Это уже точно полноценный рассказ. Про подростков. Не осуждайте главных героев. Юношеский максимализм в примере. Это уже не дети, и еще не взрослые, поэтому их решения полны отчасти безумия. Кому-то покажется слишком наивно и неправдоподобно, но в жизни бывает все, даже самое неверотяное. Так сказать, ужасы повседенвной жизни.
Критику приму любую. Претензии тоже.

Я лежала на кровати, согнув одну ногу в колене, а правую руку небрежно отбросив на подушку. Мой тупой бессмысленный взор был устремлен в просвет открытого окна между сдвинутыми зелеными шторами. Там был виден кусок светло-голубого предзакатного неба и край многоэтажки с лысой бетонной крышей, кое-где щетивнишееся блестящими решетками антенн.
Я уже пару минут, не отрываясь, смотрела на несколько окно предпоследнего этажа и балкон. Окна были завешаны узорчатыми белыми занавесками, а на рамах была жуткая облупившаяся посеревшая краска. Застекленный деревянный балкон мутнел немытыми стеклами. И окна и балкон пустовали. А я и не надеялась. Просто привычка.
                    «Мы легли на дно, мы зажгли огни.
                    Во вселенной только мы одни».
В точку. Я на дне. На дне пропасти, в которую падала вот уже несколько дней. Что-то не так. Мне было плохо, очень плохо. Хотелось плакать, да вроде ничего не льется. Не умею я плакать, по-настоящему, по-женски. Может, потому что не беда, не такое уж и горе. Хотя, если вдуматься, мне улыбаться следовало бы. Может показаться, я с жиру бешусь. Как бы не так! Такое ощущение, что мое чувство благополучия надтреснуто, поэтому я не могу наслаждаться этим. Мне плохо. Просто выть хочется. Я наверно не совсем здорова, а может подростковый возраст. Чертов возраст! Самое странное, я взрослеть не хочу. Хочу быть маленькой, в восьмом классе где-то застрять. А все из-за того, что боюсь будущего. Что там будет дальше? За школой. Что? Жизнь, от которой уже сейчас хочется повеситься.
Затрезвонил телефон. Вздрогнув, я на минуту закрыла глаза, в которых потемнело от долгого смотрения в одну точку.
- Алло?
Песня в наушниках сменилась тишиной.
- Женя... Я больше не могу! – взволнованно пролепетала Ира.
- Опять он? – бесстрастным голосом спросила я.
- Да!.. – подруга заплакала.
- Выходи сейчас. Встретимся на нашем месте.
- Хорошо, - сквозь слезы сказала Ирина.
Я вздохнула. Сев на кровать, опять глянула в окно. На том балконе стоял тот, кого так пыталась увидеть. Толик стоял и смотрел вниз. Он курил. Я встала за занавеской. Мало вероятно, что он увидит, но все же.
- Ах, Толик, Толик... – прошептала я.
Выбросив окурок, он скрылся.
- Дурачок.
Я еще больше погрустнела, но надо было идти.
Я не спеша, оделась и вышла.                     
                      «Ну, зачем же такая любовь?
                      Что не сбудется, не получится!»
Действительно, зачем? Бессмысленно мне было влюбляться, но разве любовь когда-нибудь спрашивает?
Когда я проходила мимо его дома, Толик снова был на балконе. Из его окон доносилась громкая музыка. Я подняла голову, невзначай глянула вверх. Толик смотрел на меня хмурым взглядом. Его темные волосы золотились на солнце.
Дерзко мотнув головой, я ускорила шаг. На камне за домом уже ждала меня Ирина, миниатюрная брюнетка с яркими голубыми глазами, под которыми сейчас появились синяки и припухлости. А щеки покраснели от слез.  Ира подняла ноги на камень, и обняли колени руками, положив на них голову.
Я отключила плеер и села рядом. Ира ничего не сказала, закрыла ладонями лицо. Я услышала всхлипы. Я обняла её за плечи. Ира уткнулась мне в плечо и заплакала.
- Он опять... накричал на меня! – завыла Ира, орошая мое плечо непрекращающимся потоком слез.
Я механически гладила её по жестким волосам, а сама без выражения уставилась вперед. Чуть ли не физически я ощутила боль подруги. Мне стало холодно, хотя стоял теплый летний вечер.
- Что мне делать, Женя? – четко сказала Ира, подняв голову.
Я взглянула в её испуганные красивые глаза. Мне её жаль. Такую маленькую, но с железным характером. Её толстую броню пробил, как это можно было ожидать, мужчина, двоюродный брат. Он тиранствовал уже два года, изводя своими прихотями младшую сестру. Ирина сильно изменилась, стала нервной и легко ранимой.
- Не знаю, Ир. Не спрашивай, – хрипло отозвалась я, уставившись в траву перед камнем.
Ира не обиделась. А я и не умела утешать, и она это знала. Также она знала, что мне тоже больно за неё.
Она оторвалась от меня и выпрямилась. Ладонями она провела по лицу, как будто вытирая грязь.
- Нужно что-то делать, – твердо сказала Ирина.
- Что? – бесцветно спросила я, удрученная, казалось, больше чем она.
- Пока мать в больнице. Надо что-то делать.
И она глянула на меня. В голубых глазах играл лихорадочный блеск. Я поежилась – ветер холодил спину.
- Что ты предлагаешь? – спросила я.
Ирина отвернулась.
Она уже дошла до того состояния, что готова была на решительные действия. Появилась энергия, сила противодействовать раздражителю. Я не знала, до чего доведет её фантазия. Благо хорошей фантазией обладала я, а не она. Но мой мозг отказывался работать.
- Или ты просто думаешь?
- Пока мама в больнице, – задумчиво повторила Ира.
Её голос был спокойным.
- Может Дашу и Олю... – начала я.
Ирина снова повернулась ко мне. С ней творилось что-то не ладное, она странно смотрела на меня.
- Да, - произнесла она. – Да. Его надо убить.
Я замерла. По телу прошелся холодок, но не от ветра. Я не поверила своим ушам, решив, что подруга шутит.
- Ир, ты шутишь, правда?
- Женя, я так больше не могу. Не могу. Или я, или он. Мы больше не сможем существовать в одной квартире. Он не уйдет, треть квартиры его. Да и мама его не выгонит, она любила свою старшую сестру  пообещала заботиться о племяннике после её смерти. Она меня любит, но она сдержит слово. Хотя, он не человек, а дьявол. Я не шучу, Яна. Так вести себя человек не может.
Я вспомнила, как была несколько раз у Иры дома и видела Кирилла с его лысой головой и большой армейской татуировкой на плече. Еще тогда я испугалась его очень светлых глаз, из-за которых он казался вампиром, слишком выделялись зрачки. Я еле выдержала его вампирский взгляд. Кирилл зашел в комнату к сестре, даже не постучавшись. Поздоровавшись со мной, он ухмыльнулся и вышел. Видно, он хотел сказать что-то. Ире, но не решился в моем присутствии. Так и ушел ни с чем.
- Мама говорит, что скоро накопит денег, отдаст ему, и он съедет. Но она в больнице, у неё слабое сердце, – продолжала Ира. Она опустила глаза, и снова печально взглянула на меня. – Я боюсь, она не выдержит. Он же сведет в могилу. А потом и меня...
- Ира, но ты же понимаешь, что это невозможно? – осторожно сказал я.
- А выхода - нет, – сказала подруга.
- Он же сильнее тебя. Как ты себе это представляешь: уложить здорового мужика, недавно вернувшегося из армии? – спросила я.
- Это было два года назад, эта армия. Тем более, это можно седлать хитростью, – ответила Ира. – Я на, извини, что... Но я не могу. Если хочешь...
- Ты одна не справишься, - перебила её я, догадываясь, к чему клонит Ира. – Я твоя подруга. Не даром, ты позвонила мне, и не Даше или Оле. Мне становится страшно, когда я подумаю, о том, что ты сказала, но я не могу оставить тебя.
У меня было такое ощущение, что я подписала себе приговор.
Ира благодарно глянула на меня.
- Мне тоже страшно, Женя. Очень. Но он этого заслужил. Может это глупо, порывисто, но по-другому вылезти из этого дерьма я не могу. Убежать – слишком просто, именно этого он и добивается. Но я не дам насладиться ему одиночеством. Он не оставил мне выбора.
- То есть, он сам напоролся на выставленный нож, – подытожила я
- Наверно. Он сам виноват. А я просто защищу себя и свою мать.
- А если кто-то узнает? Нам это с рук не сойдет, хотя мы несовершеннолетние.
- Я всю вину возьму на себя. Ради смерти этого подонка я готова отсидеть срок, – заявила Ира.
- Я тебя не оставлю. Ира, - дрожащим голосом сказала я.
Меня трясло, будто я окунулась в ледяной проруби. Мысли спутались, я одна навязчиво перекрывала их. Мы его убьем. Мы его убьем. Он виноват и понесет за это кару. Пусть не от Бога, но от жертвы. Я поверила, что мы сможем сделать это. И никто нас не осудит. Все будет по справедливости. И она восторжествует.
- Мы сделаем это, Ира. У нас выйдет. Я тебе обещаю. – Мы смотрели друг другу в глаза и понимали, что ничто нам не помешает сделать задуманное.
Ира обняла меня и сказала:
- Спасибо, Яна. Без тебя я бы на это не решилась.

Мы договорились, что каждый придумает свой план. Потом выберем оптимальный, а другой оставим, как запасной.
Когда я шла домой, мне стало плохо. Все вокруг казалось нереальным. Дети играли, взрослые гуляли, смеялись, радовались – все казалось иллюзией. Мне стало страшно. Ведь мы решились на самое страшное, что можно придумать. Мы решили убить, такого как мы, такого же, как эти счастливые люди, убить себе подобного. Мы за Бога решили лишить его жизни. Мы пойдем наперекор судьбе. Мы осудим человека на смертную казнь, не спрашивая никого. И самое главное он это заслужил. Он мучил мать Иру, и саму Иру. Это тварь не имеет права жить. Бог позволяет ему безнаказанно ходить по земле, доводя до страданий родных. Да, смерть слепа, но на этот раз мы заставим её  открыть глаза. Для Кирилла его смерть – это мы с Ирой, две маленькие девочки, которыми руководит не просто ненависть или месть, а суровая рука правосудия. Почему мы не имеем право решать за него? Он же позволил  себе измываться над родными. Мы должны прекратить это – сейчас или никогда.
Я судорожно вздохнула. Голова кружилась от тяжелых мыслей. В конце концов, мне всего 16, но я убью эту дрянь. Нет, мы убьем его.
Я осознавала всю серьезность нашего решения. Эта безответная любовь к Толику показалась мне смешной по сравнению с тем, что мы задумали. Толик – это такие мелочи, так не серьезно и глупо, как-то бессмысленно, не имеет большого значения, ведь скоро кто-то будет мертв. У кого-то скоро мы отберем жизнь.


                                                            * * * * *
Я старалась избегать мать, чтобы её материнское чутье не уловило настроение моих мыслей. Я чувствовала себя подавленной и оглушенной. Наверно, так себя чувствует рыба, которую ударили об камень. Я посмотрела на свои руки. На доли секунды мне показалось, что на них большие красные пятна. Я тряхнула головой, видение прошло. Я не могла уснуть. Встав с кровати, в темноте на ощупь я дошла до ванной. Там, включив свет, я нашла в шкафчике спасительные таблетки. Они меня спасали, были моим кругом над водами жизни. Каждый раз, когда я глотала их, мне становилось хорошо.  Уснула я лишь около 2 часов ночи, проворочавшись 3 часа в неудачной борьбе забиться и уснуть. Но все же усталость взяла верх, и я окунулась в сон.

Утром меня ненавязчиво разбудила мама.
- Женечка, с тобой все в порядке? – озабоченно спросила она.
- Да, мам. – Я с трудом разлепила глаза. – Все хорошо.
Мама невольно напомнила мне о вчерашнем. Я погрустнела.
- Женя, думаешь, я не заметила, какая ты вчера вернулась? Я не хотела тебя вчера трогать, – мягко, но настойчиво сказала мама. – Что-то произошло?
Я внутренне съежилась: придется соврать, точнее не договорить. Сказать, что все нормально, не было смысла. Мама слишком заботлива, но не слепа.
- Ничего, мама. – Пусть она сама придумает.
- Это все Ирина, да? – строго спросила мама.
Что? При чем тут Ира? Мать все-таки чувствует ребенка, но она лишь мама, а не экстрасенс, и читать мыслей, я надеюсь, не умеет.
- Она опять все на тебя выкинула? Она тебе плакалась?
- Что в этом такого?
- Она на тебя все выплескивает, а потом ты приходишь домой, как бомбой оглушенная, – сурово заметила мама, но потом её тон смягчился. – Думаешь, я не вижу? Я мать. Я вижу, какая ты ходишь, после совместных ваших гулянок.
- Её брат обижает. Она не может молчать. – Сказала я, приподнимаясь на локти.
- Это их семейные проблемы, Яна. Я не выносила бы сор из избы на месте Ирины. – Назидательно сказала мама.
Мама меня здорово пугала.
- Мам, ты же не жестокая, не говори так. Ире тяжело, ведь её мать в больнице. А  она там одна с этим... Кириллом.
- А ты тут при чем? – поинтересовалась мать, чувствуя свое явное преимущество.
- В каком смысле?
- Обижает он её, а ты, почему тоже страдаешь?
- Ничего я не страдаю. – Я начинала сердиться на маму. Она совсем неправильно судит.
Мама вздохнула.
- Доченька, пожалуйста, избегай её... жалоб. – Ласково сказала она. – Тебе они ни к чему.
- Кто «они»? Жалобы, что ли? – мрачно спросила я.
- Её проблемы. Чужие. Пусть она сама их решает.
- Мама, она моя подруга. А друзья познаются в беде. – Сердито отчеканила я. – Я не собираюсь бросать её в трудную минуту.
Я отвернулась к стенке и укрылась до подбородка одеялом. Разъяренным взглядом я сверлила снеку с голубыми обоями в дурацкую ромашку. Одна ромашка особенно страдала.
-Женя, я хочу только добра, – мама положила мне руку на плечо. – Я ведь мать.
Я молчала. Мама ушла, оставив меня наедине со своими нелегкими мыслями. С самого утра головная боль. Так не пойдет. Надо быстрее это закончить. Где же мои таблетки?
Несмотря на укоризненные взгляды матери, я позвонила Ире и договорилась о встрече.
Перед тем, как закрыть за собою дверь, я обернулась:
- Мама, ты же не хочешь, чтобы твоя дочь росла предателем?
Мама посмотрела на меня с каменным лицом. Я захлопнула дверь и ушла. В голове мелькнула мысль, сожрать всю пачку таблеток целиком, просто на зло.

- До возвращения матери еще восемь дней. Мы успеем. – Деловитым тоном сказала Ира. Но все же голос выдавал волнение. – Мы сделаем это вечером, когда уже стемнеет. Он приходит домой часов 8-9. Ты до этого придешь ко мне. Мы дождемся, пока стемнеет, и... – она вздохнула и многозначительно посмотрела на меня. – Правда, я не знаю, где лучше.
- Наверно, на кухне. Там же нет ковра. -  Я запнулась, но продолжила, чувствуя, что теряю ощущение реальности, превращая действительность в игру с серьезными игрушками. – Легче будет убрать следы, кровь, например.
Ирина испуганно глянула на меня. Я ответила практически тем же. Что мы делаем?!
- Ладно, в кухне. – Согласилась Ира. – Он будет что-нибудь готовить. Моя стряпня ему не нравится. Вечно он носом воротит! Урод! Я зайду в кухню. Со спины зайду, ну, и... ударю. Ножом – в спину. Для верности несколько раз. Он упадет. Я позову тебя. Он очень большой и, наверно, тяжелый. Даже вдвоем мы его не поднимем. Мы его... – Она закрыла глаза. Её бледное лицо приобрело мученический вид, но она справилась с собой. – Мы его расчленим. По возможности отрежем конечности и голову. Я куплю пакеты, большие, мусорные, черные. Рассуем его в пакеты. Дальше, пока еще не посветлело, надо отнести пакеты в лес не думаю, что будут свидетели, но все же вести себя надо будет тихо. Никто  и краем глаза не уловит. Не знаю, как мы потащим пакеты. Наверно, придется сделать несколько ходок. Главное успеть до восхода солнца.
- Куда именно денем пакеты? – спросила я.
- Не знаю. Либо в яму, либо в озеро с обрыва. Но в яме он загниет, будет запах. А наш лес не безлюдная чаща, так что кто-нибудь поднимать всех на уши из-за странного запаха. Правда, мы можем голову в другом месте спрятать. Будет просто безымянный трупик. Голову они искать тоже будут, но мы её подальше спрячем. Например, в то же озеро.
- А как мы его «членить» будем? – этот вопрос меня сильно интересовал. – Топором на столе?
- А почем бы и нет, – отозвалась Ира. – Но полу как-то, не очень...
- А на столе нормально, да? – скептически сказала я.
- Ну, мы постараемся.
- Хорошо, – согласилась я. – Там уже разберемся. А как насчет того, как ты объяснишь милиции его исчезновение? И вообще, что ты им скажешь?
- Ну, с его работы будут звонить. Я скажу, что приехал, поужинал и опять уехал. Сказал, что двойная смена, – ответила Ира.
- У охранников такое бывает? – засомневалась я.
- Откуда я знаю. Сказал, на работу. Он передо мной не отчитывается. Скажу, поздно ушел, около полуночи.
- Надо самим в милицию позвонить. – Сказала я.
- Почему?
- Будто мы волнуемся. Хотя, ты, мне кажется, будешь вне подозрений. Не куришь, не пьешь, ночуешь дома. Соседи подтвердят. Добрая душа – даже мухи не обидишь.
- А ты? – Ира посмотрела на меня, а потом сообразила. – Ну да, ты в этом деле посторонняя. Тебя никто даже опрашивать не будет.
- Может, только, как подругу сестры пропавшего. – Сказал я.
Ирина достала белую, тонкую коробку с синим цветком.
- Ты чего? А соседи?
- Черт с ними, - буркнула подруга и шумно закурила. – Будешь? Не смотри так, нервы сдают.
Что ж, её понять можно. Те два дня, проведенные с ношением в голове планов об убийстве прошли тяжело. Все-таки убийцам тяжело живется. Хотя, им и не 15 лет. Все взрослые жесткие и злые по-своему. Кто-то с ожесточением борется с сорняками на огороде, кто-то с цифрами в отчетах, некоторые с жиром на посуде или с деталями в машинах, ну а кто-то с ожесточением убивает. Но все-таки убийство, само по себе, тяжелое бремя. Даже не совершенное.
Я посмотрела на Иру  с сигаретой. Курить ей не шло. И как эта тоненькая девушка, девочка, школьница, сможет убить здоровенного бугая с горой мышц и злобой в характере. Как её маленькая рука поднимется, сожмет рукоятку ножа, и, не дрогнув, перережет горло человеку. Как? Ирина не отличалась сильным характером, но она не делает ничего против своего блага. Только мужчина смог довести Ирину до хладнокровного расчета, а не просто убийства в порыве злости. Все-таки этот Кирилл того стоит.
- У тебя знакомых в милиции нет? – спросила я, затягиваясь сигаретой и тут же начиная кашлять с непривычки.
Ирина по-доброму ухмыльнулась.
- Нет, а что?
- Может, замажем дело по-быстрому и все. Даже искать толком не будут, – пояснила я. – И у меня нет. Жалко.
Сзади зашуршали листья. Я поежилась, ветер был прохладным, а мы были в тени. Чего так листва шумит?
- Да, ладно, Жень. Все будет о’кей. Веришь?
Я с сомнением посмотрела на неё и кивнула.
- Страшно, но надо.
- Другого он не заслуживает, – поддержала я. – Еще потом мама вернется, он её доведет. Тебе жить спокойно не даст. Видит, ты еще маленькая, а мама твоя ни за что не выгонит его. Потом не дай бог женится, жену, детей изведет. Хотя, какая нормальная заметит его в здравом уме. – Я скривилась, вспомнив его лысую макушку и эти прозрачные, как у вампира глаза. – Жуткий он. Тихий и жуткий.
- Тихий, тоже скажешь, – мрачно улыбнулась Ира. – Он не кричит, но как иногда гаркнет на ухо, оглушает, как ядерной пушкой.
- При мне хороший такой, – заметила я.
- Ну, конечно, хочет показаться самым лучшим братом в мире. Оборотень. – Злобно добавила Ира, выкинув окурок.
- Это лицемерием называется.
- Да какая разница! Суть та же.  В общем, чем раньше, тем лучше.
- А ты сможешь?
Ирина глубоко вздохнула. Медленно втоптала окурок в траву.
- Не знаю, – надтреснутым голосом отозвалась она. – Не знаю. Но как вспоминаю, что он вытворяет, нескольких бы убила. Слава Богу, он один такой. Со мной ты же будешь, если что... поможешь.
Я засомневалась. Буду, это да. Но помогать убивать? Я не смогу это сделать. Какая разница, кто убьет. Все равно смерть. Он сволочь и умрет, как сволочь, зарезанный. Я не убью, а избавлю мир от редкостного подонка, измывающегося над сестрой и тетей. Его злодеяниям придет конец, не важно, от кого, меня или Иры.
- Конечно, все будет шито-крыто. Мы справимся, подруга. – Я положила ей руку на плечо и  ободряюще улыбнулась.
Ира слабо улыбнулась в ответ. Мне показалось, что все же помогать мне придется. Ничего, Бог не послал бы нам испытания, не зная, что мы с ними справимся.
                                                                                                                2
Но когда я шла домой, мне стало грустно и страшно. Я глянула на балкон. Пусто. Какая глупая любовь! Безответная, к глупому мальчишке, который учится в младшем на один годе классе. Сценарий чисто для первой любви. Я разозлилась до слез. Бессмысленнее не придумаешь. Почему я так по-идиотски влюбилась? Почему мне придется расчленять огромное тело убитого моей подругой? Почему я? Вроде не тупая, а полной заднице. Хотелось реветь. Ну и дура же я! А Анатолий такая же сволочь как и Кирилл. Может его убить? Подкараулить где-нибудь в темном переулке да ножичком слегка чиркнуть или кирпичом по голове. Думаю, блин, прямо, как дочь Чикотило. Что за мысли? Я же люблю его. Очень Мне так нравятся его карие глаза. В конце концов, он же не виноват, что я люблю его. Он же не виноват, что Ольке тогда захотелось прокатиться на том ужасном красном велике с кучей непонятных штучек. О, кстати, на нем когда-то катался Толик. И мы с ним остались вдвоем. Тогда, год назад я проклинала Ольку (что она там так долго делает? застряла, что ли?) и обозвала его  велосипед облегченным танком на гражданке. Сейчас Толик не ездит на велике, проходит мимо с непонятным взглядом, то ли тупым, то ли глубоким и многозначительным. Когда с пивом и своим дружком Вадиком ухмыляется, паразит. Алкоголик малолетний.
Я чуть не вскрикнула от испуга. Я уже подходила к своей квартире, все еще находясь на своей волне, как увидела, что со ступенек ведущих вверх встает... Толик. Он был серьезным и даже мрачным.
Я испуганно замерла. Что он тут делает? Молча, я смотрела на него, а он на меня.
- Привет. – Сказал он.
- Привет.
Он молчал.
- Ты... меня?..
- Тебя.
Все же я неуверенно обошла его и подошла к двери.
- Кто такой Кирилл?
Пораженная я обернулась.
- Какой Кирилл? – я с трудом держала себя в руках.
- О котором вы говорили...
До меня медленно доходило нечто странное. Ужасающая правда.
- Которого хотите убить. – Его последнее слово отдалось гулким эхом в верхних этажах.
- Откуда ты знаешь? – я села на ступеньку.
Толик смутился, но не показал виду. Он лишь на секунду опустил глаза, но потом ответил:
- В том доме у меня сестра живет на втором этаже.
Я была убита – Толик все знает.
- И много ты услышал? – поинтересовалась я, пытаясь справиться с подступающей истерикой.
- Самое важное, – он многозначительно смотрела мне в глаза.
Там же мы обсуждали парней, в том числе и его. Там я сказала, что люблю его. Господи! Во что я вляпалась?
Мне стало жутко стыдно, и оттого, что он все слышал, и что слезы застилали глаза.
Толик встал надо мной. Я опустила голову, разглядывая бетон под ногами. Я чувствовала, что разрыдаюсь от безысходности. Хуже положения не придумаешь.
- Вы действительно решили его  убить? – тихо спросил Толик.
Я кивнула, не поднимая головы. Он сел рядом.
- Вы одни не справитесь, – почти шепотом сказал он.
- Почему? – Мой голос немного охрип от слез. Забыв о них, я повернулась к нему.
- Если вы решили его расчленить, из-за того, что он тяжелый. Вы думаете, по частям он будет легче?
Действительно, он прав.
- Я вам помогу.
Я уставилась на него.
- Я об этом знаю. Тем более я помогу вам его разрезать и дотащить. Могу прикинуться им, чтоб были свидетели того, как он вышел и не вернулся.
- Ты с ума сошел?
- Нет. Не бойся, я в ментовку не пойду.
- Это невозможно.
- Что я не пойду в милицию?
- Нет, что ты будешь нам помогать. Это исключено.
- Почему? Вам же легче будет.
- Не знаю. Это слишком серьезно, и...
- Опасно? Я знаю.
Тут где-то вверху послышался металлический лязг. Я вскочила. Толик спокойно поднялся и прошептал:
- Пойдем отсюда.
- Куда?
Он начал спускаться, мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним.
Толик привел меня на стройку на местном пустыре между двумя лесополосами. Раньше я здесь никогда не была, обходила это место. Стены были исписаны граффити. Везде был мусор, кое-где стены чернели следами от взрывов петард; Пол был наполовину скрыт зарослями травы и кустами.
Толик завел меня в полутемное помещение, где я чуть не упала, споткнувшись не известно обо что. Впереди виднелся светлый проем со ступенями вверх. Толик пошел туда. Я перепугалась, лестница не вселяла доверие своим облупленным видом, тем более в прошлом году тут со второго этажа упал парень.
- Толик, может не надо наверх?
Он обернулся.
- Не бойся.
Вот чертов Толик! Как мне нравится его улыбка. Я посмотрела ему вслед, и мне стало жарко. Все же я стала подниматься за ним. Верху оказалось сквозное помещение.  С одной стороны виднелись крыши частных домов около нашего района, остальное внизу было скрыто лесом. С другой стороны росшее внизу дерево закрыло наполовину проем. Тут было меньше человеческих следов. Около одной стены росли большие кусты ростом с меня.
Толик подошел к ним. Раздвинув ветки, он исчез между ними. Я испугалась. Подойдя и разведя ветки, я увидела дверной проем. В маленьком помещении похожим на большой балкон стоял Толик. Тут было три стены. А широкое отверстие загораживало то самое большое дерево, необычно широкий тополь. Помещение накрывала зеленая тень, отчего стены казались светло-изумрудными. Напротив меня стояли пять перевернутых ящиков. Верху на стене было несколько рисунков и надписей, среди которых «Толян» - красивыми серебристыми буквами. Из-за одного ящика выглядывало два болончика.
- Что это за место?
Толик промолчал и сел на ящик, я устроилась на соседнем.
- Женька, вы дуры, – заявил Толик.
- Кто? – возмутилась я.
- Вы с Ирой. Ответил он. – Неужели вы сразу не поняли, что вдвоем вам не справится.
- Почему? Мы все продумали. Только не говори, что без тебя нам не обойтись.
- Я тебе уже говорил насчет тела.
- Мы бы сделали две ходки. Разве ты не слышал? – насмешливо спросила я.
- «Разве ты не слышал?» - передразнил меня Толик. – Ночь не резиновая, в четыре уже светлеет. Это не игрушки, Женя.
- Раз ты такой умный, зачем подслушивал, а? Почему бы тебе сразу нас не сдать?
Он хмыкнул.
- И что?
- Мог бы просто смолчать и забыть. Может мы шутили?
- В тюрьму хочешь?
Я прикусила язык. К чему этот словесный бой?
- Решил нас потом сдать? – ехидно спросила я.
- Зачем? Я же как соучастник сяду.
- Боже, Толик, ну зачем тебе это? – чуть не плача, спросила я.
- Подонки должны быть наказаны. – Серьезно ответил Толик.
- Ну, а ты тут при чем?
Он посмотрел на меня.
- Мне нечего делать.
Я облокотилась о стену. Что же делать?
- Толик, хорошо подумай. Не стоит тебе туда соваться.
- Я не маленький. – Сквозь зубы процедил он.
- Я так не говорила. – Возразила я.
- Имела ввиду.
С мужчинами разговаривать невозможно. Толик зачем-то ввязывается во весь этот кошмар. Не верю, что просто помочь. К тому же, упертый как осел.
- Толик, может не надо, а? – Я положила руку ему на плечо. Оно было горячим.
- Я должен. – Толик обернулся ко мне, не замечая руки на плече.
- Кому?
Толик отвернулся.
- Жень, не все ли равно. Все будет нормально.
- Ладно. – Вздохнула я.
Мы долго просидели там, молча. Я все еще не могла смириться с тем, что Толик будет с нами. Я ж его люблю, а он с нами. Я согнула ноги в коленях и смотрела на листву дерева. Я наделась, что, посоветовавшись с Ирой и заручившись её поддержкой, нам вдвоем удастся отговорить Толика и заставить его молчать.  Слишком много на мою голову свалилось за два дня. Я встала.
- Мне пора.
Всю дорогу он молчал, я тоже. Около своего подъезда, он хотел было свернуть.
- Может, ты меня проводишь?
Толик нерешительно глянул на дверь подъезда, но пошел за мной.
Только когда я сала открывать дверь своей квартиры, он окликнул меня:
- Женя.
Я обернулась.
- Ире скажи. – Он слегка улыбнулся и ушел.
На следующий день вечером мы должны были встретиться и договориться о деталях.

Дома никого не было. Мама ушла в гости к двоюродной сестре, отчим был на работе. Мне стало лучше. Никто, не будет спрашивать, отчего я такая хмурая.
Я села на кухне за стол и налила себе оставшийся в пакете апельсиновый сок. Господи, как же я его люблю! Что-то теплое расплылось по телу, начиная от сердца. Стало спокойней. Это было чувство произошедшего счастья. Столько времени в ожидании любви, год в светлой надежде, которой я питала свою юношескую любовь, внезапное и сильное чувство. И только сейчас, когда я начала сдавать, когда мой разум не справлялся с тяжелой ношей ужасных мыслей, оно произошло. Просто так.  Неужели не придумай мы убийства, он бы так и не подошел, и неизвестно, сколько времени еще я бы провела в изнемогающей жажде поделиться распирающей меня любовью. Даже если он меня не любит, я буду с ним общаться, неважно, что на жуткую тему убийства. Вот он долгожданный момент, когда накопившееся чувство нашло выход. Любовь выплескивалась из меня, как вода, из переполненного сосуда. Хотелось всех любить. Все хорошее вокруг стало таким любимым. Что же это со мной творится? Мы убьем его и будем вместе. Я так была уверенна в этом, что по-другому казалось и не может быть. Все будет хорошо.
- Все будет хорошо. – Повторила я вслух и улыбнулась стакану, который сжимала в руке.
День я провела дома, ничего не делая. Волнения переполняли меня, я не могла найти себе места. Потом вспомнила, что надо позвонить Ире...
- Привет.
- Привет. – Мой голос слегка дрожал. – Ир, тут... такое!..
После короткой тишины, Ира испуганно спросила:
- Что случилось?
- О наших планах знает еще один человек.
- Кто? – взволновано прошептала Ира.
- Толик.
- Что?!
Я скорее почувствовала, что она это произнесла одними губами.
- Но как?!
- Он подслушивал.
- И... И много он узнал? – Ира медленно приходила в себя.
- Он знает все.
Ира молчала, я перепугалась.
- Ира?
- Он тебе об этом сказал?
- Да.
- И что?
- Он хочет с нами.
- Что?! – повторила Ира.
- Он сказал, что поможет нам. – Сказала я. – Он пообещал, что будет молчать.
- И ты согласилась?!
- Он не оставил нам выбора. Он сказал, что должен. Он глупый. Мне кажется, он воспринимает, все это не так серьезно, как на самом деле, хотя говорит мне, что это не игрушки.
- Дурак.
- Он точно так же сказал о нас. Он говорил, как и ты, что подонки должны быть наказаны.
- По-моему, он просто решил сыграть с благородного. – Холодно заметила Ира. Я обрадовалась, Ира придумает, что делать.
- Скорей всего. – Согласилась я. – Он сказал, что услышал самое важное. Неужели он про меня знает? Он об этом и словом не обмолвился.
- Может и не слышал. – Задумчиво сказал Ира.
Я промолчала по этому поводу. На кону более серьезные проблемы.
- Ир, что делать будем?
- Не знаю. Может как-то отговорить его.
- Я пробовала! – воскликнула я. – Он упрямый, как осел. – Я замолчала и добавила: - И я его люблю.
- Жень...
- Понимаю. Мы не будем его принимать, только из-за того, что я его люблю. Да мне ему даже в глаза смотреть стыдно.
- Хорошо, - осторожно сказала Ира. – Нужно его переубедить.
- Ну, а что делать с тем, что он все знает?
- Не знаю, надо с ним поговорить.
- Мы договорились завтра в 4 на камне.
- А раньше нельзя?
- Как? У меня с ним связи нет.
Ира скрепя сердцем, согласилась выслушать Толика.
Положив трубку, я подошла к окну. Машинально взглянув на его окно, я никого там не обнаружила. На улице было жарко. Слава Богу, у нас есть кондиционер. Прохожие изнывали от жары. Их кожа блестела на горячем полуденном солнце от пота. Мужчины парились в рубашках, на спине их проступали мокрые пятна. Воздух над дорогой дрожал. Раскаленные металлические крыши и карнизы ослепляюще сверкали. Светло-голубое пыльное небо было покрыто кое-где сероватыми облачками в белоснежных ореолах. Разгоряченный ветер тяжело проносился, едва раскачивая листья.
Я еще раз взглянула на балкон и увидела Толика. Он улыбнулся и помахал рукой. Я тоже ему помахала и ушла, задернув шторы, спасаясь от палящих лучей.
Надо же, он улыбнулся, а раньше смотрел мрачно. Интересно, много ли он все-таки услышал?

                                                                    3
Я медленно поднялся на свой этаж. Пешком. В душе скребли кошки, задевая когтями остатки совести. Да, я не чувствовал вины, что так поступил. Мне все равно, чем закончится воплощение в жизнь этой идеи. Завтра будет завтра. Голова раскалывалась. В желудке было пусто и больно. Кто же все-таки этот Кирилл? Может, я его знаю? Ничего, потом прикинусь смертью и загляну ему в глаза. Пусть увидит маленькие глазки своего ужаса. Вот урод! Не видя его, тем не мене я его уже ненавидел. Просто и потому, что мне в этой жизни не хватало именно этого. Преступления! Я хочу убить этого Кирилла.  Такие не имеют права жить.  Девчонки с ним не справятся. У них даже руки не поднимутся убить. Хорошо, что я узнал, а не кто-нибудь другой.
Я открыл свою дверь и тут же разозлился: из кухни доносился незнакомый мужской голос. Очередной мамин ухажер.  Я прошел по коридору и остановился в дверях кухни, нагло уставившись на целующуюся парочку. Мать сидела на коленях у какого-то мужика, и, заметив меня, отлепилась.
- Привет, Толя! – пьяно заулыбалась она. – Это Антон.
Мужик заскалился во весь рот. Перед ними на серой изрезанной столешнице стояли две бутылки водки, одна пустая, другая на две трети полная, рядом два потускневших стакана. На тарелке ловко нарезанная ломтиками вареная колбаса, которую я так ненавижу.  Тут же два помидора и посоленная половинка огурца. В вазочке лежало горкой квадратное печенье.
Наша кухня была не новой. Старая мебель, старый холодильник. Мать содержала все в чистоте, пока раз в месяц не уходила в запой с новым женихом. Иногда она подрабатывала продавщицей или уборщицей, но все равно мы жили нормально, не голодали, по крайней мере. Видно, каждый новый мужик, появляющийся в её жизни, приносил ощутимую денежную поддержку. Этот Антон не задержится тут надолго.  А через неделю мама не вспомнит даже его лица, а через месяц будет какой-нибудь Вася. Когда мама не пила и не курила, она хоть как-то была похожа на нормальную мать. Но все равно я её не любил, я её ненавидел. Она родила меня наверно из-за того, что было уже поздно, а Лешу, моего младшего брата, потому что от человека, который не позволил ей сделать аборт. Его звали Илья. Он жил в другом конце города, где именно я не знаю. Но он такая же сволочь, как и моя мать.  Илья сидел за воровство.  Он всегда приезжает неожиданно. Иногда бьет мать. Сначала, когда я был маленький, я пытался защищать маму, но потом понял, что Илья за дело бьет.  Я давно к этому равнодушен.  Они оба меня бесят. Илья однажды «любя» толкнул Лешу так, что тот потерял сознание, ударившись головой. Его бы тоже не мешало порешить. Но у него дружки, такие же, как и он уголовнички, они с меня все шкуры сдерут за этого бандюгу.  Ох, как я ненавидел мать и Илью. Другие мужики просто побеждали мою ненависть своим количеством.  Я привык к неожиданным гостям, к песням до утра, с последующим раскаяньем полупьяной матери и обещанием, больше так не делать. Иногда мне это так надоедает, что я ухожу.  Неделю могу перекантоваться у кого угодно, лишь не домой, но потом возвращаюсь.  Мать как-будто не замечает моего отсутствия, а в доме следующий ублюдок хлыщет вместе с ней водку на кухне. Дольше чем на пол года они не задерживаются, кобели эти. А потом приезжает Илья, бьет мать, и месяц она нормальная. Когда появляется Илья, я начинаю появляться в школе.  Меня там здорово не любят, потому что, когда я прихожу, что-то случается. Бывает, я напиваюсь, но не водкой, меня от неё воротит, а пивом, выпиваю много пива. Я заявляюсь через день под утро и вваливаюсь в спальню. Я нахальничаю, ругаюсь и матерюсь, по-другому я не могу выразить, как я их всех «люблю». И так с семи лет, когда я понял, что моя мать не святая, что эти мужики не двоюродные дяди, что Илья не добрый дядя. Тогда кончилось детство, самое паршивое, что может быть у человека, тогда разрушились какие-то мечты, что все будет хорошо и что мама обязательно исправится. Тогда началась паршивая юность. Все разрушилось в один день, когда приехал Илья, снова избил мать, а потом практически изнасиловал. Тогда я забился между батареей и шкафом. Потом мама пронзительно закричала, и мне стало страшно. Но я её сын, я должен был ей помочь. На ватных ногах я добрался до спальни. На её окровавленном лице глаза были расширены от ужаса и боли. Илья, увидев меня, задрал голову вверх и рассмеялся. Потом насмешка в его глазах сменилась яростью. Не отрываясь от дела, он захлопнул дверь, перед этим крикнув:
- Пошел вон, сукин сын!
Я упал на пол и долго смотрел на закрытую дверь, не шевелясь и слыша, как мать кричит, как глухим ударом Ильи она смолкает. У меня темнело в глазах, но я кое-как дополз до своего укрытия. Там я просидел неделю, иногда впадая в дрему, когда мне мерещились монстры с головами Ильи и били мою мать, и меня. Ночью я выходил в туалет и пил воду из крана. Я ничего не ел. Никто не заходил в мою комнату. Все это время я боялся, дрожал от каждого звука и думал. Я много думал. Может, это был не дядя Илья? Может они играли? Почему они меня с собой не взяли? Через три дня я понял, что они гады, а через четыре набрался смелости и вышел из своего укрытия. На кухне стояла мать. Она наливала дымящийся суп. Ильи не было. Мать оглянулась.
- Вышел, затворник. – Она слегка улыбнулась.
Я несмело сел за стол. Она поставила передо мной тарелку с супом. Сама села напротив.  Я неловко начал есть. Суп был очень горячим,  а я был сильно голодным. Я начал давится, на глазах выступили слезы. Мама подошла, похлопала по спине. Потом села рядом и обняла меня. Это был первый и последний раз, который я помню, чтоб она меня обняла.
- Это жизнь, Толя, -  или тебя имеют или ты имеешь.  – Грустно сказала она, поцеловав меня в русые волосы. Это единственное умное, что я от неё слышал.
Мне показалось, что она меня любит, что теперь будет обнимать и целовать каждый день, что теперь все будет еще лучше, что Илья больше не появится. Мы будем жить вдвоем. Мама меня будет кормить каждый день вкусным горячим супом. Но я посмотрел на неё и понял, мне показалось. Её лицо с разбитой бровью, губой и лиловой щекой впервые  стало мне чужим и ненавистным.  Тогда я откинул эту показавшуюся мне ужасной мысль, ведь она моя мама, но постепенно эта мысль стала возвращаться, все чаще и чаще, пока не засела у меня в голове окончательно. Я даже стал жалеть её. Но со временем жалость уступила ненависти, тихой, спрятанной в глубине моей детской души, но ясной и сильной.
Через положенное время появился Леша.  Только потом через несколько лет я понял, что он был следствием той ужасной ночи.  Сначала я не обращал внимание на кричащее существо, но когда ему стукнуло два года, я стал его ненавидеть, потому что, увидев Илью, он сказал «папа». Я тогда первый раз сбежал, провел ночь на скамейке во дворе. Тогда я понял, что друзья нужны, что у них ночевать. Легче найти друзей, чем отвечать за шалости...
Когда мне «вдруг» исполнилось 8, мама повела меня в школу.  Глянув на меня, какая-то тетка недоверчиво спросила:
- Вашему сыну уже есть хотя бы шесть?
Больше у моей мамы ничего спрашивали, глядя на её маленького восьмилетнего сына, которому с большой натяжкой давали 6. Но прошло время, и я подрос.
Лешка рос лучше, чем я. Потому что за его воспитанием лично следил Илья. Потом я понял, почем меня так воротило, когда Илья брал на руки сына и приговаривал:
- Сынишка ты мой, нахлебничек новый!
Не оттого, что Илья обижал Лешу. Я понимал, что у такого выродка родился сын, который вырастет и станет таким же чмом.

Не сводя глаз с Антона, я сел на табуретку напротив.
- Здравствуй, сынок. – Сказал Антон, обнимая мать.
Свернуть бы тебе сейчас тут же твою шею вонючую!
- Да пошел ты!
Лицо напротив посерьезнело.
- Ты что себе позволяешь, кретин?
- Ты тут в гостях, понял, мразь? – мстительно, улыбаясь, сказал я.
Он мне ничего не сделает. Илья в минуты пьяной заботы научил меня паре приемчиков. Даже если этот урод меня покалечит, на мне все заживет, как на собаке.
- Толик, ну, ты чего? – захлопала ресницами мать.
Я не ответил. Вместо этого я взял початую бутылку водки. Прямо из горла сделал несколько глотков. Омерзительная горькая жидкость обожгла горло, но это на меня не действовало. Я встал и остальное вылили в раковину. Сзади ко мне подскочила мать, но не успела.
- Ты что творишь? – закричала она.
Когда она пьяная, она не способна быть злой. Сейчас она только удивленно таращилась на меня. Я толкнул её. Она упала обратно на колени к Антону. Они опять прилипли друг к другу.
Черт! Что ж они такие спокойные? Даже на то, что я вылили водку, не среагировали. А мне хотелось драться, хотелось заехать этому мерзавцу по челюсти. А они сидят и лижутся. Противно смотреть. Я облокотился о раковину и яростно смотрел на эту парочку. Илье что ли позвонить, испортить им сиесту.  Илья может за это лаве дать, только после мордобоя. Тут в комнату вошел сонный Леша, потирая кулакам глаз. Мать и Антон его не заметили.
- О, Толик, ты вернулся?
Я посмотрел на своего любимого братика. Он был поразительно похож на Илью.  Тот же длинный узкий нос, тускло-зеленые поросячьи глазки и густые темные волосы. От матери ему достался дурацкий характер безразличия. Леша как-будто не замечал, что я ругаюсь на него всегда, когда он ко мне обращается. Леша страдал заторможенной реакцией. Меня это бесило. Его присутствие дразнило меня, даже если он молчал. Его спокойное равнодушие  и полное непонимание очевидных вещей выводило меня, порой мне хотелось придушить его.  Я не раз бил его. Он доставал меня своей тупостью. Над ним я измывался, как мог. Он единственный отвечал, за жесткость Ильи, за безразличие матери. За это я его бил. Он молчал, не издавая ни единого звука, он все это сносил. Потому как били его с детства, с пеленок. Я и Илья. Но Илья не знал, что я тоже чешу об него кулаки. Леша был слишком слабохарактерным, чтобы сказать что-то матери или отцу. Впрочем, он ничего не боялся, потому что не понимал. Он все также обращался ко мне, как будто никаких побоев не было. И это драконило.
- Проснулся, урод?
- Да. – Сладко потягиваясь, ответил Леша. Он всегда пропускал мимо ушей мои оскорбления. Он был слабоумным по происхождению.
Год назад Илья отвез его в школу-интернат, для таких же как и он. Через месяц мать закатила истерику, два дня пила и рыдала. Я не обращал на это внимание. Но потом это мне надоело, и я позвонил Илье. Оказалось, мать скучала по Леше. Наверно в своем тупом отпрыске она нашла родственную безразличную душу. Лешу вернули обратно.
...Братец заметил мать. Он наверно не понял, что она делает. Поэтому вытаращился на неё так же, как на меня недавно смотрела мать, когда я выливал водку.
- Мама? – промямлили Леша. – Что ты делаешь?
- Ну, ты, мать, даешь! – ехидно ухмыльнулся я. – Ты даже не рассказала своему сыну, как дети делаются?! – я повернулся к Леше. – А даже видел, как тебя делали, дебил.
Тут мать заметила Лешу и заулыбалась, разведя руки в стороны.
- Лешенька, иди сюда. К мамочке. Иди сюда, малыш.
Надо же, «малыш»! Ко мне она так никогда не обращалась. Леша тоже тупо заулыбался и пошел к маме. Я со злости дал ему хорошего пня. Он полетел прямо на маму. Та пьяно рассмеялась. А я окончательно разозлился. Антон с матерью поднялись. Леша прижимался к боку матери с идиотским выражением радости на лице. Антон целовал мать.
Меня чуть не стошнило, как я глянул на эту троицу. Прямо счастливая американская семья, если бы не было видно как супруги вдрызг пьяные, а сын – даун. Антон и мать, не отлипая друг от друга, направились в спальню. Леша, блаженно улыбаясь, поплелся за ними. Мне стало противно, я протянул его к себе.
- Оставь их, Леша. Придурок. – Я усадил его за стол, а сам сел напротив.
Леша погрустнел, но тут же заинтересовался пустой бутылкой водки. Этой этикетки он еще не видел. Я глянул на него. И зачем он только на свет появился? Чтоб вот так существовать в четырех стенах? Все-таки, какая моя мать – тварь. Ей было все равно до меня, но ведь Леше нужно больше, чем мне. Он больной. А мать? Какая же из неё мать? Я её ненавижу. Когда же она отравится водкой. Тогда Илья заберет Лешу, и я буду жить один. Один.
Сзади Леши на подоконнике я увидел чайник. Я гадливо улыбнулся от идеи, которая у меня возникла. Я подошел и взял чайник. Тяжелый, значит полный.
В дверь позвонили.
- Леша, открой.
Я пошел в спальню вместе с чайником. Леша послушно последовал за мной до двери. Я вошел в спальню. Они сидели в кресле и целовались. Я подошел, и целиком вылили на них воду из чайника.  Они отскочили друг от друга. У Антона было такое дурацкое выражение лица, что мне стало смешно.
- Молодец, сынок. – Услышал я сзади спокойный довольный голос. Я обернулся. В дверях спальни стоял Илья. Сощурившись, он пристально смотрел на Антона, тот ошарашено смотрел на него. Позади Ильи, вцепившись ему в рукав, стоял Леша, с открытым ртом смотря на Антона и мать. 
Илья медленно сделал два шага в комнату. Мама переводила испуганный взгляд с Ильи на Антона.
Сейчас что-то будет, довольно улыбаясь, подумал я.
- Толя, уведи Лешу в другую комнату. Сейчас я буду  с вашим гостем разговаривать, – не спуская с Антона глаз, сказал Илья.
Эх, жалко уходить. Хотелось посмотреть, как Илья будет метелить очередного материного хахаля. У Антона шансов не было. Илья побеждал вне зависимости от комплекции и веса соперника.  У него был большой опыт в драках. Ведь за участие в заварушках и драках он сидел. Правда, не только за это.
Я смылся, прихватив с собой братца. Могло зацепить и меня. Я завел Лешу в комнату, дал ему в руки первое, что попалось и, прикрыв дверь, ушел.
Проходя мимо закрытой двери в спальню, я услышал крики и плач матери, глухие удары, звон бьющегося стекла.
Я вышел из квартиры. Весело прыгая вниз по ступенькам, я наткнулся на соседку снизу.
- Опять твои буянят. – Укоризненно качая головой, сказала она.
- Отвянь, старая. – Сказал я ей.
Я проскочил мимо неё и вышел из подъезда.
Я шел  никуда, точнее, куда глаза глядят. Мне было весело. Я глянул на окна Жени, её не было. А ведь она меня любит. Эта дурочка меня любит! Меня это, мягко говоря, поражало. Про сестру, я, конечно, соврал. Никакой сестры у меня в помине не было, только тупоголовый братец.  Просто там, в зарослях, было два бревна, где однажды я пил с друзьями. Один раз я видел там Женя с подругами, и решил почаще туда наведываться.  То, что я услышал в первый раз, повергло меня в шок. Оказывается, Женя любит меня и уже давно. Да, я с ней гулял и не раз, но она постоянно смеялась и улыбалась, я еще подумал, может она больная.  А она оказывается, меня любит. Тогда нафига она клеилась к моему другу? Хотя после сегодняшнего разговора, у меня осталось что-то приятное в душе. Все-таки она мне немного нравится, она хорошенькая. Правда, она в старшем классе, я мне 16, как и ей. Все-таки прикольно, я охмурил старшую девчонку. Молодец, Толян. Ах, да, убийство. Я пообещал помочь. План мне нравился. О чем-то таком я давно мечтал.  Тут такой случай подвернулся, просто благородство в чистом виде. Убью хоть одного, кого ненавижу. Ну, девчонки дают. Задумать убийство – это ж надо было. Хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь из них сможет убить. Это сделаю я. Ножом сложно, мороки много, нужен пистолет. У Ильи надо взять. У него есть. Можно попросить, но он не даст. Тогда нужно очень попросить, потому нужен не простой, который он носит с собой, а с глушителем. У Иры, кажется, частный дом, но все-таки не надо лишнего шума. Они все продумали, но без моей помощи им никак не справится. Девчонки слабые, как они смогут тело порубить? Нет, нужна сила, все-таки Женька хорошенькая, и я ей нравлюсь. Можно будет поразвлекаться. Все женщины одинаковые. Наверно, моя мать в таком возрасте тоже нормальной была.  Все они потом такими становятся, либо злыми, либо безразличными. Ничего, сдавать девчонок я не буду.  Я потом Женю как-нибудь по-другому сделаю.  Она еще пожалеет, что влюбилась в меня.  Нечего об этом на каждом углу кричать.  Как же она меня любит, если женщины не способны любит, кроме самих себя? Женя тоже эгоистка, как и моя мать. Думала, что пойду провожать, признаюсь ей в вечной любви и верности.  Глупышка самовлюбленная.  Наверно, сейчас радуется, что я подслушал. В этом она скорей всего видела путь к сближению. Ничего, скоро она получит по заслугам, как и моя мать получает. Все они лживые потаскушки. Поголовно, я уверен.
Через полчаса я со своими закадычными дружками пил пиво из горлышка и гоготал над дурацкими шутками. Правильно, нет ничего лучше, чем пиво. Нету.

                                                                4
Вечером следующего дня на ящиках на стройке сидели трое. Молчаливый Толик курил, рядом сидела Женя, согнув ноги в коленях, с другой стороны от Жени сидела Ира, которая бросала осторожные взгляды на Толика и вопросительные на подругу.
- Когда мы его убьем? – спросил Толик.
Ира вздрогнула: он без обиняков называет вещи своими именами. И как только так могло произойти, что он услышал?
- Завтра. – Ответила Женя.
- Так скоро? – удивилась Ира.
- Ты собираешься его еще терпеть?
- Слишком быстро. Все слишком быстро. – Возразила Ира.
- Так, может, мы теперь передумаем  и забудем об этом, как о страшном сне? – раздраженно спросил Толик.
Женя укоризненно посмотрела на него.
- Не устраивает что-то, тогда уматывай, здесь тебя никто не держит. – Злобно сказала Ира.
- Прекрасно!
- Заткнитесь оба, – медленно сказала Женя.
Значит, все-таки она меня любит, раз защищает, с улыбкой подумал Толик.
- Завтра или уже никогда. Ира купит большие пакеты в магазине, где-нибудь в городе, только не у нас. Я покупаю клеенку. Во сколько он приходит?
- В 8.
- Отлично. В полвосьмого мы приходим к тебе.  Сидим в твоей комнате. Он пойдет в кухню. Там ты его порешишь ножиком. Кстати, лучше перерезать ему горло, чем в спину. В горло – мгновенная смерть, главное не промазать.
- Я могу только в спину, – сказал Ира.
- Почему?
- Я не достану до горла.
- Та-ак!
- Может выстрелом его? – предложил Толик.
- Из чего? – поинтересовалась Женя.
- Из пистолета. – Спокойно ответил он.
- Ну, и где мы его возьмем?
- Я достану.
- Нет.
- Почему?
- Слишком рискованно.
- Можно с глушителем. – Сказала Ира.
- Конечно, не можно, а нужно. – Подтвердил Толик.
- Нет. – Упрямо сказал Женя.
- Ну почему?
- Я не смогу нажать на курок. – Ответила за неё Ира.
- Тогда я нажму...
- Нет, так дело не пойдет. Ира сама справится. – Сказал Женя.
Толик промолчал. Но потому как резко он расплющил окурок об стену, можно было понять, что он злится.
- Я ударю ножом в спину. – Сказала Ира.
- Как предатель. – Хмыкнул Толик.
- Толик! – воскликнула Женя.
- Что?
- Думай, что говоришь. А то действительно, тебя здесь никто не держит.
Толик сжал губы, свирепо глянув на Женю.
- Если я уйду, вы пожалеете.
- Да что ты говоришь? – язвительно воскликнула Женя. – Ты не посмеешь, понял?
- Почему, интересно? – в том же тоне отозвался Толик.
- Если мы убьем Кирилла, то нам ничего не будет стоить убить и тебя...
- Перестаньте, пожалуйста. – Простонала Ира.
Она была бледна и готова была вот-вот разрыдаться. Женя обняла подругу одной рукой. Ира, вперив взгляд в пустоту перед собой, не отреагировала. Но все же напряжение вырвалось наружу: она закрыла глаза, по щекам заструились слезы.
Женя зажмурилась. Толик, быстро остыв, поддался неизвестному чувству сочувствия и положил свою ладонь на руку Жени. Она почувствовала это и, вздрогнув, открыла глаза. Она обернулась к Толику. Ему стало не по себе от той нежности, которая переполняла глаза Жени.  Потому что эта нежность была обращена к нему. Никто никогда не смотрел на него так. Его тело почему-то стало слабым, ему было тяжело двинутся.  Он испуганно смотрел ей в глаза, не желая потерять этот взгляд.
Женя готова была взлететь. Но потом эйфория улетучилась. Как долго она этого ждала. Он взял её за руку. Его ладонь была сильной  и теплой. Она подействовала на Женю успокаивающе. Утешая подругу, она чувствовала себя одиноким маяком, самостоятельным, сильным, но одиноким. Все опираются на неё, ищут поддержки, но какой бы сильной ты не была, ей тоже нужно нечто за спиной. Не просто самостоятельность, а надежда. Вера в неприкасаемое убежище, не ущемляющее её силу, а лишь добавляя её.  Ей нужен источник силы. Немножко надежды и она сможет дальше жить такой же сильной и уверенной. Тепло его руки стало надеждой. Женя почувствовала, что она не одна.  Есть кто-то, кто поддержит её. Даже ничего не говорит, не обнимает, а вот так вот смотрит в глаза и сжимает ладонь. А ей больше и ничего не надо.
                        «Моей огромной любви
                        хватит нам двоим с головою!»
«И пусть он меня не любит, думала Женя, глядя в его карие глаза, то хоть пусть будет рядом. Даже если мы вместе будем касаться спускового курка, но все равно рядом. Даже если вместе возьмем на себя убийство ничего не сделавшего нам человека, но вместе. Теперь опьянение им станет для неё спасительным кругом. И она больше никогда не возьмет в рот те противные таблетки.
Солнце купалось около горизонта в розовых облаках, окрашивая небо в зеленоватый цвет сумерек. Вокруг было тихо, только вдали, словно в другом мире, шумел город. Воздух уже был наполнен прохладой, но все же с примесью жаркого дневного зноя. Листья дерева отбрасывали причудливые тени на стенах. Между веток снопами прорвалась золотистая пыль, сверкающая в лучах заходящего солнца.
Ира успокоилась, и устало облокотилась о стенку, запрокинув голову с закрытыми глазами. Выплакав напряжение, которое не покидало её последние дни, она умиротворенно наслаждалась тишиной летнего вечера. Только сейчас она потихоньку начинала радоваться. Она отомстит своему двоюродному брату за все, что он сделал ей и матери. Он поймет, что  она может за себя постоять. Пусть эта тварь в последнюю минуту поймет, что самая простая человеческая истина касается и его тоже: за все нужно платить.  За все издевательства он поплатится жизнью.  И никакие весы не помогут ему избежать ада, если он и в самом деле существует. Единственное, чего боялась Ира, это то, что своей рукой она убьет брата. Ей было страшно оттого, что она может не решиться.  В последний момент опустит руку, уронит нож, и, опустив голову, снова будет выслушивать гневные тирады брата, а потом снова и снова будет терпеть это, желая ему смерти и жалея, что чувство страха победило торжествующее чувство освобождения сломанной личности.  Он сломал её. В 12 лет он посадил её в незримую клетку, где она боялась пошевельнутся без его разрешения, где её мысли крутились вокруг двух противоположных доводов: ответить, выбраться из клетки, обрести с боем долгожданную свободу, отомстить за себя и за мать или остаться жить дальше, терпеливо снося унижения,  крепко стиснув зубы и зажмурив глаза, чтобы удержать рвущуюся через слезы боль. Господи, как же ей это все надоело! Мать не знает, ЧТО он с ней делает последние несколько лет, что он использует её, как свою дешевую игрушку, безликую, безыменную. Она не знает, что он оскорбляет её не только словами, но и делом, ужасным делом. И это чувство не покидает Иру, чувство несмываемой грязи на своем теле, чувство стыда, чувство душевной боли, несовместимое с счастьем. Но завтра с этим будет покончено. Раз и навсегда. Точным ударом в сердце, про который она прочитала в книжке. Один удар и сердце этого похотливого монстра замрет навсегда.
Толик боялся убрать руку. Ему было удобно и приятно. Женя опустила голову и кажется ей было безразлично. Но как же так? Если любит, то почему ничего не выдает её волнения? Потому что она врала.  Женщины не способны любить, и она не может. А сказала она тогда так, чтобы не показаться бесчувственной.  Даже если я ей и нравлюсь, пусть страдает.  Она жалкая лгунья, не позаботившаяся даже проиграть любовь. Толик презрительно одернул руку. Она тут же вопросительно посмотрела на него. И все-таки хорошо прикидывается. Когда она поворачивала голову, её каштановые кудри спружинили, поблескивая золотом в лучах солнца. Она вдруг угасла, опустила голову. Что же там творится в её голове?
- Сколько времени? – спросила Ира.
- Без двадцати девять. – Устало ответила Женя, глянув на циферблат наручных часов.
Ира вскочила.
- Он меня убьет!
- Ну, ты же и раньше долго гуляла. До десяти даже. – Удивленно заметила Женя.
- Сегодня я его не предупредила. – Ира закрыла ладонями лицо. – Черт! Черт! Черт! Он же опять будет...
Женя встала и обняла подругу за плечи.
- Крепись, Ир. Завтра все закончится. Потерпи еще сегодня, а завтра... А завтра все будет совсем хорошо. О’кей?
- О’кей. – кивнула Ира.
Женя обернулась к Толику.
- Идем?
Он кивнул и встал. Обратно шли молча. Около Ирининого дома остановились.
- Завтра в семь, да? – спросил Толик.
- Наверно. – Подавлено ответила Ира.
- Ир, - Женя взяла её за руку. – Не переживай и потерпи. Хорошо?
Она кивнула. А потом встрепенулась и улыбнулась.
- Завтра в семь... – начала Женя, но её перебил Толик:
-  Я зайду за тобой.
Она быстро обернулась к нему.
- Да, зайдешь. – Продолжила она, справившись с приятным удивлением. – И мы пойдем к Ире. Я перед этим около семи тебе, Ир, позвоню и уточню. А вдруг он раньше вернулся?
- Жень, съездишь завтра со мной к маме? – спросила Ира.
- Зачем?
- Как, зачем? Проведать.
- Нет. Зачем я тебе?
Ира ответила не сразу.
- Съездишь, Женя?
- Хорошо. – Согласилась Женя.
- Я пошел. Пока.
Толик повернулся и ушел. Женя посмотрела ему вслед. И как она могла надеяться, что будет продолжение этого прекрасного мгновения, когда её рука была в его большой ладони. И все-таки она была счастлива.
- Спасибо, Ира.
- За что?
Женя промолчала, кивнув в сторону, куда ушел Толик. Ира повернула туда голову.
- А! Не за что.
- Есть за что, Ир. Если бы не это, я бы никогда может быть не... стала с ним так тесно общаться. Хотя почему «может быть»? Да, никогда б не смогла. Даже просто разговоры, просто взгляды мне приятны. Какой бы сволочью он не был, я его люблю. И ничего с этим поделать не могу.
- Кто бы мог подумать, что через соучастие в убийстве вы сблизитесь, даже всего лишь, как ты говоришь, в плане общения. Это же жутко.
- Что жутко? – спросила Женя.
- На чужом горе счастье строить.
- Да какое это счастье, Ира! Он же меня не любит. Может, я ему немного нравлюсь. И то, может быть. Тем более нравлюсь, как человек, который заинтересовался им.
- Чисто тщеславие?
- Ага, тщеславие. – Вздохнула Женя. – Все пацаны это любят, удовлетворить свое тщеславие. Вот, мол, смотрите, какая девчонка меня любит. Да чего уже скрывать симпатичная девчонка.  Правда, глупая. Согласись, тебе было бы приятно, если бы тебя любил симпатичный парень? И своими словами про то, что он меня не любит, я скрываю надежду, которая очень-очень крепкая о том, что все же он любит меня.
- Да, ты права.
- Права, конечно.
- Ты другого не понимаешь, Женя. – сказала Ира грустно.- С какой целью он напросился с нами? Зачем впутался в это?
- Может просто помочь...
- Помочь? Я тебя умоляю. Да какое ему дело до того, что кто-то меня очень сильно достает. Я вижу одну причину. Он нашел повод, чтоб сблизится с тобой.
- Ты считаешь, что так просто подойти он боялся? – засомневалась Женя.
- Да, просто боялся. Да, они все боятся, а строят из себя супергероев.
- Ты считаешь, что я ему нравлюсь?
- Другой причины его соучастия я не вижу.
- Может, ему интересно в бандитов поиграть? Казаки-разбойники по-взрослому.
- Не думаю, - покачала головой Ира. – Слишком рискованно. Слишком много поставлено на интерес.
- Может, он просто об этом не думает. Может, у него просто ума не хватает понять, чем он рискует. В нашем возрасте не грех думать, что зло может быть наказано, что это отразится лишь двойкой в дневнике, что за содеянное могут серьезно наказать.
- Ты его не любишь. – Уверенно сказал Ира.
- С чего ты решила?
- Когда не влюблена, не оцениваешь его ум. Для влюбленного тот человек самый красивый, самый умный, самый хороший и вообще самый-самый.
- Вот именно! Я его люблю, а не влюблена в него. Та, любовь. Про которую говоришь ты, слепая и дурная. Хотя вообще, какая любовь в нашем возрасте!
- Первая, Женя. Кстати, с чего ты взяла, что он тупой? Может наоборот, он все отлично сечет и понимает, чем это все может закончиться. А когда придет время попытается отговорить нас.
- Благородства у Толика я не видела. Он им не страдает.  – Сказала Женя. – Это бессмысленно, выяснять причину. Все завтра сами увидим.
- Да, завтра... – заворожено повторила Ира. – Завтра...
- Ир, ты в порядке? – забеспокоилась Женя.
- Да.
- Ну, тогда, в семь?
- А к моей маме съездить? – напомнила Ира.
- Ах, да. Тогда звони утром, только не рано.
- Хорошо.
- Тогда, пока!
- Пока!

Продолжение...

                                                                              5
Начиная с пяти часов Женя не находила себе места. Неоднократно взгляд её скользил по баночке со спасительными таблетками. Все кружилось вокруг одной мысли, от которой Женя не могла избавиться с самого утра. Навязчивая мысль, сеющая тревогу в душе Жени. А вдруг ничего не выйдет? Все могло рухнуть в один момент. Все держалось на терпении и выдержке Иры. Один её неправильный шаг и все насмарку. Что тогда? Как поступить потом с Толиком?
Но ничего не произошло. По телефону Ира пыталась скрыть волнение, но у неё ничего не вышло.
- Все по плану? – серьезно спросила её Женя. Ей стало смешно от нервов, напряжения и от этой серьезности, как в шпионских боевиках.
- Да. Он придет в 8.
- Ты пакеты купила?
- Да. С тобой же покупала.
- Ну, да, я забыла.
Женя положила трубку и рассмеялась до слез. Как  же все потешно, как глупо. Как-будто, маленькие дети решили проиграться во взрослых. Как-будто, это все не с ними и не в этом мире. Словно потом наигравшись, они легко могут вернуться обратно, не опасаясь губительных последствий.  Это ужасно и смешно. Насколько может быть смешным поступок, который что они задумали, настолько, насколько смешна цена чужой жизни. Жене стало противно. Но в тот же момент она вспомнила почти белые глаза Кирилла, его жуткую улыбку, тихую и загадочно-насмешливую, которая скрывала морального урода, человека с отсутствующим чувством человечности, монстра в людском подобии.
И все-таки как надо было издеваться над человеком, чтоб довести его до мести таки образом? Тем более такого человека, доброго и безобидного. Может во всем виновата привитая скромность и интеллигентность Иры? До этого она терпела, все копилось в ней. И вот... В конечном итоге, он сам виноват. Он страшный человек. Но все-таки... Он психически подавил Иру, как слабейшую. Но в чем сила слабых? В их взаимопомощи. Вобщем, вместе мы – сила.
В половину седьмого Женя оделась и стала ждать. Мать и отчим где-то болтаются. На это к лучшему. Можно избежать неприятных допросов и настойчивых вопросов.  Тем более отношения с матерью оставляют желать лучшего, а с отчимом подавно. Матери глубоко наплевать, где Женя, с кем она и как учится, а контроль лишь видимость опеки.
Прозвенел звонок. Толик. Женя все-таки открыла баночки и съела сразу несколько таблеток, чего не делала раньше. Она посмотрела на часы, которые нарушила тишину в квартире в дуете с капающим краном. Она вышла.
- Привет.
- Здорово! – сказал Толик, улыбаясь.
Женя глянула на него, как на прокаженного.
- Чего?
-Ничего. Не понимаю твоей радости.
Все дорогу шли молча.
- Я тебе настроение подпортила?
- Нет, хмуро ответил Толик.
- Я же вижу. – Мягко сказал Женя.
- Да. Тебе легче от этого? – взорвался Толик.
- Не кричи на меня. – Холодно сказал Женя.
Зашли в грязный лифт. Толик закурил, глядя на реакцию Жени. Она отвернулась к двери лифта.
- Ты специально?
- А как же! - отозвался Толик.
Выйдя из лифта, Женя, не оборачиваясь, поспешила к двери. Она подняла руку к звонку, но Толик схватил её.
- Ты чего? - удивилась Женя.
- Подожди.
Женя судорожно вздохнула, надеясь, что его не потянет на выяснение отношений. Как говорится, чтоб испортить отношения, достаточно начать их выяснять. Это положение, что между ними, после того, как он напросился с ними, её радовало, но долго так продолжаться не могло. И вообще, это так абсурдно радоваться той ниточке, что возникла между ними благодаря общему делу, а точнее убийству. Это само по себе звучало до крайности противно. Но в душе-то Женя прекрасно понимала, что ликует, радуется этим обстоятельствам, которые их связали. Если сначала ей было страшно, то теперь она благодарила сестру Толика, которая живет именно там. А он смог их услышать, значит, может быть, кто-то еще, кто уловил их слова. Какие же они дуры, что говорили об этом там и так громко.
- Ты веришь, что Ира может? - спросил Толик.
- Не знаю. - Честно призналась Женя, с тоской понимая, что ошиблась, больно ошиблась.
- А я знаю. Она не сможет этого сделать. - Сказал Толик.
- И что ты предлагаешь?
- Запасной план.
- Какой?
- Нужен еще один нож, который будет с нами в комнате. - Объяснил он.
- У неё на кухне набор ножей.
- Еще лучше, - обрадовался Толик. - Ты помнишь, где он стоит?
- А это зачем?
- Важно. Если я зайду, предположим, а ножи будут за ним, он станет защищаться. Так,  где они?
- По-моему, сразу около двери, на столе.
- Отлично, звони.
Вот и все, подумала Женя, что он мог ей сказать, пока они наедине. Она нажала на звонок.
Ира как-будто стояла около двери, потому как почти сразу открыла. Она была бледная.
- Заходите скорее. - Затараторила она. - Он звонил только что и сказал, уже тут.
Когда она закрыла за гостями дверь в свою комнату, она облокотилась об неё и вздохнула. Женя с Толиком переглянулись и сели на диван. Толик заерзал, но потом уселся.
- Ира, с тобой все нормально? - осторожно спросила Женя.
- Да. - Ответила Ира, закрывая глаза, под которыми темнели синеватые круги.
Женя подошла к ней и усадила подругу на диван.
- Все будет хорошо, Ира...
- А вдруг я не смогу? - внезапно спросила Ира, испуганно подняв глаза.
Женя смешалась, но Ира не заметила.
- Господи, что же мы делаем? Господи! - взвыла Ира, широко открытыми глазами смотря в пустоту перед собой. Её голос дрожал от отчаянья и паники. - Он же мой брат.
- Он тебя обижает. - Вставила Женя.
Ира сознательно глянула на неё и закивала. Что-то насторожило Женю, но она не придала этому значения. Она посмотрела на Толика. "Ну что я тебе говорил?" Женя поняла, что придется убивать ей. Ей захотелось сорваться и убежать отсюда подальше. У Жени похолодело сердце, задрожали руки. Перед глазами поплыли круги, а язык присох к нёбу. Она как-будто перестала дышать. Ведь она не сможет! Но она должна!  Должна помочь подруге. Дело нужно довести до конца.
Ира вдруг вскочила и вылетела из комнаты, закрыв за собой дверь. Женя и Толик остались одни в напряженной тишине в полумраке комнаты.
Громовым раскатом прогремел звонок. Женя вздрогнула. Все было как в тумане, липкой паутине, приглушающей звуки, сглаживающей углы и вообще искажающей реальность. Все вокруг казалось иллюзией, театром ужасных трагедий.
Наивно Женя подумала, что сейчас Толик успокаивающе возьмет её за руку. Но он сидел, не шелохнувшись, прислушиваясь к звукам в квартире. У Жени разболелась голова, в ушах звенело. Прошло, казалось, несколько часов, Женя потеряла чувство времени, пока Толик не позвал её.
- Что?
- Уже полчаса прошло, - глядя на дверь,, произнес Толик.
- Толик…
Женя смотрела на него и не верила своим ощущениям. Как же она его любит!
- Полчаса… - как заговоренный, повторил Толик.
Женя отвернулась и посмотрела слипающимися глазами на дверь. Надо идти – прозвучало в её голове. Ира не может, она не смогла. Надо идти, иначе все коту под хвост. Иначе все зря.
Женя поднялась. Ноги налились свинцом. Боже, как далеко кухня и эта дверь! Как далеко…
- Толик!.. – позвала она.
Перед ней возникла фигура.
- Толик!
Женя сфокусировала взгляд. Не осознавая, что делает, она обняла его за шею. Сильно прижалась к нему, ощутив, как быстро бьется его сердце. Потом она сделала шаг назад. Толик грустно смотрел на неё. Печально так смотрел, как ребенок-сирота, которых по телевизору показывают. Жене стало гадко и стыдно.
- Извини меня…
Казалось, она сейчас расплачется. Толик сел обратно на диван и отвернулся к стене. Женя готова была убить себя за это. Она ясно поняла, как перегнула палку, и та, распрямившись, дала ей по носу. Слишком рано. Но она не могла ждать. Любовь требует выхода. Зато хоть секунду она была счастлива.
- Ты должна идти. – глухо сказал Толик.
- Да.
Женя медленно открыла дверь и поплелась в кухню. В квартире стояла пугающая тишина, нарушаемая непонятными звуками из кухни.
Ира сидела на табуретке и судорожно рыдала, рядом на полу валялся окровавленный нож. В противоположном углу, облокотившись о стол, лежал Кирилл. Живой…
- О, еще одна… - с издевкой сказал Кирилл, слабо усмехнувшись.
- Ира…
Ира не реагировала. Женя застыла в дверях. Она не могла заставить двинутся, чтобы подобрать нож и добить Кирилла. Краем глаза, она видела, как Кирилл, скользя по собственной крови, пытается поползти к ножу. И ничего Женя не могла сделать. Она видела его посеревшее перекошенное от боли лицо, расширенные белые глаза и страшную рану на спине. Это зрелище парализовало её. Она видела, как умирают. Воздух был наполнен ароматом свежей теплой крови. Женя широко открытыми глазами смотрела на большую лужу кров, в которой умирал Кирилл.
Вдруг что-то толкнуло её влево. Она еле удержалась на ногах, непослушными пальцами вцепившись в дверной косяк. Внезапно появился Толик. В его руках что-то блеснуло. Пистолет. Лицо Толика напоминало жуткую маску безразличия, холодного презрения к тому существу на полу перед ним, которое когда-то было человеком и которое сейчас с каждым толчком сердца теряет жизнь. Толик наставил на него дуло пистолета и выстрелил. Ира закричала и упала со стула, закрыв лицо ладонями. У Жени почему-то потекли слезы.
Толик медленно опустил руку с пистолетом, не сводя глаз с Кирилла. Женя шатаясь подошла к нему и посмотрела в его глаза, сквозь которые на неё смотрела смерть. Вдруг Кирилл дернулся.
Женя рывком подняла нож и, опустившись на колени, ударила им в грудь Кириллу. Слезы застилали ей глаза, но она все вонзала и вонзала в еще теплое тело нож. Она не чувствовала на своих руках брызги теплой крови, она не могла остановиться. Ей казалось, что он еще живой, что он встанет и отомстит им.
Толик оттащил её от трупа, отбросив пистолет в другой угол пистолет. Женя сжимала в руке нож и вырывалась. Её руки до локтей были полностью в крови, как у мясника. Толик еле удерживал её, она махала руками, рвалась к Кириллу. – Мы его убили, - прошептала она, вдруг затихнув и глядя на труп с разодранной грудью. Толик все еще держал Женю.
Ира заворожено смотрела на тело. Толик опустил Женю и устало откинулся на стену. Все вокруг трупа было в крови. Женя опустила голову. Вскрикнув, она кинулась в ванную. С ожесточением она стала смывать кровь. Ей стало противно, к горлу подступил отвратительный комок. Она случайно глянула в зеркало и не узнала саму себя. Её лицо было в крови, смешанной со слезами. Она стала вытирать щеки до красноты. В раковину с шумом сливалась красноватая вода. Женя терла лицо и руки до того, как боль не привела её в чувства. Она ощутила, как горит мокрые лицо и руки. Дрожащими пальцами она закрутила кран. Она боялась посмотреть в зеркало. Слишком страшно увидеть лицо убийцы.
Она вышла из ванной. Труп лежал в той же позе, глаза его запали, лицо приобрело сероватый оттенок. Крови стало больше, она стала гуще и темнее.
Толик сидел на табуретке. Ира сидела на полу с бледным лицом и всхлипывала. Перед ней лежал окровавленный нож. Женя села напротив Толика. Все долго молчали.
- Сколько раз я? – тихо спросила Женя, охрипшим голосом.
- 17.- Бесцветно отозвалась Ира. – Я считала.
Женя подняла глаза на Толика.
- Откуда? – спросила она у него.
- Страховка.
- Мог бы сразу сказать. Мы б не мучились. – грустно сказал Женя.
Толик промолчал.
Настала тишина. Глухая ночь за окном молчала, правда, иногда взрывалась далекими фейерверками и петардами. Временами окон касался свет фар, сопровождаемый многократным собачьим лаем.
Ира встала и села за стол. Она закрыла глаза, казалось, она спит. Её бледные губы были приоткрыты, из них вырывалось ровное дыхание. Толик, положив локти на стол, крутил в руках пистолет. А Женя заворожено наблюдала за его движениями.
- Можно? – спросила она.
Толик молча протянул ей пистолет. Он оказался тяжелее, чем Женя предполагала. Его железный корпус блестел на свету. Женя провела пальцем по спусковой скобе, и тут же из рукоятки пистолета вылетела позолоченная пуля.  Она с грохотом упала на стол и покатилась. Толик схватил её. Ира вздрогнула. Толик резким движением отобрал пистолет и всадил пулю обратно, а потом засунул сзади в штаны и закрыл футболкой.
- Откуда он у тебя? – спросила Ира.
- От верблюда.
Ира отвернулась, в её глазах заблестели слезы.
- Может мы?.. – робко сказал Женя.
Ира вытерла рукой слезы и встала. Из ящика стола она достала пачку пакетов и сверток прозрачной клеенки. Дрожащими руками она расстелила на полу клеенку. Из-за холодильника она достала топор, положив его на стол.  Потом она вдруг выбежала из кухни.
Женя пошла за ней.
- Ира.
Она стояла у окна. По её щекам текли слезы, рукой она закрывала рот.
- Женя, - надрывно сказал она. – Мы сделали большую ошибку, очень большую. Нас же посадят, а его не вернешь. Господи, а мама? И этот Толик, и зачем только мы согласились на его помощь?
- Ир, не вздумай плакать! Что сделано, то сделано. И твоя мама тебе только спасибо скажет за то, что ты этого ирода прирезала. Он же нормально тебе жить не давал!
- Тебе ведь это не касается, а мне… с этим жить. И виновата лишь я одна. Ты не понимаешь, Женя, ты сейчас уйдешь домой и все забудешь.
- Мы все трое его убили, Ира.
- Он… - Ира икнула. Ей было трудно говорить. – Он…
- Что «он»?
Женя подозрительно посмотрела на подругу.
- Он… - Ира обняла Женю.
Ира не смогла сказать. Не смогла сказать истинную причину. Она не может рассказать про ЭТО. Не может.
- Ир, еще немножко, слышишь? Еще чуть-чуть. И все закончится. Ты забудешь, скоро.
- Нет, не забуду. – сказал Ира, глотая слезы. – Не смогу забыть.
Из кухни донесся глухой удар. Женя зажмурилась, догадываясь, что это.
- Идем.
                                                            6
Они вернулись в кухню. Толик сидел у трупа с топором в руке. Тело Кирилла лежало на клеенке. У трупа был отрублена рука. Из плеча сочилась кровь. Жене стало душно, она покачнулась, но осталась стоять. Ира же села на стул и запрокинула голову. Пошатываясь, Женя поддержала подругу и тихо позвала её.
- Оставьте меня…
- Ира! – повторила Женя.
- Отстань. Отстань от меня! – Ира стала слабо толкаться и хныкать. Толик подошел к Ире.
- А ну быстро встала!
Ира вздрогнула и испуганно глянула на Толика, но все же поднялась.
Четкими движениями палача Толик разрубил тело. Ира и Женя, то и дело теряя сознание, укладывали части в пакеты. Им было тяжело и гадко. Кухня превратилась в скотобойню, где молчаливые мясники разделывали тушу очередного животного, равнодушно отрубая новые куски свежей плоти. Все было в красных брызгах.
Через час все было уложено в пакеты. Толик снял испачканную кровью футболку. По его голой спине и груди стекали капли пота. В руке он держал топор, с которого капала кровь.
Ира вздохнула и несмелыми движениями скомкала мокрую клеенку и сложила в пакет. Вместе с Женей они протерли пол и шкафы. Топор Толик пошел мыть сам, но, к несчастью, его деревянная рукоятка хорошо впитала кровь, и она не отмывалась. Он завернул его в пакет.
Когда все было сделано, на влажном чистом полу лежали восемь черных пакетов, еще один маленький девятый, который Толик всунул в большой.
- Нужно идти. – сказала Женя.
Часы показывала около часа. Все трое смотрели на эти пакеты, но никто не решался взять их. Молчание стало тягостным. Ужас обуял всех. Ире и Жене захотелось убежать, лишь бы не трогать эти пакеты. Толика посетило жгучее желание напиться, забыть об этом. Но он подобрал три пакета, потому что начатое дело каким бы ужасным оно не было, его необходимо довести до конца, даже теряя сознание от страха.
Он рывком взял мешки и потащил в прихожую. Девочки последовали его примеру.
Ира вышла первой и потащила два мешка к воротам. Слава Богу, у них не было собаки. В темноте ночи еле различались предметы: ворота, ближний лес и дома. Следом вышли Толик и Женя. Женя сгибалась от тяжести, но, прикусив губу, несла тяжелую ношу в три мешка. Ира выпустила их, вышла сама  и закрыла за собой дверь.
Три фигуры с ношами двинулись по пустынной улице по направлению к темнеющему лесу. У Жени стали сгибаться ноги, несколько от тяжести, сколько от страха перед темной чащей впереди и того, что сзади неё лежало три куска холодного уже тела, которое еще несколько часов назад было человеком. Во мраке она не видела лица Иры. Ира уже не думала не о чем, её сознание отказывалась воспринимать происходящее, слишком ужасным оно было. Слишком много крови, слишком много страха. Её рассудок отключился, отгородив Иру от действительности. Ира механически шла, не думая об убийстве, слишком тяжелы были мысли для еще неокрепшего разума.
Толик терпел. Летний ветерок гладил его по голому телу, это успокаивало. Он понимал, что все это сделано по-игрушечному, хотя с натуральными реквизитами.  Ему было все равно. Ему терять было нечего. Осознание того, что именно он убил этого Кирилл, нисколько не тяготило его. Толика бесило поведение Иры и Жени. Эти две дурочки еще не хотели брать его. Да без него они бы ничего не смогли сделать. Он спас их. Он не жалел о содеянном, но и не радовался. Ему было безразлично. Пистолет за спиной приятно холодил спину, давая уверенность, в чем неизвестно. В магазине было еще девять пуль. Толик видел слабость девочек, но все-таки его удивляло, как вообще они могли решиться на такое.
Они подошли к лесу вплотную. Ира вдруг остановилась.
- Толик, подожди. – Сказала женя.
Ира глянула на Женю, которую едва замечала и не спеша, двинулась под темноту деревьев. Тут идти стало труднее. Корни и кусты ставили подножки в неожиданных местах. Идти приходилось вслепую. Это было самым трудным. Все спотыкались. Было страшно. Женя то и дело вскрикивала, испуганная неизвестным шорохом. Ира молчала. Это настораживало. Толик шел последний и иногда помогал Жене подняться. Казалось, это никогда не кончиться, этот проклятый лес. Темнота как-будто не хотела их выпускать. Все трое уставшие брели все вперед и вперед по нескончаемому лесу, где после двух метров сплошная завеса мрака. Со всех сторон слышался зловещий шепот листвы. Ира смело шагала впереди. Женя испуганно брела за ней. Сзади шел Толик, шедший скорее на звук шагов Жени. Все пространство леса давило, щемило, поджигало страх, первобытный страх. У Жени перехватывало дыхание от страха. Даже мысль, что у Толика есть пистолет, не успокаивала. Ей становилось то жарко, то холодно. Ей так хотелось тех магических таблеток из той коробочки, с ними она забудет обо всем этом.
Внезапно впереди стало светлеть. Они вышли из леса на вершину утеса. Внизу темнели деревья и людские постройки. Небо было усыпано мириадами звезд, едва освещавших край обрыва, где начинался отвесный склон. А там внизу черная матовая гладь овального озера, которая скроет следы преступления.
Трое подошли к обрыву. Женя глянула вниз, озеро казалось кляксой на картине полей. Ира равнодушно всматривалась в темную воду. Толик опустил на камни пакеты. Так же поступили девочки. Они, не шевелясь, стояли на краю обрыва, зачаровано глядя вниз.
Женя хотела поскорее покончить с этим, и, взяв один мешок, поднесла его к краю. Все трое следили, как, прошелестев о камни, черный пакет тихо слетел вниз, как его глотнуло озеро, едва всколыхнув  свою гладкую поверхность. До них донесся тихий всплеск. Вскоре все мешки упали, беспокоя воду.
Тут Ира, вскрикнув, упала ничком. Она забилась в рыданиях. Женя присела рядом с ней и попыталась успокоить, но Ира безудержно рыдала.
- Что мы сделали? Что мы сделали? – выкрикивала она, завывая. Женя с ужасом смотрела на подругу, которая бьется в истерике, метаясь на траве между камней.
- Ира! Успокойся, Ира! Все нормально! – говорила Женя. – Ира, ты куда?
Ира вскочила и побежала вдоль обрыва, выкрикивая что-то непонятное сквозь плач. Женя смотрела на Иру, которую вдруг покинул рассудок. Ей стало страшно и жутко. Паника понемногу охватывала и её. Краем глаза Женя увидела, как Толик что-то схватил. Она кинулась к нему.
- Нет, Толик! Нет!!!
Но было поздно. Раздался выстрел. Женя держала Толика за плечи, но она опоздала. Она обернулась. Ира остановилась и слегка покачнувшись, как те мешки, шелестнув, упала. Она падала медленно, как в замедленном кино.
С всплеском озеро поглотило и её. Женя повернулась к Толику.
- Ты что сделал, сволочь?! Ты зачем её убил? Ты – выродок! Урод! Ты зачем её убил?! – кричала Женя и била кулаками в грудь Толика. Он держал её, чтобы не вырвалась. – Убийца! Ничтожество! Подонок! Отморозок! Тварь! Ты зачем это сделал?
Женя вдруг успокоилась, вблизи она увидела его глаза, налитые злобой и презрением. На уровне живота она ощутила что-то холодное. И ужаснулась. Она смотрела в его глаза, боясь, что если отведет глаза, он её убьет.
Толика бесило, что в глазах Женя он читал не только страх, а еще и ярость, которая убивала как ножом. Потом она расслабилась и стала гордо и разъяренно смотреть на него, будто ждала, что он сейчас нажмет на курок. Но он не мог. Сам себя уговаривая, он все больше терял смелость. Как можно убить человека, который стоит с тобой совсем рядом и дышит с тобой одним дыханием. Что она ему сделала? Легче убить человека, который далеко, лицо которого ты не увидишь,  а не близко и знает, что умрет.
Женя смотрела на него и понимала, что полюбила собственного убийцу. Как же сильна и ужасна её любовь! 
Вдруг она двинула ногой, и маленький камешек слетел вниз. Толик от неожиданности нажал на курок. Глухой выстрел между ними. Женя дрогнула. Всё также смотря на Толика, она начала падать. Он невольно подхватил её.
- Я люблю чудовище, Толик… - прошептала она.
На руках у Толика она внезапно обмякла и запрокинула голову. Толик не отпускал её. Он видел: её глаза неподвижно смотрят вверх. Она двинула рукой, хотела взять его за руку, но была слишком слаба.
Толик впервые испугался. Он потерялся, видя, как умирает на его руках Женя. И это чувство не понравилось ему. Он впервые понял, что совершил ошибку.
- Женя.
Она посмотрела на него не с укоризной, не с злостью, а с разочарованием. Он разочаровал её. И это ранило Толика. Женя первая, кто полюбил его, возможно и по-женски не правдиво, но все-таки. А он убил её. Он вдруг поверил в её любовь. В её глазах не было испуга, она предугадывала это, ей было не страшно умереть от его руки. Это поразило Толика. Он понял, что надо делать, чтобы доказать ей, что полюбила она не чудовище.
Он резко встал. На руки взял Женя и понес её обратно. Она была тяжелая, но он бежал, боясь опоздать, спотыкался в темноту, едва увиливал между деревьями. Ежеминутно тормозил и прислушивался к дыханию Жени, которое становилось все тяжелее и слабее. Наконец, он выбежал из леса. Женя вздрогнула. Толик ускорил шаг. По пути ему никто не попадался. Вдруг он ощутил, как Женя совсем ослабла в его руках. Он притормозил о опустил её на дорогу. Он прислушался. Она не дышала…
Толик выругался про себя. Но может он еще успеет.
Он позвонил в дверь. Никто не открывал, он звонил беспрерывно, пока  у него заболела рука. Дверь открылась, на него упал ослепляющий свет. Толик зажмурился и упал на колени, обессиленный и уставший. Женя с омертвевшими глазами смотрела на него, вглубь его, туда, где маленькая его неживая совесть вдруг зашевелилась и раненная стала метаться.
Женский вскрик. Кто-то наклонился над ним. Потом долгое сидение на холодном бетоне подъезда. Кто-то метался около него. Он ничего не видел, он закрыл глаза и не хотел их открывать. Он держал Женю. Потом её отобрали, и он упал, больно ударившись головой об пол. Потом наручники, и его тащат вниз, где темнота. И все…  Это конец. И единственное желание – выжить, чтобы снова испытать сладкий вкус убийства.

Ошибку видите? И ещё я бы предложила "смотрела на окна предпоследнего этажа", по-моему "несколько" здесь не катит.
Кстати, почему именно предпоследнего?


запятая


Я бы предложила "жутко-облупившаяся и посеревшая краска". Но это моя ИМХА)))


Чувство благополучия? Никогда не слышала   Могу ошибаться, но по-моему так не говорят.

Всё я иссякла))) но текст нужно править и править, орфография и очепятки + не очень красивые фразы кое-где.


Так она Женя или яна??       Там ещё Женя постояннно пол не меняет, то "сказал", то "сказала"

Сначала это напоминало "преступление и наказание", а потом    Я даже комментировать не могу.
НО текст нужно чистить и чистить.

Кейден, у меня всегда хромало правописание, и ничего я с этим поделать не могу. Иногда просто тупо не замечаю явных ошибок. Вобще спасибо.
Только я не поняла, вам понравилось или нет?

Сказать, что мне понравилось не могу, что не понравилось тоже. Не оставило равнодушной - факт.