать в случае чего она сможет. Не в первый раз, улыбнулась про себя девушка. За Лирию она не волновалась - Вефир и сестра смогут сделать все, что в их силах, а она уже давно перестала чувствовать себя лирийкой, равно как и представительницей любой другой страны - был мир и она жила в нем, остальное не имело значения. Она дочь этого мира.

            - А почему ты, а не кто-то другой? - Брат отвлек девушку от размышлений.

            - Потому что в письме регента Лаконы ясно говорится - он желает видеть при дворе меня.

            - Регент?

            - Да, Иванэ ле Амарра.

            Если быть честной с самой собой - ее удивило то, что новый регент Лаконы в весьма вежливых, но почти непреклонных тонах пригласил лирийскую принцессу ко двору, упоминая "укрепление дружбы между двумя странами", "урегулирование старых разногласий" и еще много-много красивых официальных слов. Она помнила его - высокого мрачного человека, с темными волосами и пронзительным взглядом. Пару раз издали Зара видела его в Тиле и помнила его выступление на турнире... Тот самый турнир, когда она сбежала из дома, когда только начала свой путь... Как давно все это было. Как давно. Целую жизнь назад.

            - Знаешь, я поеду с тобой. Мне бы очень хотелось посмотреть, что там... В других местах...

            Принцесса улыбнулась, младший брат очень напоминал ее саму в этом возрасте.

            - Тогда собирайся и будь готов в любое время, мне не хочется заставлять правителя Лаконы ждать.

           

            1003 год. Лакона. Фалесса.

           

            Зайриэ подавила панический страх, взявшийся неведомо откуда, когда она вдвоем с братом появилась у ворот императорского дворца в Фалессе и заявила, что желает видеть регента Лаконы. Огромную свиту, все-таки навязанную ей со словами о необходимости поддержания "лица страны", принцесса бросила где-то на подступах к городу. Пока эти лентяи раскачаются - пора будет ужинать, а она хотела попасть во дворец еще до обеда. График ее и ее сопровождающих здесь не совпал, поэтому Зара приказала седлать двух коней и отправилась к регенту с Бахрамом. Стражники переглянулись, но отправились докладывать капитану стражи о гостях.. То ли здесь давно привыкли ко всему - жизнь научила, то ли о ее приезде знали. Ждать почти не пришлось. Видимо, она и вправду была долгожданной гостьей, потому что почти сразу появился невысокий немного полный человек и, раскланявшись принцессе до земли, попросил следовать за ним. Зайриэ спешилась и направилась за лаконцем, Бахрам шел шаг в шаг за ней. Они миновали несчетное количество комнат, пока провожатый не распахнул какую-то дверь и пропустил лирийцев вперед.

            Девушка справилась с вернувшейся робостью и ступила на толстый ковер, устилавший пол просторной светлой комнаты.

            За огромным столом сидел герцог, увидев гостей, он порывисто поднялся и направился к ним.

            - Я рад приветствовать Вас в Фалессе, принцесса. - Мужчина вежливо поклонился, но глаза его были прикованы к лицу девушки. Не понимая, чем обязана такому пристальному вниманию, Зара наклонила голову в ответ.

            - Благодарю вас, ваша светлость.

            Герцог бросил взгляд на Бахрама и лаконца.

            - Мне бы хотелось поговорить с вами наедине.

            Их провожатый поклонился и вышел, придерживая дверь для принца, но тот ни на шаг не отошел от сестры. Брови регента сошлись - похоже, он начинал сердиться и совсем не привык, чтобы его приказы не выполнялись.

            - Это мой брат, Бахрам. - Представила Зара, пытаясь разрядить напряженную обстановку.

            - Принц, для меня честь познакомиться с вами, но сейчас я действительно должен поговорить с принцессой с глазу на глаз.

            Брат посмотрел на девушку, и та кивнула. Лирийский юноша нехотя вышел, но в дверях оглянулся, как бы давая понять сестре, что будет рядом. Зара ободряюще улыбнулась, хотя сама уверенности совсем не чувствовала. Зачем же она так понадобилась лаконскому регенту. Сейчас все встанет на свои места.

            - Я прошу прощения, если был груб, принцесса, - вдруг сказал герцог, и девушка резко обернулась. Он стоял в лучах солнца, льющегося через высокие окна. Игривые лучи скользили по белоснежной рубашке с закатанными рукавами и темным волосам с явной проседью, в последний раз ее было гораздо меньше, как ей помнилось. А на лице мужчины виднелась печать тяжелого груза - прошлого, памяти и целой страны на плечах. И сердце девушки вдруг сбилось с ритма, впервые с тех пор, как она заставила себя забыть про Джимшида. Оно стукнулось о грудную клетку и забилось в сотни раз громче, чем до этого. Испугавшись, что эту барабанную дробь услышит он, принцесса прижала руку к груди.

            - Зовите меня просто Зайриэ, ваша светлость. - Сама не зная почему, вдруг ответила она.

            - Тогда мне будет приятно, если вы станете называть меня Иванэ, - улыбнулся герцог, и мир пошатнулся под ногами Зары. Она никогда раньше не видела его улыбки, как будто в пасмурные день луч золотого солнца пробивает темноту туч и разгоняет тени. Но улыбка коснулась лишь губ герцога, глаза остались неизменно бесстрастными. Она кивнула, но про себя подумала, что не сможет.

            - Вы хотели поговорить со мной. - Напомнила она.

            - Да. - Согласился он и, указывая на кресло, напротив того, в котором сидел до их прихода, предложил. - Присаживайтесь.

            Заставив свои ноги оторваться от пола, она подошла к креслу и села. Бросив на нее странный взгляд, герцог обошел стол и опустился на свое место.

            - У меня к вам весьма странное, как может вам показаться на первый взгляд, но очень взвешенное и обдуманное предложение. Обещайте, что не откажете, не подумав.

            Зара промолчала, лишь склонив голову. У нее просто не было слов, она боялась, что сейчас ляпнет глупость.

            - Я предлагаю вам стать моей женой.

            Комната пошатнулась, пол поменялся местами с потолком, а потом стало темно. Принцесса Лирии упала в обморок от этих слов.

            ***

           

           

            Откуда-то лилась дивная музыка, кто-то звал ее по имени, а потом в нос ударил резкий противный запах, от которого потекли слезы, и девушка резко раскрыла глаза. Над ней склонялся регент Лаконы, и реальность обрушилась на Зайриэ во всей своей яркости и осязаемости запахом темной жидкости из флакончика в руках мужчины.

            - Простите, если бы я знал, что перспектива стать моей женой лишит вас чувств - то подготовил бы вас... - Герцог замялся. - Получше. - Наконец, подыскал он нужное, как ему, видимо, показалось, слово.

            - Получше? - немного истерично переспросила Зара и нервно рассмеялась. - Интересно как?

            На нее вдруг напало дикое веселье. Живописная картина. Она распростерта на полу его кабинета, он склоняется над ней, что могут подумать, если сейчас кто-то войдет. Но Иванэ не выглядел смущенным или сбитым с толку. Он явно ожидал любой реакции вплоть до истерики, драки, и даже обморока.

            - Я мог бы заставить вас влюбиться в меня и убедить во взаимных к вам чувствах, но это показалось мне бесчестным. Я предлагаю вам государственный брак, а не свои сердце и душу, хотя могу обещать верность и заботу о вас до конца дней. - Он даже не моргнул, говоря все это ей в лицо, ни один мускул на его лице не дрогнул, но самое главное глаза... они не изменились, все то же выражение, ни проблеска человеческих чувств.

            - А мне все это нужно? - Поинтересовалась девушка.

            Ее вопрос поставил герцога в тупик. Так, это, видимо, входит у них в привычку - шокировать друг друга.

            - Вы же хотите помочь своей стране? - Он уже не так уверенно посмотрел на нее.

            - Правда?

            - Я так думаю, - кивнул он.

            - Вы догадливы. Почему бы еще я пересекла полмира, чтобы оставить вновь обретенную семью, как вы думаете?

            - Тогда я не понимаю, почему вы так удивлены моим предложением.

            - Знаете, может вам это покажется странным, но мне не каждый день делают такие предложения.

            - Мне действительно это кажется странным. - Заметил герцог, и Зара вдруг подумала, что не известно - кто из них играет.

            - Почему?

            - Потому что, во-первых, вы очень красивы. - Девушка вздрогнула - это был первый комплимент, услышанный из его уст. - Во-вторых, вы лирийская принцесса. Этого уже достаточно.

            Она внимательно смотрела на него, пытаясь понять - что происходит и на каком она свете...

            - Хорошо, давайте попробуем еще раз.

            Герцог бросил на нее взгляд изподлобья и стал объяснять.

            - Я уверен, что вам не безразлична дальнейшая судьба Лирии, как и мне Лаконы. Люди устали от войн, битв, сражений за мир и свою жизнь, они устали бояться, что завтра солнце не взойдет, а сосед ударит в спину, они устали от бед и несчастий, от болезней и голода, от сожженных городов и деревень, от боли, страха, крови, страданий... Мы все устали от этого. Достаточно. На наш век хватит. Я хочу, чтобы все это прекратилось.

            - Мы все этого хотим, - прошептала девушка, зачарованно глядя на мужчину, способного так страстно говорить о том, что он должен ненавидеть.

            - Вы выйдете за меня замуж? - Устало повторил он свой вопрос.

            - Да, - выдохнула она.

            ***

           

           

            Накануне своей свадьбы она так и не смогла уснуть. Всю ночь она сидела на балконе, отведенных ей комнат, и вглядывалась в темноту. Слепые глаза звезд смотрели на нее с неба, а она не видела их света. Она проносилась по коридорам памяти и все, что было до - вдруг перестало иметь значение. Она поняла, что прошлое осталось за спиной. Впереди была неизвестность, но это не страшило, потому что было достаточно сегодня, а сегодня был Иванэ... Лишь только положительный ответ сорвался с ее губ, девушку закружил сметающий все на своем пути ураган, которого окружающие звали "регентом" или "вашей светлостью", а она по имени. Он всегда был очень занят, но он ни разу не отказал ей, если она приходила с просьбой или вопросом. Для нее у него всегда была улыбка или минута, он брал ее с собой, если выезжал куда-то. Иногда она просто сбегала от назойливых придворных в его кабинет, куда не отваживался заходить никто из них. Он понимающе улыбался и снова погружался в какие-то бумаги, а она находила книгу на полках и принималась читать. Только чтение, как правило, не продвигалось, потому что украдкой она рассматривала своего будущего мужа и понимала, что влюбляется, окончательно и бесповоротно. Надо было бояться, надо было остановиться, а она не хотела. И она не стала говорить себе - нет. Она просто полюбила, не требуя ничего взамен. Она смотрела в его глаза, надеясь, но они не изменялись, пепел остался там навсегда. В этих глазах больше никогда, казалось, не отразиться радость или боль, счастье или хотя бы ненависть. Там была пустота, как будто душа, отражением которой они служили, умерла, оставив только телесную оболочку с мыслями, рефлексами и чувством долга перед страной, но чувств или ощущений уже не было. Там не было и боли. И именно это больше всего страшило Зару. Можно пережить и перетерпеть, если тебя что-то мучает, но нельзя справиться с безразличием.

            Бахрам, как это ни странно тоже пришелся ко двору. Уже вскоре он стал своим всюду и в самых роскошных покоях и на кухне и среди стражников. Парень же просто светился от счастья, иногда пропадал в городе с кем-то из своих сверстников, но Зара была спокойна - она понимала, что брату хочется жить. И это было правильно. Бездна ее забери, очень правильно. Потому что и ей хотелось жить, жить и быть счастливой, вдыхая полной грудью воздух нового, изменившегося мира, получая от жизни все и даже больше.

            За стеной смолкли звуки музыки, похоже, Бахрам все-таки лег спать, но она ошиблась. На каменной стене появилась сначала рука, потом нога, потом голова, а потом и все тело ее братца. Свалившись к ее ногам, он усмехнулся и принял вертикальное положение.

            - Не спится, сестренка?

            - Да, рассмеялась она. А ты что не спишь, не ты же завтра выходишь замуж за регента Лаконы.

            - Эх, конечно, я бы мог тебе позавидовать, - подмигнул парень. - Но я как-то больше смотрю на девушек. - Молодые люди рассмеялись, наполняя тишину императорского дворца звонким смехом.

            - Что ты там наигрывал? - Спросила девушка.

            - Пытался вспомнить ту песню... Забытую...

            - Про солнце?

            - Да.

            Зайриэ стала серьезной. Она помнила эту песню, помнила...

           

            Петь птицы перестали.

            Свет звезд коснулся крыш.

            В час грусти и печали

            Ты голос мой услышь.

           

            - Нет, там было что-то еще.

            Зара промолчала. Да, там были еще слова, но пока время для них не пришло. Пока.

            - Знаешь, когда-нибудь я вспомню все, - пообещала она. - А сейчас покажи, что еще ты написал. Мне нравится это читать.

           

            "В кружении далеких звезд на небе есть что-то от тленности смертного мира. Нам кажется, что свет их не погаснет никогда, но и звезды тоже умирают, а потом чья-то рука зажигает новые, всего лишь щелкнув пальцами. И, если это происходит, значит это кому-нибудь нужно. Также и в земной жизни - одни уходят, но приходят другие. И снова встают плечом к плечу, взявшись за руки, смело смотря в лицо опасности. Встают и сражаются за жизнь мира, за каждый новый рассвет. И это тоже кому-нибудь нужно. Так было, так есть, так будет. Новые миры, новые звезды, новые герои, новые судьбы, новые битвы... Снова и снова, пока будут зажигать звезды. Снова и снова, пока будут приходить новые герои... Снова и снова, пока это кому-нибудь нужно..."

           

            Иванэ ле Амарра

            1002 год. Южная Лакона. Деннир.

           

            Высокий мужчина, одетый только в простые удобные штаны, искусно орудовал топором, очищая от коры длинный прямой ствол дерева. Мерный стук топора разлетался далеко над огромной строительной площадкой, на которой сейчас почти никого не было - строители ушли на обед. Орудие труда поднималось и опускалось, врезаясь в хрупкую коричневую субстанцию, во все стороны летели щепки.

            - Ваша светлость... - Герцог Деннира и некоронованный правитель всей южной Лаконы остановился, выпрямился, вытер тыльной стороной ладони пот с лица и оглянулся. На гонца, прибывшего из столицы Империи, смотрели спокойные серые глаза, ни вопроса, ни удивления, ни даже попытки узнавания не было в них.

            - Я слушаю вас.

            - Я привез вести из Фалесы и письмо от Николя ле Тойе...

            Герцог размахнулся со всей силы и опустил топор. Железо глубоко вонзилось в ствол дерева. Ле Амарра же вытер руки о штаны и взял послание, протянутое ему.

           

            "Иванэ, ты должен приехать в Фалессу. Четыре года назад ты принял то, что нужен югу Лаконы, теперь ты нужен всей Империи.

            Нико."

           

            И все. Но большего и не нужно. Они с Николя привыкли понимать друг друга и обходиться без лишней говорильни, которую так любили другие.

            - Что случилось в Фалессе? - Иванэ поднял глаза на человека, доставившего послание.

            - Ее Величество скончалась при невыясненных обстоятельствах. - Гонец явно ожидал увидеть хоть что-то на лице и в глазах герцога Деннира, но тот не подал никаких признаков наличия у него нервов, лишь кивнул и сказал:

            - Я приеду. - Каждая фраза как будто через силу, каждое слово из самой глубины человеческого естества, поэтому их так мало, потому что растрачена уже вся сила. Отнята игрой под названием жизнь.

            Мужчина поклонился и ушел, а герцог вновь взялся за топор и, лишь закончив свое дело, направился к городу. На встречу ему попадались люди, кто-то просто кивал, кто-то кланялся, Иванэ отвечал на приветствия, но молчал. Как всегда теперь.

            Добравшись до своего дома, он распорядился, чтобы его коня снаряжали в дорогу, а сам отправился смывать пыль, пот и грязь. Уже одеваясь, он услышал стук в дверь.

            - Войдите.

            - Это я. - На пороге стоял Вэл. - Я услышал, что ты куда-то собираешься.

            - Да, пришло время получить старые долги.

            - Я поеду с тобой.

            - Нет, ты готовься стать наместником юга.

            На рассвете Иванэ ле Амарра, герцог Деннира, уехал в Фалессу, чтобы заняться тем, что ненавидел всю жизнь. Тем, что было виной многим несчастьям в его жизни и в жизнях тех, кого он знал и тех, кто уже ушел... Он ехал в столицу, чтобы бороться за власть.

           

            1003 год. Лакона. Фалесса.

           

            Разум всегда говорит одно, а сердце подсказывает другое. Быть может, потому ему так легко было теперь принимать решения, что у него отняли сердце. Бремя управления огромной страной, о котором он никогда не грезил в отличие от многих, хотя имел на это законное право, не стало к удивлению Иванэ тяжкой ношей. Это был очередной камень, который нужно было взвалить на свои плечи и внести на гору, на вершине которой ждала смерть - венец любой человеческой жизни, он добавил этот камень, даже, пожалуй, скалу и продолжил путь. Скорее всего, конец его еще далек, а в приближении сейчас неизбежного - герцогу не виделось смысла. Это был единственный вопрос, по которому его желания все-таки расходились с разумом. Однако, новому регенту Лаконы было не шестнадцать лет, чтобы не уметь управлять своими хотениями. Он научился просто жить, как и обещал старухе в Деннире. Вставать каждое утро, приводить себя в порядок, есть по часам, заниматься государственными делами, иногда давать приемы и балы и даже присутствовать на них, помнить обо всем и сразу. Жить без оглядки на вчера и завтра, жить сегодняшним днем.

            Нико забрал Риган и Алека и уехал - правильно сделал, перед ним теперь открыты все дороги.

            Франциск ле Шаорин цветет и пахнет, несмотря ни на что. Министр финансов Лаконы - смех сквозь слезы. Но Иванэ уже не чувствовал злобы, вспоминая этого человека, он ничего к нему больше не испытывал, как и ко всем остальным.

            Вэла он сделал наместником юга, чтобы юноше было проще осуществить мечту и построить город, который станет одновременно памятью о выигранной войне и надеждой на все новое, что пришло после нее. Город вслед за которым должна возродиться и вся страна.

            Мирта и Адриан тоже ушли своей дорогой. Двум магам есть чем заняться в возрождающемся мире.

            Конрад стал мановением легкой руки герцога Деннира Первым Советником при его несравненной персоне, а красавица жена графа Тойе - Кассандра одним из лучших украшений двора.

            Все они прошли свой путь - шаг за шагом.

            Лирия... Теперь эта страна сосредоточилась для него в одном единственном человек - его молодой жене Зайриэ. Мимолетные улыбки, когда она не видела, что он смотрит на нее, глаза - черные, как ночь и такие же глубокие, шелк смоляных кудрей и голос - всегда тихий, всегда нежный. Эта девочка заслуживала любви, но получила от Судьбы только его надежное плечо и пустые глаза и не просила большего. Уже за одно это он должен был любить ее, но не мог, а она не требовала. Лирийцы же, разбитые войной также, как и лаконцы, обрели мудрых и справедливых правителей - Вефира - верного последователя Сафара и Тарикэ - светлый луч солнца среди лирийских принцесс.

            Лес, простирающийся теперь далеко на север к самым лирийским степям и на запад, поглотив два из пяти великих городов, буквально в первые же дни после победы был заселен Ллунифами. Правление упало на плечи Княгини Сиэнны и Ардрика, ее мужа. Однако, лишь их дети смогут назвать себя настоящими властителями Леса.

            Сторнийцы, потерявшие больше всех - свою Родину, не были брошены на произвол Судьбы. Старые обиды забыли или старательно похоронили, враги стали соседями, поселившимися на восточном побережье Лаконы. Они отстраивали свою жизнь заново и себя вместе с ней. Здесь были рады всем соплеменникам, а царила хрупкая девушка со сторнийскими глазами и золотыми волосами, которая должна была кого-то напоминать герцогу, но он уже не помнил - кого, а звали девушку Эмилия Шарк.

            Еще одна страна снова вернулась к привычному ритму жизни - Туманная Долина. Жители ее исчезли так же, как и появились - внезапно. Они снова замкнулись в свой маленький мир и стали превращаться в одну из легенд уходящей эпохи.

            Таких легенд теперь было много - у каждого народа своя, свои сказания, своя история... А все вместе - полотно мира, сотканное из букв и слов, чувств и эмоций, смеха и слез, любви и ненависти, жизни и смерти. Сломанные куклы в закрывающемся театре - все они зализывали свои раны, учились жить заново в новом мире, мире, в котором светило солнце и приходила ночь - тихая и спокойная, без тревог, странных теней и страха. Мир снова учился жить. Как много они потеряли, но как много приобрели. Только в таких испытаниях и страданиях люди начинают ценить собственную жизнь и осознают - что же стоит за коротким, но веским словом из пяти букв - жизнь. Начало и Конец. День и Ночь. Свет и Тьма. Две части одного целого, всегда целого и оборотная сторона - всегда смерть. Та, которой не нужно бояться, та которую не стоит ненавидеть, единственная подруга верная до конца и единственное отпущение всех грехов и прошлых поступков. Жизнь и смерть - начало и конец. Отныне и навсегда. Счастливый ли конец получился у них? Наверное, нет. Но разве бывает жизнь счастливой для всех. Она каждому дает щедрой, но справедливой рукой то, что отмеряно и то, что должно. Можно придумать любой счастливый конец, но нельзя придумать другую жизнь. Конец одного мира - начало нового, замкнутый круг, бесконечность, смотрящая на смертных своими печальными, всепрощающими и всепонимающими глазами. Ничто не уходит в никуда и не появляется из ниоткуда. Игра окончена и остался лишь горьковатый привкус недосказанного, но некоторые знают, что ничто не проходит бесследно, и память останется со смертными навсегда. Память о каждом, кто выжил, и каждом, кто ушел. Память - все, что свяжет начало и конец. Все самое главное еще впереди, остальное пройдет.

           

            1004 год. Лакона. Крепостная стена Фалессы.

           

            - Зачем, ты привел меня сюда? - Девушка подняла на мужа огромные черные глаза.

            - Мне казалось, что ты любишь закаты. - Ответил он, не глядя на нее.

            Зара помолчала, обернувшись к полыхающему пурпуром заходу дневного светила. Раскаленный шар нехотя и лениво падал за ломанную линию ближайшего леса и раскрасил все во всевозможные оттенки красного - от нежно розовых пастельных тонов до кровавой бронзы.

            - Да, люблю, - едва слышно произнесла она.

            - Что-то я не слышу радости в твоем голосе. - Иванэ повернул девушку к себе лицом и приподнял пальцами ее подбородок. На смоляных ресницах блестели бриллианты слез.

            - Прости. - Сказал он, прижимая ее к себе и вытирая слезы с гладких щек. - Прости, что так и не смог тебя полюбить.

            - Ты не должен просить прощения, ты был всегда честен со мной - большего не надо. А я знала, на что шла.

            - Но ты надеялась.

            - Да, и ты прости меня за это... Я надеялась, что прошлое уйдет, но дело не в прошлом, дело в настоящем. Ты не пускаешь его к себе в душу.

            - У меня нет души. Теперь нет.

            Девушка ничего не сказала. Она просто прижалась к мужу, рассматривая острые стрелы последних солнечных лучей, еще хватающихся тонкими пальцами за темнеющий небосклон. Иванэ обнял ее за плечи и крепче прижал к себе. Со стен Фалессы всегда открывался великолепный вид на закаты... Он помнил это, потому что встретил несчетное их количество здесь во время осады, но тогда все было по-другому, по крайней мере, так казалось. А на самом деле ничего не изменилось. Все то же солнце, все те же стены, все тот же лес...

            - Знаешь, Бахрам пишет историю нашей войны...

            Иванэ молчал.

            - У него неплохо получается, но он никак не мог придумать название, а вчера вдруг сказал, что это будут "Летописи Лаконы".

            Герцог остался безучастен.

            - Но мне больше всего нравится конец. - Девушка замолчала. И добилась-таки своего. Иванэ опустил глаза и спросил:

            - И чем же они заканчиваются?

            - Забытой, но очень красивой песней.

            - Спой мне? - Тихо попросил мужчина. Девушка вздохнула и почти прошептала последние строки, написанные Бахрамом и те слова из песни, которые никак не мог вспомнить брат.

           

            "Мир меняется, как ветер, чье холодное дыхание стало пахнуть весной, талым снегом и молодой зеленью, и мир чувствует это, он чувствует, что ему подарили весну, новую весну, новое рождение. Старые и новые раны затягиваются, медленно, но верно. Пройдут годы и века, минуют тысячелетия, вежливая людская память снова сотрет имена тех, кто подарил спасение и жизнь всему роду смертных, но останутся легенды, сохранятся песни и странные сказки-истории о том, чего никогда не было, но отчего становится так холодно и страшно в ночи, когда темнота своими когтистыми лапами вцепляется в плечи, напоминая первобытный ужас, а тени овладевают душами людей. Мир изменится снова и снова, изменятся очертания морей и земель, поменяют русла реки, но жизнь останется... А тени уйдут. И как цветок, распускающийся каждую весну, как звезда, загорающаяся в одном и том же месте, как улыбки самых верных друзей, всегда протягивающих руку помощи, как глаза любимых, согревающие нас всю жизнь, снова и снова будет вставать солнце... Яркое и теплое, освещая землю, даря сущее, свет, бытие... Мир меняется, но солнце взойдет...

           

            Ночь пройдет, наступит утро ясное,

            Знаю, счастье нас с тобой ждет.

            Ночь пройдет, пройдет пора ненастная,

            Солнце взойдет..."

           

            - Я жду ребенка, Иванэ... - Шепотом, прижав щеку к его груди, в которой ровно и размеренно билось сердце.

            Он обнял принцессу и легко коснулся ее губ своими. Именно в этот момент солнце окончательно упало в темноту за горизонт и две ставшие одним целым фигуры скрыли сумерки. Только над полями еще летело и летело тихое, едва различимое эхо, как голос ветра...

           

            Солнце взойдет...

           

            Rigan

            Было ли во сне, или наяву?

            Было - или ветер листву качал?

            Но они живут, все равно живут,

            Несмотря на то, что о них молчат!

           

            Мурлыкала рыжеволосая девушка, ехавшая рядом с молодым юношей и мальчиком лет 10-12.

            - Что это, Риган? - окликнул ее мальчик, вскидывая курчавую, всегда лохматую голову и сверкая на нее глазами.

            Она помолчала немного - ей по прежнему было трудно говорить - и ответила:

            - Не знаю, Алек, но где-то это уже было. Наверное все было, только ведь мне это неизвестно, - чуть фыркнула Ри. - Ласка устала..

            Сказав последние слова, она на ходу спрыгнула с лошадки, которая придирчиво покосилась на хозяйку темными глазами, но Риган уже знала, долгие путешествия ее верной спутнице были трудны. А они ехали и ехали - встречаясь и расставаясь. По одному странному видению от всех троих, они встречались с теми, кто еще мог вспомнить и помнил их. Они навестили Мирту, которая была рада видеть брата и Алека и как-то особенно светло улыбнулась ворчащей в образе кошки Риган. Ри решительно вглядывалась в необычайно прекрасное лицо молодой женщины и понимала, что она по своему - счастлива. И этим необыкновенным счастьем сделала чудо даже с тем, кто - по мнению Риган - был этого недостоин. Адриан, стоящий чуть в стороне и как всегда отчужденно смотревший на приехавших, да и на мир в целом - изменился. Где-то в уголках его глаз появились странные морщинки. Такие морщинки бывают лишь у тех, кто научился улыбаться. И Ри знала кому маг обязан этими морщинам.. .. А их путь лежал дальше.. Иногда они не сговариваясь летели напролом, ища то, что назвать нельзя и найти невозможно. Но они знали что ищут.. Порой ночь заставала троих путешественников в седле и тогда приходилось ночевать там, где были.. В одну из таких ночей, кошка, лежащая между Алеком и Нико и согревающая их своим теплом, проснулась, словно от странного шепота. Зверь поднял голову и принюхался, настороженно поводя ушами. Тишина шептала вокруг тихим шелестом листвы. Риган легко скользнула в темноту, следуя за только ею услышанным голосом. Мягкие лапы ступали по земле и вокруг стремительно взлетали светлячки и стрекотали возмущенные существа. Но Ри их не слышала, продолжая красться средь ветвей и выходя к огромному дереву. Кошка молча осмотрелась и неожиданно преобразилась, поднимая руку, на которую стремительно слетел ястреб. Птичьи глаза посмотрели в самую глубину девичьих глаз и она улыбнулась осторожно протягивая руку, чтобы пригладить его перья и безмолвно благодаря Стихии за хорошие вести о сестре и Виктаре.. об Ардрике и Сиэнне.. И об Эворе.. Риган мягко тронула крылья птицы, прежде чем высоко поднять руку, отпуская: "Лети.." Ястреб быстро скрылся в темноте беззвездной ночи, а хрупкая девушка постояв, медленно пошла назад. И лишь подойдя к месту, где все так же спокойно спали Николя и Алек, Риган вдруг поняла, что плачет: тихие слезы незаметно скользили по щекам, а на сердце становилось все спокойнее и спокойнее.. Девушка осторожно вытерла слезинки и подойдя к Нико, опустилась на колени, а потом осторожно легла, рассматривая лицо спящего.. Вокруг них кружились светлячки - маленькие, живые звездочки. Девушка-кошка осторожно коснулась руками лица Николя, очень аккуратно закрывая пальчиками его уши и тихо-тихо сказала:

            - Вот.. Пока ты не слышишь, я тебе скажу, что люблю тебя, Нико.

            Длинные ресницы дрогнули, когда он взглянул прямо в ее лицо, чуть поднимая брови.. их разговор не слышал никто вокруг.. и слышали все:

            "Как же так, котенок?"

            "Просто.. Люблю. Разве это плохо?"

            "Нет. Это прекрасно.."

            "Закрой глаза."

            "Зачем?"

            "Пожалуйста.."

            "Спой ту песню, Нико.."

            "Слушай же.. котенок.."

           

            Раэн

            Солнце поднялось в зенит, играя в волосах цвета червоного золота. Молодая женщина сидела у окна, глядя с еле-заметной гордостью в окно на двух своих сыновей. Старшему было 5 лет, младшему - 3 года. Они весело игрались, ожидая отца. Женщина, улыбнулась, когда старший - Алек, попытался заарканить жеребенка, но строптивое и быстрое животное отпрыгнуло прочь. Маленький Яри засмеялся над братом и бросился догонять жеребенка. Его забавное ковыляние трудно было назвать бегом. Но Раэн знала - мальчик бежал. Так как он умел. Она отвернулась от окна и, опустив глаза, чуть погладила большой живот, поднимаясь. Ходить было тяжело. Старая Кло постоянно привязывала к ее пояснице какие-то листья, считая, что они смягчат боль. Раэн смеялась над ней, говоря, что это не боль, а простая тяжесть материнства. Кло говорила, что до рождения очередного Нуарана остался еще месяц. Молодая женщина вздохнула и сделала несколько шагов:

            - Кло.. Кло, помоги мне..

            Старая женщина, в которой души было больше, чем сил, быстро зашла в комнату:

            - Что с тобой, ясенка? Ой-ой. Да ты куда ж это собралась? Рано-рано, ясенка.. Что же ты делаешь, голубка моя? - причитая так, она подхватила Раэн и помогла ей дойти до огромной кровати.

            - Ох, Кло.. Что-то плохо.. Я не знаю, но не так как раньше.. - женщина застонала от пронзившей все тело боли. - Дети.. Мои мальчики..

            Алек уже появился в дверях, услышав с улицы крик матери. Они смотрели на нее огромными глазами. Слабой свою мать дети не видели ни разу. Вот и сейчас, Раэн постаралась сесть, это ей удалось с трудом:

            - Алек, как только увидишь отца - пусть он прийдет ко мне, - лицо исказилось от еще одного приступа. - У вас будет еще один братик или сестричка, мой хороший. Ты же помнишь, как это было с Яри?

            - Да. Мама, тебе опять будет больно?

            - Совсем чуть, мой хороший. И это добрая боль. Все что у меня есть - это вы, - голос ее дрогнул, она быстро притянула к себе Алека, целуя его в лоб. - И ваш папа..

            Мальчик прижался к материнскому плечу, глядя на нее ясными, зелеными глазами. Яри и вовсе закарабкался на кровать и, ухватив Раэн за руку, не сводил с нее необычных коричнево-зеленых глаз. Младший сын был отражением и матери, и отца. Чертами лица, упрямым, своевольным подбородком - он напоминал отца, а выражение глаз и волнистые, рыжие волосы - получил в дар от матери. Раэн ласково растрепала кудри мальчишек и решительно указала им на дверь. Кло ворча готовила большое количество простыней, доставала ножницы, распекая молодую женщину за то, что она куда-то все торопится, да торопится.

            - Не ворчи, бабушка, - тихо попросила Раэн. - Это девочка будет.. Такая же требовательная и нетерпеливая, как я..

            Лицо ее озарилось улыбкой. Мист тоже хотел дочку. Резкая боль снова жарко прошла сквозь ее тело. Раэн вскрикнула..

            - Ну вот.. Уже скоро. И чего вам неймется, ясенка?

            - Для всего в жизни есть свой срок..

            Передышка дала ей возможность успокоить дыхание и даже чуть вздремнуть. Что ей снилось - кто знает, но очнулась она от того, что губы тихо напевали песенку:

           

            Ветер сквозь веки

            вьет прозрачную нить времени.

            Вечер не вечен -

            оборви и живи.

            Веришь - не веришь,

            но легенда твоя древняя -

            Мириады сердец в Океане Любви.

           

            - Ох, голубка моя ясная, да до песенок ли тебе? Ну-ка давай.. Поднатужься, - склоняясь к ней седой головой, торопливо бормотала Кло.

            Раэн скривилась от боли и, еле пересиливая ее, прошептала:

            - Мы пели, когда шли к Смерти.. Неужели ты думаешь, я не буду петь, когда рождается Жизнь? Глупая ты, Кло, хоть и хорошая.

           

            Мист появился спустя два или три часа. Раэн лежала на взмокших простынях, тяжело дыша. Под глазами у нее залегли темные тени. От боли она даже глаз не могла открыть, просто поняла: он пришел. Вздох облегчения сорвался с запекшихся губ. Кло что-то тихо зашептала на ухо мужчине. Но Раэн итак знала, что ее девочка не желает идти привычным путем. Ей подавай дорогу напролом. Когда теплая рука мужа коснулась ее лба, женщина прошептала:

            - На меня похожа, правда? - пальцы сжали его руку, вонзая ногти в ладонь - очередной приступ боли скрутил ее.

            - Да, Раэн, - только и мог сказать Мист..

           

            ... Она помнила, как рожала в первый раз. Мист тогда чуть не ошалел, когда она криками погнала его прочь, призывая на его голову все кары Марэля и клянясь всеми Тенями мира, что больше не подпустит его к себе и на шаг. Но как только ясные, уже при рождении ярко-зеленые глаза мальчика взглянули на нее, она поняла, что готова снова вытерпеть весь этот кошмар, лишь бы снова счастливо улыбнутся тому, кто умеет смотреть на мир столь удивительными глазами...

           

            - О! Марэль тебя побери, Кло, да поверни ты ее во мне! Девочке же трудно идти, - крикнула она, когда старуха с большим трудом развернула в ее чреве ребенка.

            - Святой Марэль.. - чуть не задохнулась старуха.. - Она идет ножками.. Ясенка, хорошая моя, постарайся уж.

            Яростные слезы хлынули из аквамариновых глаз:

            - Конечно - ножками! А ты думала моя дочь будет ползать за своим парнем? Нет! Она найдет его, полюбит и завоюет. Даже если ей понадобится весь мир обойти.. Ох, дочка! - душераздирающий крик вырвался из ее груди, соединяясь с криком ребенка.

            Кло ловко подхватила младенца, перевязывая пуповину и обтирая маленькое тельце. Мист, не удержавшись, рванулся посмотреть:

            - Девочка! Раэн, это девочка! - гордо разворачиваясь к жене, закричал он. - Поразительная красотка.. Раэн.. Любимая?

            Из ее груди с трудом вырывалось дыхание, а сердце бешено колотилось, отстукивая одно слово: успеть-взглянуть, успеть-сказать, успеть.. успеть.. успеть.. Длинные ресницы чуть приоткрылись, сверкнули поддернутые тенью глаза цвета волн, Раэн еле шевельнула серыми губами, безмолвно прося. Мист ошарашенно протянул ей дитя, укладывая рядом. Молодая женщина с большим трудом повернула голову, разглядывая сморщенное личико, едва заметный золотистый пух волос на голове и лазуревые глаза. Стоявшая рядом Кло всхлипнула:

            - У дитятки будут лазуревые глазки. Вот такими и останутся, ясенка. Даже не волнуйся, голубонька.

            Дыхание женщины на миг остановилось, тело выгнулось, скрутилось в судороге и упало на перепачканную постель. Мист подхватил ребенка одной рукой, обнимая жену второй:

            - Раэн.. Раэн, ты же..

            Она привычно затихла в его объятьях.. навсегда.

           

            Мист ле Нуаран

            Долго, долго смотрел я на погребальный костер Раэн. Всю ночь. Пламя цвета ее волос помалу пожирало ее тело, гарантируя отсутствие тлена. Милая, ты ушла красивой.

            Наутро я вернулся домой, проводил всю ночь утешавшую детей Кло и попытался начать думать - что дальше.

            Яри спал, наплакавшись за ночь. А вот Алек меня встретил...

            -Папа... Но почему? - спросил Алек.

            -Судьба. Никто не мог ничего сделать... Кроме нее. Ваша мама оставила после себя вас... и вашу сестру. Пообещайте... ты и Яри... что будете любить ее, как ваша мама любила вас.

            -Обещаю, - кивнул Алек. В его глазах - удивление: "Как же иначе?".

            Я взял дочь на руки. Девочка посмотрела на меня лазоревыми глазками...

            -Как же назвать тебя, солнышко? - вслух подумал я, - Солнышко... Солнышко... Солли.

            Прошло тридцать семь лет...

            Светлым осенним днем праздновал я свое семидесятилетие. Кто бы мне сказал, что я столько проживу - я бы смеялся. А вот поди ж ты...

            На юбилей патриарха собралось все семейство. Все уже расселись за столом, и я осматривал их - в этих лицах отражалась вся моя жизнь.

            По правую руку от меня сидел старший сын. Александр Нуаран, сотник Лесного Полумесяца. Сотню он получил с год назад, но уже привык. В бытность свою десятником он был знаменит тем, что всех своих учил нормально драться - как я в свое время; за то и был в конце концов повышен.

            Женился он в двадцать четыре, на сестре своего сослуживца. Кейт - истинная женщина Леса: коня на скаку не остановит, но в горящую избу - легко! Каждый раз, когда я ее видел, мне вспоминалась сгинувшая под Фалессой Сивени. Их сыну, Эвору (да-да, именно Эвору; так уж видели его родители), стукнуло уже двадцать; его я еще успел выучить лично. Отличный парень вырос, внешне больше в лесную родню, но характерец - наш, семейный! Такой себе поджарый взъерошенный бочонок с горючей смесью.

            Далее, слева от меня, Ярослав. У него жизнь пошла по совершенно неожиданной колее - парень подался в инженеры. Все эти годы он с бригадой работал в Лирии, где и сейчас некоторые города даже не раскопали. Лирийскому я его учил, профессии он научился сам, ну а возглавить что-то в жизни своей не стремился. Он занимался любимым делом и был счастлив.

            Женился он на лирийке, Аиша ее зовут. Девочка быстро рассталась с дурацкими привычками типа покрывала и покорности, а теперь превратилась в почтеннейшую мать семейства лаконского образца; семейство, кстати, как раз в такой и нуждалось. Два сына, три дочери, от семнадцати до пяти. Все они шумною кучкой также здесь присутствовали...

            И наконец, третья ветвь - семья моей Солли. Госпожа Соланж Рокантен с мужем Реми чинно разместились на выпавших им местах. Кто бы подумал, глядя на почтенную купеческую чету, что еще лет пять назад они оба ничем больше не занимались, кроме как разъезжали по Лирии и обшаривали на предмет сокровищ разные гиблые места. Солли, пожалуй, из всех моих детей извлекла наибольшую пользу из моей подготовки. Ее муженек, авантюрист и вообще родственная мне душа, нахватался подобных штучек по ходу работы. В наших краях он пытался найти ухоронку квайданских мятежников четырехсотлетней давности. Это в конце концов оказалось легендой, но тут он нашел другое сокровище. Я же был рад выдать за него дочь... фактически, у меня не было выбора, потому что Солли хотела именно этого.

            Ныне же пара предпочла осесть в Триверте, который как был захолустьем, так и остался. Реми живет реализаций своих старых связей на перепродажу найденного другими, да учит способную молодежь собственному делу. В этом ему помогает и Солли, мало что утратившая с возрастом. Разумеется, основные преподавательские усилия брошены на родную кровь, так как шестнадцатилетняя Оливия и девятилетний Мист (угадайте, в честь кого... я долго смеялся, когда узнал) выражают желание пойти по стопам родителей.

            Я смотрел в глаза своих детей, своих внуков снова и снова. Когда насмотрелся, подумал: "Вот теперь можно...". Через пару часов я извинился, пожелал всем веселиться, поднялся в спальню, разделся, лег в постель и с чистой совестью умер.

           

            Вефир ибн-Найджбер

            1028 от С.И.

            Лирия. Хайдола и другое.

           

             Над Хайдолой поднималось солнце, лучи которого ворвались в тронный зал, и осветили уставшего старика, склонившегося над доской с шахматами... Тени от фигур поползли по полу...

             Дрожащая рука осторожно подцепила деревянную фигурку и перенесла с одно место на другое.

             - Шах.. - печально проговорил старик.

             Он встал и подошел к окну...

             Сколько лет прошло, а он все пробовал доиграть эту незаконченную партию, пытаясь догадаться, как бы поступил Великий Сафар... Но ответа не находил...

             Дверь открылась и вошел хмурый паренек - ему Хан диктовал свои записи, воспоминания о Великой Войне, когда Тени вернулись, и они вместе с Великим Сафаром сражались против них...

             Вефир оторвался от доски, и беспокойно зашагал по комнате. Воспоминания пробуждали в нем давно забытые чувства... Уж куда нынешнему молодому поколению вспомнить о тех славных временах...

             - Когда Орда и войско короля Ярно встретилось в битве у Темного Брода... - диктовал Вефир. - лаконцы ударили всеми своими силами, их закованные в броню рыцари, ударили по нашему строю словно гигантское копье, пытаясь рассечь его пополам и рассеять порядки... Но воины Лирии устояли...

             Теперь он постоянно вспоминал те времена... Никого из правителей тех времен уже не было в живых - все погибли, и Ярно, и Эвор, и Рикард Шарк и Сафар...

             После того, как армии Тьмы были разбиты в битве у Полумесяца, а остров Сторн поглотила бездна, те, кто выжили, вернулись и стали восстанавливать, что было разрушено... Их осталось очень мало - и лирийцев, и лаконцев, и жителей Полумесяца и Квайдана. И уже ни у кого не было сил воевать, слишком слабы они стали... Даже сейчас - это лишь тень былого... Мир залечивал свои раны...

             Вефир вздохнул. Что они знают, нынешнее племя, о том что было ранее... Они даже не могут представить всего того, что происходило тогда, лишь только могут слушать рассказы о тех временах... Это поколение слушает, следующее прочитает, а потом Возвращение Теней станет сказкой... всего лишь сказкой...

             Мальчика вопросительно уставился на внезапно умолкнувшего повелителя. Вефир в досаде махнул рукой и вышел на балкон.

             - Сафар, Сафар... - произнес он, глядя в ярко-синее небо. - Где ты сейчас?...

             Иногда ему казалось, что занавеси распахнутся и его повелитель появится вновь, точно такой, каким был прежде. Но нет, хан Лирии ушел... ушел навсегда, в лучший мир, и кто знает, где он и что делать теперь...

             Вефир вернулся в комнату. Должно быть какое-то решение этой шахматной задачки... Если бы он смог ее решить, ему было бы легче. Но понять, как действовал бы его повелитель, у него не получалось...

             Время прошедшее с тех пор, как он видел его последний раз... Иногда вся эта жизнь кажется сном, а реальность там - на поле заваленном телами мертвых, там где его повелитель дал ему последний приказ - уйти, и оставить его наедине со своей судьбой...

             Жизнь не остановилась, и у него были еще дни, наполненные счастьем, но сколь многое ушло вместе с Сафаром... Солнце встающее над Хайдолой не могло дать ему того утешения, в котором он нуждался...

             Вефир смахнул с доски все фигуры! Проклятье... Он не найдет нужного решения, не здесь и не сейчас... Нужно отдохнуть, собраться с мыслями... Лучше место для этого - лес, который теперь был всего в одном дне пути от Хайдолы... Барг-Танг... старый друг... он подскажет решение...

             Тарикэ тоже отправилась с ним... Любимая жена, он не рассказывал ей о своих тяжелых думах, не чувствуя себя вправе взваливать на нее такой груз... Но что-то она все-таки чувствовала, и бросала тревожные взгляды на своего мужа и повелителя...

             Кони мчались как ветер, впереди вырастали черные деревья... Здесь было мрачно, тревожно, но все лучше безжизненной пустыни... Лошади за фыркали, но вошли до сень леса... Теперь они направлялись прямо в самую чащу, где вокруг одного из озер жили ллунифы...

             Листья шелестели под копытами, пели птички, отряд повелителя Лирии углублялся все дальше и дальше, в место полное магии и колдовства... Тарикэ и ее свита попрощалась с ним, и отправилась к своей сестре... Вефир же, в одиночестве, двинулся к шаману...

             - Ряд приветствовать тебя... - когда они подъехали, из-за деревьев вышел Барг-Танг, почти не изменившийся с тех пор. - Возможно, ты удивишься этому, но я ждал тебя...

             - Не удивлюсь, - улыбнулся Вефир, - Так как знаю, что ты способен предвидеть будущее... и всегда готов... к встрече друзей...

             - Да, - согласился пигмей. - Духи вернулись к нам...

             - Ты, помнится мне, ты обещал все рассказать, но так и не рассказал...

             Карлик сел на бревно, достал курительную трубку, и жестом пригласил сесть Вефира рядом.

             - Мы побывали в Лакон-стане, сражались с мхаббами... Мы искупили грехи предков, и духи вернулись к нам... Все просто Вефир, нам нужно была эта война, хотя никто и не знал, как все повернется... Но земли обновилась огнем, и теперь на ней взойдут новые всходы...

             - Огонь жжет мое сердце и сейчас... - признался правитель Лирии. - Я покинул тогда своего повелителя, Барг-Танг, и это мучает меня сильнее всякого яда...

             - Не грусти, - шаман вскочил на ноги. - Сафар не умер...

             - Не умер? - вскричал Вефир, - Как такое может быть?!

             - Может, может... - Барг-Танг зашагал кругами по поляне... - Это мир не единственный, Вефир! Есть еще множество миров... В один из и ушел твой повелитель! Своей смертью он даровал эту возможность... Не вини себя, так было нужно... Если тебя это успокоит - знай, Сафар одобряет все что ты делал, и делаешь сейчас...

             - Если это так... - медленно сказал Вефир. - То он поможет мне завершить эту партию...

             Барг-Танг кивнул, посмотрел на него внимательно, завертелся волчком и умчался прочь. Вефир вскочил на коня и поскакал прочь, встретившись по дороге с Тарикэ, которая уже отправилась искать его...

             Прошла ночь, а затем еще одна... Теперь он смотрел на вещи по другому, находя радость в общении со своей милой женой, и добрыми детьми... А когда он подошел к шахматной доске, на ней стояли фигуры, и задача была решена... Да, всего один ход был нужен... И кто-то сделал поставил фигуры вновь на доску, и сделал это ход... А может быть это был...

             Вефир глядел в синее небеса, по которым ползли белоснежные тучи... Одна туча была словно всадник, даже черты лица можно было различить... Ветер дул сильнее, и вот - всадник словно взмахнул саблей, улыбнулся и умчался прочь...

           

            Гунла

             - Мне пора, - Мирта еще раз обняла его и поднялась с колен, - Мы обязательно скоро увидимся, я обещаю.

             - Никогда не затягивай прощание, я же тебя учил, - Гунла легко подтолкнул ее, и она послушно отошла. Карлик поднял глаза на мага и неожиданно для самого себя сказал:

             - Если она не будет с тобой счастлива, найду и собственноручно придушу.

             Адриан серьезно кивнул и протянул ему руку. Гунла саркастично приподнял бровь:

             - И чем я заслужил такую честь?

             - Мы же теперь в некотором роде... - маг выдержал паузу и неожиданно весело сверкнул глазами, - родственники.

             - Ничего, это счастье я тоже как-нибудь вынесу, - хмыкнул Гунла, пожимая руку Адриана.

           

             Николя обнаружил рядом со своей лошадью еще одну - маленькую, крепкую и очень злобную. Выбор говорил сам за себя.

             - Я поговорил с графом, - сообщил Гунла, ковыряя какой-то ремень упряжи, - Я еду с вами.

             - А, то есть ты - моя часть нашего теперь более чем скромного состояния? - весело догадался Нико.

             - Угадал. Быть нам теперь вместе в горе и радости, пока смерть... - карлик наконец справился со сбруей, легонько ткнул лошадь кулаком, и та присмирела, судя по хитрому взгляду, ненадолго.

             - Гунла, я серьезно! - Нико сердито посмотрел на бывшего наставника,

             - Я тоже. Ну сам подумай, - мягко ответил он, - что ты там без меня натворишь... Ты же без твердой руки собьешься с пути! И мне без тебя тоже как-то не так...

             - Гунла, честное слово, я бы решил, что ты впервые за 22 года на моей памяти решил признаться мне в любви...

             - Поехали лучше, а то передумаю!

             - С удовольствием! - Нико громко рассмеялся и взлетел на коня. Гунла еще раз проверил все ремни и неторопливо поехал следом.

           

             Гунла умер 38 лет спустя. В собственной постели, окруженный тремя выпестованными им поколениями семьи ле Тойе. Нико с женой, его дети и внуки. Ульрих ле Тойе , сын Конрада и Кассандры и двое его сыновей. Была там еще одна светловолосая и совсем юная девушка, которую младшие Тойе вежливо называли тетушкой.

             Гунла не пожелал быть похороненным в фамильном склепе, и потребовал, чтобы его могила была рядом со входом туда. Как он заявил Николя, он и после смерти от своих обязанностей по присмотру за этой невыносимой семьей отказываться не собирается. На могиле поставили простой камень с именем и датой смерти. После посещения могилы странной светловолосой девушкой, камень кругом обвил, точно он уже много лет здесь рос, цветущий вьюнок. И это посреди зимы.

             Слух о чуде быстро разнесся по городу. Люди стекались к могиле толпами. Кое-кто даже утверждал, что несколько многолетних больных исцелились. Жрецы Марэля тоже не дремали. Решив не спорить с народом, у которого, как известно, можно отнимать все что угодно, кроме веры в чудеса, они официально признали Гунлу святым. Теперь у семьи ле Тойе появился свой личный Заступник перед престолом Света. Николя, узнав об этом, долго смеялся. Шутка была вполне в духе Гунлы.

           

            Илиана ле Броснэ

            939 год от С.И.

            16 месяца Падения зерна. Лакона. Броснэ.

           

            День рожденье. Суета, множество хлопот, улыбающиеся лица близких. Илиана рассеяно улыбалась, она ждала. Вот уже два с лишним года, а кажется как два века. Но рядом были те, кого она любила и кто нуждался в ней. Отец раскрасневшийся от вина, улыбающийся Корвин, Марион со светом счастья в глазах, Лаура требующая внимания, Нэнн, Валериан... А как многих не хватало. Не было за этим праздничным столом Арно, не было матери с неизменной ласковой улыбкой (навеки укрыл фамильный склеп ле Бросне её и нерожденного ребёнка). Не было и тех далеких живых, но любимых Алека и Николя.

            А праздник шел своим чередом, и с его продолжением снова гасла надежда. Нико не приедет. Государственные дела. Он нужен там. Она здесь. Кто позаботится о Лауре без матери, на кого опереться отцу, к кому прийдет за советом Марион... Не один раз Илиана уже собирала вещи в дорогу и ни отец, ни Корвин не пытались удержать её. Но чем больше проходила времени, тем больше становился страх, а нужна ли она ему? Вдруг вместо радостной встречи её ждет боль и разочарование? Вдруг Николя её больше не любит? Тогда зачем все?

            Праздник кончился. Она поднялась к себе. Листок на столе. Илиана улыбнулась. Наконец-то ей удалось. Удалось передать улыбку Нико и его светящиеся от нежности глаза. А вдруг таким взглядом он сейчас смотрит на другую? Тихий стук в дверь заставил девушку вздрогнуть.

            - Кто там?

            - Это я, Корвин. Можно к тебе?

            Илли открыла дверь.

            - Что-то случилось?

            - Нет. Я просто хотел поговорить. Можно я войду?

            - Конечно. - Она впустила в комнату брата.

            - Я так и думал, что ты ещё не спишь.

            - А о чем ты ещё думал?

            - Ну-у... о многом. Знаешь, Марион мне только сегодня сказала... У нас будет ребенок.

            - Корвин! Как я рада! - Илиана порывесто обняла брата. - Господи, какая хорошая новость. Отец знает?

            - Пока нет. Я потом скажу. Сегодня твой день.

            В задумчивости Корвин подошел к окну, его взгляд бегло скользнул по столу и задержался на рисунке.

            - Здесь он как живой. Ты делаешь упехи, сестренка.

            - Я старалась.

            - Может...

            - Что?

            - Хочешь, я отвезу тебя в столицу?

            - Корвин...

            - На моей памяти ты уже раз пять собиралась ехать.

            - Четыре. Когда я собралась в первый раз - заболела Лаура, потом отец упал с лошади, в третий раз прошлой зимой разыгралась буря. А этим летом... Тогда пришло письмо от Нико. Он писал как всё сложно и шатко, как ему тяжело. Я побоялась, что ещё больше усложню ему жизнь.

            Илли опусти голову, стараясь скрыть слезы.

            - Всё в этой жизнь разлучает нас. Я не знаю... Вдруг я больше не нужна ему?

            - Сестренка... Вот что. Садись и пиши.

            - Что писать?

            - Сейчас увидишь. - Корвин почти силой усади сестру за стол, положил перед ней чистый лист и задумался.

            - Ну?

            - Э... Любимый Нико.

            - Так и писать?

            - Ну, я не знаю. Как ты к нему обращаешься?

            - Просто Николя.

            - Хорошо. - Корвин поднял глаза к потолку.- Николя. Я выхожу замуж 16 дня месяца Прорастания. Если моя любовь и ваше слово еще что-то значат для вас, вы приедете раньше. И соответственно твоя подпись Илиана Броснэ.

            - Ты сошел с ума.

            - Ничуть. Пиши. Думаю после такого письма он или примчится в Броснэ...

            - Или вообще не приедет.

            - Он не такой болван. Я думаю, он всё бросит и примчится за тобой на крыльях ветра! Тени его...

            - Не упоминай всуе!

            - Ну ладно. Но поверь мне. Хорошая встряска и он приедет за тобой. За шесть месяцев он успеет уладить любые дела. Давай пиши. Ну...

            - Ладно.

            Корвин едва дождался, пока она написала. Ещё раз перечитал и сам запечатал.

            - Поверь мне, он приедет. Возможно не сразу. Насколько я знаю Нико, он ворвется в этот замок 16 Прорастания и ни днем раньше. Но он будет здесь!

           

            Потом были ещё полгода ожидания. К 16 месяца прорастания замок Броснэ сиял как начищенная монета. Илиана уже не старалась скрыть своё ожидание от остальных. В её глазах сияла с новой силой надежда. Каждые пять минут она выглядывала во двор, боясь пропустить стук копыт по деревянному мосту. Но день проходил как обычно. Никто не спешил по дороге к замку. Надежда погасла с заходом солнца.

            Илиана крепилась ещё два дня. Затем, не сказав никому ни слово, оседлала коня и отправилась к брату в Кертиану. Поздно вечером в разгар грозы Корвин снял с почти загнанной лошади сестру. Илиану била крупная дрожь, она никого не узнавала. Потом были почти четыре недели в бреду. Только в середине лета поднялась Илиана с постели, но это уже была половина её. К осени на свет появился маленький Арно, а Илиана уехала обратно в Броснэ. Жизнь потекла по-прежнему. Только на Илиану все чаще нападала апатия, и на щеках у неё появился нездоровый румянец. Потом начались приступы кашля. Нэнн качала головой, готовила горкие отвары, заставляла дышать над паром. Но ничего не помогало. Приступы кашля усиливались, после чего на платках у Илианы стала оставаться кровь. Даже отец уже почувствовал неладное и приказал послать за лекарем в город.

            А в середине зимы её не стало.

            На похоронах Нэнн отдала Корвину кожаную папку.

            - Она просила... У неё уже не было сил... Она показала и сказала: это для Нико.

            Ковин открыл и пошатнулся. Папка была полна рисунков. Там были все те, с кем довелось ей столкнуться во время войны с Тенями. И живые, и мертвые. Там был Арно и Мист ле Нуаран, Браин и Вэл, Сафар и Эвор, Мирта ле Тойе и Ярно, Гунла и Раен, Саола и Алек, и даже он сам, Корвин и маленькая Лаура, и многие многие другие. А на последнем листе был Нико.

            - Здесь нет её. - Тихо сказал Ковин.

            - Она говорила, что себя рисовать труднее всего. Всегда получается кто-то другой. Сир, вы передадите?

            - Нет. - Твердо сказал Корвин. - Единственное что получит от меня Николя ле Тойе это перчатку в лицо.

           

            Тарикэ

            1028 г. от С. И.

            Лирия. Затем - Леса Империи.

           

            Родной, горячий воздух касался лица маленькой принцессы Лирии. Когда-то она гордилась тем, что ее звали так. Теперь она была женой хана. И матерью наследника. Тарикэ оглянулась на сидящих за ней женщин, ожидающих ее распоряжений, и улыбнулась. Ее муж мог заводить себе наложниц, но жена у него была одна. И именно она распоряжалась в этом "царстве женщин". Тарикэ не ревновала мужа, зная, что любит и ценит он ее, как жену. Остальные: услада взору и бездумное развлечение...

           

            ...Тогда, когда часы отмерялись болью в застывших пальцах, когда дыхания не хватало, чтобы напоить грудь воздухом - нашлось родное тепло, согревшие ее руки. Подошедшая Зайриэ мягко накрыла ладони сестры теплыми пальцами. Боль усилилась и тут же прошла. Следом подошла третья сестра, присевшая рядом и запевшая песню. Тягучую песню о тепле и зное. О палящем солнце и горячем ветре. И снег таял, а трава оживала, скидывая жухлую листву и поднимаясь. Но утро не наступало. Оставалось ждать. Терпеливо, не спрашивая и не отвечая.

            Они пришли. Выжившие принесли тех, кто оставил лишь память. Тарикэ не нужно было дожидаться Вефира, который молча подошел к принцессам. Она, как и сестры, знала весть, которую он принес. Взглядом Тарикэ попросила прощения у сестер и закрыла лицо, скрывая отсутствие слез от других. К телу Сафара пошла лишь одна Зайриэ. Миримэ ухаживала за теми, кому еще можно было помочь облегчить уход. Тарикэ не могла ходить, у нее отказали ноги. Ее принесли к телу отца и она молча смотрела, как ему воздают последние почести...

           

            Женщина улыбнулась, когда кто-то окликнул ее: "Тарикэ-хан.." И почему бы просто не звать - Тарикэ? Но годы не вернуть, хотя бы потому что одну реку скучно переплывать снова и снова. Лучше придумывать новые пути и дороги. Она подумала о детях, о сестрах. Лицо чуть исказилось едва заметной судорогой. Желать всем сердцем, чтобы они были счастливы и знать, что дорога к счастью у каждого своя: непохожая, странная, чужая.

            - Хан Вефир, да продлит Каар его дни, собирается в путь. Вы будете сопровождать его?

            Она улыбнулась и слов уже не надо было. Зачем они, когда понятно, что когда сердце зовет в путь - разум лишь подчиняется, зная, что выбранная дорога должна закончится в определенном месте, в определенное время...

           

            ...Миримэ - счастливая, светящаяся и чуть лукавая. Кажется у них с мужем появилась одна улыбка на двоих. Маленький ллуниф как всегда сумел очаровать Тарикэ своей неуемной жаждой жизни и умением ценить каждый ее миг. Женщина шла по лесу, касаясь рукой деревьев и вслушиваясь, вслушиваясь. Песня. Она слышала песню, которая странным, растянутым и протяжным звуком касалась всего вокруг. Она ее слышала и в лирийских пустынях, но думала, что это шепчет песок.. Тарикэ поняла насколько это глупо было с ее стороны. Песок не мог шептать такие животворящие слова. В лесу везде звучала эта песня. Слова были непонятны, она даже произнести их не могла. Но кроме мелодии - были и слова: ясные, четкие и необыкновенно мелодичные. Так жарким утром воздух дрожит ночным покрывалом, осторожно снимая его с земли и наблюдая, как поднимаются головки цветов и вздыхает отдохнувшая за ночь земля. Ночью тоже звучит мелодия. Неуловимо меняющаяся, бесконечная: чувственная или нежная, тихая или громкая.. Она была уверена, что каждый слышит свое. Если только хочет слышать. Кто-то мог закрыться и уйти в прошлое. И река времени для него остановившись, уже лишь память отдаст, отбирая жизнь и волю. Кто-то стремительно проносится по ее волнам, забывая все и не замечая чем и как прекрасен каждый наступивший день. А кто-то будет идти и идти, касаясь рукой деревьев и слушая песню. Женщина улыбнулась, стянула с волос темно-синий платок и закружилась, как девчонка на лесной поляне, подставляя лицо скудным лучам солнца и слушая свою песню жизни, которая продолжала звучать вокруг.

           

           

1 По легенде Геринтон Светоносный великий рыцарь Лаконы из династии Лакно, один из первых королей Востока, которому помогал в деяниях сам бог солнца Марэль, историки до сих пор спорят, был он реальной или же легендарной личностью, обычно упоминается, как образец доблести, благочестия и святости.

2 Одно из именований Вампиров.

3 По обычаям Тай-Суана за слишком пристальный, нескромный взгляд, тем паче за какое-то действие чужего человека в отношении хозяйки, слуга в праве убить нарушителя, однако, только в том случае, если хозяйка ему разрешит.

4 Считается, что этот ритуал берет свое начало еще от времени воссоединения, когда Полумесяц только стал единым. Когда два человека знакомые и считающиеся с законами леса, пьют из одного стакана (бокала, чаши, кувшина, крынки (подчеркнуть нужное)) считается, что они уже не имеют права причинить друг другу вреда, выпившие друг для друга становятся равными (не смотря на изначальный статус) и в общении между ними отпадают любые титулы и проч. Обычно такие клятвы связывают близких друзей, Князей с командирами дружин, названых братьев и т.д. Поскольку женщины и мужчины имеют в Лесу относительно равные права, клятвы могут произноситься независимо от пола. Для подтверждения клятв посуду, из которой пили, разбивают

5 Так называемая Криэранская метка. Кусочек дерева, квадратный и плоский с изображением лаконского льва с одной стороны и монеты с другой. Оплативший услуги гильдии, получает метку при "оформлении заказа" и должен вернуть ее, когда все будет выполнено. Пока она у клиента, заказ Гильдии не признается завершенным. В последствии мастер приносит метку в особняк на Вишневой и этим доказывает правдивость выполнения собой порученного.

6 Намек на Сторн, Полумесяц (на старом гербе Полумесяца до разделения был изображен ястреб) и Лирию.