Ещё один шаг, Ещё один рассказ Опции

[Леес Миэлeдель]

Ещё один шаг.

...Как мухам дети в шутку,
Нам боги любят крылья обрывать...
У.Шекспир

    Розово-белый, очень тонкий, почти прямой шрам проходил наискось по её лицу, от края левой брови до еле заметной родинки на правой щеке.
    А ведь она была довольно красива. Овал лица ровный, подбородок немножко заострён, милая ямочка на щеке, пояти исчезающая во время разговора, изящный контур бровей... Шрам. Печать отречения.

    Я с силой захлопнул вещевой отдел под моей скамьёй. Сверху противно лязгнуло, и меня слегка приложило по макушке. "Повезло. Люди так шеи ломают," - без особого облегчения подумал я и уселся на упругую кожаную скамейку.
    Пассажирский поезд "Москва-Новороссийск" независимо гудел, обменивался рюкзаками и свёртками с пёстрым, пахнущим резиной перроном и, по всей видимости, не собирался куда бы то ни было отправляться. Нетерпеливо звенели шпорами машинисты, по-извозчичьи кричали глупые проводники, но пока всё было тщетно. Поезд сам лучше знал, когда и куда ему надо ехать. Жаль, что не все это понимают.
    В купе ворвался стремительный ветерок и вместе с ним целый букет звуков и сонм запахов. Я устало повернул голову в сторону двери, но оттуда послышались не "пирожки горячие" и не "предъявите билеты", а что-то совсем неожиданное:
    -  Мне сюда?
    Сказано это было так наивно-взволнованно, что я невольно улыбнулся.
    В дверях стояла девушка, среднего роста, в цветастой свободной блузке и с первого взгляда контрастирующей с ней чёрной юбке чуть выше колен. Светлые вьющиеся волосы до плеч спадали на чистый лоб, а большие желто-зелёные глаза глядели любопытно и немножко грустно. В руках она держала достаточно объёмистую сумку, которую, видимо, по старой женской привычке несла впереди себя, периодически пиная её коленями и спотыкаясь. Красный бантик на блузке развязался, и "хвост" из алой тесьмы болтался туда-сюда, грозясь отвалиться вместе с бантом.
    - Здравствуйте.
    Девушка вожделенно бросилась на противоположную скамью и, пнув напоследок сумку, замерла в блаженстве. То, что вначале показалось мне солнечным бликом на её лице, оказалось достаточно странным, будто нарисованным шрамом. Благодаря ему левый глаз казался чуть-чуть прищуренным, а правый, на его фоне, был как будто ещё больше. Рассечённая полоса миновала нос, оставила лёгкий рубец на верхней губе и пошла дальше, не слишком уродуя, но и не прибавляя привлекательности.
    Может, потому, что заметила мою чрезмерную увлечённость её лицом, а может, просто от скуки, гостья решила пристроить сумку и полезла в грузовой отдел. С трудом подняв крышку, она швырнула свой баул вниз, оставив на столе небольшой рюкзачок, и толкнула железный блок обратно.
    - Осторожно...
    Сверху лязгнуло. Я бросился вперёд и "притянул" её к земле, схватив за плечи. Девушка сдавленно пискнула и опустилась на своё место, оправляясь дрожащими руками. Повисло странное молчание.
    Я решил не держать театральную паузу и всё-таки познакомиться как следует.
    - Привет. Мы ведь вроде как... Почти ровесники. Ты меня немного старше, так?
    Она посмотрела на меня несколько дольше, чем полагалось при её суетливости.
    - Я второкурсница.
    Я чуть не подпрыгнул.
    - И вправду ровесники! А я думал...
    Тогда я ей не поверил. Мне потребовалось больше часа скрытого допроса с пристрастием, чтобы убедиться, что она не скрывает свой возраст и действительно учится на физика на втором курсе МГУ.  Поговорили немного о тяжёлой и разгульной студенческой жизни, о том, что хочется многого, а стипухи не хватает... Поначалу она была не очень интересным собеседником: вяло отвечала на общие вопросы и порой говорила невпопад. Но я понимал её. Сколько времени потребовалось мне, чтобы научиться ладить с этими чёртовыми общими вопросами! А теперь вот пичкаю ими других.
    - Что любишь есть?
    - Макароны с сыром.
    - Какую музыку слушаешь?
    - Фолк и регги.
    - Какие фильмы нравятся?
    - М-м-м...
    У Киры было одно интересное и достаточно приятное свойство. Она могла смеяться когда угодно и над чем угодно, и это у неё получалось естественно и... хорошо. Её смех звучал мягко, ласкающе, так, что самому хотелось смеяться. Не было в нём ни одной нотки фальши, хоть она и знала, что смеяться не над чем. И тогда она тоже рассмеялась, как будто этот мой вопрос чем-то отличался от десятка предыдущих.
    - Такие, чтобы плакать без грусти! Ха-ха...

    Хорошо, что к нам никого больше не "подселили". Хорошо - и странно: курортный сезон, остальные купе - под завязку. Ну, всякое бывает. А вы верите в случайности?
    - Можно спросить... - произнёс я, растянувшись на скамье и заложив руки за голову. Кира сидела, обняв руками колени, и невидящими глазами пялилась в разложенный на столе журнал. - Можно спросить, ты... Если бы ты могла взять с собой на необитаемый остров одну вещь, что бы ты взяла?
Кира взглянула на меня с удивлением.
    - Интересный вопрос... Думаю, я взяла бы ноутбук. Им костёр не растопишь, зверя не убьёшь, зато если когда-нибудь, через много лет, люди найдут меня, - или то, что от меня осталось, - то они точно поймут, что не ошиблись: это был человек, когда-то ходивший на двух ногах, когда-то говоривший... В общем, меня не забудут. - Она улыбнулась.
    - А я... Странный выбор. Я бы взял... Любимого человека.
    Кира внезапно побледнела, улыбка сошла с её лица, как снег весной. Наверно, я тоже очень изменился в лице, потому что она тут же заливисто засмеялась, глядя на меня. "Странно, - подумал я. - Так долго спокойно болтала обо всём, а сейчас..." Девушка менялась на глазах. Она выглядела взволнованной, потом - озорной, затем опять тревожной и задумчивой...
    - А что, тебе кажется, нужно делать, если мечта - неосуществима?.. Если твоя самая заветная мечта - из тех, которые нельзя... которых нет... на карте мира?
Она выглядела совсем несчастной. Глаза покраснели, взгляд устремился в одну точку, руки нервно теребили колени.
    - Если у тебя ничего не осталось здесь, то должно что-то быть вот тут, - она ударила себя кулаком в грудь, - иначе - ты не человек, и жить тебе не зачем, и не живёшь ты вовсе. Ты возьмёшь с собой на остров самое дорогое? Чтобы она страдала вместе с тобой, а ты не спал ночей и думал только о том, чтобы не потерять всё, что для тебя хоть что-то значит в этом мире? Ты так хочешь сделать
И она бессильно опустила голову на колени и расплакалась.
    Наверно, любой в тот момент захотел бы обнять её, успокоить, утереть слёзы. Но что же делать: мне отчётливо было понятно, что это будет похоже на чёрти что. Я просто, стараясь не меняться в голосе, сказал ей то, о чём думал во время её... откровения?
    - Не стоит так думать. Невыполнимых мечт нет. А то, что дорого... Я был неправ. Но и ты ошибаешься. Прежде чем брать любимого человека на остров, нужно сначала... спросить его. Любовь, привязанность, верность - не то, что можно закопать в землю. Спроси его: хочет ли он отправиться за тобой всюду и защищать тебя - или поддерживать тебя тем, что просто где-то существовать? Спроси его. Не суди по себе.
    Моя проповедь оказалась действенной. Кира подняла глаза, улыбнулась уголками рта, растянулась на скамье так, как только что сделал я, и полминуты молчала.
    - Скажи мне, а Бог есть?..
    Нет, она определённо умела говорить. Оказалось, что одни общие темы навевают на неё тоску, другие же, непротив, вызывают невиданный всплеск ораторской энергии. Таким образом, я предоставил право выбора тем ей, и один только теологический вопрос занял у нас часа два. Потом говорили об искусстве, древнем и современном, о смешении народов и глобализации, об Антарктиде и озоновых дырах, к утру даже добрались до диктаторских режимов Латинской Америки, но она уснула на полуслове, в той же позе, руки за головой, на полоснутом лице блаженная улыбка, рюкзачок зажат между пятками. Не желая будить её, я замолчал, и сон тоже стал одолевать меня. Я помню ещё крысу-проводницу со стопкой сероватого белья, которая просунулась в купе и сварливо фыркнула, глядя на спящих в одежде молодых людей. Было ещё что-то после этого... розовое... Но, наверное, это уже сон.
Проснулся я рано, как всегда в поездках. Кира спала, обняв рюкзак. Про себя удивившись, как она во сне умудрилась до него добраться, я ушёл совершать утренний ритуал, а когда вернулся, девушка завтракала, вытащив что-то бесцветное и бесформенное из мятых полиэтиленовых пакетиков.
    - С добрым утром. ...Мама?
    - Да... А как... - улыбнулась Кира.
    - У меня примерно то же самое. Но, к счастью, по дороге я успел купить кое-что приличное.
    В приподнятом настроении мы позавтракали "кое-чем приличным" (на деле оказавшимся куском хорошего сыра и порезанным багетом) и ненадолго "отключились", листая журналы, но потом снова разговорились.
    - Чудо. Забыл спросить: куда ты едешь?
    - Ну... - неуверенно протянула девушка. - Хочу повидать друга.
    - А я вот отдохнуть решил. Два года никуда из города не выезжал, пора и на солнышке погреться.  Всего неделя с небольшим. Зато какая программа...
    - Какая?
    - Так... - я стал загибать пальцы. - Первое... день на пляже. Второе - день в Сочи. Третье... День на пляже.
    Кира улыбнулась. Меня вдруг потянуло совсем в другую степь.
    - Знаешь, а ты и вправду выглядишь старше.
    - Можно считать это комплиментом? - рассмеялась моя собеседница.
    - Скорее, удивлённая заметка.
    - Кстати, эти "гостинцы", - она указала на бесформенную массу в пакетике, - приготовила я.
    - Да, а почему? Зачем?
    - Не знаю... Наверно, просто хотелось что-то приготовить.
    И она снова добродушно засмеялась. С ней было приятно разговаривать.

    Так, размеренно и быстро, прошёл день, как пишут штамповщики, "пролетел под стук колёс". Снова стемнело. Тула, Ростов, Харьков остались позади. Осталось несколько полустанков - и впереди покажется Новороссийск, южный город, в котором, я был почти уверен, Киру не ждёт неприятных встреч. В коридорах меркли лампы, в соседнем купе шумно укладывались спать. Приближалась полночь, столь нелюбимая нашими суеверными предками. Полночь - непонятно что: вечер уже закончился, ночь только наступила. Утихли вечерние забавы: в полночь они уже не доставляют удовольствия. Становится так щемяще грустно, и так хочется что-то сделать, и так отчётливо понимаешь своё бессилие, что так хочется забыться, чтобы утро вечера было мудренее, чтобы прогнать покрывало ночи. А те, кто был лишён такой возможности - работают. Просто нужно забить себе голову чем-то серьёзным, или творческим, чтобы воспринимать ночь как нечто романтическое, возбуждающее воображение, и не видеть её чёрных сторон. Полдень всегда однозначен, каким бы он ни был. Полночь двояка. Может, поэтому раньше так не любили?
    Я лёг и закрыл глаза. Пахло резиной и размокшим хлебом. На столе шуршал от ветра не убранный моей соседкой пакет. Воздух из приоткрытого окна принёс в тесное даже для двоих купе ароматы каких-то пряно-сладко-горьких трав. Значит, точно уже на Юг въехали. Я не раз уже ездил этим маршрутом и каждый раз заново удивлялся этим неощутимым метаморфозам: вот едешь по средней полосе России, Московская область, Орёл, Тула, и оп! уже на юге: жара, медвяный запах из окна (и это в августе!), и пирожки всё чаще предлагают с айвой...

    Где-то в глубине сознания еле слышно щёлкнуло. Я открыл глаза. В голове было удивительно ясно. Взгляд упирался в стальное дно полки-убийцы. Откуда этот щелчок?.. Кажется... Я взглянул на скамейку Киры.
    Почти бесшумно выбравшись из купе, я быстро, почти по-воровски огляделся. В полутёмном коридоре никого не было. Крыса-проводница громко и отчётливо звенела ложечкой в стакане в другом конце вагона. Было без пяти час. Я дошёл до другого, дальнего от проводницкой, выхода и выглянул наружу.
    Станция называлась довольно таинственно - "Разъезд 9 км". Сразу хотелось узнать, до чего 9 километров, но поблизости никого не было, да и знает ли кто-нибудь?.. На перроне жёлтые фонари соревновались с белыми, создавая ощущение нереальности всего вне поезда. Вдруг ступишь - и упадёшь со всего маху с моста, или в заросший овраг, а поезд пробежит мимо тебя со скоростью 60 километров в час и скроется в ночной дымке...
    Спустившись вниз, я снова огляделся. И увидел её. Рядом с ней стоял мужчина в длинном плаще.    Сейчас нужно было вернуться в вагон, лечь на своё место и сделать вид, что вообще никуда не выходил. Но - что на меня нашло, на меня, считающего себя приличным человеком! - я спрыгнул с перрона и, укрывшись за его бетонным боком, нависавшем над рельсами, подкрался поближе.
    - ...Ну что, что ты ждёшь? Здравствуй...
    - Привет. Какими судьбами у нас? Как жизнь? Как учёба?
    - Да... Да, нормально, хорошо! Учусь отлично! - в нарочито весёлом женском голоске слышалось нетерпение. - Ну...
    - А я работаю. Здесь не особо, конечно, не то что в Москве, но всё-таки есть... области применения. Ты похорошела! Как с отношениями? - задорно сменил комплимент на остроту мужчина.
    - Ну как... Да... Ну как ты можешь? Ведь мы... Мы... Вадим! - почти прокричала Кира.
Странный глухой звук.
    - Да... - медленно проговорил Вадим. Голос у него был не очень приятный, как у мафиози в старых фильмах. - Ты очевидно стала... приятнее. Но что же ты хочешь? Неужели опять? Я не ожидал...
    - Ну какое тут опять... Я тебя встретила... Наконец... Где ты был?.. - зазвучал прерывисто-счастливый голос девушки. - Ты... связал меня. Навсегда оставил только для себя. Но я тебе благодарна. Я никогда не буду чьей-нибудь ещё...
    - Не будь такой... Ты говоришь странные вещи.
    - Почему странные? Я просто... Поедем в Москву! Такие, как ты, там всегда нужны. Ты там нужен. Ты мне нужен, глупышка!..
    - Эй, глупышка! - повысил голос Вадим. - Я не хочу никуда ехать. Зачем ты пришла. Зачем ты мне звонила, звала на вокзал? Чтобы увезти меня? Разве я не говорил тебе?
    - Не говорил... - прошептала Кира.
    - Да, не говорил... Но нужно было догадаться, когда я уехал и ничего не сказал!!!
    - Но я...
    - Ты думала. Ты слишком много думаешь даже для студентки. Погуляли день, погуляли ночь. Весело! Первый курс, воздух свежий, птички поют... Но теперь этого нет. Пойди, найди кого-нибудь другого.
    - Но ты... Связал меня... - задыхалась Кира. Я задыхался вместе с ней.
    - Извини. Извини, что так получилось, что я ударил тебя по лицу. Ну ты же знаешь... Я такой. Прости... Ну не смотри на меня так! Ты мне нравишься, но я ненавижу твою серьёзность! Чего ты хочешь от меня?
    - Я... Я просто...
    - Будь хорошей девочкой. Пока. Мне на работу. Отдыхай.
    Послышался звук шагов и сдавленное всхлипывание. Девушка медленно пошла в сторону дальнего входа, через который вышел я. Дождавшись, пока она немного отойдёт, я бросился в ближнюю дверь, как вихрь пронёсся мимо изумлённой крысы, заметался и, поняв, что не успеть, юркнул в тамбур-перегородку между вагонами. Поезд тронулся. Обречённо лязгнули сопряжения. "Разъезд" дрогнул и поплыл, и уже неважно было, откуда считаются эти чёртовы километры. Я не хотел возвращаться в купе. Даже здесь, в обдуваемой ветром перегородке, я слышал её приглушённые рыдания, видел её, уткнувшуюся носом в рюкзачок, слегка вздрагивающую. Видел скошенное пьяное лицо Вадима, кухонный нож в его руке, до меня доносились панические вскрики и дикое блеяние, я чувствовал на языке кровь и ощущал удушливый больничный запах. А ещё я видел то, что видеть не мог: её глаза. Глаза девушки, не побоявшейся ещё раз попробовать, взглянуть в лицо ускользающей судьбе. С её "печатью отречения", шрамом во всё лицо, с почти развеявшимися надеждами, сломанными понятиями о всём окружающем... Она не побоялась. И ещё раз ошиблась. Не в последний ли раз?
Не стоит так думать. Невыполнимых мечт нет. Нужно несколько раз наступить на одни и те же грабли, чтобы понять, как обойти их. Но только не отступать... Но слышит ли она меня сейчас? Слышит ли она себя? Может, нужно ей помочь, что-то сказать?.. Или это - её жизнь, то, что сделает её сильнее, не позволяя больше верить в чудеса?
    Что делать? Я не знал. Не знал, но всё же на что-то решился. Не отступать. А в нашем вертящемся мире остановка равна отступлению.
    За окнами серело. Пробегали посевы и заросли сорняков на насыпи. Я решился. И сделал шаг в вагон. Шаг, способный изменить всё к лучшему или повергнуть в бездну. Или ничего не изменить. Шаг, прощающий и помогающий, или снисходительно-укоряющий. Шаг, так нужный сейчас кому-то. Ещё один шаг.