- Я жалею, что еще не родилась, когда ты затеял свой знаменитый мятеж. Тогда бы я могла поддержать тебя. Знаю, невесть какая помощь, но моя плеть одним ударом сжигает ангельские крылья – вероятно, это не оказалось бы лишним. Даже если бы я успела нанести всего лишь один удар, моя жизнь не была бы прожита напрасно.
Я жалею, что меня не оказалось рядом, когда ты рухнул раненный и твои воины подняли тебя на щите, унося от поля сражения, а ты заклинал их не прекращать битвы, и стискивал от боли зубы, и, гордый, сдерживал стоны, пока хватало сил. Если бы я случилась тогда рядом, я исцелила бы тебя прикосновением ладони – я могу лечить прикосновением, не гляди, что демон. Я положила бы одну руку на твой пылающий лоб, а другую – на страшную рану, пересекающую твою грудь. И достойной всех небесных богатств наградой мне стал бы твой облегченный вздох и закрытые в спокойной дреме глаза.
Я жалею, что меня не было на свете, когда ты падал. Тогда бы я могла упасть с тобой.
Я жалею, что не было меня рядом, когда архангел Михаил со своим воинством девять дней после низвержения жег тебя, оглушенного падением, находящегося на грани яви и болезненных видений, небесным огнем. Как будто мало было тебе и твоему войску огня Преисподней… Я закрыла бы тебя своим телом, я плетью сбивала бы посланные сверху молнии. Я согласна была бы вместо тебя лечь в цепях в серное озеро, но не дано мне было этой возможности.
Я жалею, что не существовала еще на свете, когда ты, с трудом поднявшись, брел по растрескавшейся от жара земле Ада поднимать твоих воинов, лежащих посреди огненных озер в полузабытьи от падения с огромной высоты, страшного удара и последовавшей за ним боли. Твое лицо, побледневшее от страданий, иссеченное молниями, было краше ангельских ликов. Я бы гладила его, очерчивала пальцами стрелки ожогов, и целовала бы, и плакала. И, может быть, взгляд твой хотя бы на миг перестал быть свирепым, непримиримым, гордым и ты просто прикрыл бы глаза, чтобы спрятать проявившуюся слабость… Ты прекрасно справился и без меня, ты всегда умел очаровывать, пленять красноречием, ты сиял, даже в Аду, низвергнутый, униженный, побежденный – ты сиял так ярко, что ни у кого не возникло сомнения в твоем праве властвовать. Они любили тебя, твои воины.
И ты их любил. Непримиримость твоя столкнулась с жалостью и чувством вины, когда ты увидел многочисленные легионы ангелов, низвергнутые вместе с тобой, обреченные нести вечное наказание из-за тебя и ради тебя. Верные своему предводителю даже после того, как он завел их прямиком в Ад. Три раза ты пытался держать речь – и три раза она обрывалась слезами, не успев начаться. Я сушила бы твои слезы поцелуями и целовала бы руки, в которых ты нес когда-то свет – в такие незапамятные сейчас времена. Но меня в те дни еще не было…
Мне жаль, что не смогла я присутствовать при строительстве Пандемониума – твоей главной резиденции, проходя по залам которой я и сейчас восхищенно затаиваю дыхание. Может быть, моя помощь и не была бы особенно значительной для сотен Падших ангелов, взявшихся за строительство, но мне приятно было бы сознавать, что и я приложила руку к созданию твоего дома. Что какой-то кусочек стены его, или мозаики на полу, или колонны перед входом хранит часть моих усилий.
Когда ты отправился в опасное путешествие, чтобы пересечь огромную пропасть между Адом и Небесами, я обернулась бы островом в океане Хаоса, островом, где ты смог бы остановиться, припасть к земле, дать отдых измученным крыльям, еще не полностью восстановившимся после падения. Но меня не случилось. И ты летел без устали, гордый, гордый ангел… И ты долетел.
Ты сказал, помнится, Вельзевулу, что лучше быть владыкой Ада, чем слугою Неба. И от тебя я не ждала других слов. Но для меня лучше быть твоей слугой, чем владычествовать в небесном чертоге. Потому что вечное созерцание Лика Его не заменит мне одного твоего снисходительно-ласкового взгляда, пение ангелов – боевого клича твоих войск, невозмутимость Создателя – твоей мятежности, Рай – Ада…
… Алые молнии расчерчивали небеса, не разгоняя царящего за окном мрака. Светоносный Князь благодарно улыбнулся, поднимая Фолью Фергану с колен.
- Я знаю, Фолья, что всегда могу тебе доверять. И, пусть тебя не было со мной в те далекие дни, зато теперь мы рядом. И многое сможем совершить. Жизнь продолжается – в Аду или на Небесах.
Он не сказал ничего особенного, но Фергана этих слов ждала всю жизнь. И этой улыбки – дружелюбной, чуточку снисходительной, немного усталой. И этого взгляда – заинтересованного, изучающего, будто он открыл в ней то, чего не видел раньше. То, чего она не показывала. Ибо как можно рассказать далекой недостижимой звезде о том, как ты сильно, горячо и давно…
Идти нужно до конца: если не собираешься завершать, не стоит и начинать. Фергана тихо вздохнула и обняла Князя – без похоти, без заигрываний. Просто: я здесь, я рядом, я поддержу, когда тебе нужна будет помощь, и лягу на алтарь, когда потребуется жертва. Не предам, когда все от тебя отвернутся, и не оставлю, когда ты будешь нуждаться в молчаливом присутствии и надежном плече. Всю жизнь тебе отдам, а взамен попрошу одну только улыбку и, может быть, короткое слово благодарности.
Фолья стояла, положив голову ему на плечо, и Князь обнимал ее в ответ, и диалог, происходивший между ними, не нуждался в озвучивании.
Люцифер – Светоносец, ты был отвергнут, потому что хотел стать любимым и единственным.
Ты стал.