Сколько боли!!!... И теперь ещё один призрак будет приходить ко мне во сне ... и эти глаза...

            Ри так пока и не увидела лицо Тьмы... Но иногда ей снились ещё и другие сны, а там к ней приходили те кого она не спасла, не смогла спасти... Отец, мать, старый ключник, поварёнок и его мать стряпуха... Сотни, тысячи лиц. И те, кого сама Ри послала не смерть... Те, кого Ри могла спасти, но не спасла.

            Эдриан тихо кашлянул за спиной, вырывая Ри из цепких объятий воспоминаний.

            - Тебя это тоже касается, Ри

            -Что? - девушка, недоуменно посмотрела на ФларИне.

            - А то, что ты не должна покидать имение, не известив меня и в одиночестве, - тихо, но твердо сказал Эдриан. - И не должна в одиночестве разгуливать по этому особняку. И с Шаорином тебе лучше больше не встречаться, не нравиться мне этот человек...

            - Что я ещё не должна делать, Эдриан? - гневно сощурив глаза, спросила Ри.

            - Простите, моя Королева, - Эдри склонил голову, - Я забылся... Но, хотя здесь вас не знают как Королеву... Советница королевы гораздо более лакомый кусочек, нежели какая-то там волшебница средней руки. И на месте Алисы вполне могла оказаться ты.

            -Прости и ты, Эдри. В твоих словах есть зерно истины, - Эдриан хотел было возразить, но Ри подняла руку призывая его к тишине и продолжила, - Я полностью согласна с первым и вторым твоим утверждением, а относительно Шаорина... Я подумаю. Договор с ним может быть очень выгоден для нас.

           

           

           

            Тристан

           

            Лирия. 1 день - ночь месяца Судов.

           

            Тристан вышел из шатра Казыгыга с двумя настроениями. Первое - плохое, заключалось в том, что последний облажил убийцу такими словами, после которых Тристан готов был на месте оборвать жизнь этого шакала. Хорошее же не покидало Тристана никогда, ведь сегодня ночью у него будет возможность убить.

             Казыгыг велел ему убраться сегодня же, но Тристану удалось его убедить, чтобы тот разрешил остаться до завтра, сославшись на усталость с дороги.

             Весь день вестник Сафара просидел у себя в палатке, которую палаткой назвать язык не поворачивался. Этот помёт страуса создал все условия, чтобы Тристан покинул стан, но мужчина терпел и ждал. Ждал ночи, которая вскоре наступила...

             Сильные руки потянулись к жёлтому свитку. Быстрые пальцы расправились с туго завязанным верёвками. На голубоглазого мужчину смотрела, своими прорезями вместо глаз, маска. Могло показаться, что она просит, чтобы её одели, маска хотела, чтобы в ней убивали. На ней отражался свет от луны, что проходил через непрекрытый верх палатки.

             Тристан улыбнулся. Он медленно поднёс маску к лицу. Кожа почувствовала долгожданное прикосновение металла. Два кинжала остались за поясом, короткий лук за спиной. Тристан накинул серый плащ, капюшон скрыл ужасный лик маски.

             Посланник хана незаметно покинул палатку. Тёплый воздух играл с многочисленными знамёнами, что имелись практически на каждом шатре. Убийца бесшумно, минуя редких людей, добрался до огромного шатра Казыгыга. На этот раз размер сыграет злую шутку с вождём балумров. Тристан зашёл со стороны противоположной входу. На этом месте едва ли не спал воин. Дитя шакала не умел ценить жизнь своего вождя, а зря...

             Факелов было мало и на расстоянии 15 шагов видимость терялась, этим и воспользовался убийца. Тристан придерживался безопасного расстоянияот стражника. Аккуратно достав лук, Тристан медленно натянул тетиву, прицелился, стрела бесшумно сорвалась к жертве.

            Последнее, что увидел стражник - это стрелу из темноты и что-то страшное, движущеясе к нему.

             Древко вошло в горло неудачника, воин непонимающе стоял не смея даже прохрипеть, этого мгновения хватило Тристану. Он успел добежать до стражника и подхватить падающего. Убийца оттащил тело подальше от шатра, туда, где палатки стояли друг на друге. Вокруг стояла тишина, лагерь спал.

            Разобравшись с телом, Тристан направился обратно к шатру. Стража с другой стороны не подозревала о пропаже товарища.

             Где-то далеко завыл степной шакал...

             Тристан достал нож и проделал небольшую щель в полотне шатра и стал наблюдать.

            Казыгыг сидел на многочисленных подушках, читал какой-то трактат потягивая вино. На золотой бороде видмо осталась большая часть напитка, так как она была практически вся мокрая.

             Убийца улыбнулся.

            Тристан бесшумно резал полотно всё больше и больше. Вождь лежал в противоположном конце шатра и ничего не замечал. Вскоре убийца проник через небольшую дыру и медленно подбирался к Казыгыгу.

            Через мгновение Тристан был в непосредственной близости от Казыгыга.

            Рука убицы легла на плечо жертвы. Вождь обернулся и едва не свалился от страха, не смея ничего сказать и не позвать на помощь он смотрел на человека в маске, на его лице читался ужас.

            - Взгляни смерти в глаза - прошептал Тристан.

            Два ножа одновременно вонзились в шею Казыгыгу...

           

           

           

           

           

            Зайриэ

           

            13 день месяца Судов. Сторн.

           

            По прибытии на Сторн посольство Лирии отправилось во дворец Властителя, чтобы засвидетельствовать свое почтение от детей Каара детям Акулы. За время, проведенное вместе с представительством Лирии в мире, Зайриэ успела понять, что хотя официально главой является ее брат и посол, не последней, а скорее куда более важной и значимой фигурой в их компании был Кямран-бей, который по только ему ведомой причине симпатизировал Джимшиду и маленькому приемышу - Зайраму. Такая симпатия избавляла девушку от чрезмерного внимания остальных, под защитой первого стрелка Лирийских степей и умного Кямрана принцесса чувствовала себя в полной безопасности, как показало время - зря.

            Официальная делегация отправилась во дворец Властителя. Перед уходом Кямран-бей вдруг сказал Зайраму, помогавшему ему сойти на берег:

            -Будьте осторожны с Джимшидом, приглядывайте друг за другом. Сторн это не Лакона. - Зайриэ покраснела от этих слов. Во-первых, она и так достаточно внимательно "приглядывала" за новым "братом", иногда даже боясь, что ее внимание не ускользает от глаз лирийца, а во-вторых, она почему-то тоже чувствовала беспокойство. Оно притупилось из-за страха перед кошмарами, ставшими ее вечными спутниками, притупилось и отошло на второй план, но не пропало совсем. И после слов Кямрана напомнило о себе.

            -Хорошо, Кямран-бей. - Просто кивнула она в ответ.

            Подойдя к Джимшиду, девушка передала ему слова его старшего друга. Юноша задумчиво посмотрела на пеструю толпу, спускавшуюся с корабля. Похоже, ему тоже что-то не давало покоя. Появились рабы с лошадьми, и все внимание лирийца тут же было отдано Верному. Зайриэ наблюдала, как ловко ее спутник обращается с конем, и воспоминания детства, когда отец катал ее на своем прекрасном коне, вновь превратили принцессу в маленькую девочку, восторженно глядящую на весь мир. Что стало с этой девочкой? Она предала Родину и отца, позорно бежав в неизвестность, просто потому, что так ей хотелось. Неужели она оказалась избалованной девицей, думающей только о себе. Думать так не хотелось, а не думать было нельзя.

            Шум у сходен отвлек Зайриэ от самобичевания. Она перегнулась через борт, чтобы посмотреть, что же случилось, и ее сердце упало куда-то в бездну. На сходнях белоснежный жеребец ее брата - принца Лирии, встал на дыбы. Раб, который вел его, уже отправился в морскую синеву, а к вышедшему из неповиновения кону бежал Джимшид. Одним ловким движением он схватил коня за поводья и оказался в седле, почувствовав крепкую руку, взбесившийся конь послушно пошел на землю, но его уши по-прежнему нервно были прижаты. Позабыв о всякой осторожности, Зайриэ кинулась к Джимшиду. Тот уже передавал коня принцу. Не обращая внимания на то, что брат может узнать ее, девушка кинулась к Джимшиду и крепко обняла его.

            - Джимшид! Ты так напугал меня! Как ты мог.

            Джимшид чуть улыбнулся и твердой рукой удержал, попытавшегося шарахнуться в сторону от шума жеребца.

            - Тише. Тише. Все хорошо. - Обратился он к нему.

            Зайриэ разжала руки и с опаской отступила назад. Джимшид передал коня рабу, а тот повел его к Фариму - сыну хана Лирии, возглавлявшему их посольство. Тот даже не взглянул на юношу, спасшего коня и какого-то мальчишку.

            -Не бойся. Он обычно смирный как ягненок. И что нашло на него. - Джимшид обернулся к Зайриэ и посмотрел ей в глаза, она смутилась и опустила свой взгляд. Первое знакомство со Сторном оказалось неудачным, оставалось надеяться, что еще представится возможность исправить это.

           

           

            21 день месяца Судов. Сторн.

           

            На самом деле Сторн превзошел все ожидания юной лирийки. Если родная Лирия была мудростью, Лакона - силой, то Империя Тысячи островов оказалась свободой. Просторные улицы, на которых гулял свежий морской ветер, величественные, но удивительно легкие, возносящиеся в высь дворцы, сами похожие на быстрые корабли, готовые в любой момент сорваться и умчаться в море. Люди - дерзкие, ловкие, свободные, веселые, всегда готовые к шуткам и битвам. Все здесь было таким же как море - изменчивым, могущественным и маняще опасным.

            Пока послы проводили дны в скучных визитах и обменах любезностями, Джимшид и Зайрам бродили по улицам главного острова Империи. Иногда Кямран-бей звал Джимшида с собой во дворец, считая, что тому полезно узнать и увидеть переговоры или церемонии, но заманить во дворец Зайриэ так и не удалось, она насмотрелась на напыщенных придворных индюков в Хайдоле. И хотя разница между дворцом Хана Лирии и Властителя Сторна была, как между Хорошим жеребцом и хорошей акулой (если таковые бывают), одного посещения девушке хватило, чтобы убедиться - придворные это не должность и не взгляд на жизнь, это болезнь, причем заразная, излечить от нее можно только одним способом - смертью. Поэтому, послушно отстояв в толпе прочих лирийцев положенное для приличия время, она улизнула и пустилась самостоятельно изучать остров.

            Никогда принцесса не могла подумать, что так полюбит свободу, когда ты никому ничего не должен, когда свежий ветер в черных кудрях тебе родной брат, когда ты просто можешь идти туда, куда хочется тебе и делаешь то, что хочется тебе, и никто не может запретить, помешать, приказать...

            Просторные площади, широкие улицы, огромные рынки с диковинками, привезенными со всех краев света, люди разных стран и государств, непривычный выговор, сценки уличных будней - все это кружило девушку, предоставленную самой себе. Иногда рядом, как из под земли, вырастал Джимшид и рядом с ним, мир казался ей еще более красочным. Они бродили по тем же улицам уже вдвоем, и она показывала лирийцу свои находки и открытия. Иногда он указывал ей на то, что ускользнуло от восторженных глаз мальчишки. И мир был добр к ним, и время остановилось, чтобы подарить нечто, чего уже никогда не будет, и ничто не предвещало близкой катастрофы...

            Иногда лишь на лицо Джимшида набегала тень непокоя, как будто что-то тревожило юношу, но глядя в огромные глаза своего спутника и видя в них детский, искренний восторг, он прогонял наваждение прочь, надеясь, что эта беспечность не будет стоить слишком дорого.

            А Зайриэ просто жила. Жила сегодняшним днем, часом, мигом. В первый и в последний раз она жила. Рядом С Джимшидом было так хорошо и уютно. Она уже не могла сказать - кого она видит в нем на самом деле - того юношу, которого впервые встретила на турнире в Криэране и влюбиласьбез оглядки, или старшего друга, почти брата, на которого всегда можно положиться. Она любила его, и было не важно любовь ли это сестры или женщины, главное, что дорогой человек был рядом, этого хватало для счастья.

           

            ***

            Был еще один человек, которого дворец Властителя, казалось, не привлекал и не интересовал нисколько. Тот самый лириец, что прибился к посольству в порту Криэрана, загадочный мужчина, имени которого она даже не знала, тоже шел по жизни своим путем, не пересеченным прочими дорогами. Этот путь вел его куда-то в ведомые только ему места. Пару раз Зайриэ замечала его в толпе на улицах, и когда глаза их встречались, мир сходил с ума. Тихое безумие затопляло ее сознание, страх, неуверенность, предчувствие беды, и постоянная борьба - все это вонзалось в разум и начинало рвать его на куски. Нечто стояло за ним или за тем, ради чего он оказался здесь. Только девятнадцатилетней девушке, увлеченной открыванием мира, не хотелось думать о плохом, поэтому все эти мысли и воспоминания отодвигались в дальний угол памяти, когда возмутитель спокойствия скрывался из глаз.

            Мы не думаем о плохом, пока оно не случается с нами, а до этого упорно гоним предзнаменования и предупреждения прочь, но таковы все люди. Такова наша природа - закрывать глаза перед лицом Страха...

           

           

           

            Иветта ле Ласноу

           

            12 день месяца Судов.

            Лакона. Фалесса.

           

             Стена окружающая внутренний Императорский замок Фалессы была достаточно высокой, во всяком случае гораздо выше, чем легендарная башня Четырех Ветров на родине ее матери. Сторнийские легенды и обычаи никогда не нравились утонченной нежной дочери графа Аудракела Ласноу, но судьба ссудила ей познакомиться с одним из них подробнее, по своей воле, пусть и в более упрощенном варианте. Венчание с ветром. Франциск Шаорин не оставил ей другого пути. Иветта до сих пор с содроганием вспоминала его холодную циничную полуулыбку, резкие настойчивые прикосновения... боль.

            Она так и не смогла отмыться от этого, сколько не терла себя в тот вечер жесткой щеткой в ванне ей все время мерещились отпечатки его пальцев на своей коже, липкие, грязные и холодные, как страх который она испытывала до сих пор. Как она теперь посмотрит в глаза братьям, своему жениху, оставшемуся в провинции, или даже своему отражению в зеркале? Впервые в жизни Иветта испытывала отвращение к своему телу, к самой себе.

            Думать о погибшем в лапах королевского чародея Микаэле она не могла вовсе. Молчаливые слезы, не высыхавшие на ее щеках уже вторые сутки, превращались в неуправляемую истерику. Что мог мальчик против всесильного мага в тот же вечер показавшего свою "сиятельную персону" двору.

            За что? За что Шаорин так возненавидел их? Что она и ее братья сделали ему плохого? Чем она перед ним провинилась? Или уже по праву сильного, человек волен делать, что хочет с теми, кто слабее? Дети не должны отвечать за своих родителей, не должны... это нечестно.

            Слезы прожигали мокрые полоски по щекам. Иветта сделала шаг к краю, осенний штормовой ветер с залива разметал по плечам заколотые с утра наспех трясущимися руками волосы. Она сама во всем виновата. Все ее глупость. Надо было дождаться Ярно Фалесса, он настоящий рыцарь, возможно он прогнал бы дочь опального спесивого графа прочь, но до насилия, издевательств и обрекающих на ужасную смерть приказов никогда не опустился бы.

            Еще два шага и станет совсем легко, точнее совсем никак. Ее бессмысленное короткое существование все равно ничего не значило для этого мира. Два шаги, и больше никогда не будет не боли, не забот - она почти уговаривала себя. Никто не вспомнит о ней, никто никогда не загрустит, но никто и не причинит ей боли.

            Шаг. Несколько камней скатилось из под ног. Иветта услышала, как они с глухим стуком ударились о мостовую далеко внизу. Короткий полет, завершающийся резкой остановкой. Вот и все, что ждет ее. Больно не будет. Еще шаг, шаг, который сложнее всего совершить, шаг длинною во всю ее оставшуюся жизнь.

            Начался дождь, больно хлеставший в лицо. Иветта глубоко вздохнула, закрыла глаза... и упала на колени, рыдая от осознания того, что не может заставить себя переступить эту грань.

            Девушка долго сидела неподвижно на краю собственной смерти, постепенно начиная чувствовать отвращение и ненависть к себе, еще более сильные, чем даже к своему насильнику и убийце брата. Иветта внезапно, пугая саму себя, горько рассмеялась. Какое она, наверняка, представляет собой жалкое и смешное зрелище - трясущееся зареванное существо, исходящее жалостью к самой себе, не признающееся самой себе в надежде на то, что в последнее мгновение появится кто-то, кто снимет ее с этого порога. "Неужели ты не читала рыцарских баллад, Иветта? - мысленно с неожиданной злостью произнесла она, - Благородные кавалеры спасают только чистых душой и телом девиц". Иветта закрыла лицо руками, но собственный жестокий, как никогда, голос продолжал спрашивать, как выживут без нее пятеро оставшихся в живых братьев, старшему из которых нет и двенадцати, и кто после ее смерти будет вести и без того далеко не блестящие дела ее семейства. И как только дочь "стального" Аудракела Ласноу выросла такой мямлей?

            После ее смерти ничего не изменится, за нее никто не отомстит и за Микаэля тоже. Иветта не помнила, точного момента, когда это произошло, но сознание посетила на редкость здравая мысль - "самоубийство - слабость", смерть это единственное чего нельзя исправить, но сама ее смерть не исправит ничего, ни ее глупости, ни постигшего ее позора. Но тем, как будешь жить, можно отплатить по всем счетам. Терять ей нечего.

            Иветта осторожно поднялась на ноги, собственное тело казалось чужим, ослабшим и невероятно измотанным за дни невольной истерики. Горячее лицо было все еще опухшим от слез, но сами они высохли. Только дождь.

            Странно, но впервые за долгое время Иветта знала, куда идти.

           

            Шаорин принял ее сразу. Его лицо приняло выражение сожаление. Все ложь. Этот человек не умеет испытывать жалость.

            - Дитя мое... - произнес Франциск негромко, - Твой брат геройски погиб. Несомненно, его память не будет забыта...

            "Неужели советник думает, что она до сих пор не знает о его гибели. Конечно, нет. Напоминает ей специально".

            К глазам подкатили слезы, которым Иветта так и не дала пролиться, но это усилие, казалось, отняло слишком много сил. Перед глазами потемнело... Очнулась Иветта уже на кровати, на той же самой... Страх сжал горло, она не могла бы вымолвить сейчас и слова. Эта усмешка, рука трогающая ее волосы. Иветта с трудом сдерживалась, что бы не начать кричать и вырываться.

            - Спокойно... - Франциск улыбнулся. - Твои остальные братья вернуться в столицу... Я, лично, позабочусь об этом, обещаю...

            Иветта едва не до крови закусила губу. "Нет уж! Останутся там, где есть. А я, напротив, останусь...".

            Шаорин запер ее и ушел. Иветта осторожно спустила с кровати ноги, подошла к зеркалу, отражавшему сейчас взъерошенную опухшую девушку, почти девчонку, в мокром с пятнами грязи на коленках платье, с облепившими лицо светлыми мокрыми волосами. Прежняя Иветта умерла бы со стыда, новая уже сейчас видела в этом выгоду. Слабость - тоже оружие, использовать, которое надо разумно... И сейчас оно было как раз к месту.

            Когда советник вернулся его узница стояла у окна, все еще несколько растрепанная, но выглядящая уже менее жалкой и заплаканной.

            - Я рад, что тебе лучше, - улыбнулся Шаорин, - Я рад, что ты успокоилась...

            Страх перед этим человеком почти безотчетный, просыпался глубоко в подсознании Иветты, каждый раз, когда он приближался на расстоянии вытянутой руки. "Нет, нельзя. Хуже, чем есть уже не будет",- резко одернула себя Иветта. Она заплатила слишком большую цену, что бы теперь отступать, что бы потерять все. Шаорин сейчас был единственным мостом к тому, что она поставила своей целью, мостом, которые принято за собой сжигать. Его оружие ложь и предательство, что ж отвечать принято тем же.

            - Я хотела попросить вас...

            - Да, дитя мое, я слушаю.

            - Могу ли и я остаться при дворе? Я не могу теперь вернуться в Ласноу, - в голосе сквозила полная смиренность.

             Шаорин тонко улыбнулся. Он любил, когда люди бывали ему чем то обязаны, и любил когда они это признавали.

            - Конечно можно, - ответил он все с той же улыбкой, - Но...

            - Я знаю, - опуская глаза, робко ответила она, - Я буду во всем слушаться вас.

            - Умная девочка... все люди должны быть полезны...

             "Полезны твоим целям, конечно".

            - У меня никого не осталось, - тихо проронила Иветта, предавая голосу как можно более скорбную интонацию, ее тонкая рука заискивающе коснулась рукава Шаорина, - Вы же поддержите меня теперь...

            Франциск Шаорин тонко улыбнулся, глядя на нее в упор, похоже ему доставляло странное удовольствие видеть, как девушка более высокого, чем он происхождения, унижается перед ним. Через бесконечно долгое мгновение он самодовольно кивнул.

            А Иветта в который раз за этот день была удивлена собой, на этот раз тем, как легко научиться лгать.

           

           

           

            Алек Рошель

           

            22 день Месяца Судов. Окрестности Триверта.

            Он был везде, растворенный в переплетениях корней, в мерно покачивающихся ветвях, в каждой песчинке... Плавал,... летал,... смотрел на мир так, как никогда раньше. было хорошо,... уютно... спокойно. Ничего не имело значения, потому что все брало начало в нем и все, совершив круг, оказывалось там же, где зародилось. Не было смерти - лишь жизнь, непрестанно меняющая свою форму.. суть... содержание... Но иногда сквозь окружающий его покой пробивались чьи-то голоса, в странных видениях мелькали чьи то лица, кажущиеся чужими и незнакомыми... Там, где были эти лица и голоса, жила оболочка. Вернее, умирала... прекращала свой цикл ,чтобы слившись с породившей его землей, начать все сначала... Это было неестественно, ведь тело было еще молодо и не завершило положенного круга, а потому иногда, чтобы отмахнуться от наиболее настойчивых голосов, он уделял часть своего внимания на то ,чтобы детские руки, за прошедшие дни ставшие такими худыми, что казались почти прозрачными, словно во сне сомкнулись на плошке с водой... Но есть он не хотел... Да, путь оболочка умирает, но смерть - лишь освободит его, позволит стать единым... чистым... А чтобы подержать жизнь в угасающем теле - нужно вернуться...

            (...вернуться к воспоминаниям,... к смерти,... к маме....)

            ...но он не хочет. Там...

            (больно, как же больно... слезы высохли - не могу плакать... Мама... мамочка...)

            ... не осталось ничего интересного, того, за что стоило держаться. Лучше остаться здесь, среди бесконечного течения жизни, равно чуждой всему и всего касающейся....

            Из всех лиц, что нарушали его покой, одно чаще всего мелькало перед взором гаснущей оболочки... Это было лицо...

            (...Николя, его зовут Николя...)

            ...молодого мужчины, напоминающее о чем-то...

            (...мертвые... все - мертвые... Мама не спит, она тоже умерла... Мамочка... Все вокруг черное... пепел везде...)

            ...беспокоящем, неприятном. Иногда хотелось убрать его с глаз долой, чтобы странные видения прошлого не нарушали покой нынешнего бытия, но...

            (... он был там. Он похоронил маму... Приехал в Лаверну.. никто не приехал - только он...)

            ...подобная мелочь не стоила внимания. Ничего не стоило внимания... не касалось... не волновало... скоро он станет полностью свободен и прошлое уйдет, навсегда оставив его в покое.

           

            ***

            - Он умирает, - на лице молодого мужчины отражалось настоящее отчаяние, - Я ничего не могу поделать! Ни я, ни городской лекарь - никто. Он просто отказывается есть, почти не пьет... Просто сидит, уставившись в никуда и молчит. Словно уже умер. Иногда мне кажется, было бы лучше оставить его там, рядом с матерью, чем смотреть на это.

            Стоящий рядом человек со знаком гильдии лекарей на плече лишь пожал плечами:

            - Боюсь, я чудес не свершу. Понимаю, обратились к корифею - не помог. Вот и решили, вдруг рядовой целитель свершит чудо? Такое бывает лишь в сказаниях. Мэтр Ларис - отличный целитель, и я могу лишь подтвердить: ран на теле мальчика нет. Ни ран, ни огня, зажженного оружием в крови, ни яда, ни чего другого. Он здоров.. в этом смысле. Все раны - в душе, а над душой я не властен...

            - И что, просто повернетесь и уйдете? - Николя тряхнул головой, отказываясь верить, - Ведь это же ребенок! Ему наверняка и семи нет! Что прикажете мне делать - смотреть, как он умирает?! Какой вы тогда, к лешему, целитель....

            - Тихо, тихо, - лекарь поспешно отступил на шаг назад, - Могу предложить отвар корня валерианы. Мальчику не поможет, а вот вам, юноша, разум вернет... да прекратите же вы. Никому от напрасного крика лучше не станет.

            Николя, словно опомнившись, почти виновато опустил голову:

            - Но я не могу так... просто это оставить.

            - И не надо, - почувствовав, что угроза ушла из голоса собеседника, лекарь ободрился, - Если вам так уж хочется помочь этому мальчишке, хотя я, право же, не понимаю, чем он вам так дорог, то обратитесь в Храм Солнца. Душа - это по их части. Служители Храма дерут три шкуры, но пусть меня изгонят из гильдии, если Паладины не смотрят сквозь пальцы на то, что они лечат магией. Если кто и поможет вашему... хм... воспитаннику, то это они. За городом как раз есть Храм Солнца.

            На лице молодого дворянина отразилась нешуточная борьба - не то, чтобы Храм с его Паладинами не любили... но без особой нужды приближаться к выкормышам Адриана никто не спешил. Но мальчик, лежащий на постели в соседней комнате... его грудь вздымалась почти незаметно, и временами казалось, что ребенок не дышит.

            - Спасибо за совет. Я обязательно последую ему.

            - И не советую тянуть, - лекарь вспомнил о своих прямых обязанностях, - Еще два-три дня и... в общем, помощь запоздает.

            Приняв окончательно решение, Николя вложил оговоренную плату в ладонь целителя и кликнул слугу:

            - Седлай мою лошадь. Я должен сейчас же кое-куда отправиться.

           

            ***

            Бессмысленное мельтешение лиц все больше отвлекало его от созерцания... О чем то спорящие голоса сменились поездкой верхом впереди все того же смутно знакомого человека... Потом - вновь споры, звон монет... мелькание человеческих фигур... чье-то надменное лицо, склонившееся так низко, что казалось огромным, а в глазах - смесь радости, удивления и страха.

            "О да. Конечно, мы поможем, и Вы несомненно сочтете цену чисто символической... да, ничего страшно... смерть? Помилуйте, какая смерть, какие предрассудки... нужно было не тратить деньги на этих городских шарлатанов, а сразу вверить это дитя верным служителям Бога Солнца.... Нет, не сейчас... не сегодня.... Почему? Нужно... приготовится.... Нет, нельзя остаться под крышей. Хотя если господин согласится оставить нам ребенка, а сам удалится в город.... Нет? Жаль, тогда вам лучше вернуться завтра в это же время, когда все будет готово к исцелению.... Да, да, я знаю, что вы рады. и мы рады, что вы рады... все рады... Вы ведь приехали из города прямой дорогой? Отлично, ей и возвращайтесь.... О, нет, это я к тому, что на прочих дорогах - могут быть разбойники... время нынче неспокойное..."

            Лжет.... Знание, пришедшее откуда-то из глубины, было естественным и четким, как все в последнее время. Может, стоит сказать об этом? Хотя зачем... Снова лошадь, лязг сомкнувшихся сзади ворот... дорога, еще хранящая следы копыт, обмотанных кусками толстой ткани, а потому не видимые для человека, но печатавшиеся в память придорожной травы на весь ее короткий век... Почему то кажется, что все это важно... но чтобы понять, почему, нужно вернуться... вспомнить... себя... прошлое... боль, что не властна над Стихией Земли, но губительна для души, заключенной в хрупкую человеческую оболочку. Нет, пусть все идет, как идет...

            Свист стрел, прорывающийся даже сквозь завесу покоя! Крики, звон клинков... Ржание умирающей лошади, так похожее, на человеческий крик, что в дребезги разбивает последнюю стену, отгораживающую от мира... и теперь люди с оружием, склонившиеся над опутанным сетями Николя, это не просто часть мира, не имеющая значение, а несколько злых, сильных взрослых пинающих того, кто увез Алека из руин деревни... Воспоминания о случившемся возвращаются, вновь отзываясь страхом и болью, а слова неторопливо приближающихся победителей "А предупреждали, что будет сложно... как леденец у младенца отнять..." преображают боль в гнев. Гнев не ведающего своей силы ребенка...

           

            ***

            Засада была организована по всем правилам, и первый из нападавших, спрыгнувший на круп лошади прямо с ветвей нависшего над дорогой дерева, довольно легко свалил Никол на землю, вышибив из легких весь воздух. Но то ли он слишком быстро расслабился, то ли получил приказ не убивать жертву нападения, но завершающего удара кинжала в печень или в шею не последовало, а вместо этого "прыгун" попытался оглушить Николя рукоятью кинжала. Но, видимо, он никогда не слышал родни молодого дворянина, попрекавшей непутевого родственника пустой, а посему не чувствительной к ударам головой, в которую не выходит вколотить ничего хорошего. В голове зазвенело, перед глазами вспыхнули ослепительные круги, но до беспамятства было еще ох как далеко, кроме того Николя, слывшему любителем ночных приключений, было невпервой защищать себя в рукопашной схватке.

            "Надо же - и здесь нашли... Быстро-то как... ну нет, господа наемники, захотели награду за мою буйну голову получить - отработайте сперва" - удар локтем в горло разбил нападавшему кадык, оставив хрипеть и биться в судорогах в дорожной пыли. Вскочив, молодой дворянин выхватил меч, пытаясь определить, где враги и сколько их. Лошадь, испуганная начавшимся боем, рванула с места вскачь, унося на своей спине мальчика, но две стрелы, просвистевшие в унисон, заставили смертельно раненое животное взвиться на дыбы. На миг Николя увидел, как беспомощное маленькое тельце летит вниз, на дорогу. прямо туда. где через миг будут в последних судорогах бить копытами уже опрокидывающееся животное... но, видимо, духи, хранящие влюбленных, пьяных и детей, не оставили мальчишку и на этот раз - ребенка мягко принял на себя большой куст, принял мягко, словно перина... удивительно. Убедившись, что с мальчиком все в порядке, Николя вновь обернулся к нападавшим.

            Картинка грядущего боя не радовала: из леса не торопясь вышло больше десятка человек, все хорошо вооруженные, многие - с луками или самострелами.

            "Точно, хотят взять живим... Публичный суд, что ли мечтают устроить.... Ну уж нет. Стоп, а эти откуда?! Паладины Храма! Уж в чем не грешен, так это в магии и злокозненном ведовстве... Может, попутали они что-то?"

            Бойцы были опытны - не бросились всем скопом, а аккуратно окружили, выжидая удачного момента... "Нет, похоже - эти не путают... не в их правилах. Хотели бы бить - уже убили бы... просто стрелой. Посмотрим, как я вам нужен..."

            Николя сделал шаг вперед, делая классический прямой выпад. естественно, противником отбитый. Теперь тому было бы естественно пользуясь скоростью удара самого Николя, насадить того на длинный кинжал в левой руке... Но нет, просто взмахнул широко, явно целя в руку. Что же, тем лучше для меня и хуже для вас. Удар... уход, выпад, предсказуемый, в бою или даже дуэли, стоивший бы хорошей дырки в боку, но тут - опять прошедший безответным и рукоять меча Николя со всей силы впечатывается в челюсть первого противника, лишая того доброго десятка зубов и отправляя на обочину дороги, на долгий отдых. Закончив с первым врагом Николя развернулся, кинжалом очерчивая границу вокруг себя, и... почувствовал как клинок входит в плоть. Второй противник, видимо счел, что занятая боем жертва беззащитна для нападения сзади, рванулся... и буквально насадил себя на кинжал слишком быстро победившего бойца.

            "Проклятие, ну куда ж ты прешь то... Но ладно, сам напоролся... Я вас сюда не приглашал"

            Остальные бойцы, до того с праздным интересом наблюдавшие за боем, с гибелью товарища разом стряхнули с себя расслабленность и напали. Напали, что скрывать, грамотно, умело прикрывая и сменяя друг друга, а потому следующие несколько мгновений Николя вертелся как ошпаренный, стремясь даже не напасть - не дать себя достать. Это получалось... в основном. Да и то потому, что его щадили.... Но если жизнь сохранить бойцам приказали, то насчет остального.... Одну за другой молодой дворянин получил несколько ран, не опасных, но весьма болезненных, а завершили бой сети, незаметно когда возникшие в руках нападавших, коими они и спеленали ослабевшего от ран мужчину.

            Паладины Храма, не принимавшие участия в схватке и гордо носящие на своих плащах знаки солнца, неторопливо обошли поверженного врага и направились... к мальчику, все с тем же пугающим безразличием смотрящему в пространство перед собой.

            - А предупреждали, что будет сложно... как леденец у младенца отнять..., - первый из Паладинов оглядел неподвижно лежащее детское тело даже с некоторой брезгливостью, - Спеленайте понадежнее обоих и - обратно в Храм. Дальше не наша.... Проклятие, берегись!

            Дальше события развивались с потрясающей быстротой: куст шиповника, росший у самой дороги вдруг со скоростью голодного спрута выбросил вперед ветви и невезучий боец, стоявший к растению ближе всех, оказался выдернут из толпы товарищей, словно морковка из грядки. Взбесившийся куст в одно мгновение опутал несчастного, сжимая его все сильнее и сильнее, так что из недр куста не донеслось ни крика - лишь хриплый стон, почти тут же сменившийся хрустом ломаемых костей. В тот же момент камешки, устилавшие тракт вдруг взмыли в воздух, и словно подхваченные таинственным ураганом закружились вокруг начавшего приподниматься на ноги Алека, образуя непроницаемый купол. Николя заворожено наблюдал, а как камень, размером с его кулак вдруг вырвался из земли и начал свое кружение вокруг него самого, заставив недавних победителей в ужасе отпрянуть от возникающей на глазах стены.

            К чести нападавших, они не растерялись и проявили завидную сноровку, словно каждый день имели дело с внезапно оживающим шиповником и летающими камнями. На куст обрушились мечи - бросать своего гвардейцы Храма не собирались.*

            (Воины, не имеющие способностей к магии, нужных для возвышения до Паладина Храма, а потому стоящие на ступень ниже и выступающие в роли подручных).

            А семеро мужчин с солнцем на плащах, ненадолго остановившись, продолжали идти к мальчику, наступая на песчано-каменную завесу. По знаку одно из них несколько гвардейцев кинулись следом.

            Изрядно поредевший шиповник тем временем выбросил из своей чащи что-то, похожее на изломанную капризным ребенком куклу, еще недавно бывшую человеком, и попытался ухватить новую жертву. Один из наиболее рьяных гвардейцев потерял меч и едва не был увлечен в гущу ветвей, но клинок напарника отсек ухватившиеся полу плаща ветви и лишь клинок, густо оплетенный побегами, истекающими зеленым соком, словно кровью исчез в зарослях. Соседние кусты и деревья тоже начали шевелиться, заставив воинов сгрудиться посредине дороги, подальше от цепких ветвей и побегов.

            Тем временем вихреподобная каменная завеса уже так надежно укрывала мальчика, что различить что то внутри крутящегося купола было решительно невозможно. Один из нападавших, рослый, решительного вида гвардеец, попытался сходу ударить каменный вихрь мечем... на миг и человек и меч скрылись в облаке ослепительных искр, тут же погасших, открывших всеем незадачливого гвардейца, изумленно пялящегося на остатки клинка, словно сточенные неведомой силой до самой рукояти... и тут стена камня и песка ударила.... Человек просто исчез, будто и не было никогда, а Николя на миг показалось, что купол, только что поглотивший человека, окрасился в багрово красный цвет.

            От каменного вихря в сторону идущих людей вытянулось щупальце, с быстротой молнии коснувшееся головы следующего гвардейца, и голова того разлетелась на части, словно грянувшаяся оземь перезревшая тыква, разбрызгивая окрест смесь крови, мелких осколков костей и еще чего-то, о чем не хотелось даже думать... Третий попытался уклониться от странного отростка, но рой камней, словно живое существо, извернулся и пройдя вдоль земли полоснул последнего из решившихся на атаку гвардейцев по ногам, отрубив их от лодыжек до самого пояса.

            Просвистело несколько стрел, безвестно и бесполезно канувших в недрах бушующего камня - уцелевшие бойцы вспомнили о луках и самострелах, но их остановил грозный окрик старшего над Паладинами:

            - Живым! Только живым! Прекратить, если не хотите сами отвечать перед Адрианом!

            Казалось, быстрая и чудовищная смерть трех человек не произвела на солнценосную семерку ровным счетом никакого впечатления - они по прежнему продолжали идти к тому месту. где завеса скрывала ребенка, но теперь их походка стала медленной, неуверенной а на лицах отражалось нечеловеческое напряжение. Но каменное щупальце, покончившее с гвардейцами и решившее атаковать слуг Бога Солнца, едва приблизившись рухнуло на землю бессильным холмиком песка и мелких камешков. Каменный купол выбрасывал щупальца одно за другим, пытаясь дотянуться до Паладинов, но чем ближе подходили мужчины, тем большее количество камней бессильно падало на землю, словно разом лишившись той силы, что еще мгновение назад держало их в воздухе. И вот уже завеса поредела настолько, что стал видна спокойно стоящий в центре смертоносного каменного урагана мальчишка. Деревце, попытавшееся вцепиться в развевающийся плащ, украшенный золотым кругом, от одного мимолетного взгляда Паладина вдруг начало желтеть, словно пораженное болезнью, а ветка, державшая дорогую ткань, рассыпалась прахом.

            Мужчины были уже почти рядом, когда последние камешки жидкой стены, укрывающей Алека, разом рухнули под ноги идущим. Камены вихрь иссяк, кусты и деревья замерли в неподвижности. Все кончилось...

            Но на смену каменному вихрю их придорожных кустов вдруг вырвался стремительный клубок чего-то мелкого, похожего на черную пыль и обрушился на Паладинов, поколебав решимость одних и сбив с ног других. Обрушился... и тоже канул в лету, не успев нанести никакого вреда. В тишине, неожиданно сменившей крики умирающих и тихий, но тревожный гул каменного смерча, Паладины окружили мальчика. Главный из слуг Бога солнца уже протянул руку, стремясь взять Алека за плечо... и застыл, уставившись на собственную, испещренную мелкими капельками крови руку. Николя был далеко, но даже с земли, стянутый сетями, он ощущал страх, охвативший этого, еще недавно бестрепетно идущего навстречу разящей каменной стене, мужчину. Через мгновение Паладин закричал, а Николя увидел такое, от чего волосы молодого дворянина встали дыбом.

            Кожа на руках и лице Паладина вдруг пошла буграми, зашевелилась, словно под ней то сплетались, то расплетались клубки змей, и... лопнула во множестве мест, открыв дорогу маленьким зеленым росткам, растущим с чудовищной скоростью. Скоро все семеро служителей Храма напоминали молодые клумбы, невесть зачем залитые красной краской... Кровь была везде. Она густо орошала пыль, смешиваясь с соком трав, прорывавших кожу и разрывавших одеяния Паладинов во все новых и новым местах. Крик первого уже перешел в хриплое бульканье и сквозь черную, мгновенно свернувшуюся кровь, заполнившую рот мужчины проклюнулся очередной росток, быстро превратившийся в подорожник. Некоторые из несчастных уже упали и теперь неутомимые всходы намертво сплетались с растущей на земле травой, укрывая тела зеленым ковром, другие слепо брели кто куда, с трудом отрывая от земли ноги, стремившиеся пустить корни при каждой удобной возможности. Последний из гибнущих шел прямо на Николя, о котором в суматохе магической схватки все забыли, и юноша получил превосходную возможность в деталях разглядеть, что сотворили попавшие под кожу семена цветов с лицом Паладина.

            "О, свет.... Он ... Что с его глазами?! Похож на краба..."

            Прямо из разорванных глазных яблок на свет божий весело смотрели желтые головки одуванчиков, вынесенные далеко вперед тонкими зелеными ножками, и это в сочетании с покрытым странной смесью мха и травы лицом превращало последнего живого Паладина в подобие диковинного морского зверя...

            Гвардейцы, немо взиравшие на бесславный конец своих командиров в этот момент решили, что с них хватит. Четверо выживших развернулись и больше не делая попыток напасть на кого-либо рванули прямиком в заросли, откуда появились, кажется, еще совсем недавно...

            Но что бы за сила не жила в хрупкой детской оболочке, отпускать обидчиков просто так она не собиралась. Земля вдруг вздыбилась, опрокинув едва вставшего на колени и все еще спутанного сетями Николя, и прямо у ног мальчика, все так же спокойно стоящего на дороге, возникла неглубокая, но широкая трещина, стремительно удлиняющаяся... словно преследующая беглецов. Гвардейцы слишком поздно почувствовали угрозу, и лишь крик первого канувшего в настигший мужчин провал заставил их обернуться. Оставшиеся трое с похвально сообразительностью, рожденной то ли смертельной опасностью, то ли инстинктом, рванули в разные стороны, но расщелина тоже разделилась, раскрывая свои объятья и принимая в них очередного несчастного при каждом промедлении беглеца. Вскоре все четверо неуверенно копошились внизу...

            "И что дальше? Овражек-то неглубокий.... Сейчас оклемаются и выбер...." - с тяжелым, словно человеческим стоном, земля сомкнулась, навсегда похоронив и гвардейцев Храма...

            Последнее хитросплетение сети распутано, ненавистная ловушка отброшена...

            "Бежать отсюда... Проклятие, да что же это было.... Нет, хватит с меня...." - подхватив меч, выбитый из рук, казалось, безумно давно... хотя солнце висит все там же, говоря что прошло совсем немного времени, и - прочь отсюда! Прочь, подальше от гвардейцев, Паладинов, оживающих кустов-людоедов, летающих камней и людей, превращающихся в клумбы.... Николя рванулся вперед по дороге, забыв о ранах,... в тишине, опустившееся на дорогу, раздались рыдания, громкие, отчетливые, и молодой дворянин замер, словно налетев на невидимую стену. А детский плач все нарастал и нарастал, как бывает, когда плачут, забыв обо всем на свете...

            Николя вновь пошел вперед, но с каждым достигшим его ушей всхлипом, его шаги становились все более неуверенными:

            "Ну, чего ты медлишь, идиот.... Что, забыл уже одуванчики? Да что с ним станет, с такой силой то... Может он и не человек вовсе - не зря же на него Паладины охотились... В городе расскажешь о ребенке - люди подберут...", - Николя остановился, - "Ну и что ты с ним делать будешь, убийца беглый... Тебе своих бед мало? А... Проклятие, кому я голову морочу..." Резко развернувшись, он сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее и быстрее пошел к том месту, откуда доносился плачь.

            Горько рыдающий ребенок вовсе не походил на какое-то сказочное чудовище - обычный шестилетний мальчишка, шмыгающий носом и размазывающий слезы по грязным щекам.

            Николя опустился рядом и попытался с помощью шейного платка вытереть лицо Алека, тут же вцепившегося в него мертвой хваткой:

            - Ну... не надо... тише... все хорошо... все уже кончилось... - новый взрыв рыданий привел молодого дворянина в полное замешательство: у него не было особого опыта в обращении с детьми... тем более - с рыдающими прямо у тебя на груди...

            "...посреди дороги, заваленной весьма странно выглядящими телами... надо убираться отсюда поскорее, пока почтенные обыватели не застали нас посреди клумб из господ Паладинов..." - мальчишка, судя по всему, начал успокаиваться. Во всяком случае плач стих и лишь детские ручонки по-прежнему намертво сомкнулись на складках плаща:

            - Тебя как зовут?

            - А... Ааа... Алек...

            - Алек, значит, - Николя задумался, - И что же нам с тобой делать, Алек?

            - К МАМЕ ХОЧУ!!!!!!!!!!

            "Помоги мне о Пресветлый....":

            - Ну тихо, тихо... Сейчас мы поедем в город. Там - поедим... ты ведь хочешь есть?

            Кивок.

            - Вот и славно... Поедим, умоем тебя, переоденем... Сейчас бы узнать, где эти... хм.. дяди оставили своих лошадок... не пешком же они за мной от Храма бежали....

            - Там, - грязная детская ручонка уверенно указывает в заросли, - Лошадки...

            - Да? - Николя подозрительно посмотрел на густо сплетение ветвей "Хотя последние гвардейцы побежали как раз туда...", - Ты откуда знаешь?

            - Чувствую...

            - Ну что же, пойдем покатаемся на лошадке... ты же любишь кататься?

            Радостное кивание:

            - Меня папа на лошадке катал!

            "А вот эту тему развивать не будем... А то от папы до мамы один шаг, а там - опять в слезы..."

            - Ну и хорошо. Пойдем, покажешь, что ты умеешь...

           

           

           

            Александра

           

            25 день месяца Судов. Море. Каравелла "Александра" по пути в Фалессу.

           

            Каравелла "Александра" на поднятых парусах шла в направлении Фалессы. Шла уже больше десяти дней. Не потому что море было неспокойным, а потому что герцог и герцогиня ле Амарра изволили желать продлить морскую прогулку. Вообще-то изволила этого желать Александра, но желание жены - это желание мужа...

            Иван смотрел на свою молодую супругу, которая на борту корабля превращалась в хулиганистую девочку, и не мог отказать огромным аквамариновым глазам, наивно смотрящим на него. А Лекса бесстыдно пользовалась слабостью мужа. То, что она успела узнать за последние дни, дало ей вескую причину держать Ивана подальше от Фалессы. Участие в заговоре против Селины могло оказаться роковым для бесстрашного герцога, но не опасения за мужа заставил девушку бороздить морские просторы, а стремление помочь другому мужчине, в любви которому она поклялась пред ликом изменчивой Луны, будь она проклята. Чем дольше Иван будет отсутствовать, тем смелее станет Селина, и при благоприятном стечении обстоятельств, все сделанное мужем для воцарения Ярно, обернется первым весенним ветром, шелестом осоки летним утром, простым осенним туманом или зимней вьюгой, то есть ничем. Лекса не знала всех планов, но и того, что было ей известно, хватало для волнения. Отсылать голубя Рику пока он в Тиле бесполезно, значит, нужно действовать самой - задержать Ивана, как можно дольше, нарушить его планы, раскрыть заговор если потребуется и даже...Впрочем, о последнем она предпочитала пока не думать, найти острый клинок и сумасшедшую голову в столице Лаконы всегда успеется.

            А пока...Как удержать умного, непогрешимого, верного своей стране, страдающего чрезмерной честью мужчину подальше от объекта приложения его усилий? Женщина знает только один способ - поиграть с ним в любовь.

            Играть в любовь с Иваном было легко, Александра даже могла смело сказать, что это было удовольствием. В конце концов, она была женщиной, а он мужчиной. И каким!

            Разговоры об облачках и цветочках, начатые в Деннире, закончились поцелуем, а поцелуй, как известно, только начало и прелюдия самого главного - взрослой игры под названием любовь, самой веселой и горькой. Александра не умела делать что-то наполовину, поэтому окунулась в солнечные осенние дни с головой, даря всех вокруг и прежде всего мужа настоящей непритворной любовью.

            Нет, она не забыла и не разлюбила Рикарда, более того расстояние сделало ее чувство сильнее и как-то выше простой детской влюбленности и первой страсти, которую она питала к нему в начале. Просто так получилось, что она должна была любить Ивана, и она отдалась этому чувству полностью. Это было похоже на сумасшествие, таковым оно и было, наверное, но лучше жалеть о свершенной ошибке, чем об упущенном шансе ее совершить.

            Их ночи, проведенные в капитанской каюте, были безумными. Женские стоны, раздававшиеся над морем, наверное, были слышны не только на корабле, но и во всей округе от Сторна до Фалессы.

            Бедные матросы - тяжело им пришлось в это плавание. Но такова уж привилегия герцога, тем более если он владелец и капитан корабля.

            -Эй, Крис, крепче вяжи узел. В случае бури твой аккуратный узелок превратится в мочало, а ты сам отправишься кормить рыб. - Боцман, крепкий коренастый мужчина, прикрикнул на юнгу - паренька боровшегося с тросом и своим первым плаванием. Юноша судорожно выронил только что сделанный узел под смех матросов, подхватил его, снова выронил и, покраснев ног до головы, скрылся на нижней палубе.

            -Ты так запугаешь мальчишку, Дрейк, что он больше никогда не захочет выйти в море. - Рассмеялся высокий черноволосый мужчина, стоящий рядом с боцманом и крепко держащий в руках штурвал. Легкий ветер, дувший с близкого, но невидимого сейчас побережья, вдоль которого они шли, развевал его волосы и белоснежную тунику.

            -Ничего. Я научу этого парня жизни, как когда-то научил тебя Иванэ. Из него выйдет хороший моряк. - Усмехнувшись боцман посмотрел на герцога и добавил. - Может даже такой же хороший капитан.

            -Иногда я бы хотел остаться просто матросом. - Грустно ответил Иван.

            -Курс судна всегда выбирает капитан, а не сам корабль. Также и у нашей жизни есть свой Капитан. - В этот миг откуда-то из недр "Александры" послышался грохот, и боцман взревев, как морской лев, кинулся вниз со словами. - Что ты еще натворил, паршивец. Сейчас я научу тебя уму разуму...

            Чем закончилось "обучение" юнги, Александра, наблюдавшая за этой сценой с бака, так и не узнала. Ее глаза встретились с глазами мужа...Корабль, бегущий по волнам, все еще ласковое осеннее солнце, тускнеющее небо и бескрайний горизонт престали существовать...

           

            ***

            Ничто не вечно под жестоким небом, любое плавание рано или поздно подходит к концу. Путь "Александры" скоро тоже завершится. Через пару дней каравелла ее мужа бросит якорь в порту Фалессы, и бессмысленная игра в политику начнется вновь, но пока они свободны и счастливы. Лекса стояла на носу судна, обнимая ее за талию, рядом возвышался Иван, а судно уходило в закат. Александра всегда любила наблюдать за падением солнца в море, но вдвоем это превращалось в какое-то таинство. И только одно омрачало линию соединения неба и земли в любовных объятиях - при любой попытке вспомнить лицо любимого, девушка видела решительные черты Иванэ.

           

           

           

            Франциск ле Шаорин

           

            30 число месяца Судов. Фалесса.

           

            Франциск ле Шаорин в очередной раз встретил Гордиана ле Кораса, командира городской стражи в своем кабинете...

            Определенно, Гордиан был тем, человеком который был ему, Франциску нужен, а вот какой-нибудь ле Амарра не подал, был ему и руки, чем и гордился бы. Что ж, это его проблемы, для королевского советника все средства были хороши, разумеется, если они приводили к намеченной цели. Целью была власть, а в борьбе за власть традиционно использовалось все... предательства, убийства, заговоры...

            Гордиан расселся в своем любимом кресле, раскинув ноги и тяжело дыша...

            - Шаорин, я все сделал, как ты и просил...

            Франциск вопросительно поднял бровь... Неужели и, правда, все?

            - Тогда отлично... До меня доходят вести, что наш "любимый" император возвращается в столицу, и что следом за ним, грядет война с Лесом... Охотно поверю тому, что причиной стал сам Ярно... Идиот, у него нет ни толики каких-либо дипломатических способностей... Ему если и ехать куда-то, то с завязанным ртом... Впрочем думаю, что здесь постарался и Шарк, и сам Эвор... Это нам на руку, так как вскоре в Лакону вцепятся еще и Лирия со Сторном...

            Корас хмыкнул.

            - Сейчас важно то, что когда Ярно приедет, он устроит разборку - в своем роде, он будет уберать сторонников Селины и заменять их своими болванами... Нам нужно постараться подсунуть ему наших болванов, в том числе... И, заодно, убрать его руками тех прихвостней Селины, что мешают нам... Мы можем, по приезду Ярно, организовать покушение? Главное, чтобы след точно вел к некой "группе" недовольных... Разработаем как бы заговор... Потом вмешаем в это, заодно, каких-нибудь людей из его окружения... Когда у Ярно начнется паранойя, он окончательно перестанет что-то соображать... А потом отправится на войну, где геройски и погибнет...

            Корас вздохнул.

            - На это все нужны будут деньги...

            Шаорин кивнул.

            - Будут. Дальше... Делона пока трогать не будем, он сумел убедить меня в своем "нейтралитете" так скажем... - он недовольно поморщился. - Я думаю, с ним что-то может сделать Ри... Но что касательно магии, то эту тему, я бы до того как война заполыхает в полную силу, вообще бы не поднимал... Потом будем думать... Скажем так, я профинансировал определенные изыскания в области всяческих древностей... Кое-что найти удалось... Ведь, когда куют мечи, тогда же делают и кольчуги... Магия - удел избранных, к чьему числу, я, увы, не принадлежу, как впрочем, и большая часть человечества... Когда бушевали войны магов, в то время, умельцами - из простых людей, была создана определенная система противодействия, слабая, но дающая шанс... К сожалению, чтобы прояснить все точно, нужно время... Так, что с этим подождем...

            Гордиан протянул руку за бокалом вина...

            - У тебя как всегда полно козырей в рукавах?...

            - Да, - улыбнулся Шаорин. - У меня всегда есть пути к отступлению...Это и важно, никчемный риск мне совершенно не нужен...

            - В любом случае... - ле Корас улыбнулся в ответ. - Город в твоих руках...

            - Хорошо... - Франциск кивнул. - Можешь идти... Обо всех изменениях сообщать мне.

            - У тебя тут на каждом шагу маги бродят. Не боишься?

            - Да что они могут сделать? - Франциск рассмеялся. - Они же наивны, как дети... Иди, иди...

            Гордиан ле Корас скрылся за дверью, раздались тяжелые шаги, лестница заскрипела...

            Франциск еще раз улыбнулся про себя... Неужели, Ярно действительно такой болван? Что еще он ухитрился притащить из Полумесяца?

           

           

           

            Шань

           

            21 день месяца Судов. Сторн.

           

            Шань сошел на берег Сторна... Ах, эти дурные предчувствия, и эти сны... Ему казалось, что он прожил в них полжизни... Постоянные кошмары, или видения будущего? Он не знал, и никто не знал. Это стало его проклятьем и даром одновременно. Может поэтому Йень-Нен выбрал его?

            Он помнил тот день, день, когда Учитель нашел его. Это был дождливый день, дождь шел стеной, и все дороги в горах Адара превратились в липкую, текучую грязь. Да, он шел тогда по дороге в свою деревню. Внезапно ударил раскат грома, потом еще и еще... Черные, непроглядные, тучи заволокли небо... Казалось, сама природа бушует... Тогда еще ничего не знающий, и не видевший Шань, постарался закутаться и добежать быстрее... Сейчас, он уже не может сказать, что зря он это сделал - по всей видимости - это был знак Судьбы... Но тогда... Он упал, покатился куда-то... мир померк, а он чуть не утонул в этой, черной, тягучей грязи... Он тонул, и кто-то протянул ему руку... Йань-Нен. Это был он... Он стряхнул с лица всю глину, и тогда... тогдашний Шань удивился... Ему протягивал руку уже старик, с черной повязкой на глазах...

            - Но как? - был его первый вопрос, хотя очевидно, стоило поблагодарить за спасение...

            - Неужели ты думаешь, что, то, что ты видишь, действительно важно? - спросил его Учитель. - Поверь, ты рад, что я спас тебя, а я еще более рад, потому что искал тебя всю жизнь...

            - Искал? - тогдашний Шань еще не во что не верил. Он видел, то, что видел.

            - Да, пойдем же... - Йань-Нен снова протянул ему руку. - Но знай, после того, что ты увидишь, вернее "не увидишь" ты не вернешься назад. Потому что это будешь уже не ты.

            - Не я? - он был очень удивлен этими словами... Но Йань-Нен оказался прав... Прав во всем, и даже более того. Но почему он искал именно его, Шань так и не понял. Он прошел обучение в стенах Адара...

            И так все началось... и когда-нибудь все закончится. Но, наверное, не скоро еще...

            Он сошел на берег Сторна...

            Маскировка еще действовала... Но очевидно, ее придется сбросить, когда придет время... Когда, он столкнется лицом к лицу с грядущей опасностью...

           

           

           

            Кассандра Ферран

           

            20 день месяца Судов. Лакона, Криэран, особняк Тойе.

           

            Асси, стараясь ступать как можно тише, спускалась по лестнице. Сегодня ей не спалось и стоя у окна, она углядела в саду кого-то, залезающего в окно первого этажа. Судя по всему, он был один, поэтому она прихватила кочергу, стоящую у камина и решила посмотреть, что этому человеку здесь нужно. Ходить неслышно она умеет в совершенстве, и если что, всегда успеет завопить так, что проснется весь дом. А за годы, проведенные вместе с Вальдаром в отряде, она научилась постоять за себя. Перехватив кочергу поудобней, она осторожно выглянула за угол. Вор обнаружился в зале - он запихивал серебряные подсвечники в мешок, вот он повернул голову...

            -И что ты здесь делаешь, Крис? Только не говори, что просто проходил мимо.

            Кристоф от неожиданности выронил мешок, тот с приглушенным звоном упал.

            -Асси, какого надо подкрадываться так неслышно? А если бы я тебя не узнал?

            -И случайно пырнул бы ножиком? Ты себе льстишь. А теперь - зачем ты сюда заявился?

            -Ты давно не появлялась в "Кошке", Жакоб послал меня узнать, как ты.

            -А подсвечники ты решил взять на память обо мне?

            -Заканчивай свои шуточки! В этом городе нашим ремеслом много не заработаешь, вольным птицам, вроде нас, здесь быстро крылышки обрезают, а жить на что-то надо.

            -Идиот, - устало сказала Асси, - я же говорила, денег у них нет. Да они моментально обнаружат пропажу, а завтра ее уже найдут, и всем будет очень плохо.

            -Асси, да стоит только посмотреть на все это! - он широким жестом обвел окружающую их роскошь, - Здесь кругом сплошь мрамор, шелк, а ты говоришь, у них нет денег! Тебе просто дурят голову!

            -Если здесь и есть дураки, то уж я к ним точно не отношусь! Сам подумай, ты что, собираешься утащить у них парочку мраморных колон? На них сейчас как раз большой спрос!

            -Что ты имеешь в виду?

            -Крис, вот это все, весь мрамор и шелк, это то, что у них осталось. Это вещи, а денег у Тойе осталось очень мало. А если вы хотите таскать из особняка статуи, я вам не помощница!

            -Асси, не заводись! Я уверен, что этот старикан наверняка где-то припрятал заветный сундук с золотом, и даже не один. В конце концов, если ты приложишь немного усилий, то быстро выяснишь, где наш граф прячет свои деньги.

            -Что значит "приложишь усилия"? - Асси с подозрением посмотрела на Криса, а тот, бросив опасливый взгляд на кочергу, отошел и только после этого заговорил:

            -Сразу предупреждаю, это не моя идея, я только передаю приказ Жакоба. Этот Тойе... он ведь не очень-то и стар, так?

            -И?

            -Ну, Жакоб сказал, раз уж денег не украсть, можно получить их законным путем, ты окрутишь графа, он на тебе женится, а после его смерти продадим все и поделим денежки... Эй, я же сказал, это не я придумал!

            -Передай Жакобу, - она просто задыхалась от ненависти, - что я ему не рабыня! - она развернулась и пола в свою комнату. "Завтра же ноги моей здесь будет! Уехать куда угодно, чтобы никто не знал и не нашел!" Ее остановила рука, ухватившаяся за ее плечо и кинжал приставленный к горлу.

            -Асси, сладкая моя, приказы Жакоба не обсуждаются, ты забыла? Поэтому ты будешь делать то, что приказано.

            Ей было наплевать даже на кинжал, только бы вырваться из этих рук, только бы ее оставили в покое! Асси уже приготовилась к рывку, как вдруг раздался тихий свист, и Кристоф неожиданно всем телом навалился на нее, выпустив кинжал из рук. Она вывернулась из-под падающего тела, и недоуменно посмотрела на торчавшую из спины Криса рукоять ножа. Потом перевела взгляд назад - Гунла! Мыслей в голове не осталось никаких, и сил, на то, чтобы огреть карлика кочергой, или соврать что-то похожее на правду, не было. Карлик тем временем что-то говорил, мягко глядя на нее.

            -Что вы сказали, Гунла? - слабо отозвалась Асси.

            -Я говорю, что восхищен вашей смелостью, госпожа Кассандра. В одиночку кинуться на вора... Очень смело, но и рискованно тоже. Хорошо, что я успел вовремя, вы не находите?

            -Да, конечно, - Асси уже с трудом понимала, что происходит. Он действительно не услышал их разговор?

            -А сейчас идите отдыхать, госпожа. Об этом, - карлик кивнул в сторону трупа, - я позабочусь. Спокойной ночи, госпожа Кассандра.

            -Спокойной ночи, Гунла, - Асси не помнила как добралась до комнаты. Очнулась она сидящей на кровати и крепко сжимающей злополучную кочергу в руках. "Сумасшедший дом, сумасшедшая семейка..."

           

           

           

            Мирта ле Тойе

           

            23 день месяца Судов. Лакона, Фалесса, особняк Сканти.

           

            Мирта обошла комнату. Так, кажется, защиту она поставила правильно. До чего же трудно! Хорошо еще, что в библиотеке была пара фолиантов о магическом искусстве. Но все равно, многих вещей она просто не понимала. Если бы у нее были учителя в сумеречной Гильдии, но что теперь жалеть о неслучившемся. А в Фалессе один маг - Адриан, но к нему идти за советом точно не стоит. Улыбнувшись собственным мыслям, Мирта опустила на окна тяжелые занавеси, комната погрузилась в полумрак. Девушка подошла к столу, на котором стояло только гладкое серебряное блюдо, наполненное водой. Тонкое заклинание, но все должно получиться. Она вытащила из волос шпильку, пара длинных светлых прядей скользнула ей на плечи, и уколола палец. Слегка поморщившись от боли, Мирта выдавила несколько капель крови в воду. Они не растворились, а так и застыли алыми бусинами. Значит, все идет верно. От Нико так давно не было известий, что она решилась провести поиск по крови. Первая часть получилась, теперь нужно вглядываться в воду и ждать...

            Она не знала, сколько времени провела, не отводя взгляда от гладкой водяной поверхности. Ничего не появлялось. Мирта разочарованно вздохнула и привстала, как вдруг уловила краем глаза что-то. Она опять склонилась над блюдом... и окружающий мир исчез.

            Сквозь цветные всполохи постепенно проступила знакомая фигура. Нико осунулся, взгляд стал каким-то лихорадочным. Мирта едва удержалась от того, чтобы дотронуться кончиками пальцев до водной поверхности, позвать брата. А Нико тем временем смотрел куда-то в сторону, и следуя за его взглядом, Мирта увидела какого-то ребенка. Тот сидел, опустив голову, потом неожиданно поднял глаза и посмотрел прямо на нее! Мирта была уверена, что этот мальчик, в отличие от Нико, действительно ее увидел. Несколько мгновений ярко-зеленые глаза с недоумением смотрели на нее, потом мальчик поднял руку, провел ею перед глазами... и неожиданно изображение исчезло! По воде поползли радужные полосы, Мирта попыталась встать, разорвать эту связь, она уже увидела то, что хотела, но оторвать взгляд оказалось невозможно. Новое видение - гигантская кошка, шкуру которой пятнал лунный свет... столб огня над каким-то огромным зданием и стройная девичья фигурка в центре этого пламени. Огонь притягивал, ей хотелось склониться еще ниже, протянуть руку... последним усилием Мирта разорвала заклинание и обессилено опустилась на пол.

           

           

           

            Мист ле Нуаран

           

            11 день Месяца Песен.

           

            И пошли мы гулять по Лаконе широкой! На север, вдоль Леса, от моря - вперед!

            Народ веселился, как мог. В первой же деревеньке мы обнаружили табун отличных лошадей, гонимых купцами на продажу, купили всех, я выпил со старшиной барышников кубок за покупку - а потом мы перестреляли их, не сходя с места, и сняли с трупов как свои, так и их сбережения.

            Лошадки оказались великолепны. Благодаря обилию сменных лошадей "Волки" обрели необходимую мобильность, и шансы местных лоботрясов выследить нас окончательно сравнялись с нулем. Нет, видеть-то нас многие видели - и это было последнее впечатле-ние в их жизни. Впрочем, женщины жили чуть дольше. Кое-кому мы даже давали убежать - должен же кто-то создавать атмосферу удушливого страха вокруг нашего отряда.

            В насилии я участия не принимал - не хотелось... Компанию мне составляли Дина, Сиве-ни и Клауд. Девушки - понятно почему, а Клауд ну очень близко подружился с Сивени и при любом шаге влево рисковал лишиться чего-нибудь нужного.

            Как-то мы выследили экипаж направляющегося в столицу барона ле Зварра. Охрану мы банально утыкали стрелами. Старого барона Алекс убил одним ударом, заявив, что он по-хож на трактирщика, который как-то угостил его пивом за счет заведения. Баронета Эш-тон душил плетью минут тридцать, прежде чем дал умереть. Молодую еще жену и стар-шую дочь усопшего Зварры народ долго дегустировал, прежде чем окончательно раздеть и прибить к деревьям.

            Младшую, пятнадцати лет, попросил в личное пользование Пат. Я разрешил - надо ж парню расти над собой.

            -Пользуйся, мизерабль. Но потом сам ее и прирежешь. Ясно?

            -Ясно, капитан.

            Во всем отряде капитаном меня звал только он. С чего - неясно... Девчонку он честно за-колол, однако потом часа два тайком всхлипывал. Признаться, я ожидал от него истерики.

            А в другой раз мы по наводке одного сребролюбивого поселянина взяли первый послан-ный по нашу душу карательный лаконский отряд. Пеших резали как телят. Немногих всадников превратили в подушечки для иголок в самом начале. Единственного рыцаря я спешил и отключил сам.

            Потом мы достали его из доспехов, и Фрикс, сын кожевника, вырезал с его спины боль-шой лоскут кожи, подрядившись приспособить его для письма. Рыцарь прожил ровно столько, сколько возился веземец.

            Все это время мы с диким хохотом сочиняли письмо герцогу Лессо, ныне Императору су-противной нам Лаконы*. Когда же Фрикс закончил, я записал придуманное кровью все того же невезучего рыцаря**. А потом мы снова запихали его в доспехи, привели в созна-ние и изжарили на костре...

            Вот и сегодня с утра вышли на крохотную деревеньку, порезали местных, Эхрад к нашему веселью застрелил огородное пугало - словом, день задался. Мы тронулись далее, все уг-лубляясь в редкий лесок, где и встали лагерем. Я разослал дозоры, отправил Мортимера обходить их, а сам присел возле вялого костерка и принялся изучать предписание о собст-венной поимке, перехваченное с одним курьером (какая нелепая смерть!).

            Что и говорить, занятие немного отдавало бредом, но все равно представляло интерес. Документ попался длинный, и я совершенно не почувствовал времени до возвращения одной из дозорных групп. Тут же стало ясно, что ребята во главе с самим Мортимером вернулись не с пустыми руками.

            Привезенная ими девочка изъявила желание присоединиться к "Волкам" и после доволь-но бессмысленного диалога со мной задала перцу Алексу. Пришлось взять.

            Однако... Волосы у нее великолепные. Но все равно - не мой стиль; да и не тянет после Криэрана... блин...

            * Через двести лет это станет сюжетом картины известнейшего квайданского живописца Ильи Ефимьевича "Отряд "Волки" пишет письмо лаконскому императору".

            ** Письмо, адресованное Ярно Фалессу и написанное на коже замученного рыцаря его же кровью лично Мистом ле Нуараном при участии всего отряда "Волки".

            "Ваше Респираторское Недовеличество!

            С восторгом уведомляем вас, что до нас дошли слухи о нахальном присвоении вами трона Лаконы. Нам искренне жаль, что бумага не в состоянии передать здорового смеха, охва-тившего нас в момент получения нами этой вести. После того, как мы уже просто не смог-ли ржать, мы долго обсуждали, какой горячительный напиток подвиг вас на эту авантюру. Посредством открытого голосования мы решили, что это был перебродивший сливовый сок, так как до другого хмельного вы еще не доросли.

            Уведомляем вас, что, хотя все мы считаем вас шутом гороховым, это не мешает некото-рым из нас полагать вас сбрендившим юнцом или, напротив, старым извращенцем. Те из нас, кто не обладает знатным происхождением, строят самые разные теории о ваших взаимоотношениях с рыцарями вашего Авангарда. В частности, их интересует, ложится ли под вас граф Амарра во всякое время или же лишь на финалах Королевских турниров?

            Однако из этого отнюдь не следует легкомысленное к вам отношение: некоторые из нас сочли бы за счастье видеть вас ослепленным, оскопленным и повешенным вверх ногами в полном неглиже; другие полагают оптимальнейшими мерами зарытие вас в горячий песок по плечи и установку чашки с водой вне пределов вашей досягаемости; однако есть и та-кие, и в их числе держащий перо, кто считает вполне достаточным медленное поджарива-ние вас в ваших же латах.

            Мы осмеливаемся рекомендовать вам при всякой атаке ехать в первом ряду и, желательно, без шлема. Таким образом вы: а) докажете присутствие в вас необходимых любому рыца-рю храбрости и идиотизма; б) получите нам на радость стрелу в глаз.

            Ответ на наше послание вежливости просим раздать вашим фуражирам: в этом случае мы непременно снимем его с одного из трупов.

            Всех возможных бедствий!

            Неискренне ваши и Искренне не ваши,

            Отряд "Волки".

           

           

           

            Джиффа

           

            Вот, приехал я в Фалессу, а там все как обычно.

            Линди разве что совсем плоха - вроде и ходит, и говорит, а все равно какая-то серая. А что делать? Здоровье слабое совсем... Никакое почти что.

            Прислугу в доме всю выгнал - прут и прут! И ведь такие вещички прут - маленькие, а дорогие. Знают, чтоб их скособочило! А что делать? Новых набрал, а толку ноль - все равно таскали и таскать будут.

            А потом такое приключилось - прям ложись и помирай. Как-то вечером ажно сама матушка-императрица приехала. Из кабинета моего всех, кроме меня, выставила, да как заревет! А что делать? Вот, мол, Бальтазар, один ты у меня и остался. Я так и сел - что, мол, вы говорите - вы ж натурально Императрица! А она - горше плакать. Вот, говорит, никакая я теперича не Императрица, отречься заставили рыцари-предатели. И Шаорин-змей с ними, и Делон этот мерзостный. А всем им теперь Ярно Император и первейший начальник - так народу и объявят не сегодня - завтра. Я и говорю, какой, мол из щенка Император - это ж ум нужен государственный, а копьем тыкать - то ж всякий умеет. А что делать?

            Я гляжу - Селина успокаивается, слезы вытирает. И хорошо, и чудно - совсем ей слезы не к лицу. Так-то красивая она, Императрица наша - нипочем не скажешь, что старше меня. На меня благодарно так глядит и молвит: Всегда, дескать, я знала, что на тебя могу рассчитывать! Я говорю: Так точно - всегда! Она меня и спросила - все ль для меня сделаешь, что ни попрошу? Я: Да как же ж иначе? Только прикажите - расшибусь, а сделаю! А что делать? Она усмехается эдак довольно и дальше речь ведет: Что делать - это, мол, после скажу. Ты, Бальтазар, только вот что мне подтверди: если жизнь твою потребую - и тогда пойдешь? Пойду, говорю. А что делать?

            Она ажно растрогалась: вот, мол, если б все у меня такие были - тогда б Лакона цвела б! Я ей так скромненько намекаю, что так быть и должно, просто это не все понимают. Она меня тогда еще спросила: Будешь ли чего себе требовать за службу? Я ей сказал, что у меня племянница на выданье, а самому ничего и не надо. А что делать? Она - снова в слезы: Сколько, говорит, живу - а не думала, что есть у меня такой человек; и хоть я сам награды не прошу - не может она меня за так слать. Я, понятно, говорю, что императрицыну милость нипочем не отвергну.

            Тут она засмеялась, да и говорит - подарю я тебе, Бальтазар, что-то, что золота ценнее. А сама заперла кабинет да принялась завязки на платье распускать...

            Судите меня как хотите, но тут уж никак нельзя было просто слугой верным остаться...

           

           

           

            Сафар Бнед

           

            25 число месяца Судов. Лирия. Хайдола.

           

            Жаркое солнце Лирии освещало двух каменных грифонов, а меж ними хана Сафара ибн-Изим Бнеда, осматривающего свои войска. По правую руку от него стоял брат, а по левую Иллиссайе, бледная, прищурившаяся... Казалось, солнце неважно действует на нее, но виду жрица не подавала...

            Сафар глядел вперед на армию Лирии, да его настоящую, в отличие от свободных по сути кочевников. Скоро они оправятся за море, и сколькие из них вернуться назад? Воины Лирии - куда более стойкие, чем лаконцы, их растили воинами с самой юности, вкладывая безграничную веру в Каар и послушание командирам... Они тренировались годы, не прерываясь, отличаясь железной дисциплиной, и презрением к опасности... Их вера прямо говорила о том, что погибший на войне, сразу попадает к престолу Каар. Так, что солдаты из них были идеальные... Не, то, что сторнийские мародеры или наемники... Им не нужны, не женщины, ни выпивка... Стойкие, не сгибаемые, не поддающиеся страху и сомнениям воины. Боевые машины... Естественно, что когда они прибудут в Лакону они будут слушать только Самаля и его командиров... так что молодому Рикарду Шарку придется... советоваться во всем с братом хана Лирии...

            - Помни Самаль... лаконцы трусы... но даже трус становится опасен, если его прижать к стене...

            - Да, повелитель... - Самаль чуть склонил голову, - Но воины будут рады умереть за тебя.

            - Надеюсь, они все же победят...

            - Разумеется мой повелитель... Вера в Каар укрепляет их силы...

            - Веры будет недосстаточно... - неожиданно заговорила Иллиссайе, - Пошшли сс ними моих жриц, повелитель...

            Самаль сжал рукоять меча...

            - Почему бы и нет? - задумчиво промолвил хан. - Польза от них есть, несомненно...

            Иллисайе кивнула...

            - Будь уверен, в нужный часс, ты возблагодаришшь меня...

            Брат хана посмотрел в сторону, словно ища кого-то взглядом.

            - Как скоро мы отплаваем?

            - Через две недели... - хан смотрел на Иллиссайе, не отрывая взгляда... - через две недели прибудет все суда... Удар по Лаконе должен быть очень хорошо скоординирован... Если две столицы падут, то считай, вся война выиграна... Тем временем, кочевники пройдут с севера на юг... Они сметут армии рыцарей... и будут жить на этой земле...

            - Да будет так... - Самаль собирался уйти, но хотел спросить что-то еще... Ему видно мешало присутствие жрицы... Подумав, он таки решился. - Что с вашей семьей повелитель?

            - Они оправятся в Сарсарат...

            - Не сслышшшала от таком приказе моего повелителя... - Иллиссайе недовольно поморщилась. - Почему он думает, что жрицы не сспособны позаботитсся о его ссемье?...

            - Думаю, что способны, - твердо сказал хан. - Поэтому они и будут в Сарсарате. Я отдал тебе уже двух дочерей, змея... Не думаешь ли ты, что я отдам тебе и еще кого-то?

            - Нет, мой повелитель... - Иллиссайе отвернулась и ушла во дворец.

            - А, что с тем убийцей? - Самаль со злостью смотрел в спину Змее.

            - С Тристаном? Пусть будет с вами. Указания он будет получать с соколом, который доставит послание и тебе. Следи, за тем, что бы его просьбы выполнялись, разумеется, в разумных пределах. Он нужный человек...

            Самаль кивнул и ушел.

            Хан пошел во дворец. Здесь его уже ждала Иллиссайе...

            - Мой повелитель...

            Сафар смотрел в ее красные глаза... и почему ему казалось, что они преследуют его повсюду?

           

           

           

            Иванэ ле Амарра

           

            1 день месяца Песен. Фалесса.

           

            Лицо Селины перекосило от ненависти при виде Иванэ. А герцог уверенно шагал через главный зал столичной резиденции правителей Лаконы. На троне Селина была великолепна. Этой женщине нельзя было отказать в красоте, даже потеряв все, она оставалась прекрасной и величественной. В глазах регентши было столько презрения, что хватило бы на сотню Иванэ, посторонний, заглянув в глаза женщины, подумал бы, что она смотрит на таракана, а не на герцога, но глаза Селины видел только сам ле Амарра.

            При каждом новом шаге по тронному залу прокатывалось гулкое эхо. Мерные волны шепотка за спиной не волновали Иванэ. Достигнув ступенек трона, он легко кивнул головой, а не опустился в низком поклоне, которым должен был засвидетельствовать почтение правительнице. Селина только кивнула в ответ и скривила красивые губы.

            Герцог Деннира ждал. Если она осмелится нанести удар, то сейчас. Пару мгновений женщина явно боролась с собой. Стоит ей сделать лишь жест рукой, и герцога в оковах отправят в темницу, а потом куда подальше, но благоразумие или просто смирение взяли верх. Разжав пальцы на подлокотниках, регентша поднялась и кивнула в ответ:

            -На сегодня аудиенции окончены. - Провозгласил кто-то из придворных. Шумная разноцветная толпа медленно поползла к выходу.

            -Мое время уходит? - Спросила Селина Иванэ. Герцог кивнул.

            -Оно уже ушло. - Заговорщик бросил взгляд, назад, убеждаясь, что они остались одни. - Я советую вам готовиться к отъезду. Ярно возвращается, а как только императором станет он, Вам придется покинуть Фалессу. У Вас, кажется, были родовые земли. Поезжайте туда, никто не будет преследовать Вас.

            Селина вновь скривила губы.

            -Вы либо круглый дурак Иванэ, либо очень хороший актер, играющий свою роль так виртуозно, что никто не догадывается об истине...Я не удивлюсь, если сам Ярно, однажды, пожалеет о таком стороннике, как Вы...

            Иванэ молча смотрел на регентшу. Не выдержав этого немого поединка, женщина спустилась по ступенькам, прошла мимо герцога и направилась к выходу. В дверях она задержалась и обернулась. В лучах солнца, заливающих зал через высокие стрельчатые окна, перед троном Лаконы стоял Иванэ. На его черной тунике был вышит родовой герб - меч. Прямой и надежный, непоколебимый и верный своему господину, такой сильный и абсолютно беспомощный будущий меч в руках нового императора Ярно ле Фалеса. Меч защищающий и убивающий. Но меч всегда можно сломать...

            Как только Селина скрылась, герцог подошел к Александре, ожидавшей его и, взяв ее за руку, повел прочь. Позади них раздались громкие хлопки.

            -Браво! Браво, герцог! - Прислонившись к одной из колонн, Иванэ аплодировал Франциск ле Шаорин.

           

            ***

            Дверь в кабинете Шаорина закрылась. Иванэ посмотрел на своего "сообщника" выжидающе.

            -Располагайтесь, Иванэ, - Гостеприимно махнул рукой Франц. - В Криэране меня принимали вы, а в Фалессе мы, похоже, поменялись местами.

            Иванэ не заставил себя долго уговаривать. Подойдя к одному из кресел, он сел.

            -Итак, вы вернулись как раз во время...Ярно не сегодня - завтра прибудет в столицу, а следом идет война. Кажется, вы всегда ожидаете ее?

            -Да, война близко. Так было всегда...

            Иванэ понимал, что Шаорин ждет от него вопросов. Лучший игрок у лаконского престола думает, что просчитал все ходы и знает герцога, как себя...Психологию рыцаря в сияющих доспехах постигнуть легко, труднее понять рыцаря, верного лишь своей чести. Не желая разочаровывать Франца, Иванэ заинтересованно начал:

            -Ну, Франциск, расскажите мне, что происходит. Небольшая прогулка в Деннир, как видите, затянулась...

            -Главное Вы уже знаете. Ярно скоро окажется Императором, но что-то произошло в Тиле. С границы Полумесяца приходят противоречивые вести. Кто-то твердит, что лесовики сошли с ума и кидаются на лаконцев, мстя за какой-то поселок, якобы сожженный нами. Другие клянутся, что это на нас напали первыми и лаконцы были вынуждены защищаться...Узнать истину, думаю, мы можем только от самого Императора.

            -Война с Княжествами нам сейчас совсем не нужна...Как только Ястреб и Тигр сцепятся, Акула ударит Тигру в спину. Но есть еще и Лирия...

            -Смею предположить, что в этой заварушке не обошлось без вездесущего Шарка.

            -Молодому Властителю хочется вернуть Островам свободу. Я его понимаю...Окажись я на его месте... - Продолжать мысль не стоило. Герцог никогда не окажется на месте Шарка - не будет правителем одной из стран и не завоюет сердце золотоволосой красавицы.

            -Нам остается только ждать. - Шаорин откинулся в кресле, вопросительно глядя на Иванэ.

            -Да, нам остается только ждать, тем более, что ждать осталось уже немного...

           

           

           

            Сильвия ле Нуаран

           

            22-23 число месяца Судов. В районе Триверта.

           

            Эта ночь казалось, станет бесконечной... Ну, куда они отправились и почему еще не вернулись?

            И еще эти "дурные предчувствия" Доминика... И разговоры, о том, что какую-то деревеньку сожгли... Ох уж, вот понадобилось ему мечом помахать, даже девушку бросил. Дурак. Идиот. Кретин...

            Я всхлипнула. И почему этот мерзкий Доминик заставляет меня так волноваться? И не спать и не есть? Конечно, так бывает во всяких дурацких романах про рыцарей и девушек, которые ждут их у алтаря, но это ведь совсем-совсем на меня не похоже...

            Хоть от паразитов избавилась... Но когда, я сделала сотый круг по дому, захотелось выйти на улицу и завыть. Пошла на улицу. Выть, конечно, не стала, решила проведать героического коня...

            Героический конь, стоял, ел сено. Наверное, тоже тревожился, ведь своего скакуна Доминик взял с собой, а они успели подружиться... И тени его дернули поехать куда-то, на ночь глядя...

            Ночь прошла. Я извелась окончательно. Оседлала коня, и оправилась искать Доминика...

            Ехали быстро... Проклятье, если я его не найду... Что делать?-что делать?... - я закусила губу до крови. Та распухла.

            Доехала примерно половину пути... Видны были следы от подков. Здесь не так давно прошло много народу "о конях".

            Проехала еще чуть-чуть... Внезапно из-за поворота показался израненный рыцарь на лошади... О нет, нет... За ним еще несколько десятков. Я сравнялась с ними.

            - Что произошло? - спросила я.

            Один из них взглянул на меня ошалевшим взглядом.

            - Девочка! Быстро скачи от сюда! За нами движутся лесные дружины!

            - А это все? Все с вами? А остальные где? - я пыталась высмотреть в толпе Доминика.

            - Остальные? - рыцарь вздрогнул. - Остальные мертвы. Никто не уцелел. Все мертвы. Все... - прохрипел он, и чуть не свалился с коня.

            Мимо пронеслась стрела.

            Главный в отряде, затравленно оглянулся по сторонам, и закричал:

            - Быстрее! Быстрее! Скачите галопом! Они близко...

            Проклятье! На глазах выступили слезы... Неужели? Доминик, его конь, дядя Доминика - никто не вернулся?

            Тем не менее, оставаться здесь было не безопасно. Но куда мне теперь возвращаться? Почему-то захотелось домой... Вернуться в Криэран к папочке... Все забыть... Хотя, нет, забыть, наверное, не получится... Я вернусь с войском и найду тех, кто убили его! А потом похороню его. Я буду лежать на его могиле, и смотреть, как плывут облака! И плевать, что это так похоже на идиотские романы!!!...

            И почему он погиб?

           

           

            Raen

           

            13 день Месяца Песен.

           

            Она забавлялась глядя на поединки наемников между собой. Каждый из них обладал свой особой силой. И Раэн восхищалась их жизнелюбием... одновременно ненавидя их жестокость. Как маску, которую одевает актер. Ведь и без нее известно на что он способен, но маска - это главное. И основное. И не только маска.

            Раэн запомнила эту деревню. Навсегда. Она долго сидела в кустах и ее тошнило. Просто выворачивало наизнанку. Девушка сидела среди кустов какого-то разоренного дома и размазывала по щекам слезы. Она слышала хохот наемников и предсмертный вопль жертвы... А женщины.. Если бы она знала, как это будет.. Но перед глазами снова возникло лицо и она поняла: "Плевать.. Зато он - рядом.. И я могу убить его в любой момент. Если хочу. Но не могу понять его." Губы тронула кривая улыбка. Она поднялась и не глядя как забавляются те, с кем она решила идти - прошествовала на улицу. Почти в каждом дворе творилось тоже самое - насилие, убийство. Раэн прислонилась к забору, устремив глаза к небу. Убить - для нее это нормально... почти нормально. Она не испытывала особых переживаний. Но ..

            - Переживаешь? - раздался рядом голос Алекса. Раэн повернула голову и ее глаза столкнулись с его глазами: безумными, жаждущими... Простой взгляд насиловал... ломая, круша. В следующий момент она почувствовала его руку, обнимающую ее и услышала шепот. Раэн никогда не узнает служил ли этот шепот прелюдией к насилию или способствовал успокоению. Она взвилась. Нога резко согнулась, а кулак врезался в лицо Алекса. Потом она ощутила, как он прижимает ее к земле, стремясь раздвинуть ноги и ... Раэн уже не контролировала себя. Она выскользнула из его жадных лап и схватилась с ним в рукопашную: "Вот тебе, вот тебе... сволочь... ублюдок... скотина!!!" Она не произносила этих слов, но каждый удар - пропущенный или полученный добавляли огонь к ее гневу. Неожиданно ее талию перехватила чья-то сильная рука, прижимая к себе. Раэн попыталась вырваться но не тут-то было. Рыжие волосы взметнулись, глаза готовы были убить и .. Она столкнулась взглядом с глазами Миста:

            - Убивать своих это не для нас, - сухо упали его слова. Девушка замерла, ощущая его, но тут же гнев взял верх:

            - А насиловать?

            - Тоже. Своих - не насилуем, - его глаза холодно скользнули по фигуре Алекса, голова чуть наклонилась, приглашая идти за ним. Молодой наемник поднялся и бросив на Раэн свирепый взгляд пошел за командиром.... Она поняла, что за нее расплатились. Алекс на некоторое время забудет о том, что у него главнее в желаниях. Почему-то эта мысль не успокаивала. Наоборот. Раэн металась... убийства, насилие, разрушение... Вся ее натура противилась этому. Девушка медленно опустилась на землю, прижимая ладони к глазам: "Больно..."

            Вечером все играли.. Выкладывая картинки и сравнивая красоту и значимость их - выигрывал тот, кто был обладателем более красивой и сильной картинки. Мортимир увлекся игрой не меньше юнцов. Его глаза испытывающе скользнули по фигуре наблюдающей за всеми Раэн. Он хмыкнул:

            - Хочешь поставить на кон то, что можешь отдать?

            - Это как? - заинтересовалась она

            - Просто. Например: твоя одежда. Твоя невинность, если она еще осталась...

            Девушка хмыкнула, понимая, что ее пытаются поддеть и согласилась играть.. К завершению третьего кона на ней была тонкая рубашка. Раэн не собиралась останавливаться. Азарт брал свое. Она смеялась и делала ставки... увидев лицо Ле Нуарана, Раэн замерла: "Будь ты проклят.. почему сердце так бьется?"

            - Если я выиграю, то в в качестве награды требую поцелуй! - громко объявила она. Фишка сработала. Она поняла, что выигрывает еще до того, как откроет карты.. Аквомаринновые глаза остановились на Мисте, который меланхолично смотрел на всех. Раэн поднялась и игнорируя возгласы желающих, тряхнула головой, прочищая.

            - Эй! Ты куда? - окликнул Алекс.

            Но Раэн уже скользила к своей цели.. Она встала перед Мистом и плавно закинула руки на его плечи. Губы прижались к его губам, целуя. Девушка решительно отстранилась:

            - Я выиграла.

           

           

           

            Мист ле Нуаран

           

            Мы шли на север, чуть забирая к востоку. Взяв несколько лаконских факторий, построен-ных для торговли с Лесом, мы все стали весьма состоятельными людьми - но моим бой-цам казалось мало. Я их не сдерживал - пускай; их грабительский энтузиазм меня устраи-вал как нельзя лучше.

            Все пристальней присматривался я к нашей новенькой - Раэн. Девушка запросто убивала в бою, но в первой же деревне куда-то забилась. Я уже начал думать о поселянах с охот-ничьими луками, когда услышал шум драки, притом на кулаках.

            Мне все сразу стало ясно. Этот идиот Алекс попытался изнасиловать мою рыжую земляч-ку, но она оказалась крепче, чем все мы полагали. Дальнейший диалог с без пяти минут жертвой подтвердил впечатление.

            Алексу я сделал надлежащее внушение - такое, чтоб он почувствовал себя маленьким и слабым, но не такое, чтоб он попытался ночью меня прирезать. Все это я сопроводил воз-действием на пару болевых точек. Теперь он еще долго будет ходить по струнке...

            А тем же вечером Морт потянул молодежь резаться в карты. На это мой друг был боль-шим охотником - из-за чего и имел проблемы в каждом портовом городке, куда мы захо-дили.

            Народ азартно проигрывал все - от монет до фамильных колец (хотя кольцо было одно - Винсент продул его Эстану, но отыграл через два кона уже у Сивени). И в какой-то мо-мент Морт подбил Раэн играть на одежду.

            Рыжая проигрывала феерически - через три кона на ней из верхней одежды осталась одна рубашка из совершенно прозрачного шелка... На четвертый кон она потребовала поцелуй как ставку всех против нее. И выкинула Большой Шлем!

            Я ждал, что она поцелует утонченного Винсента... Или Эштона-красавчика... Или даже Мортимера - если захочет выставиться... Или вообще Сивени или Дину... Смотреть, на кого падет ее выбор, у меня почему-то не было ровно никакого желания. Я прикрыл глаза, откинувшись на дерево...

            И тут почувствовал руки на своих плечах... губы на своих губах... Уххх... ТАК меня не целовал никто и никогда. Я поднял веки и узрел глубочайшие глаза цвета сторнийских волн.

            -Я выиграла, - сказала Раэн...

            Ощущение было такое, будто вся кровь со всего тела устремилась к щекам. Я почувство-вал себя юнцом на первом свидании...

            Смущение я загнал поглубже, а вот лицо по цвету осталось равным закатному солнцу. И все же я упрямо притворился, что мне, в сущности, все равно. Это было труднее, чем убить северного ящера...

            Так или иначе, через пару дней мы дошли до крохотного и безлюдного городка...

            Причина пустоты выявилась быстро - полтысячи поселян стояли на пустыре неподалеку и готовились сжечь какого-то бедолагу. Ну не мог я этому не помешать!!!

            Короче, сотни полторы мы в давке уложили точно, остальные разбежались... В процессе я мимоходом разрезал на парне веревки, а он... обратился в волка и попытался дать деру. Однако Теренс по ошибке охвоил его булавой - по касательной, но волк отрубился...

            Когда же довольно далеко к югу оттуда он изволил прийти в себя, то представился Викта-ром. Разобравшись в том, кто мы такие, он попросил меня принять его в ряды "Волков". Наши были не против (разве что Пат пугался оборотня), и Виктар влился в команду.

           

           

           

            Эвор Тилийский

           

            27 день месяца Судов.

            Лакона. Близ города Триверта.

           

            Рыцарские кони намного превосходили лесных скакунов в скорости. Горстка выживших лаконцев, вырвавшихся из леса после резни в Речном, легко оторвалась от преследования княжьей дружины, в итоге укрывшись за стенами небольшого, но окруженного стеной городка, со стен которого на преследователей не преминули посыпаться частые арбалетные стрелы.

            Лесников было почти три тысячи, защитников города не более пятисот. Жаждущая мести и справедливо желающая смерти "железным мясникам" дружина Эвора на предложение наиболее разумных перводружинников отступать обратно к Полумесяцу ответила настолько ярым негодованием, что Князь, даже сознавая, что взять город в их положении кроме, как измором, невозможно, не нашел в себе сил приказать мужьям, отцам и братьям, потерявшим в Речном самых близких, отступать. Через сутки лихорадочного и бессмысленного осаждения Триверта, без осадных машин и достаточного количества провианта, стало понятно, что ловить здесь под стенами особенно нечего.

             В первую же ночь под стенами Эвор предпринял неудачную попытку диверсии, четверо добровольцев должны были подняться на стену и открыть ворота.... Трупы дружинников на следующее утро скинули со стены.

             А потом Эвору принесли новость.... Лучникам был дан приказ сбивать любую птицу, вылетающую из-за стен или летящую в город, но того голубя принес в когтях княжеский ястреб.

             Теперь они все обречены. Но, похоже, предстоящее сражение с превосходящими силами закованного в сталь врага вызывало во многих только жажду мести. В лесу не было принято устраивать пафосные военные советы, и Князь просто собрал в стороне от лагеря своих перводружинников, объявив неприятно-горький, но от этого не менее правдивый расклад сил.

           

            - Их ВСЕГО шесть тысяч, - проронил Телгар, высокий молодой лучник, чудом выживший в Речном, теперь наместник Князя в той области, - Прежде чем окованные сталью копыта их лошадей втопчут нас в пыль, мы успеем дорого продать наши жизни.

            - Я совершил не просто ошибку, я совершил непоправимую глупость, - слова Князя прозвучали почти, как приговор всем пришедшим вместе с ним к стенам Триверта, - Единственное, что мы можем, отступать к Лесу, хотя это бесполезно, мы не успеем. Но принять бой лучше на той позиции, где мы не будем зажаты между стенами города и летящей на нас стальной лавиной. Поэтому отступаем. Собирайте свои сотни.

            Перводружинники, удостоенные чести быть на коротком боевом совете, проявляли себя на редкость спокойно. Их лица выражали решительность или даже презрение к врагу. Гордость, ярость, так и не погасшая после Речного, и столетняя неприязнь к Лаконе, насильно сделавшей слуг Шепчущего своими вассалами. Умереть лучше, чем преклонить колени - лесной народ известен своей упрямой мрачноватой смелостью.

           

             Теперь дружинники Эвора в полной мере могли почувствовать себя загнанной добычей, шесть тысяч закованных в сталь рыцарей, подтянувшихся на помощь Триверту, остановились только для того, что бы забрать те силы, что были в городском гарнизоне... тех самых мясников, что сожгли Речное. Шесть тысяч воинов на свежих лошадях, в прекрасном доспехе против горстки лесных дружинников в легких кольчугах (и то далеко не у всех) вдвое уступающих численностью. Эвор понимал, что имеющееся у его войск преимущество в несколько часов потеряется при переходе через Салерну. Их не просто догонят, их засыплют арбалетными болтами в спину во время переправы.

             Оставалось только принять бой, изначально безнадежную стычку. Смешно! Ярно Фалесс, похоже, выиграл эту войну, даже не побывав на поле боя.

             Единственное сколь нибудь удобное место для обороны Эвор обнаружил рядом с какой-то разрушенной деревенькой (задаваться вопросом, кто мог сжечь мирное лаконское поселение, соседствующее с лесом, не было времени). Салерна делала здесь колено, огибая невысокий холм, с одной стороны поросший редким лиственным лесом. Что ж позиция лучше, чем Эвор ожидал. Его дружина на возвышенности, река с одной стороны и лес с другой не даст рыцарям взять их в кольцо. Кроме того, у Князя еще есть время сделать так, что бы подъем на их пригорок стал для лаконцев не таким приятным и простым делом, как они бы этого хотели.

            - Телгар, Рисер, Гэрен, прикажите вашим сотням копать траншеи на склонах, кройте их дерном, - быстро приказал Князь, - Деррен, Крисэль, ваши пусть рубят деревья позади стрелковых позиций, затачивайте колья, их надо вкопать между траншеями.

             В лаконском воспитании помимо всех его недостатков был один значительный плюс. Эвор знал не только достоинства, но и недостатки тяжелой кавалерии Ярно Фалесса. Здесь на узком подъеме, осыпаемая стрелами стальная масса падая в ямы, напарываясь на колья будет терять троих из пяти, делая из большой численности скорее помеху, чем преимущество.... Но даже оставшиеся двое из пяти втопчут ряд лучников в землю.

             Шансов на победу у Эвора нет, но Лакона надолго запомнит первый и последний бой лесного Князя. Воин становится зверем, когда терять кроме жизни уже нечего. В дружинах Эвора было слишком много людей, чья родня была в Речном на Осенней ярмарке. Таких, как Телгар и Деррен уже не страшат не раны, не смерть, не сам ад.

            Князь нашел взглядом Реда и жестом приказал перводружиннику подойти.

            - Пройдите по лагерю с Крином, соберите сотни три мужчин, способных держать меч или копья в руках. Мне нужна первая полоса, которая защитит лучников хоть какое-то время...

            - Эвор, весь этот бой...

            - Я знаю, что он безнадежен, - ответил князь, и ястреб на его плече разразился яростным клекотом.

            Знал Эвор и то, что им предложат сдаться. Он давно принял решение, что не будет держать тех, кто примет решение уйти с этого поля живым. Он их князь, а не их хозяин. Его дружина не обязана платить за недальновидность, если не сказать глупость, своего командира.

            Рыцарей обогнули соседний холм через три часа после того, как Эвор выбрал позицию для боя. Стройная, ровная, подавляюще медленная и тяжелая, несокрушимая стальная лавина. Страшно подумать, что такое войско может сделать, с пехотой или легкой конницей на равнине, когда наберет скорость. Копья, тяжелые мечи, отличные лаконские доспехи. Не гимнов, не кличей. Эвор заметил знамена с тигром и несколько стягов дворянских домов... Да тут весь свет западно-лаконского рыцарства.

            Над дружинами Эвора боевых стягов не было.

            На поле почти уже спустилась ночь. Накрапывал нудный осенний дождичек. В сумерках закованные в сталь рыцари казались серым морем. Их колонна все вытекала и вытекала из-за холмов.

            Князь заметил, как от авангарда отделилось трое всадников с поднятым знаменем Лаконы и остановились на расстоянии арбалетного выстрела от своих войск. Парламентеры. Что ж, он выслушает их условия.

            Эвор взял с собой только Реда и наследника Бора, что бы тот тоже знал условия из первых уст. Воля Лаконцев выражала лишь усмешку и презрение. Они могли себе это позволить с той численность войск, которой располагали.

           

            "Я, граф Криэг ле Кассо от имени престола Лаконы, Светлейшей императрицы Селины и светлого Мареля, выражаю свою волю -

            1. Мятежным разбойникам, посмевшим поднять руку на земли государыни Селины сложить оружие и немедленно сдаться властям в моем лице.

            2. Всем сдавшимся, за исключением главарей, которые будут переданы престолу Лаконы, гарантируется жизнь, но будут отрублены три пальца на правой руке, для того что бы впредь не помыслами не действиями не могли они нарушить покой мирных жителей Лаконы.

            3. Времени мятежникам отводится до утра.

            Постановлено графом Криэгом ле Кассо. 27 дня месяца Судов".

           

            Странно, но когда Эвор передал эту волю своей дружине, как того требовал закон Леса, он до последнего мгновения думал, что найдутся те, кто с радостью отдаст и его самого и его Перводружинников, спасая свои жизни. Но как это уже бывало не раз, ошибался.

            Недолгое время пораженная условиями дружина молчала, потом почти одновременно по рядам промчался вздох негодования, ярости и гнева....

            - Князь и Полумесяц! - выкрикнул кто-то и эти слова в следующее мгновение, казалось, повторил каждый.

            Свой выбор, похоже, они сделали, еще вступая в дружину, под Тривертом или у сгоревшего Речного.

            - Тогда мы будем сражаться! Сражаться до последнего! - громко прокричал Эвор, обращаясь к своим людям, - За Полумесяц! За Свободу! Мы не разбойники! Мы свободный народ, чьи земли Лакона по какому то недоразумению считает своими! Они запомнят нас! Выставить дозоры! На рассвете занять позиции!

            Ему ответили полными ярости и одобрения криками. Князь знал, знал, что завтра умрет и, тени побери, он был счастлив умереть в одном ряду со своей дружиной.

            Уснуть Эвор так и не смог. Ночь давно перевалила за свою вторую половину. Рыцарский лагерь далеко внизу прятался в походных палатках от дождя, перешедшего в проливной ливень. У его людей не было и этого, те, кому завтра предстояло умереть за честь своего Князя, набирались сил, заснув под плотными плащами, едва не на голой земле. Завтра у половины из них будет насморк, а то и жар.

            Эвор все бродил вдоль нехитрых укреплений. Настолько упрямо, что даже терпеливому Реду это успело надоесть и странник отправился спать.

            - Князь.

            Эвор резко обернулся на голос одного из своих дозорных.

            - Что случилось?

            - Там... э... корабль, князь.

            - Какой к Теням корабль?

            Вот только вражеского корабля в тылу им и не хватало... Корабль? Он не успел бы прийти из Фалессы так быстро.... Полубезумная надежда....

            - Покажи!

             Дозорный провел князя на свой пост. Дождь барабанил по глади воды настолько сильно, что плеска весел слышно не было. Узкий хищный рейдер причалил там, где лаконцы не могли бы его разглядеть ночью при всем желании, а тилийцы, напротив, не смогли бы не заметить. Черные борта, черный парус, не одного огня на палубе. Князь едва сдержал полный какой-то неестественной радости смех.... Только бы... только бы он не ошибся...

             Когда Эвор в сопровождении нескольких дружинников спустился к реке на размокшую от дождя землю спрыгнул седой и почти чернокожий сторниец, улыбающийся во все свои местами еще оставшиеся зубы.

            - Нам передали, что вы, Князь, незваных гостей тут принять решили, так Властитель Шарк просил и от него пару гостинцев передать, - усмешка стала хищной, - Выгружайте, - рявкнул он своим людям собравшимся на палубе.

           

           

           

            Rigan

           

            25 день Месяца Судов. Тил.

           

            Риган проснулась, словно ее толкнули. И действительно - толкнули.. Тишина будила ее. Она поднялась, потирая лоб и огляделась. Сначала она просто не поверила своим глазам: никого. Лес вокруг тоже замер. Скорбя и угрожающе насторожив листья. Девушка вдруг ощутила, что где из глубин ее сознания поднимается то, что зовут гневом:

            - Ред! Крин! НУ ВЫ У МЕНЯ ПОПЛЯШЕТЕ! Если конечно вы живы! А только попробуйте НЕ выжить! - она неслась к конюшне, ругаясь так сильно, как только умела.

            Ласка неожидала такого резкого объятия от своей хозяйки. А Риган обхватив лошадиную голову вдруг зарылась лицом в ее гриву и заплакала. Она никак не могла остановится, слезы так и текли по щекам: "Пожалуйста, не оставляйте меня больше. Вы мне так нужны." Девушка чувствовала, что сердце ее готово разорваться. И даже слезы не помогали. Неожиданно она ощутила руку на своем плече:

            - Не плачь, Риган. С ними все хорошо. Я верю. И помогу тебе собраться, девушка.

            Голос Сиэнны был таким спокойным. Она сама была как вековечное спокойствие: надежная, неизменная и прекрасная. Риган удивленно посмотрела на неожиданную утешительницу.

            - Леди.. я ..

            - Не надо. Я знаю, что ты - девушка.

            Слезы исчезли, уступив место удивлению.

            - И знали раньше?

            - Да, - просто ответила Эни. - Просто я видела как тебя это забавляет и это действительно - забавно. Поэтому подыгрывала.

            Риган шмыгнула носом, а Ласка решительно пихнула хозяйку в плечо умной головой:

            - Эй-эй, только не надо говорить, что я - дура, - проворчала Риган, целуя Ласку в нос.

            Эни засмеялась, протягивая Риган узелок:

            - Вот.. Тут лекарства, которые могут понадобится. А еще, - Эни покраснела. - Передай Реду этот кулон. Это наш оберег.

            Настал черед Сиэнны покраснеть как маков цвет. Риган улыбнулась и быстро поцеловала девушку в щеку:

            - Вы очень хорошая. Вы обязательно будете счастливы. И Ред тоже, - она быстро оседлала Ласку, которая уже нетерпеливо поводила ушами. Рыжеволосое создание взлетело на свою лошадь, чуть неуклюже, но уже как заправский наездник.

            - Мы вернемся, - она тронула бока Ласки, безошибочно выбирая путь: за Князем.. за друзьями..

            - Догоню... И если вы живы - убью на месте, - с потрясающей логикой сказала Риган.

           

           

           

            Дориан

           

            28 день Месяца Судов. Близ деревушки Лаверна на границе Лаконы и Леса.

           

            Наблюдать становилось все интереснее, жаль что те, кто служил мне "глазами" иногда гибли... Но на первую крупную битву за бодрых сто лет, разгоревшуюся на просторах этого мира, я буду смотреть из сотен глаз. Моя сила растет, а после тех морей крови, что прольется сегодня - возрастет многократно.

           

            ***

            Сирио ле Шеврез ожидал утро с какой то мрачной обреченностью, столь разительно отличающейся от приподнятого настроения, царящего в лагере лаконцев, что многие начали коситься на него с откровенной насмешкой. Но ему было плевать... Вряд ли кто-то из этих самодовольных юнцов решиться бросить ему вызов, да и Криэг ле Кассо вне всякого сомнения отрубить голову всякому, вздумавшему устроить дуэль во время боевого похода. Тогда, очнувшись в разрушенном Приречном, он думал, что побывал в аду,... но уже через несколько часов понял, что ошибся и ошибся жестоко. Настоящим адом стал поход обратно сквозь лес. Стреляло все - каждый куст, каждое дерево. Сначала это были немногочисленные и не опасные стрелы выживших в резне лесовиков, но чем больше проходило времени, тем стальной ливень, обрушивающийся на головы рыцарей становился все гуще и беспощаднее. И если поначалу они пытались наносить удары по местам засад, отстреливаться из арбалетов, стремясь снять засевших на деревьев лучников, то позже лишь шли, тесно сгрудившись и плотно сомкнув щиты, в надежде что "черепаха" если и не спасет от гибели, то отсрочит ее хоть на час... А невидимые в сени леса стрелки все прибывали и прибывали... Последние мгновения перед выходом на благословенные равнины родины стали настоящей бойней, когда стрелы, пущенные почти в упор уже переставшими скрываться лучниками, прошивали щиты и броню, унося одного за другим последних воинов. Но все же они дошли.

            А дальше было бегство в Триверт, то и дело прерываемое остановками в селах и деревнях, где приходилось раз за разом повторять одно и то же: идут убийцы из леса, скоро все запылает, бегите под защиту стен, прячьте продовольствие, а что не спрятать - сжигайте. Казна возместит убытки. Люди не хотели верить, но вид жалких остатков некогда грозного Талавернского гарнизона весьма красноречиво подтверждал их слова.

            В Триверте наступила долгожданная передышка - город, построенный еще во времена, когда лес был куда менее мирным, чем до недавнего времени, а сторнийы, бывало, поднимались по рекам вплоть до здешних мест, был укреплением, что не берутся сходу, без подготовки, осадных машин и многократного превосходства.

            И, наконец - был голубь, один из многих, высланных в ответ на призыв магистрата помочь осажденному городу. А в нем - греющая сердце весть. Шесть тысяч лучшей в мире тяжелой лаконской кавалерии. Гарантия победы. Почему же тогда, среди горожан и воинов, запрудивших стены и улюлюкающих вслед спешно сворачивающим лагерь лесовикам, он не чувствовал ни покоя, ни радости?

            Криэг ле Кассо, прибывший к стенам города вскоре после бегства нападавших, принес еще более радостную весть: не шесть, а почти девять тысяч доблестных лаконских рыцарей встали под стяги войны, чтобы проучить вылезших из своих болот и лесов тупых дикарей. А с гарнизоном славного города Триветра - будет ровно девять. Трехкратное превосходство позволит, с благословения пресветлого Мареля и во славу Империи, не просто прогнать захватчиков, но уничтожить их всех до единого, навеки отучив лесной народ высовывать нос из своей чащи. Мог ли он тогда отказаться и не пойти, не прослыв трусом... Нет, не мог... И вот сейчас он, как командир пусть и маленького, но отряда, стоит здесь, на последнем совещании перед битвой.

            Граф ле Кассо не отличался ни излишней отвагой, ни воинским искусством, но компенсировал все это осторожностью и настойчивостью, сделавшей бы честь даже дверной пружине. Благодаря этим качествам ему удалось почти полностью извести разбойников, браконьеров и прочий сброд, отравляющий жизнь подданных. Вот и сейчас он подошел к разработке плана битвы по старинке, но скрупулезно:

            - Лаконцы мы построимся в такие боевые порядки: часть рыцарей спешивается и строится в центре (примерно четыре тысячи), еще два конных отряда - на флагах (по две тысячи каждый). Тысяча - резерв. Если честно - я не верю, что битва будет. Лесовики не идиоты - три тысячи против девяти не имеют ни малейшего шанса и при таких обстоятельствах сдача - единственный пусть сохранить жизнь. Если же все-таки бой будет, то план прост: кавалерия опрокидывает фланги войска Княжеств и выходит им в тыл, где соединяется, разворачивается и обрушивается на смешавшихся лесовиков, расплющивая их о строй пехоты. Пехота - наковальня, кавалерия - молот. Из котла не должен вырваться ни один незваный гость. Обреченность малочисленной и легко вооруженной армии Княжеств очевидна. Те жалкие укрепления, что они пытались построить, столь смехотворны, что не остановят и менее сильную армию, чем наша.

            Как видите, господа, план прост и надежен. А теперь - всем занять свое место в строю. Будем ждать известия о сдаче врага.

           

            ***

            Колья удалось вырубить и установить довольно быстро, но от траншей у нормального частокола пришлось отказаться. Не было инструмента, да и заставлять людей, уже несколько дней спящих урывками, прошедших огромное расстояние и мучимых голодом копать рвы было безумием. Сутра они и встать не смогут, не то, что лук натянуть.

            "Что же... придется удовольствоваться тем, что есть..." - Эвор отвернулся от редкой полоски заостренных кольев, неглубоко вогнанных во влажную землю, - "Хоть дождь прошел - землю размочил... Все какая-то защита"

            Стрелы, доставленные ночью, уже заполнили колчаны дружинников, но они были не в силах ни наполнить их желудки, ни снять усталость. И сейчас хмурые, но решительные люди стоились в несколько достаточно тонких линий. Холм казался удобным для обороны, но от леса до прибрежных зарослей было слишком далеко...

            "Мы слишком растянуты... Но сейчас поздно что-то менять. Умрем там, где стоим" - Нужно было сказать что-то... Произнести речь перед теми, кто пошел сюда за ним... и скоро умрут, защищая то, во что верят... во что верит он. Эвор вышел вперед и встал перед строем угрюмо молчащих лучников:

            - Братья! Богам ведомо, мы пришли сюда, ведомы не корыстью или жаждой завоеваний. Мы пришли сюда за теми, кто пришел в наш лес незваным, кто пролил кровь наших отцов, братьев и сыновей... кто свершил над нашими дочерьми гнусное насилие и осквернил земли нашей родины своей жестокостью, подлостью. Вот они - готовятся втоптать нас в пыль! Убийцы наших детей, торжествующие и довольные, они обещают нам милость... милость и дальше жить согнув пред ними спины, с изувеченными руками и страхом в сердце. Они ждут, что мы сдадимся... они ошибаются. Пусть мы умрем здесь, смятые и раздавленные их мощью, пусть наш бой останется безвестным, пусть враг устроит кровавую тризну прямо на наших могилах... НО МЫ УМРЕМ С ЧЕСТЬЮ!

            Воины взорвались криками и Эвор, наконец-то, почувствовал настоящим вождем дружин. Подождав, когда стихнет первая волна одобрения т продолжил:

            - В этом бою мы будем вместе. Помните, даже если победа невозможна и рано или поздно какой-нибудь закованный в сталь болван насадит вас на копье, словно кусок мяса, сделайте так, что бы это было самое дорогое мясо из того, что ему доведется отведать на своем веку. ВСЕМ СТОЯТЬ ДО ПОСЛЕДНЕГО, СТРЕЛЯТЬ ПО ГОТОВНОСТИ, ПЛЕННЫХ - НЕ БРАТЬ!

            Последний приказ вызвал веселый смех в рядах воинов - мысль, что лаконцы начнут сдаваться лесовикам была действительно дикой... Ровные линии стрелков замерли, готовые встретить врага... но пошел час... другой, а атаки все не было.

            - Какого лешего они ждут? - Ред, стоящий рядом с Эвором, то и дело начинал поправлять стрелы в колчане или проверять, легко ли выходит из ножен короткий меч, - Не роснулись еще что ли?

            - Проснулись... -Эвор задумчиво оглядывал поле будущей битвы, - Вон стоят, доспехами сверкая... Ждут они.

            - Чего ждут то? Помощи от своего бога что ли? Дык не поможет он тому, кто сам не шевелится....

            - Нас ждут. Точнее, когда мы сдадимся. Только идиот будет драться с тремя тысячами лучников против девяти тысяч тяжелой кавалерии...

            Ред с ухмылкой покосился на командира:

            - Ну, тогда таких идиотов как мы еще поискать...

            Эвор снова и снова измерял взглядом расстояние от своих позиций до грозных кавалерийских лавин Лаконы и от берега реки до полоски леса. "Проклятие.... Если бы встать немного ближе к ним... Хотя там склоны не так круты... зато землю дождем размыло так, что и пешему трудно идти.... И от леса до реки ближе - можно будет ряды если не сдвоить, то хотя бы не так растянуть. Но перед самым носом у врага... Хм... а что мы, собственно говоря теряем? Все одно умирать, так какого тогда лешего....":

            - Вытаскивайте колья!

            - Что? - Ред в недоумении уставился на Князя, - Не понял....

            - Колья, говорю, вытаскивайте и на плечо, - лицо Реда, взирающего на Эвора словно на умалишенного, было столь забавно, что Князь едва сдержал неуместную сейчас улыбку, - Переместимся немного...

            - Куда?

            - Куда надо, - Эвар делал суровое лицо и продолжил командирским голосом, - ВЫПОЛНЯТЬ!

            - ЕСТЬ!... Не... без пользы больших идиотов искать... нет больших во всем мире... - последние слова, сказанные дружинником себе под нос Эвор предпочел не расслышать.

           

            ***

            По рядам рыцарей пробежал гул, когда ряды лучников вдруг всколыхнулись и медленно двинулись веред.

            - Ну что, господа, разрешите вас поздравить! Бунтовщики и смутьяны склоняются перед нашей мощью... Проклятие, что это они делают?!

            - Укрепляются, господин граф. Они просто перешли немного ближе к нам, а сейчас снова вгоняют свои палки в землю, - Сирио с полным безразличием отвернулся от побагровевшего графа, - С вашего позволения, я отправлюсь к своим людям. Варвары не собираются сдаваться, и битва теперь выглядит неизбежной...

            Слова ле Шевреза прервал все нарастающий свист, обернувшийся роем стрел, на излете рухнувших прямо на строй рыцарей. Особого вреда они не причинили, но все же у самых ног Сирио рухнул молодой воин, в ожидании битвы не соизволивший даже надеть шлем. Стрела вошла прямо в глаз, ведомая скорее удачей, чем меткостью стрелка, но мертвецу это было уже безразлично...

            Гневные крики над воинством Великой Лаконы слились в настоящий гром, и конные лавы сорвались в атаку куда раньше, чем до них дошел приказ ле Кассо. Смешав ряды, молодые, жадные до славы рыцари хлынули вперед, стремясь первыми дотянуться до врага. Грозные боевые кони ударами копыт превращали в месиво размокшую землю, но все же довольно резво несли своих седоков вперед. Степенно и неостановимо двинулась вперед закованная в броню пехота... Сирио тоже летел вперед во главе немногих уцелевших рыцарей славного города Талавера и несколько более многочисленных воинов из Триверта, и в этот миг мужчине показалось, что все страхи и предчувствия - лишь последствия пережитых испытаний - сожженной Лаверны, уничтоженного руками его воинов Приречного, кровавого отступления... но теперь то все будет превосходно. Они победят, как побеждали их предки, в открытом и честном бою. А потом будет пир, восхищенные лица поселенцев, любящее лицо жены и испуганно-восторженные лица детей, слушающих страшный, но увлекательный рассказ о битве с врагами, в которой участвовал и их папа... Рой стрел, обрушившийся на их отряд, буквально смел рыцарей с лошадей. Одна из вестниц смерти, пробив стальной нагрудник, вошла прямо в сердце графа Сирио ле Шевреза, оборвав его жизнь раньше, чем тот осознал свою рану...

           

            ***

           

            Уже потом, когда ошалевшее от восторга, смертельно усталое, но гордое свей победой, лесное воинство неспешно отходило к границе, Эвор раз за разом вспоминал детали боя, невольно каждый раз расплываясь в широкой ухмылке.

            Атака лаконцев должна была стать классическим ударом тяжелой пехоты, усиленной тяжелой кавалерией по слабо укрепленной позиции врага, уступающего в численности. Должна была... Но не стала:

            - Ред, прекратить стрельбу. Подпустим их поближе, - Эвор с мрачным удовлетворением смотрел, как рыцари смешав ряды с криками несутся к строю лесовиков, - Рано... рано... ЗАЛП!

            Словно кто-то невидимый провел гигантской косой по рядам несущейся кавалерии - передних буквально выносило из седел. Поле огласилось криками боли и ужаса, ржанием раненых лошадей, лязгом доспехов... Но все перекрывал свист стрел, тысячами срывающихся в полет... Стрелы стальным дождем обрушиваются на плотные ряды рыцарей, выкашивая их десятками, раненые и потерявшие седоков лошади вносят сумятицу, выпавшие из седел живыми - мгновенно затаптываются. Доспехи не спасают, и ряды кавалерии охватывает настоящая паника. Но тут сказывается их число - первые повернули назад, но задние ряды часто еще ничего не знают о царящей впереди смерти и ломятся вперед, в жажде славы и победы. Давка усиливается и уносит жизней не меньше, чем стрелы, а когда потрепанная кавалерия все же рванулась назад, то она налетает на своих же пехотинцев, заставляя их либо гибнуть под копытами, либо убраться с дороги.

            Ряды лесовиков всколыхнулись, и казалось, что сейчас воины, пораженные нежданной победой рванутся вперед, разрушая строй, в губительной жажде настичь и расстрелять бегущих с поля боя всадников, но бой еще только начинался...

            - ВСЕМ НА МЕСТАХ СТОЯТЬ! Они вернуться... Сейчас пойдет пехота. СТРЕЛ НЕ ЖАЛЕТЬ! ЗАЛП!....

            Но командовать уже не требовалось. Надежнее деревянных кольев, надежнее, брони или лат, надежнее камней крепости лучников защищал ливень оперенной смерти, бушующий на поле. Опытный лучник выпускал по пять-семь стрел в минуту, а среди дружин Эвора не было новичков.

            Убегающие от стрел, настигающих даже там, куда лук не в состоянии достать, разящих сквозь броню, рыцари врезались в свою пехоту.... На миг Князю стало страшно... Ведь на месте этих людей, гибнущих сейчас под копытами коней, могли оказаться его люди... Но все повернулось иначе.

            Конные рыцари были на обоих флангах, то пехота сгрудилась в центре.

            - Проклятие, такой толпы я не видал со времени осенней ярмарки... Тогда пятерых затоптали ни за что... - Ред отбросил опустевший колчан и поудобнее разместил за спиной новый, полный стрел, - Чую, эти затопчут больше.... Даже целиться не надо - стреляй быстрей куда душа лежит...

            Сам дружинник следовал своему совету, всаживая стрелы в плотную массу людей, по колено в грязи медленно пробирающихся, к позициям лесовиков, стрелу за стрелой с поистине невероятной скоростью.

            Эвор вдруг словно раздвоился.... он по-прежнему стоял, сжимая лук в гудящих руках, чувствовал нарастающую боль в плечах... но он и парил в вышине, невидимый для большинства двуногих, так занятых самоистреблением, что им некогда было поднять голову к небу, откуда сегодня с них лилась смерть... Он видел, как многие в тесной толпе, еще недавно бывшей грозным войском, умирали, но все равно продолжил стоять и двигаться вперед, к ровным линиям лучников, потому что просто им, зажатым со всех сторон, некуда было упасть.... Видел, что многие не могли не то, что вытащить клинок, но даже поднять руку... как первые, завязнув в грязи падали под ноги товарищей, которых толпа заставляла ступать по своим же, уже не ожидая победы, а лишь гадая, не станут ли они следующими жертвами в этом аду...

            Эвор встряхнул головой, отгоняя наваждение. Нужно было сосредоточится на стрельбе. Командовать было уже бессмысленно и теперь он, Князь Тилийский, был лишь одним из лучников, испокон веков добывавших славу лесу как месту страшному и гиблому для всякого чужака.

            Некоторые все же доходят до дружинников, но редко кому удается хотя бы взмахнуть мечем, не говоря уже о том, чтобы прихватить с собой хотя бы одного из беспощадных стрелков. У леса совсем небольшой отряд какого-то молодого барона все же добрался до врага, сметя по пути бесполезные колья, но первый ряд дружинников встретил их стойко, удерживая до тех пор, пока последний рыцарь не пал, пораженный в упор едва ли не десятком стрел. Бой превратился в "избиение младенцев" но младенцами выступают отнюдь не лесовики, которым лаконцы с утра пророчили эту роль....

            Командиру резерва хватило ума понять, что бросив в бой оставшуюся тысячу рыцарей он ничего не изменит. Давка сейчас уносила не меньше жизней, чем лесные стрелы, к тому же строй лучников теперь защищал настоящий вал из тел и лошадиных туш....

            То, что происходило там, было немыслимо, невероятно,... но оно - происходило. Цвет лаконского рыцарства, представители знатнейших семей Западной Лаконы гибли в бою, который еще с утра казался не более чем легкой разминкой, предтечей череды грядущих славных побед...

            Из идущих в первых рядах выжили лишь те, кто сумел, рухнув на землю раненым, выжить под ногами своих же, но таких немного - стрелы со сторнийскими наконечниками в опытных руках разят на смерть.

            В битве гибнет почти пять тысяч лаконцев. Потери Княжеств - менее двухсот бойцов, погибших там, где кавалерия или пехота все же сумели сблизится на расстояние удара клинком

            Бой прекращается с бегством последнего уцелевшего лаконца за пределы досягаемости стрел. Рыцари с замешательстве, деморализованы,... но их по прежнему - почти четыре тысячи боеспособных всадников. Однако они лишились командующего, погибшего во время последней отчаянной атаки, призванной переломить ход боя....

            Лесовики снялись с лагеря ближе к вечеру, стремясь в темноте уйти от армии рыцарей, все еще представляющей грозную силу, особенно с учетом того, что почти все стрелы, доставленные кораблем, были выпущены днем. Эвор наблюдал как поредевшие, усталые, но счастливые первой невероятной победой, уходят, унося на носилках и волокушах раненых и больных товарищей, его воины. Хотя в принципе они могли уйти и днем - лаконская армия столь сильно поражена своим разгромом, что и не помышляет о преследовании. Новый командующий останется на месте и отправит доклад Ярно, который, наверняка в столице. Собирает новое, огромное войско, призванное сокрушить Лес, поставить его, Эвора, на колени...

            "Ты глупец, герцог, если думал, что сумеешь напугать нас этой резней... Своей жестокостью и вероломством ты помог мне куда больше, чем все советники и военачальники... Это моя армия... Мои солдаты. И сегодня мы - победили! Победили великана... Теперь мой народ пойдет за мной куда угодно - хоть на штурм серых пределов. Приходи - я жду тебя..."

            Когда под утро последнее дружинники скрылись в молодом подлеске, знаменующем границу Лаконы и княжеств, всадники империи так и не возникли на горизонте, еще раз доказывая, что до прихода Ярно опасаться нечего. Последний раз сплюнув на землю, рождавшую захватчиков, Эвор вступил под сень деревьев.

           

           

           

            Леди Ри

           

            22 день месяца Судов.

            Лакона. Фалесса.

           

            Франциск ле Шаорин отдал посольству левое крыло своего огромного особняка, долинцам был известен лишь один выход из него в главное крыло, а также оно имело ещё выход сад. В остальном же крыло было полностью изолировано. Франциск, не смотря на всю свою любовь к роскоши, понимал, что дом, прежде всего, должен являться крепостью.

            У входа на территорию посольства стояла неизменная пара, Марик и Артур. Они всегда и везде были вместе и пусть это кому-то может показаться странным... Но долинцы были далеки от предрассудков...

            Уже два дня как все обитатели посольства были тихи и подавлены, а то, наоборот, начинали изображать безудержную активность... Уже два дня прошло с тех пор как пропала Алиса, судьба которой так и не прояснилась. Все уже отчаялись увидеть когда бы то ни было волшебницу вновь и жизнь посольства стала входить в привычную колею, правда, с многократно усиленными мерами безопасности... И только Влад всё ещё пытался найти ответ на дне графина.

            Нет, долинцы вовсе не забыли про Алису, но жизнь продолжалась и нужно было сделать все, чтобы подобного больше не повторилось, а похитители волшебницы были найдены и получили заслуженную кару.

            Марик и Артур, две фигуры, закутанные в плащи, по бокам от неуместной здесь готической арки входа, казалось, спали и мысли их витали где-то далеко. Но стоило только фигуре тяжело опирающейся на посох и, пожалуй, ещё более закутанной в плащ, чем оба стража, приблизиться к ним на расстояние вытянутой руки, как руки их с пиками мгновенно вскинулись и преградили путнику путь.

            - Кто ты, любезный? Куда пусть держишь? Али не знаешь ты, что в эту обитель без особого на то соизволения вход воспрещён? - спросил Артур.

             "Путник" резким движением руки откинул капюшон, и стражам предстала несколько растрепанная и ещё более бледная, чем обычно Алиса

             Марик испуганно ойкнул и осенил себя знаком.

            - Алиска, ты что ли? - вопрошал Артур, - Нет, вестимо, что ты... Где ж ты стока времени пропадала? Мы тута извелись все, а про Влада и речи нет...

            Алиса молчала, а бледные пальцы её крепко прижимали к груди легкий деревянный посох.

            - Ну что же мы стоим тута, аки остолопы какие-то, - спохватился Артур и легонько встряхнул свободной рукой Марика за плечо, тем самым не много приведя его в чувства. - Ты покарауль тута, а я чаровницу провожу. Устала она видать, вона смотри и лица на ней нет...

            Артур прислонил свою пику к стене и, взяв Алису под руку, повел её по коридору. Всю дорогу он пытался её расспросить о причинах её столь долгого отсутствия, но Алиска всё так же молчала... Впрочем Артура это уже мало трогало, молчаливость своей подопечной он связал с усталостью и возможным стрессом, а потому вскоре прекратил никчёмные попытки.

            Наконец, страж вывел волшебницу в гостиную с уютно горящим камином, где негромко беседовали Мартим и Эдриан, а в дальнем углу глушил своё горе в вине Влад.

            - Вона, посмотрите, кого я вам тута привел, - радостно изрёк Артур и указал на Алису.

            Эдри и Мартим вскинули головы и замерли в изумлении разинув рты, Аркэ, неспешно спускавшаяся в гостиную по извилистой лестнице с неизменным луком в руках, оступилась и кубарем прокатилась несколько ступенек пока наконец удачно не приземлилась на небольшую пяточёк площадки. Хорошо ещё, что гордость деушки, огромный тисовый луг с роговыми накладками остался цел, ведь даже в падении лирийка всячески оберегала его за что и заслужила несколько дополнительных синяков... Влад медленно оторвался от графина и недоумённо уставился своими пьяными глазками на Алису. Несколько мгновений он тупо пялился на неё, а потом с криком "Алиска! Ты жива! Жива!!! Я знал!" бросился к волшебнице и заключил в объятия.

            Графин, небрежно отброшенный Владом, попал в камин и вызвал там такой огромный столб пламени, что занялись книги стоящие на каминной полке, а затем пламя перекинулся и на тяжелые бархатные портьеры.

            Влад добежал до Алисы и теперь обнимал её и целовал в холодное бледное лицо.

            Алиса молчала и оставалась недвижима в объятия Влада. Только руки её, казалось, ещё крепче вцепились в деревянный, какой-то сероватый, посох

            Артур отошел в сторону и теперь со счастливой улыбкой на устах наблюдал за радостным воссоединением влюблённой пары, но постепенно недоумение всё больше и больше стало проскальзывать в его взгляде.

            Эдриан тоже как странно и напряжённо смотрел на Алису несколько мгновений, а потом резко схватился за голову и его скрутила судорога боли.

            На огонь, медленно отвоёвывающий всю большую и большую территорию, внимания никто не обращал, все взгляды были устремлены на Влада и Алису.

            - Алиска! Дорогая, милая, что с тобой, - вопрошал Влад. - Где ты была? Что... Что они с тобой сделали?..

            Алиса хранила молчание.

            -Ну же, Алиска, не бойся. Теперь всё в порядке, всё хорошо!..

            - Отойди от неё, - просипел Эдри, скрученный судорогой на полу так, что боялся даже пошевелиться, - Она уже не та...

            Взгляд "Алиски" вдруг метнулся в сторону Эдриана и потом она начала действовать.

            То, что раньше было Алисой, резко схватило левой рукой Влада за грудки и с нечеловеческой силой отбросило его в другой конец комнаты, а затем развернулось и ткнуло ничего не подозревающему Артуру концом "деревянного" посоха под дых так, что страж согнулся пополам, несколько скупых и точных ударов довершили дело и он отправился в небытие.

            Мартим вскинул руки, быстро творя мощное обезоруживающее заклятие.

            - Нет! - крикнул ФларИне и попытался встать, но новая судорога боли свела все его усилия на нет.

            Мартим, широко раскинув руки, пролетел несколько шагов назад и кулем свалился на пол.

            - ...Она лишь зеркало... - опустошенно прошептал Эдриан.

            Аркэ посылала в "Алиску" стрелу за стрелой и все они находили цель, но это похоже мало волновало напавшее существо хоть через пару мгновений оно и стало более походить на утыканного иголками ежа, чем на молодую и красивую женщину. Взгляд существа некоторое время метался между Аркэ, стоящей на середине лестнице и Эдрианом, выбирая дальнейшую цель, а затем "Алиска" сделала несколько шагов в сторону беззащитно лежащего ФларИне...

            Эдри тихо зарычал в бессильной ярости.

            На вершине лестницы показались прибежавшие на шум Герджан и Берг, на несколько секунд они замерли в замешательстве, силясь разглядеть, что происходит в уже порядком затянутой дымом комнате, а затем устремились по ступеням вниз. Внизу лестницы они наткнулись на Аркэ. Девушка плакала от дыма и бессилия, и, отбросив в сторону бесполезный лук, доставала из-за пояса короткий охотничий нож.

            -Нет, Аркэ! Где твой лук?

            -Она... Она уже не человек, - прошептала девушка, - От него не больше толку чем от волшбы...

            Герджан грязно выругался на дикой смеси лирийского и лаконского наречий.

            - Собирай всех! Быстро!

            И бросился за Бергом уже преграждавшему путь существу, которое ещё совсем недавно звалось Алисой.

            "Алиска" повернулась к долинцам и поудобнее перехватив посох, на этот раз уже двумя руками, направилась к ним.

            Зачарованная сталь встретилась с деревом и со звоном отскочила от него.

            Та, что некогда звалась Алисой, дралась яростно, с поистине нечеловеческой силой и невероятной быстротой отвешивая своим противникам скупые и точные удары. Всё это вместе взятое сводило на нет всю ловкость, умение и опят её противников. Посох в её руках словно превратился в настоящий боевой шест.

            Герд и Берг наседали на "Алиску" с двух сторон, но все их атаки вязли в серебристом вихре, что сотворила вокруг себя женщина. Все, да не все... Несколько раз Греджану и Бергу всё же удалось её зацепить, но на раны, которые нанесли бы довольно серьёзный урон любому другому противнику, существо обращало внимания не больше, чем на утыкавшие его стрелы.

            Вдруг, Берг, закашлялся, едкий дым, которого становилось всё больше и больше, сделал своё дело и пропустил удар. "Алиска", не дожидаясь пока Берг придёт в себя и нисколько не обращая внимания на новую рану от клинка Герда, с размаху дала Бергу посохом по зубам и последний с глухим стоном повалился на пол.

            Теперь Гред остался один и ему куда как нелегко приходилось с короткой лирийской саблей против вооруженного длинным шестом неутомимого, бесчувственного ко всякой боли, нечеловечески сильного существа...

            Ри сидела на террасе вместе с Анной мило беседовала о каких-то пустяках, воспользовавшись, наверное, последним погожим днём в этой осени. После бури часто бывает затишье...

            Но затишье длилось недолго и вскоре было нарушено вбежавшей Аркэ. Лирийка запыхалась, волосы её растрепались, а всё одежду и лицо покрывал тонкий слой копоти, по которому уже проторили дорожки ручейки слёз.

            - Ри!.. Ри там Алиска вернулась... Там такое твориться...

            Королева Долины так резко вскочила, что опрокинула на Анну лёгкий плетёный столик вместе с сервизом.

            - Алиска?!

            - Да!.. Алиска вернулась... Но она уже не та... Она какая-то другая... И магия, и мои стрелы на неё не действуют...

            - Пойдём. - Ри схватила девушку за плечо. - Анна, подымай людей, пусть удут к гостиной!!

            - А уже всех кого нашла направила в гостиную.

            Ри забежала в свою спальню и схватила перевязь с мечами.

            - Магия не действует, говоришь? - криво усмехнулась Ри, закрепляя мечи за спиной, - Что такого случилось с Алисой, что вы стали применять против неё магию и стрелы?.. Ладно, пошли...Расскажешь всё по дороге...

            Ри быстро шла за Аркэ по лабиринту коридоров и чем больше рассказывала лирийка, казалось, тем бледнее и задумчивее становилась Ри.

            Алиса больше не человек, не знаю, что они там с ней сделали, но не человек... Но тогда кто? Магия и стрелы не приносят ей вреда. Она не чувствует боли и не ведает усталости, а силой и быстротой обладает нечеловеческой... Бергу и Герджану долго против неё не продержаться, ведь и к ранам она тоже должна быть устойчива... Гостиная в огне, а там мои люди! Они либо без сознания, либо мертвы... А огонь тоже, похоже, не пугает это существо... Нужно уводить её оттуда, пока ещё кого-то можно спасти! Да что же оно такое???

            Ри резко остановилась и повернулась к Аркэ.

            - Что ты говорила про Эдри? Что он про неё сказал?!

            - Он, кажется, - лирийка неуверенно замялась, - что-то говорил про зеркало.

            Зеркало! Что-то такое было... Где-то я такое уже слышала, ...видела... Зеркало... Зеркало... Зеркало!!! - Страницы старых полуистлевших летописей пролетали у Ри перед глазами. - Ну, конечно. Зеркало! "Им неведома боль, им неведом страх. Их сила неисчерпаема, и силу эту они черпают из ненависти и страха врагов своих, они воистину непобедимы. И только отринув всякие чувства можно сразиться с ними, ибо, чем больше страха и боли в душе дерзнувшего преградить им путь, тем слабее он и сильнее они. Они как зеркало. Заклятия и прочая волшба против них бесполезны, ибо отражаются в наславших их. Они уже не живы, но ещё и не мертвы. Их душа затерялась в долине смертной тени, а тело подвластно лишь чародею, удержавшему её. Они ничего не помнят и ничего не ведают, и это глаза чародея на время становятся их глазами, руки их руками, а разум их разумом. На далёких южных островах имя им зомби..."

            Что-то там было ещё, но Ри никак не могла вспомнить. Но одно было несомненно старая чёрная магия ожила и из Алиски сделали зомби.

            Наконец они добежали до гостиной, которая вся была уже затянута едкими клубами дыма, а в низу сквозь треск огня доносились характерные звуки сражения.

            Королева в нерешительности замерла на вершине лестницы, пожалуй она в первый за долгое время не знала что делать, вдруг накатило уже давно забытое Ри чувство беспомощности и она казалась сразу перенеслась в другое место на много лет назад. На Этон, где люди так же гибли, сгорали заживо в огне, а она преспокойно сидела в своей пещерке...

            Стоп! Я не видела пожара на Этоне! Я видела обуглившиеся останки людей и домов, но не более и я ничем не могла им помочь! Мне было всего шесть лет и я было заперта вместе с братом в подвале!

            Ри встряхнула головой, отгоняя морок.

            Девушка огляделась и, заметив недалеко на тумбе уже значительно подвятшие цветы в вазе и направилась к ним. Там она оторвала кусок материи от шторы, обильно смочила её водой из вазы и обвязала ей лицо.

            Ри стремительно неслась вниз по лестнице и чем дальше она спускалась тем ужас всё больше и больше ледяными цепями сковывал её сердце. Подножие лестницы уже занялось пламенем, и Ри ничего не осталось сделать, как, совершив поистине акробатический прыжок, приземлиться прямо на тлеющий ковёр.

            Герд, Мария и Антор отчаянно нападали на "Алиску" стремясь оттеснить от Берга и Эдри, которые, казалось, уже не дышали. Герд сильно припадал на правую ногу, а у Марии левая рука повисла плетью, и все они задыхались от дыма. Существо же утратив, казалось, уже всякое подобие с той Алиской, которую все знали и любили было всё так же неутомимо, сильно и быстро.

            Им не выстоять...

            Ри вклинилась между дерущимися и отчаянно крикнула им, пытаясь перекричать рёв пламени

            - Уходите! Спасайте из огня Эдри, Берга и остальных.

            - Но... - попытался запротестовать Герд и тут же закашлялся.

            - Уходите. Это приказ!

            Мечи Ри вскинулись, принимая тяжелый удар посоха, и раздался глухой звон, будто посох был сделан не из дерева вовсе, и даже не из стали, а из камня.

            Прежние!!! Да это же сторнийская сталь!..

            Ри отчаянно защищалась, сама пыталась атаковать, но всё бес толку. И липкая паутина страха и безысходности всё больше и больше стала заполнять душу Ри.

            Неужели это моя смерть?.. Неужели это конец?! Нет... Нет! Я должна вывести это существо, это зомби отсюда, я должна отвлечь её...

           

           

           

            Raen

           

            15 день месяца Песен.

           

            Эти скачки, преследование, тупая толпа, желавшая убить волколака (бедолага.. мало того, что чуть не погиб, так еще и получил по голове от спасителей). Раэн понравился этот неукротимый получеловек-полузверь. Девушка дала себе слово разговорить его, но пока.. Пока, пока - другое.. Тот выигранный поцелуй. Раэн не могла забыть ни вкус его, ни трепета, который охватил ее после поцелуя: "Сегодня." Она всегда добивается своей цели. Девушка следила за Мистом весь вечер и увидев, что он отправился спать через какое-то время последовала за ним.

            Раэн застыла, глядя на него. Спящий он казался беззащитным, почти ребенком: "Это только мне кажется..." - убедительно сказала она сама себе, тихо скользнув к нему. Она села верхом на Миста, наблюдая, как он просыпается: сон наемника - чуток. Она увидела его глаза удивленно смотрящие на нее и предвещая вопрос, наклонилась вперед, целуя его губы и скользя руками по его рукам, поднимая их вверх. Где-то в подсознании она понимала, что в данный момент она - сила. Мист ответил на поцелуй - не мог не ответить и замер, ожидая. Девушка поблагодарила всех богов за то, что ночь скрывает алый цвет ее щек. Она сосредоточено привязала одну руку парня к изголовью кровати, потом другую.. попробовала веревки: крепкие, но порвать можно.

            - Крепче у меня нет, - словно извиняясь сказала она, стягивая с себя рубаху. Обнаженная, наглая, с распущенными волосами она уставилась на него своими глазищами: - Или ты. Или никто.

            Он не понял до конца ее слов, но это было и не важно. В какой-то миг он осознал, что просто не желает покидать этого плена, а еще лучше захватить ее в плен своих губ, рук. А губы снова приблизились к его губам и слились с ним в поцелуе:

            - Давай, девочка, чего ты ждешь? Или тебе страшно? - тихо поддел он ее, ощущая то напряжение, которое охватило ее.

            Раэн дернула плечом, ее рука скользила по его груди ниже. Она вздохнула,пытаясь контролировать то, что зовут - желанием. Получалось очень плохо. Она встала, освобождая себя от остальной одежды и дрогнув, снова опустилась на него:

            - Или ты. Или никто, - тело дрогнуло от боли, она инстинктивно попыталась поднятся, но его рука сильно рванулась, разрывая веревку, обнимая ее талию и насаживая на себя.

            - Нет, девочка. Или я. Или никто, - тихо и хрипло сказал он, ощущая сладкую боль охватившую его. Боль за нее.

            Раэн вскрикнула, но подчинилась его руке. Боль отступила, горячая волна подхватила ее. Рыжеволосая голова закинулась, а тело двигалось, выполняя фигуры древнейшего танца с удивительной страстью и желанием. Мист решительно рванул вторую веревку, накрывая горячей ладонью ее грудь. Его бедра двигались навстречу ей. Раэн задрожала, ощущая, как ее охватывает вихрь наслаждения и упала бы, если бы он не подхватил ее, целуя и удерживая у себя на руках:

            - Зачем, девочка? Зачем тебе это?

            Ее глаза отразили лунный блеск, ссузились, она чувствовала его в себе:

            - Хочу быть готовой, когда Алекс снова захочет меня распластать, - прошипела она. Почему-то ей хотелось, чтобы ему было больно.

            А вот это было зря. Мист не понимал таких шуток. Его руки решительно опрокинули ее, он навис над точеной фигуркой девушки яростно закидывая ее ноги себе на плечи:

            - Тогда ты выбрала неправильный способ! Все происходит по другому! - он снова и снова вонзался в ее тело, ощущая как она содрогается и стонет от каждого его движения.

            Раэн попыталась вскинутся, но охватившие ее чувства позволили лишь трепетать и желать, чтобы это уже никогда не кончалось. Ее ногти вонзились в его плечи, тело выгнулось в сладкой истоме:

            - Ненавижу тебя! Ненавижу! - сорвалось с губ, а тело предательски задрожало вновь. Она обняла его, ощущая его содрогания. Его рука мягко обхватила девичью головку, удивительно нежно и трепетно, а губы приблизились к ее ушку:

            - А я люблю тебя, Раэн

           

           

           

            Крин Визем Талке еро Рапэ те Мулоти

           

            27 день месяца Судов.

            Лакона. Близ города Триверта.

           

            Крин стоял и смотрел на скапливающуюся в далеке силу рыцарей. Место было выбрано удачно и им предстояло как можно дороже продать свои жизни. Крин и Ред собрали несколько лесовиков, приготовили копья и большие колы. Им предстояло сдержать тяжелую кавалерию от лучников как можно дальше. Были выбраны позиции и Крин уже представлял как это будет: самые стойкие духом станут с копьями, уперев их в землю и не дадут пройти всадникам. Между ними будут немногочисленные мечники и многочисленные лучники. Главное это как можно дольше задержать рыцарей на доступах. Теперь, после темноты оставалось ждать. Крин не привык спать перед боем да и бой настолько многочисленный был для него первым. Да скорее всего и последним. Но бьеринг не паниковал. Он как и все веземцы отличался фатализмом, веря Что Великое Пламя загодя выписало его судьбу, а ему остаеться только прожить ее. Изменить же он не в силах "делай что можеш, свершиться что должно!"- вот что было девизом многих жителей Везема и особенно бьерингов. Бежать от судьбы - вот что было высшей трусостью! Крин смотрел на пламя костра и размышлял на тем что произошло за последнее время. Он обрел друзей и соратников, он мог обрести дом, если за хочет этого(предложение Эвора было в силе), он победил в турнире и учавствовал в праведном походе мести, обрел боевой опыт и мудрость - род мог гордиться им! Жаль что он не смог найтьи свою любовь оставить наследника. Хотя он бьеринг а значит и его сын мог им стать. Крин никому бы не пожелал стать таким как он, боясь этих приступов ярости, после которых иногда оставалось только выть, глядя на загубленное в припадке собственное счастье. Крин заглянул в свою душу и увидел там безмятежность и спокойствие, готовые вырваться убийственной яростью. И только чуть в стороне его тревожила судьба Ригана. Этот паренек стал для него значить очень многое. Крин чувствовал как тепло разливаеться в его душе только от одного воспоминания его выходок. И будь у Ригана сестра-близнец, он бы не сомневался в выборе. Да и сам Риган не очень напоминал парня, в его чертах скользила мягкость, в обводах тела плавность, да и глаза и волосы скорее подошли бы красавице, чем бродяге... Жаль что веземец так и не смог обучить этого парня ... "Если выберусь, обязательно распрошу о сестре-близнеце и обучу его владеть мечом. Что я зря добрую часть выигрыша потратил на меч и доспехи?"

            Занимался рассвет и скоро предстояло двинуться в бой.. Жаль что Эвор не разрешил ночной вылазки, а может это и к лучшему...

           

           

           

            Ярно ле Фалесс

           

            Лакона. Фалесса. 4 день месяца Песен.

           

           

            Родной город поднял настроение Ярно. Всё: прохожие, таверны, особняки знати, памятники архетектуры, даже рынки, были тем, чего герцогу не хватало весь месяц проведёный вне столицы. По дороге к дому Лессо успел перемолвица словом со многими жителями Фалессы. Он понял, что его ждали и сейчас ему хотелось забыть тот разговор с Эвором. Фалесса, победа в турнире, поддержка лаконцев, помощь друзей и наконец Саола. Ярно не хотелось думать о войне, войне бессмысленной, но сколько в ней может погибнуть великих людей, при этой мысле ле Фалесс помрачнел, что сразу заметила его спутница.

            - Что-то не так? - рука Сао легла на плечо герцога.

            - Всё хорошо. Ведь я дома, с тобой, что может быть лучше. Я благодарен Марэлю за то, что он даровал мне всё это - Ярно улыбнулся.

            - Кстати, а вот и наш дом. - Лессо указал на трёхэтажный особняк.

            - Напротив дворца правителей Лаконы - Саола переводила взгляд с особняка Ярно на дворец и обратно.

            - Да, это единственное, что позволила сохранить Селина наследнику Фалессов.

             Подъехав к дому Лессо спешился и помог Сао спуститься с лошади. Слуги уже бежали навстречу счастливой паре.

            - Напоите лошадей и приготовьте комнату для леди.

             Нежная ладонь Саолы легла в ладонь Ярно и влюблённые направились в дом через сад.

            - Какие красивые цветы - ловкие пальцы Сао сорвали одну из роз, через мгновение она красовалась в локонах красавицы. - ты сам распоряжаешься о саде?

            - Нет, что-ты - Ярно рассмеялся - это Лоран. Он присматривает за всем в доме. Очень хороший и добрый человек.

            Войдя в дом, Ярно проводил Саолу в её комнату, чтобы она отдохнула с дороги, а сам направилсяв зал, где Лоран ему сообщил, что пришёл герцог ле Амарра. Фалесс распорядился, чтобы принесли кувшин вина и принялся ждать друга, который с хорошим настроением вскоре вошёл в гостиную.

            - Я думал, что уже никогда не увижу императора Лаконы. - Иванэ засмеялся.

            - Я очень рад вновь тебя увидеть друг - Лессо встал, чтобы поприветствовать ле Амарру - Но, что значит император?

            - Садись Ярно, у нас с тобой долгий разговор - уже серьёзно продолжил Иванэ...

           

           

           

            Николя ле Тойе

           

            27 день месяца Судов.

            Лакона. Триверт.

           

            - Никоооо, - требовательный звонкий голосок навязчиво пробивался сквозь утренний сон,- Никоооо, НИИИИКОООО!

            Николя лениво приоткрыл один глаз, и физиономия Алека тут же просияла откровенным ликованием.

            - Будить взрослых неправильно, - зевая, проворчал молодой граф и накрылся одеялом с головой, он бы с удовольствием поспал бы еще часа два... или три.

            - Нико, - детский голос стал обиженным, Алек затряс спящего за плечо.

            Пришлось просыпаться окончательно. Николя широко зевнул, потянулся и сел на постели. Множество мелких ран полученных в бою с солнценосными выкормышами королевского мага до сих пор, иногда, причиняли острую боль. Но шататься по лекарям молодой Тойе не любил никогда, а после недавних событий всякое желание заниматься этим отпало окончательно.

            - Город осадили, - весело сообщил Алек.

            Сонливость как рукой сняло.

            - Что?

            - Пойдем, посмотрим, - Алек просительно поднял на графа горящие любопытством глаза.

            Нико оделся так быстро, будто его подгоняли сами Тени. Подошел к окну. Улицы Триверта были пусты, но ни отдаленных криков, ни шума боя слышно не было... да и окна домов вроде не забиты.

            Николя усадил Алека в кресло, выбрал на полке книгу потолще, и с картинками. Птички, цветочки, рыцари, кораблики - ребенку должно понравиться.

            - Посиди здесь, - улыбаясь как можно увереннее, сказал Нико, - Посмотри рисунки.

            Алек вцепился в его руку.

            - Я вернусь, - пообещал Нико, - Очень скоро... и все расскажу.

            Мальчик вздохнул и с заметным разочарованием, поняв, что не удастся увязаться следом, разжал пальцы. "Вот и славно, - подумал Нико, - обычно упрямства Алека хватало, что бы заставить сделать так, как ему нужно".

            Николя сбежал по лестнице на первый этаж таверны, где нелегкая заставила его снимать себе комнату. Посетителей в зале не было, что не мудрено в утреннее время. Хозяин и управляющий заведения, полный невысокий мужичек, с показной унылостью чистил пивную бочку, миловидная служанка, по какому-то недоразумению не замеченная Нико раньше, дремала, сидя у окна, над столами летали сонные осенние мухи. Обычное утро обычного дня.

            - Доброго утра, господин, - лениво, с чисто южным акцентом затягивая последний слог, произнес управляющий, - Вашего сына мы накормили. Очень славный мальчик. Завтракать изволите?

            Нико уже ничему не удивлялся. После клумб, летающих камней и одуванчиков, способность Алека открывать замкнутые двери, не используя ключа, казалась даже обыденной.

            - Алек сказал, что Триверт в осаде.

            - Угу. Князь Эвор, что б его Тени подрали, - отстранено кивнул управляющий, будто рассказывая о повышенном урожае брюквы где нибудь в Деннире - Вчера вечером еще пришел, ждем подкрепления со дня на день. А вас будить не стали. Оруженосец ваш сказал, что вы устали.

            "Браин. Куда подевался этот паршивец?"

            - Не волнуйтесь, город вне опасности, у этого лешака нет даже тарана ворота пробить.

            "Интересно, с какого дуба вниз головой Эвор упал и как сильно стукнулся, что решил свой нос из леса высунуть? Да еще без подготовки". Нико вспомнил Лаверну и спине прошел полузабытый холод. Лесной Князь - бешеный зверь, и его надо остановить. Забавно даже, в детстве мать рассказывала Нико о том, что жители Леса особо чтят жизнь, и не отбирают ее понапрасну... жаль, что она ошибалась.

            "Осада? Ну и Тени с ней", - Нико купил бутыль с местным кисловатым вином, потребовал обед в номер и предпочел вернуться в свои комнаты. Возможно, стоило спросить командира местного гарнизона не нужна ли его, Нико, помощь на стенах Триверта, но оставлять Алека одного весьма чревато. От сколь нибудь долгого одиночества он замыкался в себе и становился снова испуганным, колючим и отстраненным. Нико больше всего боялся, что мальчик снова впадет в то пустое полумертвое состояние, в котором он нашел его в Лаверне.

             Алека в комнате не было....

             Куда делся мальчик и как он собственно мог куда-то подеваться, когда единственный выход из таверны был в большом зале, где собственно Николя и прибывал все это время, управляющий ответить не смог. Почти весь следующий час молодой граф носился по городу как угорелый, понятия не имея, куда мог пойти его случайный воспитанник. Впервые за долгое время Нико испытал настоящий страх... если паладины вернулись за Алеком?... он не простит себе этого. "И когда ты, Нико, успел так к нему привязаться?".

             Мальчик нашелся на городской стене, о которой Николя подумал в последнюю очередь. Неизвестно почему (хотя нет очень даже понятно) незамеченный солдатами Алек стоял на самом краю весьма довольный, открывающейся внизу панорамой.

            - Нико, - на вечно чумазой мордашке мальчика возникла такая радушная улыбка, что всякое желание ругаться отпало само собой, - Смотри!

             Армия Эвора расположилась на расстоянии выстрела от стен Триверта и, по всей видимости, Князь не собирался задерживаться там дальше. Лесовики собирались уходить. "Их тысячи три, не больше, - понял Николя, - И они поняли, что ловить здесь им особенно нечего... Конечно, Триверт не Лаверна...".

             Лаверна... Осознание происходящего заставило Нико даже вздрогнуть. Алек ведь совсем не боится их....

            - Ты почему ушел? - как можно сердитее спросил Нико, сердитость получалась невразумительно, - Пойдем отсюда, это не хорошие дяди, - еще не хватало получить шальную стрелу между глаз.

             Но Алеку, похоже, было слишком интересно, что бы обращать внимание на подобные доводы.

            - Потом, - заявил мальчик, и с видом заправского криэранского академика добавил, - Они живут в лесу. Мы весной ездили к ним на ярмарку.

             "Неужели забыл? Хорошо б если так, хотя не похоже".

            - Пойдем, Алек, - Николя осторожно потянул мальчика за руку.

             Эвор действительно ушел от стен Триверта и, надо сказать, очень для него своевременно. Ближе к обеду в гарнизон вошло приличное, тысяч восемь, рыцарское войско, и тут же убралось толи восвояси, толи преследовать мятежного Князя. Жители города очень радовались бы своему "чудесному спасению", но поскольку лесовики никого не даже не испугали, восторги по поводу приезда соседского графа и его латников были довольно флегматичными.

             День был, как день. Нико допивал купленное утром вино, от скуки учил праведника Браина играть в карты, учеником тот был отвратительным. Алек под неусыпным контролем листал книжку с картинками. После того, как мальчик заявил Николя, что может в любой момент, когда хочет, найти его и понять, что граф делает, запланированный визит к симпатичной служанке был отложен как аморальный, во всяком случае, до тех пор, пока Алек не начнет спокойно спать по ночам.

             Николя перевел на мальчика взгляд, когда услышал, как книга глухо ударилась о пол, за этим последовал тихий нервный всхлип. Алек закрыл глаза руками и сжался в кресле.

            - Что случилось? - Нико оказался рядом с ребенком раньше, чем успел об этом подумать,- Алек...

            - Они приплыли... стреляли... Мама... хочу к маме....

             Только не в слезы... Нико не мог переносить их, ощущая какую то смутную вину. Он обнял мальчика, говоря что-то совершенно бессмысленное и монотонное, пока ребенок, наконец, не успокоился совсем. Граф перенес его на кровать.

            - Браин, посиди с ним, - бросил оруженосцу Николя, - Я пойду куплю чего ни будь сладкого...

             Граф наклонился, что бы поднять книгу и увидел, как Алек снова съежился. На развороте был изображен хищный и длинный сторнийский рейдер... "сторнийская акула рыба опасная" - Нико словно наяву слышал слова Эмилии Алари, сказанные, казалось, давным давно перед Криэранским турниром. Нико показалось, что он понял, почему Алек НЕ боится Эвора Тилийского.

             Алек уснул очень поздно. И перед этим Нико успел поразиться, как в такого маленького ребенка может влезть такой большой лимонный пирог. Браин без задних ног дрых в кресле, и Николя внезапно понял, что очень давно не брал в руки гитару. Покрытый пылью инструмент с радостно звянькнул, ничуть не обиженный длительным невниманием владельца. Уже слишком поздно, в зале таверны явно почти никого уже нет, можно размять руки.

             Большой зал действительно был уже пуст, только какой-то немного взъерошенный молодой рыцарь с завидным упорством опрокидывал в себя вино, кружку за кружкой. Лицо его при этом выражало полную отстраненность, как бывает у людей желающих напиться и забыть обо всем.

            Пальцы привычно коснулись струн. Почему-то вспомнилась какая-то старинная баллада про рыцарей и прекрасных дев, глупость и банальность полная, но мелодия приятная.... Слова о "ярости мечей" и "чистом благородстве" заставили самозабвенно пьющего юношу обернуться, уставший полу стеклянный взгляд остановился на Нико.

            - Вы не пели бы этого, сир, если бы были там... - внезапно произнес он, - Отсюда все кажется другим..., - юноша слишком пьян, едва подбирает слова, но голос полон такой горечи и пустоты, что это по настоящему пугает.

            Николя прижал струны рукой, парень бухнулся за стол напротив него. Кондиция подходящая для плана "выговориться в любые уши, что бы стало легче". Нико сам не знал, почему слушал его. Похоже юношу звали Домиником, он был с отрядом рыцарей приехавших в Лаверну.... А потом они вспомнили про деревушку лесовиков неподалеку и придали ее той же судьбе, женщин, детей всех.

            - Я не убивал их... но... я был там... я видел и молчал... я виноват.

             Так вот с какой стати Эвор так взбеленился. Война неизбежна. Кому то это выгодно....

            - Что мне делать теперь? - вопрос Доминика, казалось, повис в воздухе.

             "Что он от меня хочет? Совета? Помощи? Я себе то помочь не могу... ну не бросать же его здесь, еще повесится с печали... Пресветлый Марэль!"

           

           

           

            Зайриэ

           

            30 день месяца Судов. Сторн.

           

            -Посмотри, какой красавец! - Джимшид сжал ладошку Зайриэ и указал на небольшой корабль, стоящий у соседнего причала. Девушка сначала не поняла - о чем говорит юноша, но потом взгляд ее выхватил на палубе гнедого коня, удивительно красивого и изящного. Такой, наверное, подобен ветру в степи...

            -Откуда здесь настоящие лирийские лошади? - Удивленно посмотрела принцесса на стрелка. Тот молчал, зачарованно наблюдая за конем, нетерпеливо переступавшим с ноги на ногу. Казалось, стоит отпустить поводья и этот вихрь сорвется с места.

            -Хотел бы я оказаться на таком в поле. Уверен, ему даже приказывать не надо, он чувствует каждую мысль наездника, каждый вздох...

            -Да, но это не наш конь. Хотя, похоже, что этот корабль прибыл из Лирии. Интересно, что сейчас происходит дома...Надеюсь Каар был милостив к моей семье. - Зайриэ грустно посмотрела на темнеющее небо. Над Сторном опускалась мягким покрывалом ночь. В порту уже почти не было людей, только запоздавшие купцы проверяли сохранность своего товара, моряки уже разошлись по тавернам. И никто не нарушал покоя кораблей, отдыхавших после долгого плавания и готовящихся к новым походам. Зайриэ бросил взгляд украдкой на соседний причал, разглядывая аккуратное судно. Ей вдруг ужасно захотелось сходить туда и расспросить моряков о родине. - Послушай, Джимшид, а может мы сходим на этот корабль. Если они приплыли из Лирии, то могут знать последние вести...

            Юноша, несмотря на восхищение, которое внушил ему гнедой жеребец, был осторожнее.

            -Это может быть опасно, Зайрам. - На лице юноши можно было прочитать сомнение, но камень внимания уже был сдвинут.

            -Ну мы только глянем одним глазком есть там кто или нет, можем даже и на корабль не заходить. - Зайриэ увидела, что уговоры действуют и удвоила натиск. Взяв руку Джимшида, она заглянула в глаза лирийца и умоляюще прошептала. - Ну только на миг. Посмотрим на коня, спросим и обратно. На корабле никого нет, Кямран-бей вернется поздно, посольство в городе...Ну пожалуйста...

            Еще мгновение Джимшид сомневался, но интерес взял свое:

            -Хорошо, только одним глазком.

            Девушка радостно вскрикнула, обняла парня и поцеловала в щеку. Только сделав эту глупость, она поняла, что совершила, но отступать было поздно, поэтому она схватила его за локоть и повлекла на пристань. Пройдя в сгущающихся сумерках до следующего причала лирийцы остановились и пригляделись. С корабля не доносилось ни звука...Даже стука копыт не слышалось, но не мог же великолепный конь исчезнуть.

            -Идем? - Немного испуганно спросила Зайриэ.

            -Идем, - ответил Джимшид.

            Вдвоем они преодолели трап и оказались на борту корабля. Вокруг царила просто мертвая тишина. Ни одного человека видно не было. Коня тоже не было. Нехорошее предчувствие коснулось пальцами затылка девушки. Джимшид, похоже, тоже что-то почувствовал, потому что резко обернулся, как будто ища кого-то.

            -Это ловушка, - успел выдохнуть он, когда за спиной Зайриэ раздалось:

            -Ты нашшша, иди сссюда... - Противное, ненавистное шипение, преследовавшее ее в кошмарах, было явью, а не сном. Зайриэ с ужасом осознала, что ее тело больше не слушается ее, ноги помимо воли разворачиваются и несут ее куда-то вперед. Невидимая путина, как будто оплела ее с ног до головы, лишая воли, сил, веры и надежды. Обернувшись, принцесса увидела ее...Мириме - ее старшая сестра, отданная жрицам. Ее сестра, ставшая Змеей, стояла на баке. Девушка сопротивлялась силе, тянувшей ее вперед, в объятия сестры. Что-то внутри принцессы, набирая мощь, стало подниматься, но было задавлено напором ведьмы. Мириме протянула вперед руку, на ее ладони лежал кинжал - родной брат того, что носила с собой Зайриэ. Два кинжала подаренных им отцом. Один она взяла, а второй остался у сестры, даже когда она ушла "из мира" и теперь станет ее, Зайриэ, проклятием. Змея склонилась над кинжалом и зашептала или скорее зашипела что-то. Силы, управляющие принцессой, взбесились, ее просто несло к жрице. Магия крови - самое простое и самое действенное оружие змеиных ведьм. В день, когда Сафар подарил дочерям кинжалы, маленькая черноглазая девчушка, тогда еще не носившая даже покрывала и называемая всеми Зара, вытаращив огромные глазищи, смотрела на опасный подарок и хотела ухватиться за блестящее лезвие. Но острая лента оставила на нежной детской ручке каплю крови - всего одну каплю. Капля крови - такова теперь цена ее Пути, пути обреченной.

            Шанс на спасение был только один - Джимшид. Юноша поможет, он спасет. Девушка верила в это с какой-то детской обреченностью и безысходностью. Воздух из легких куда-то делся, но, превозмогая режущую боль в груди, Зайриэ прошептала:

            -Джимшшшид, - с ужасом она осознала, что с ее губ срывается проклятое шипение. Мольба о помощи была услышана. Крепкие руки обхватили тонкую талию и потянули девушку назад. Дышать стало легче, путы ослабли, но не исчезли совсем. Через пальцы юноши в принцессу переливались силы.

            -Ты нашшша! - Вновь прошипела Змея. - Неужели, ты не чувствуешшшь, сссессстра? Ты нашшша!

            -Сестра? - Видеть лицо Джимшида, Зайриэ не могла, но догадывалась, что сейчас на нем, без труда читается удивление, и даже шок.

            -Сссестра, - хрипло рассеялась жрица. - А ты, глупец, думал, что нашшшел сссебе юного друга? Ты ссслепой, наверное, есссли не можешшшь отличить девушшшку от юношшши. - И уже обратившись к Зайриэ, добавила. - Не сссопротивляйссся. Мы дадим тебе сссилу и сссвободу. Сссила дарит сссвободу!

            -Нет, не хочу... - Выдохнула девушка. Джимшид, несмотря на растерянность, не выпустил ее из объятий, защищая от Змеи.

            Ведьма (назвать Ее сестрой, Зайриэ уже не могла) злобно зашипела:

            -Не хочешшшь по-хорошшшему, будешшшь нашшша по-плохому...Мириме подняла кинжал, лезвие сверкнуло в лучах только что вышедшей луны и окрасилось алым - жрица сделала небольшой надрез на ладони. После Змея снова склонилась над кинжалом и зашипела свои заклинания. Болото беспамятства и тьмы начало засасывать девушку, последняя нить, которая связывала ее с реальностью - руки Джимшида вдруг разжались. Уже сквозь туман, принцесса видела матросов накинувшихся на лирийца. Юноша отбивался от пяти или шести человек сразу, но смог ли он победить?

            Магический удар, наконец, накопленный жрицей ударил по сознанию Зайриэ, закружил мир, перевернул все внутри. Девушка упала на колени, без сил оперлась рукой о палубу. Последнее, что она успела увидеть - Джимшид, отчаянно боровшийся с нападавшими на него, потом волна от удара, брошенного в нее жрицей достигла схватки. Матросы не обратили на это внимания, а вот лириец...Юноша замер, в глазах полыхнула сила, а потом он упал на палубу.

            - Избавтесссь от него! - Приказала Змея. Двое крепких мужчин взяли юношу за руки и за ноги и, вытащив по трапу, оставили на причале.

            Трап был убран, все вокруг суетились, готовя корабль к отплытию. Зайриэ продолжала стоять на коленях посреди судна. Небытие ухватилось за нее, но не могло пробиться сквозь волю до конца...Удар магии крови был силен, но это палка о двух концах. Хотела Мириме или нет, старые чувства к сестре помешали нанести настоящий сокрушающий волю и разум удар, поэтому Принцесса просто лишилась сил.

            Змея спустилась на палубу, подошла к сестре и посмотрела на нее сверху вниз.:

            -Ты нашшша!

            -Заприте ее в трюме. Я лично проссслежжжу. - После этих слов чьи-то руки подняли беспомощную девушку и понесли прочь. "Носильщики" остановились, послышался скрип и стук дерева о дерево - видимо, открыли люк. Тьма встретила Зайриэ, как родную. Удар, наверное, был сильным, но что такое физическая боль в сравнении с отчаянием, охватившим ее. Дверца люка, представлявшая крепкую решетку, упала сверху, и небо для лирийки покрылось грязной клеткой.

            -Нет! Нет! - Вернувшийся голос вырвался из груди. Все остатки магии пропали, как только Змейка оказалась в мешке. Трата лишних сил больше не требовалась. Встав на ноги, девушка схватилась за решетку и затрясла ее, но попытка, конечно, была тщетной. - Нет! - Еще раз закричала пленная дочь хана, но ее услышали только чайки. Корабль уже полным ходом выходил в открытое море.

            - Вы отлично выполнили сссвое дело, капитан, - раздалось откуда-то сверху. - По возвращщщении в Хайдол вам заплатят вдвойне за причиненное бессспокойство. А пока сссделайте всссе возможжжное, чтобы эта посссудина шшшла быссстрее ветра - мы возвращщщаемся в Лирию.

           

           

           

            Кассандра Ферран

           

            28 День месяца Судов. Криэран, особняк Тойе.

           

            Два дня назад зарядил непрерывный ливень. На улице делать было нечего, но как всегда, нашлось в этом и нечто хорошее - связь с Жакобом поддерживать было просто невозможно. После ее рассказа о том, как погиб Крис, старый паук что-то притих. Конечно, всего она не рассказала, просто - карлик принял его за грабителя и все, прости-прощай, красавчик Кристоф. Может, до Жакоба наконец дойдет, что здесь у него дело не пойдет, они расстанутся, а через неделю-другую она сама исчезнет. На свете еще есть места, где одинокая, но умная женщина сможет жить, не завися от других. А пока - приходится скучать в этом доме. В библиотеку Асси больше не совалась - сил не было снова видеть вежливую улыбочку этого коротышки. Ведь не могло же быть, что он ничего не понял, так нет же, ведет себя так, как будто верит в то, о чем рассказывал всем и не упускает случая превознести ее отвагу. Ужас! Даже граф поверил, их сиятельство лично поцеловали ей руку и выразили свое восхищение. Слушать комплименты было впервые в жизни неприятно, и Кассандра старалась поменьше попадаться на глаза. Но сидеть в комнате было просто невыносимо и сегодня она предприняла небольшую прогулку по особняку. Почти месяц здесь находится, и до сих пор остались еще неразведанные места. Граф сейчас сидел в кабинете, Гунла отправился по своим делам, самое лучшее время. Асси неслышно проходила по коридорам, заглядывала в комнаты, любовалась картинами, статуями, восхищенно проводила рукой по нежным драпировкам. Но в большинстве комнат, особенно на верхних этажах, было полно пыли, похоже, туда годами никто не заглядывал. Барон ле Ги научил ее ценить красоту, и Асси невольно представляла, как все это великолепие выглядело раньше. Дольше всего она простояла перед картиной в конце коридора - портретом семейства ле Тойе: граф с женой и двое детей. Написана она была двенадцать лет назад. Граф с женой сидели, с улыбкой смотря на детей на переднем плане. Мальчик, одетый совсем как взрослый, даже небольшой меч на поясе, обнимал за плечи сестру, а девочка доверчиво и с обожанием смотрела на брата. Но самым интересным на картине было лицо графа, Асси в жизни бы не подумала, что он умеет улыбаться, да еще так.

            -Кассандра? - обернувшись, Асси увидела графа, - что вы здесь делаете?

            -Я... - она невольно на себя рассердилась, ничем преступным она сейчас не занимается, почему же язык сразу отнимается? - Я просто прогуливаюсь, - она произнесла это с вызовом. Граф спокойно кивнул и протянул ей руку:

            -Не желаете составить мне компанию внизу перед ужином. - "Нет, ну что за невыносимый человек! Потрудился хотя бы чуть-чуть вопроса в голос добавить! Нет, командир приказал - составить компанию!" К счастью, все эти мысли она оставила при себе. Если что-то еще и развлекало ее иногда, так это мысль о том, что когда она будет отсюда уходить, то позволит себе высказать графу все, что она думает о нем. Интересно, у него выражение лица хоть немного изменится?

            В кабинете по случаю небольшого похолодания развели огонь в камине, Асси уселась в кресло и стала смотреть в огонь, граф просматривал какие-то бумаги, потом неожиданно установился у столика с расставленными на нем фигурками.

            -Вы играете в шахматы, Кассандра?

            -Немного, - она произнесла это так, что сомнений у графа остаться не должно было - что-то такое она про них слышала, и еще знает, как ходит Всадник, а вообще, вышивать у нее получается гораздо лучше.

            -Не хотите сыграть?

            -О, с большим удовольствием, господин граф.

            Первую партию он выиграл за десять минут. При этом еще умудрялся отдавать распоряжения заглядывавшим в кабинет слугам. Асси сочла это личным оскорблением и сама предложила попробовать сыграть еще. Она-то не играла ой как давно. Хотя барон всегда говорил, что здесь ей равных нет, и сейчас ей надо только немного собраться. Вторая победа далась графу намного труднее, и третью партию он ей предложил уже сам. Асси смотрела на доску так, как будто там сейчас решалась ее судьба, но при этом она не позволила эмоциям одолеть, и спокойно перебирала различные возможности. Ага, этот вариант защиты графу, похоже незнаком! Она передвинула Королевского Советника на другой край доски, граф снисходительно улыбнулся краем рта и двинул вперед Королеву.

            -Вам шах, Кассандра, - и тут же отвернулся, заговорив о чем-то со слугой. Ну-ну. Теперь поставим Всадника вот сюда... и подождем, пока на нас обратят внимание.

            Граф закончил разговор, повернулся и... уперся взглядом в доску, потом с некоторым недоумением посмотрел на нее...

            - Вам мат, Конрад, - самым сладким голосом произнесла Асси.

            Что же, проигрывать красиво граф Конрад тоже умел, в этом ему не отказать. Ее торжество прервал очередной слуга:

            -Госпожа Кассандра, к вам посетители.

            -Кто?

            -Они не назвались, сказали, что подождут у лестницы.

            Асси замерла на верху лестницы. Конечно, кто еще знает про нее в этом городе, но светлый Марэль, почему именно сегодня? И что такого должно было случиться, чтобы Жакоб решил заявиться сюда? Она молча кивнула им и сразу прошла в другую комнату. Ни к чему, чтобы весь дом стал сейчас свидетелем их разборок. Едва Бад вошел последним и осторожно прикрыл за собой дверь, Асси перестала сдерживаться.

            -Ну и какого вы здесь делаете?

            -Асси, голубка, не горячись. Видишь ли, мы решили, что раз тут так опасно, Крис погиб и вообще, тебе не стоит жить здесь одной. А вот под опекой любящих родственников...

            -Жакоб, ты совсем свихнулся? У меня нет никаких родственников, я графу об этом сто раз говорила!

            -Конечно, ты о нас не знала, радость моя, мы ведь жили здесь, в то время как твои бедные родители были вынуждены уехать. Но теперь, когда мы нашли друг друга, - Жакоб театрально раскрыл ей свои объятия, - мы всегда будем вместе!

            -Очень красиво, - криво усмехнулась Асси, - но я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь, клянусь. Так что лучше бы ты отправлялся обратно, я здесь тоже долго оставаться не собираюсь.

            -Останешься, Асси, останешься ровно настолько, насколько нужно, - Жакоб неожиданно рванул ее за руку, так что она просто налетела на него, и тут же заискивающе улыбнулся кому-то за ее спиной. Асси с самыми нехорошими предчувствиями обернулась. На пороге стоял граф Конрад.

           

           

           

            Алек Рошель

           

            С 27 по 30 день месяца Судов. Лакона. Триверт.

           

            Тот вечер ничего не принес.... Доминик выговорившись и напившись почти до потери сознания был водворен в свою комнату привычными ко всему слугами таврены, а Нико... Нико просто не знал, что делать. Наверное, нужно было отправиться в Фалесу,рассказать герцогу Ярно о своих догадках.

            "Вот именно, что догадках... Что у тебя есть? Гравюра в старой книжке и пятилетний мальчишка... Все тебе вот так сразу и поверят. Причем - забыв про твои подвиги... И окажешься ты на плахе, если раньше родственнички покойника кинжал между ребер не сунут. Да и проку то с того, что не Эвор напал, а сторнийцы.... Девять тысяч всадников не оставят от вылезших из леса дружинников мокрого места. Всех порубят, и Эвора с ними... Война окончится не начавшись толком"

            Но через день начали приходить странные слухи - путники, прибывшие с запада, от границы лесов, говорили, что все рыцари, погнавшиеся за лучниками, сгинули словно по волшебству, что их загрызли звери, во множестве хлынувшие из глубин Леса... Другие - рассказывали не менее невероятные истории, будто армия разбита Княжескими дружинами и Эвор устроил великий пир прямо на кургане из трупов и пил при этом из черепа самого ле Кассо... Ходили слухи о громадной армии, вышедшей из чащи на помощь лесовикам, о том, что рыцари обезумев перебили друг друга...

            Правда прояснилась еще через день, когда в город вошли поредевшие конные тысячи, сопровождаемые обозами с ранеными и телами знатных дворян, сложивших голову... Воины неохотно говорили про случившееся, но даже из этих скупых рассказов вырастала невероятная, невозможная картина ужасного разгрома. Словно тень опустилась на город - еще не минула череда осенних праздников, но ни следа веселья не осталась на улицах. Нико ловил себя на мысли, что именно так должен выглядеть осажденный город и хотя осада кончилась едва начавшись, казалось, она только что началась по-настоящему - столь сумрачны были лица людей в городе... Лишь Алек, казалось, не чувствовал атмосферы всеобщей подавленности. Казалось, мальчик забыл о том, что случилось совсем недавно, и беззаботно предается играм, но Нико, слышавший, как тот бьется и кричит по ночам, понимал - если это и случится, то не скоро...

            Очередной вечер был зеркальным отражением предыдущих - все тот же молодой рыцарь, Доминик, кажется, продолжал заливать в вине страшные воспоминания, несколько ужинавших горожан, из-за мрачной мины казавшихся близнецами... Играть не хотелось - раздумья лишали покоя, а в таком настроении ничего путного не сыграешь. Гитара, она все чувствует...

            Дверь распахнулась и общую залу валился новый посетитель, стряхивая капли со вымокшего плаща - осень обещала быть дождливой:

            - Подогретого вина с медом... И ужин.

            Голос показался знакомыми Нико, невольно отвлекшись от мрачных размышлений, взглянул на посетителя. На плече того мелькнул знакомый знак...

            "Леший меня забери, это же тот добрый лекарь, что посоветовал мне съездить в Храм... совета у святых братьев испросить... по поводы души, что б его. Интересно, не по его ли указке меня на дороге ждали? Хотя нет - скорее всего меня та крыса, солнцем меченая сдала.... дорогой еще интересовалась", - молодой дорянин невольно улыбнулся - "Но совет-то - помог! Заговорил мальчик, есть начал... еще как есть..." Алек, обычный деревенский мальчишка, не избалованный деликатесами, оказавшись в большом по здешним меркам городе и дорвавшись до изделий местных пирожников, облегчил и без того не слишком увесистый кошель Нико на солидную сумму, а тот просто не находил в себе решимости отказать... - "Поблагодарить нужно..."

            - Приветствую, мэтр.

            - А.... кого я вижу... Господин Нико, - если целитель и участвовал в подготовке покушения, то лицедей он был отменный: ни тени страха или удивления, - Рад, рад... Ну как, помогли ли вашему подопечному в Храме Солнца?

            - О, еще как помогли, - дворянин почувствовал, что сейчас засмеется, но его озорной характер не давал возможности остановится, - Так помогли, что Алек сейчас чувствует себя превосходно. Я бы даже сказал - они себя не жалели ради его исцеления... готовы были на это жизнь положить.

            - Да ну? - лекарь скептически хмыкнул, - Вам виднее... Хотя.... Я конечно согласен, что магия - это великая опасность и слуги Мареля ведут праведную борьбу с этим злом, но будь я проклят, если они ей не лечат... благословение Бога Солнца.... Что то я не видел, проку от этого благословения, ели его свершал не Паладин или другой служитель храма... А как они детей по деревням отбирают для службы в своих храмах...

            Мужчина раздраженно махнул рукой:

            - Ну да оставим это. Помогли - и ладно.

            - Верно.... -Нико улыбнулся: лекарь, оставивший в прошлый раз неприятный осадок, оказался вполне приличным человеком, - Так что спасибо за совет. Вина?

            - Не откажусь, но только если потом угощу сам, - уже через миг на столе стояло два кувшина с подогретым вином.

            ...Они уже опустели, и появился третий сосуд, когда целитель вместо очередного тоста просто подержал кубок в руках, и вдруг пристально взглянул на Нико:

            - Ты ведь мальчишку подобрал в деревеньке, что лесовики спалили, так?

            Молодой дворянин разом стряхнул с себя весь хмель, былые подозрения разом вспыхнули с новой силой: "К чему бы это, а?":

            -Ну... Допустим.

            - Не "допустим", а точно. Это я говорю как достойный член гильдии целителей и вообще - неглупый малый. Где еще ты мог взять пацана с таким потрясением, что жизнь на глазах уходила...

            - Допустим, я сказал, - когда Нико хотел, он мог быть невероятно упрямым, - Что с того?

            Да, нет, ничего... - собеседник явно заметил нежелание дворянина обсуждать тему, - Просто хотел узнать, не видел ли ты чего странного...

            Слово "странное" у графа в последние дни вызывало четкие ассоциации с людьми, превращающимися в живые клумбы и одной мааааленькой, но при этом большой проблеме, что спала наверху под присмотром Браина, раз по пять на дню приносящего страшные клятвы не иметь детей никогда и ни за что...

            - Что, например?

            -Ну... Стрелы ты не рассматривал?

            Вопрос был столь неожиданным, что Нико растерялся:

            - А что их рассматривать было-то? Стрелы - и стрелы. Обыкновенные, какими лесные стрелки пользуются.

            Да нет, - целитель с досадой махнул головой, - Я про другое. Наконечники их видел?

            - Наконечники? - "то ли он говорит о чем то другом, что я не понимаю, то ли я туп..." - Наконечники - и...

            - ...наконечники. Все с тобой ясно, - четверть часа прошла в молчании. Мужчины попивали вино, словно решая про себя, стоит ли продолжать разговор. Наконец, лекарь, вздохнув, сдвинул в сторону занимавшие стол тарелки и пустые кувшины и выложил на отполированные временем и локтями тысяч посетителей доски три наконечника:

            - Смотри. Видишь? Вот этот разгляди повнимательнее... Я их из раненых достал, что рыцари с собой привезли. Что видишь?

            Нико постарался выполнить просьбу собеседника и внимательно разглядел протянутый ему кусочек металла:

            - Сталь плохая, а так - ничего особенного. В щель доспеха вошел?

            - Да, так и было. Лучники в Княжествах превосходные, но кузнецы - так себе. Но во время битвы сильно не прицелишься... Такими стрелами у меня раненых было всего раз, два и обчелся... Теперь этот глянь.

            - Хм... У этого сталь хорошая, заточен на славу... был. Лаконский. Покорежило его.... Доспех пробил?

            - Пробил, да неглубоко. Едва в плоть вошел, - лекарь невольно нахмурился, - И ведь продает же кто-то оружие Лесу, из наших продает, из лаконцев... будто не знает, в кого они полетят. Руки бы вырвать... Ну да Марель ему судья. Такими у меня раненых много, целый день без продыха работал. А теперь - последний...

            Нико принял из рук мужчины наконечник, выглядящий удивительно новым, без единой зазубрины или царапины... и его блеск... "Проклятие, откуда?!":

            - Сторнийская сталь?

            - Да, - лекарь помрачнел еще сильнее, - Она самая. Раненого такой стрелой всего одного привезли, да и тот умер. Эта крошка пробила нагрудник, тело, вышла из спины, прямо через заднюю пластину... и ни царапины. Она не ранит - убивает. Стоит ли удивляться, что пять тысяч выкосили словно косой?

            Вот тут Нико стало действительно неуютно:

            - Но Сторн же не продает оружие! Я читал, что у них испокон веку запрет на это... В свое время они даже в вассальную клятву включили этот пункт, хотя чем только Лакона им не грозила... А, может, со времен последней войны остался?

            - И это ты, воин, мне говоришь? - лекарь невесело усмехнулся, - Он же новенький, небось, и пары месяцев не прошло как выкован. К тому же это именно наконечник стрелы, а не арбалетного болта. Продает - не продает, но именно ими расстреляли нашу армию у Лаверны. Вот я тебя и спросил - что ты там видел? Какие наконечники были?

            Но Нико было плевать на Лавернские стрелы: "Проклятие... Сторнийцы сжигают деревню. Потом - лаконцы идут в лес мстить. Это всякий предсказать может... Эвор что подумает? Но почто он вылез из леса?... Ну а дальше... Проклятие, проклятие, проклятие!"

            - Вижу, что-то знаешь... Неее, мне не рассказывай! - лекарь замотал головой и пододвинул два кусочка стали, лежавшие на досках, ближе к графу, - И это себе забери, мне ни к чему. Мы, лекари, люди мирные... Лаконцы ли, лирийцы ли, лесовики те же.... Всем лечиться надо. Ежели что - захватят, жить будут, ко мне обращаться... Но сторнийцев я боюсь. Потому что они как звери бешеные, и сами не поселятся и житья не дадут. Будут жечь, резать... Спаси нас пресветлый, если тут акульи дети поработали. Все, пора мне. А то завтра снова оперировать, - пошатываясь, мужчина поднялся со стула, бросив на стол пару монет, побрел к двери и молодой граф искренне посочувствовал тому несчастному, что завтра предстоит лечь по нож. Дверь захлопнулась.

            "Так... Начнем сначала: сторнийцы сжигают деревню, рыцари творят безобразия в Приречном, лесовики их преследуют, но настигают не всех... Почему? Если у них уже тогда были сторнийские стрелы - перещелкали бы в зарослях во мановение ока. Даже не до - на подходах к Приречному. То есть либо стрел еще не было, либо Эвор про Рикардово творчество ничего не знал... Это правильно - Князю нужна независимость, а не резня. Сожженная Лаверна независимость не приближает, напротив. Тогда, оружие подвезли по реке? Хм... может быть.... Значит, Рикард Шарк - никому больше резня не нужна. Стоп, а ему то она зачем? Лакону ослабить... вряд ли. Лес противник отважный, но не тот, что сумеет Империю перемолоть... отвлечь, разве что... Отвлечь! Проклятие, что сделает Ярно, когда узнает?! Вскипит, соберет армию и кинется сюда, оставив Фалесу и Криэран... оставив столицы беззащитными! Будет класть рыцарей в лесах, а Сторн тем временем... ну нет. Надо предупредить герцога, во что бы то ни стало. Черт с ней, с головой! Вот только куда Алека деть? Оставлять здесь не дело - скоро тут такая веселуха начнется... На Браина оставить? Нет, не годится. С собой брать... опасно"

            Последнее время слухи один страшнее другого повествовали о жуткой компании то ли людей со звериными повадками, то ли оборотней, убивавших и грабивших всех подряд.

            "Нужен кто-нибудь еще, кто и с мечом обращаться умеет и едет в Фалесу" - взгляд Нико, бесцельно скользивший по таверне уперся в стол, уставленный столь впечатляющим количеством пустых кувшинов, будто там весь вечер веселилась большая компания. Хотя граф точно помнил, что буйных попоек здесь сегодня не было, а за столиком как обычно сидел...

            "Доминик! Вот тот, кто нужен. И от грехов отмоется, и мечом, судя по всему, махать умеет. А при случае расскажет Ярно, что у доблестных лаконских рыцарей тоже рыльце в пушку - месть дело хорошее, но зачем же так жестоко было-то... Кстати, где он?"

            - Милая, - Нико подозвал служанку, - Где тот дворянин, что напи... то есть я хотел сказать, отдыхал за соседним столом?

            Миловидная девушка наморщила носик:

            - В свою комнату отправился. С кувшином... Симпатииичный, а только в кубок и смотрит... Вот вы, господин, то же все обещаете, обещаете...

            - Солнышко, я свои обещания держу, - рука Нико обвилась вокруг стройной талии и, словно невзначай, сползла немного ниже, - Так где, ты говоришь, его комната?

            - Да сразу рядом с вашей, - служанка лукаво улыбнулась, - А моя - прямо под вашей.

            - Я учту, - Нико встал, намеренно покачнувшись и на мгновение плотно прижав девушку к себе, и неторопясь (выпитое все же сказывалось), побрел наверх.

            На стук никто не отозвался и Нико, после непродолжительного раздумья, просто толкнул дверь плечом. Но то ли он чего-то не рассчитал, то ли все же вино было крепче, чем казалось, но дверь распахнулась неожиданно легко, и граф буквально влетел внутрь комнаты. Ее обитатель сидел прямо на постели за небольшим столиком, на котором был тот же незамысловатый набор, что и внизу - Доминик, или как его там, или относился к выпивке крайне серьезно, или питал безумную надежду, что если вина будет много, то в нем утонут все печали, кошмары и воспоминания. Но сейчас молодой рыцарь находился в том состоянии, когда ни веселиться, ни печалиться уже не хочется, но зато чешутся кулаки:

            - Ты кто?

            - Николя ле... ле... как к лешему там дальше... ле Тойе. Точно граф Николя ле Тойе к вашим услугам.

            - Граф... граф... - Доминик посмотрел на мужчину мутными глазами, - Пошел вон, граф.

            - Э, нет, так не пойдет, - Нико не обращая внимания на хмурый взгляд хозяина комнаты, уселся на подвернувшийся табурет, - Поговорить надо. Есть разговор о Лаверне... Приречном... помнишь такие места?

            - Нет, ты не понял... - по мере речи Нико лицо рыцаря все более мрачнело, - Выметайся! Я не хочу об этом говорить. Что ты вообще заешь об этом, глупец? Тебя там не было...

            - Подожди-подожди, - граф успокаивающе поднял руки, - Послушай. Помнишь, вечером ты говорил...

            Доминику наскучило слушать и он начал подниматься. "Сейчас потянется к мечу", - подумал Николя, но ошибся, прозевав неплохой удар в челюсть, получившийся бы и вовсе превосходным, если бы рыцаря не мотало из стороны сторону. Кулак скользнул по лицу, оставив неглубокую, но болезненную царапину, и Нико в свою очередь потерял терпение. Перехватив руку и слегка ускорив движение незадачливого буяна, он со всей силы приложил того лбом о столик. Звук получился недурственный, несчастный предмет мебели крякнул - и развалился. "Ну вот, сейчас отрубится... завтра проспится - поговорим... Аххх..." - Доминик второй раз за вечер доказал, что крепче, быстрее, чем кажется, и Нико согнулся от удара локтем в то место, что всегда служило уязвимым местом всего мужского рода.

            "Да... визит к служанке придется снова отложить..." - эта мысль посетила согнувшегося в три погибели графа, наблюдавшего как кулак рыцаря, казалось, невероятно медленно ползет к его лицу. Он успел рассмотреть ласточку на фамильном перстне, у самых своих глаз, прежде чем мир разлетелся на тысячи ослепительных осколков.

            Как Доминик приближается к нему снова, граф наблюдал уже лежа на полу, и отчаянно пытаясь понять, где верх, где низ. Примерно определившись, он подсек торжествующего рыцаря и двое мужчин, сцепившись, покатились по комнате...

            - Нико! - удивленный детский голосок был столь пронзителен, что противники замерли, недоуменно уставившись на возникшего в дверном проеме Алека, сопровождаемого Баиным, заспанным, полуодетым, но с кинжалом в руках, - Вы с дядей деретесь?!

            Молодой граф, продолжавший сжимать в захвате руку Доминика, как можно естественнее улыбнулся мальчику:

            - Нет, Алек, нет... это мы с ... хм... дядей... мы... в общем...

            - Тренируемся, - уж чего-чего, а поддержки рыцаря граф никак не ожидал, а потому едва сумел удержать челюсть на месте, - Мы же воины, мальчик, значит должны тренироваться. А дети так поздно должны спать.

            - Ага, тренируемся. А так - мы хорошие приятели, - улыбки, которыми обменялись двое мужчин, по-прежнему сжимавших друг друга мертвой хваткой, вышли кривоватыми, ну да чем богаты, - А ты - иди с Брианом спать.

            - А... Тогда... А почему вы...

            - Спать. - Нико сделал непреклонно-суровое лицо и Алек сдался.

            Но уже у выхода мальчик повернулся и серьезно, рассудительно-поучительным тоном сообщил:

            -А драться - нехорошо. И обманывать - тоже нехорошо, - и, повернувшись, выскользнул из комнаты.

            Бриан на миг задержался, обменявшись с господином взглядами:

            "Все в порядке? Помощь нужна?" - "Нет, сам разберусь. Ты бы лучше за мальчишкой присмотрел как следует" - "Сам хоть раз попробуй... присмотреть". С усталой обреченностью во взоре оруженосец вышел вслед за Алеком и прикрыл дверь.

            Доминик, убедившись, что возможный новый противник покинул поле боя, повернулся к Нико,... и тут на голову незадачливого рыцаря обрушился кувшин, осторожно нашаренный графом за время беседы. Сколь не крепка была голова воина, но за один вечер это было слишком - глаза Доминика закатились, и рыцарь, выпустив Николя, распластался на полу.

            - Ну, вот и славно. Вот и прекрасно. Да.... дела,... - последнее высказывание вырвалось у графа при виде того, во что превратилась неплохо обставленная комната. Все, что можно было сломать - сломалось, разбить - разбилось. Везде валялись осколки кувшинов, столик, грустно раскинувший во все стороны подломившиеся ножки, походил на расплющенную черепаху. - Славно... поговорили. О! Это удачно.

            Приподняв обмякшего рыцаря, Нико потащил его в угол, где не поставке возвышались чудом уцелевшие бронзовый таз, глубокий кувшин, полный чистой воды и небольшое зеркальце - наверняка предмет особой гордости хозяина таверны. Стремясь как можно меньше заглядывать в него (граф серьезно сомневался, что созерцание силуэта ласточки под собственным глазом доставит ему эстетическое удовольствие), Нико пристроил Доминика головой в тазик и, тщательно прицелившись, опрокинул на буйну головушку все содержимое кувшина с водой. Через несколько минут рыцарь кончил отфыркиваться, отплевываться, и хмуро покосился на угол, в котором, выставив перед собой пустой кувшин, Нико ожидал, чем займется очнувшийся Доминик:

            - Ну, что ты там говорил про Лаверну и Приречное?

            Спустя несколько часов настроение рыцаря стремительно изменилось - сломавшийся, потерянный юнец куда-то исчез, уступив место собранному, полному энергии мужчине:

            - Проклятие, мы должны немедленно ехать! Стоит герцогу узнать, в чем дело, как война тут же закончится! Конец этому аду... этой резне...

            - Ага, война закончится, противники обратятся друзьями и бросятся друг другу на шею, - Нико скептически покачал головой, - Как в том анекдоте, про двух кузнецов, что любил рассказывать придворный шут: "Микола, Вы не соблаговолите обратить свое внимание на то, что льете мне за шиворот расплавленную бронзу?" Нет, война не остановится. Ярно после такого разгрома не может просто так прекратить войну. Не сможет, даже если захочет. Но вот уберечь его от ловушки...

            - Тем более ехать!

            - Послезавтра утром.

            - Почему не завтра?

            Нико потер пульсирующие болью виски:

            - Потому что завтра - это уже почти сегодня. Скоро солнце взойдет. Я сейчас и мили не проеду. К тому же мне надо купить приличную лошадь...

            - У меня есть запасная - я ее дарю. Нет, не отказывайся, ты не представляешь, что ты только что для меня сделал.

            - ...и со мной мальчик, которого ты видел. Я не могу его оставить - придется взять его с собой. К тому же он - свидетель.

            - Да,... мальчик... - Доминик в раздумье прошелся по разгромленной комнате, - Можно записать его слова в присутствии десяти членов городского магистрата, скрепить свиток их подписями. Мальчик нас задержит.

            Решение было разумным, но Нико, сам не понимая почему, упрямо замотал головой:

            - Нет, не пойдет. Я возьму его с собой.

            - Ладно, как хочешь, - рыцарь взглянул в окно, - Солнце всходит. Пойдем вниз, позавтракаем.

            - Хорошо, пойдем. Вот только... - граф запнулся.

            - Пить я больше не буду, - Доминик улыбнулся весело, как еще ни разу не улыбался на памяти Николя, - Веришь, терпеть не могу вина....

           

           

           

            Кир-Тай-Суан

           

            28 день месяца Судов.

           

            ...- Ах, Акмаль, к чему вы клоните? - напустив на лицо смущение тихо произнесла Кир, утопая в нежных объятиях наследника Сафара Бнеда, руки которого опускали женщину на шелковые подушки. - Вы так горячи... В Вас столько страсти... - Тай остановила его руку, которая пыталась стянуть с ее плеча голубой шелковый халатик.

            - Да, я горячий, как гнев Каара...

            - Вы знаете, я бы предпочла холодного... - Кир поймала удивленный взгляд молодого человека и добавила, - По крайней мере сейчас... - женщина выскользнула из его объятий.

            - Как будет угодно царице... - Акмаль улыбнулся...

            В его улыбке всегда смешивалось множество эмоций, красок, оттенков чувств. Он умел расположить к себе даже парой жестов. Акмаль любил и умел шутить... И, что уж говорить, конечно, любил женщин... Желательно красивых и влиятельных одновременно. Сам он был не дурен собой, высок, строен, силен... Красноречив, страстен, обольстителен.

            Будь Кир немного понеопытнее в "интригоплетении", может, влюбилась бы без памяти и положила начало гарему из, пожалуй, пары сотен жен. Однако, сама она была не так наивна и не так беззащитна, как могла показаться.

            Женщина осторожно поправила одежду, опустив глаза. Акмаль как-то насмешливо рассматривал ее, просто-таки бесстыдно изучал взглядом! Признаться, Кир было все равно. Лицо Тай приняло серьезное выражение.

            - Вернемся же к делу. - Она бросила красавцу многообещающий взгляд и, поднявщись с подушек, вышла на балкон.

            Акмаль последовал примеру царицы.

            Ночь уже легла на степи. В облаках гулял прохладный ветер. Он смахнул немного листьев с жасмина и бросил под ноги царицы. Приближалась осень...

            Кир поежилась. Акмаль подошел к ней сзади и накинул на плечи царицы свой длинный плотный полосатый халат, потом нежно и крепко сжал плечи ведьмы.

            - Поверьте, я ничем не хочу Вас напугать, или же принуждать к чему-то, но Вы должны ответить на мой вопрос...

            Кир молча наблюдала за мерцанием огней города, что находился у подножия горы, на которой стоял ее дворец.

            - Алкмаль, боюсь, Вы даже не можете представить, насколько может оказаться сложным принятие решения. Но, к счастью, наверное, мне уже нет дороги назад. Я пропущу войска Лирии, но прежде, чем я заключу договор со Степями мне нужно лично поговорить с Вашим отцом.

            - Разумеется, все, что угодно! - горячо произнес наследник Лирийского трона.

            - Замечательно...

            На некоторое время воцарилось молчание. Двое с какой-то величественной тоской взирали на город внизу, следили за тем, как потихоньку гаснут огни в окнах, как стихает музыка... Вскоре слышным осталось лишь пение ветра в облаках, да шелест полыни где-то вдали.

           

            Тай-Суан удивителен по своим природным условиям. Большую часть страны занимают степи, просторные, вольные, величественные... Предгорья же больше напоминают какие-то озаисы с реками, несущими свои бурливые волны со сверкающих вершин гор; и с небольшими ручейками, мирно украшающими вишневые и жасминовые сады. Земля покрыта зеленой травой, такой мягкой что кажется, если ляжешь на нее и уснешь, то уже никогда не захочешь пробудиться. Но зимой и в степях и в горах выпадает снег, только у побережья моря в это время все еще тепло и влажно...

            Кир вдохнула ночной воздух и прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как ветер перебирает ее черные пряди.

            - Вы дали ответ лишь на один вопрос... - еле слышно произнес Акмаль и обнял царицу сзади.

            Кир усмехнулась.

            - Хм... Вы склонны считать, что я захочу стать одной из сотни? Что захочу положить начало вашему гарему? Представьте, женщина, запретившая многоженство в своей стране становится "одной из"... Это звучит по меньшей мере оскорбительно для меня.

            - Вы горды... Слишком горды. Не забывайте, что если Лакона по каким-то причинам выживет, сумеет выиграть войну, ВЫ будете одной из первых, кто получит отмщение после того, как эта страна окрепнет. Присоединяйтесь к Степям и будьте в безопасности!

            - Никогда. Тай-Суан уже достаточно вытерпел от войн. Слишком долго мы были зависимы, слишком тяжело нам далась свобода, чтобы так легко ее отдать. Я думаю, Лакона падет. Я верю в это и всеми силами я попытаюсь это обеспечить. - тихо, но твердо произнесла Тай.

            Кир обернулась.

            Акмаль молчал. Только с каким-то сожалением смотрел ей в глаза.

            - Я не хочу, чтобы вы постарадали...

            Тай лишь горько усмехнулась.

            - Я думаю, пора спать. - женщина хотела уйти.

            Акмаль поймал ее руку, видимо хотел что-то еще сказать. Но, получив холодный взгляд, отпустил Кир...

           

           

           

            Конрад ле Тойе

           

            28 день месяца Судов. Лакона, Криэран, резиденция графов ле Тойе

           

            - Что здесь происходит? - граф был невозмутим.

            - Ээээ... - Кассандра поспешно растянула губы в несколько нервной улыбке, - Конрад, разрешите представить вам моих родственников.

            - Ваших родственников? - Конрад удивлённо вскинул бровь. - Но ведь все ваши родственники мертвы. Вы сами сказали мне об этом.

            - Да, это так, - Кассандра принялась теребить пояс.

            - И кого же я в таком случае вижу перед собой? - вежливо удивился граф ле Тойе. - Оживших мертвецов?

            Один из двух стоящих рядом с Кассандрой мужчин - тот, что постарше - истерически хохотнул.

            - Ваше сиятельство, вы так остроумны, - сказал он. - На самом деле...

            - На самом деле все мои близкие родственники умерли, - перебила его Кассандра. - Но здесь я совершенно случайно встретилась с дядюшкой Жакобом, которого не видела уже много лет. Дядя, это граф Конрад ле Тойе. Конрад, это мой дядя Жакоб ле Ферран.

            На взгляд Конрада, дядя Кассандры выглядел крайне подозрительно. На его худом лице было написано какое-то жалкое выражение, уместное на лице потомственного попрошайки, но никак не дворянина, а одежда не могла похвастаться особенной чистотой. Несмотря на это граф приветствовал его кивком головы и улыбнулся:

            - Рад знакомству.

            - Взаимно, ваше сиятельство, взаимно, - поклонился Жакоб. - Позвольте представить вам моего сына Базиля, кузина нашей дорогой Кассандры. Все называют его просто Бад.

            - Бад? - бровь графа вторично поползла вверх.

            - Ну да, - хихикнул Жакоб. - В детстве Базиль сам себя так называл, вот это прозвище к нему и прицепилось.

            - Что же, очень рад познакомиться... Бад.

            Кузен Кассандры совершенно не походил на своего отца. Если Жакоб был тщедушным и каким-то противным, то Базиль, напротив, показался Конраду настоящим богатырём. Его простоватое лицо имело вполне приятные черты, но одет он был ещё хуже, чем Жакоб.

            - Вы, наверное, проездом в Криэране? - спросил Конрад.

            - Да, ваше сиятельство, - ответил Жакоб после некоторой заминки.

            - Я надеюсь, что вам понравится у нас в городе, - ободряюще улыбнулся ле Тойе. - Вы уже нашли, где остановиться?

            - Н-нет, ваше сиятельство, - отвечал Жакоб. - Видите ли...

            - В таком случае, я прошу вас пожить у меня, - прервал его Конрад. - Мои слуги помогут вам перевезти вещи.

            - Вы очень добры, ваше сиятельство, - ещё раз поклонился Жакоб.

            - Можете называть меня просто Конрадом, - усмехнулся граф. - И прекратите всё время кланяться. Вы, в конце концов, дворянин или кто?

            - Долгие годы нужды способны наложить свой отпечаток на любого человека, - вздохнула Кассандра. - Дядя, как и вся наша семья, в своё время выступил против королевы Селины - и пострадал от этого.

            - Вот как? - взгляд графа ле Тойе просветлел. - Прошу вас, чувствуйте себя свободно! Вы всегда будете желанными гостями в моём доме.

            Он не видел, как за его спиной Жакоб скорчил угрожающую гримасу и показал Кассандре кулак.

           

           

           

            Мист ле Нуаран

           

            Произошедшее той ночью изменило мою жизнь.

            Раэн, рыжая плутовка, оказалась женщиной, которую ищут всю жизнь. У меня было достаточно женщин, скажу без бахвальства, но эта девушка не просто превзошла их всех - нет, это было нечто новое, нечто невероятное... Как будто она касается не тела, а оголенной души... Как будто я растворяюсь в ней без остатка... В ней есть что-то, без чего жизнь смысла не имеет.

            Помню, еще недавно, смешной я оплакивал крах своих надежд относительно Илианы ле Броснэ... Пустое дело! Илиана была лишь неощутимым призраком мечты, она напоминала эту мечту, как скрипичный футляр напоминает скрипку - да и то только внешностью.

            Раэн же, казалось, была с самого начала предназначена исключительно для меня, ровно как и я - для нее одной.

            Все тот же идиот, которым я какое-то время являлся, еще осмеливался смотреть на Раэн, как на довольно бессмысленное дополнение к отряду (да, дралась она здорово, но на терроре была бесполезна). Стыдно даже сказать - когда Алекс попытался ее изнасиловать, я поговорил только с ним и только о дисциплине... Нет чтоб девушку как-то поддержать!

            А когда той ночью Раэн отпустила ту колкость, мне немедленно захотелось снять с Алекса шкуру полосами.

            Та ночь - вообще, наверное, самое важное в моей жизни... И пока - лучшее. Я был у нее первым, но эта неопытная девушка дала мне больше, чем все тай-суанские искусницы. Любить ее было даже слаще, чем побеждать в бою - а это я, наивный, очень, очень долго считал единственным стоящим наслаждением. Все время со смерти матери, все эти восемь лет я чувствовал себя по-настоящему живым, только обманывая смерть с клинками в руках. Теперь же мне достаточно было видеть Раэн. И, что, возможно, еще важнее, я наконец-то встретил женщину, которую хотел бы видеть матерью своих детей.

            В той деревне, которую мы ради отдыха не стали сжигать, погиб Мист-убийца, Мист - хладнокровный мясник... На его месте оказался некто влюбленный и, как следствие, счастливый.

            Народ отреагировал на перемену в моем состоянии по-разному. Мортимер был за меня рад, но пытался это скрывать. Клауд и Сивени стали относиться к нам как к собратьям по вере. Виктар непонятно почему впал в какую-то светло-грустную зависть. Пат как-то назвал Раэн "госпожа ле Нуаран", ужасно смутился и долго вещал ей, что он не нарочно. Всеслав за кубком вина выразил свое всемерное одобрение, заявив, что любовь в бою только подстегивает, но путано предостерег меня.

            Дина Дизерт старалась на меня не смотреть, но все равно я заметил ее покрасневшие глаза... Что бы это значило?

            Алекс скрипел зубами так, что думалось о напильнике. Однако за скрип человека не накажешь...

            Так или иначе, но все чаще мои бойцы отсиживались на привалах под стоны, доносящиеся из ближайшего укромного местечка. Это не особо поднимало их моральный дух, но не отказываться же мне от близкого общения со своей подругой?!!

            Девушка училась исключительно быстро. Я лез из кожи вон, пытаясь поразить ее воображение: в ход шло и "драконье жало" - искусное ласкание женщины языком, и "крылья мотылька" - я готов был бесконечно ласкать ее тело своими руками... Я овладел ей и в "позе жеребца", как именовали это сведущие в таких делах лирийцы. Преодолев первую боль, она пришла от этого в восторг, и с тех пор мы перепробовали огромное количество поз входа в те же врата...

            И губы ее не остались без моего внимания. Тут ее даже не надо было ничему учить - на одной интуиции Раэн сумела дать мне такое наслаждение, что даже тай-суанская "флейта ведьм" показалась мне детской забавой.