Я
Бесплодная. Это слово никогда не звучало для меня приговором. Да с чего бы? Пусть зовут как хотят. Мне некому было что-либо доказывать. Я и так сильнее и мудрее любого смертного существа. Но однажды - кто бы мог подумать! - и мне захотелось ощутить радость материнства. Но так как я ничего не могла создать - а только разрушить, ничего родить - а только умертвить, мне оставался один способ - дожидаться.
А ждать я умела.
Пожалуй, это умение стало моим главным качеством.
Как я терпеливо жду, когда скончается очередной глупец, вздумавший вступить со мной в поединок, заранее проигрышный, так ждала и этого дня.
День был обычный - жаркий и солнечный. Но разве за свою долгую жизнь я видела другие?
На песке лежало расколотое яйцо, довольно большое для обычной змеи и ящерицы. Яйцо василиска. Это было странно, однако в нем, разбитом, все еще теплилась жизнь. Я прислушалась, пытаясь добраться до затухающего сознания змееныша. Он умирал, отравляясь воздухом, прорвавшимся в легкие раньше срока. И не было рядом родителей, что помогли бы ему, защитили бы, не позволили бы сжечь легкие раскаленной субстанцией.
Была только я.
И детеныш, который ни при каких обстоятельствах не должен был умереть. Он мог оказаться мне полезным, мог стать моим учеником, сыном и впоследствии защитником. Если в далеком будущем кто-то захочет меня уничтожить, ему придется сначала обойти мое дитя.
И я послала ему прохладный благодатный воздух, как тот, что он вдыхал под не разбитой еще скорлупой.
Василиск
Первое, что я помню, - странные и страшные видения, галлюцинации, вызванные жарой и жаждой. Скорчившись в разбитой скорлупе, сжигая себя заживо каждым вдохом, я звал не мать - матери у меня не было - я призывал смерть. Гибель сколь угодно беспощадную - только быструю. Неважно как, пусть это прекратится... Мама...
Я не понял когда - мне стало легче. Воздух перестал обжигать, сделавшись каким-то тягучим и вязким.
Я не знал, что помогло мне. Да и не до этого было тогда.
Я потерял сознание...
Я
Вот так, дитя... Спишь. Пусть твой сон будет долгим и крепким, пусть он поможет тебе быстрее подняться, отрезвит и успокоит. Тебе много еще предстоит сделать. Для меня. Для себя. Не испугаешься, если я обниму тебя? Обычно мои объятия убивают, но тебя я не трону. Я никогда не причиню тебе вреда.
Спи.
Когда ты проснешься, я назову тебе твое имя и скажу свое. Я уже выбрала для тебя имя. Никому никогда ты его не откроешь. Только я и ты - лишь мы будем знать, как тебя зовут по-настоящему и кто тебя назвал.
Спи.
А потом я дам тебе силу. Могущество, которого не удостаивалось ни одно живое существо до этого. Только произойдет это не сразу. Сначала я обучу тебя тому, что знаю сама. И в первую очередь научу понимать мою речь.
Спи...
Аль-Лавис
Хвост вывел на песке последний витиеватый росчерк, и я оценивающе взглянул на получившуюся руну.
- Так?
Моя наставница не замедлила с ответом:
- Почти, Лависсе. Только последняя черта - вот здесь, с краю, - она нарисована неправильно. Ты пока только учишься, но если бы использовал получившуюся руну, вышло бы запечатывающее заклятие. А я просила нарисовать...
- Открывающее, я помню.
- Перепиши.
Снова рисую хвостом на песке. И по легкому вздоху различаю, что она довольна. Мне нравится ее радовать. И не только потому, что ближе у меня никого нет. Но еще и за эти слова:
- Превосходно, дитя мое. Я вижу, что не ошиблась в тебе. Ты достоин стать змеиным царем и моим хранителем.
Я
Рептилии растут быстро, и василиски в этом плане почти не отличаются от большинства своих сородичей.
Мой сын вырос.
Если есть на свете настоящая красота - она была в нем. Не так. Она была им.
Его глазами, залитыми расплавленным золотом, способными притянуть к себе взгляд и не выпустить его из своей ловушки.
Его клыками, узкими, сверкающими, ядовитыми - средоточием силы чудесного создания.
Его чешуей - черной, отливающей золотом на солнце.
Его движениями - плавными, величественными, грациозными, способными становиться стремительными в мгновение ока и в тот же миг приобретать прежнюю степенность.
Все змеи, что жили в песках, завидя его, склоняли треугольные головы. Даже надменные кобры, даже свирепые сородичи-василиски.
Сила, что я ему дала, достигла уже тех высот, с которых очень больно срываться. Мой сын мог подчинять и подавлять, мог внушать любые мысли и входить в чужие сны. Мог охранить меня.
И всему этому его научила я - наставница, сестра, подруга, советчица - та, которую он так ни разу и не назвал матерью...
Змеиный царь
Молодой смуглолицый мужчина в светлых одеждах опустился передо мной на одно колено. Рядом с ним опустилась на колени девочка лет двенадцати, тоже смуглая и темноволосая.
- О, хозяин пустынь, Царь Змей, хранитель этой страны. Позволь моему народу жить здесь, и процветать, и растить детей. От имени своих людей я обещаю, что не потревожу ни твоих земель, ни твоего покоя. А в качестве дара позволь отдать тебе в жены мою племянницу Мансур.
Я благосклонно кивнул головой, увенчанной шипами-диадемой. Мне по нраву пришлась вежливость гостя. Именно гостя, о чем я не преминул ему напомнить.
- Ты всего лишь пришелец на этой земле, не ее хозяин, человек, никогда не забывай об этом. Но мне по душе твоя вежливость. И подарок твой по душе. Я позволю тебе и твоему народу жить на моей земле. Я покажу тебе, где на этих бесплодных пространствах найти воду, покажу, где найти нефть, а где - драгоценные камни и металлы. И даже взращивать урожай в оазисах я тебя научу. Только помни, что любой из вас, кто станет убивать обитателей пустыни не для пищи и не ради защиты - тот сам будет убит...
Я
Люди расселялись на безводных песчаных просторах. Суровые, сильные люди. Слабые просто не выжили бы здесь, они умирали в первые годы своей жизни от тяжелых условий, в которых она протекала. Каждый новый народ, каждый новый князь, вздумавший поселиться на этих землях, приносил дары Аль-Лавису. Один из правителей даже построил дворец посреди песков - дворец, подобного которому не сотворил не один архитектор. Царь Змей напитал его стены собственной магией, сделав, таким образом, вечным памятником своему могуществу и величию.
Шли годы. Мой сын начал понимать, что бесплодные пространства песка и солнца - это не весь мир. И он исследовал джунгли, находящиеся за много километров. И это также - также были его владения. Потому что люди, скоро расселившиеся и там, тоже просили его покровительства.
Богиня Нейали, небесная охранительница Восточной части света, сделала моего воспитанника, достигшего такого небывалого могущества, своим наместником на земле. Земным покровителем ее владений. Бессмертным. Всемогущим. Почти богом.
Владыка Востока
Я стою перед пылающим костром, уносящим тело моей супруги. Горячий ветер шевелит кончики длинных, до лодыжек, черных тяжелых волос, сушит слезы, текущие по щекам. Моя спина не согнута под бременем горя, плечи не опущены даже в это время потерь. А если честно - я и не могу их опустить. За столько лет привык держаться прямо, что бы ни случилось. Я принял облик человека, чтобы выплакать слезы, потому что в истинном обличии глаза мои могут нести только смерть.
Горячий солнечный лучик касается моих щек, гладит, словно целует - внешние уголки глаз, веки, губы. Утешает. И тихий шелестящий голос в голове:
- Не плачь, Аль-Лавис. Их будет много...
Я это и так знаю. Знаю, что переживу всех своих жен и детей, что буду наблюдать, как они стареют и слабеют, сам оставаясь все таким же молодым. Знаю, что вынужден жить, пока живет она, моя наставница и пленительница. И ничего не могу с этим поделать. Я - ее страж.
Я
Ее звали Наргес. Она попала к верховному магу Аламейны, Сеере-тене, когда ей было шесть лет. Маг (а впоследствии царь-регент) растил ее и обучал тому, что умел и знал сам. Готовил себе преемницу. Ему нужно было передать свои навыки ученику, пока не вошло в силу проклятие, наложенное одним из его врагов, которого Сеера расчетливо и подло отправил на казнь по ложному обвинению.
Когда девочке исполнилось пятнадцать лет, она узнала правду. И о том, что он сделал со своим соперником за место верховного мага. И о том, зачем он взял ее в свой дворец и воспитал как собственную дочь. И о том, как проклятие заставляет царя превращаться в кровожадное чудовище и убивать, убивать, купаясь в крови и чужой боли... Узнала все.
И ушла на следующий день, ушла в безжизненные, выжженные солнцем земли Аль-Лависа просить моего сына о помощи. Просила подсказать ей, каким способом можно снять проклятие.
Разговор происходил в его дворце, и он впервые не дал мне услышать, о чем говорил с той девочкой. Я не спрашивала. Я обо всем догадалась, когда он сказал, что выбрал, наконец, второе имя, которое может открыть другим и на которое станет с этих пор отзываться.
Для меня он навсегда остался Аль-Лависом - для остальных сделался Наргесом.
И я думаю - всего только думаю - он выбрал это имя в честь женщины, которая не побоялась того, что он сам давно в себе задавил. Почти задавил.
Великолепный Наргес
Я больше не плакал. Никогда. Но и не улыбался. Искренне, по крайней мере. А уж заставить меня смеяться... Я все же не человек и не разумный смертный, я не претендую на чувство юмора и могу позволить себе его отсутствие. Я не хотел новой боли. Знал, что не выдержу этого - из раза в раз.
Со временем в мире появились еще трое Владык. На Юге - Алаян, Королева Птиц, на Севере - Сигурд, Повелитель, Волков, на Западе - Рено, Вождь Мустангов. Мой пример оказался заразительным, небесные покровители остальных трех частей света тоже решили избрать себе наместников на земле - истинных оборотней. Животных, наделенных огромной магической силой, способных превращаться в людей. Внешне, разумеется. Охрани меня Нейали от превращения в человека еще и внутренне.
Самый сильный, самый старший из Владык - я. И они признают мое верховенство, уважают и слушаются меня. Сигурд, правда, обвиняет в легкомыслии, но, прожив столько тысячелетий и обретя такое могущество и власть, я могу позволить себе быть иногда беспечным, верно?
Я
Я горжусь им. Горжусь моим первым сыном, которого спасла от смерти, сама вырастила, сама воспитала, сама обучила, дав возможность стать тем, кто он есть сейчас.
Я - Пустыня.
Пусть говорят, что бесплодна. Я точно знаю, что, по крайней мере, одно дитя у меня есть.