Часть 2, 'A LA GUERRE COMME 'A LA GUERRE Опции

[Никтополион]

Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезет другому.
Выходит и я напоследок спел:
"Мир вашему дому!"

Сообщение отредактировал Никтополион - 01.05.2008, 23:20

[Тиалиан]

Ночь со 2-го на 3-е июня.

    На звук открываемой двери повернулись все четверо. Четыре пары ждущих, полных надежды глаз обратились на Рьёллина, ухудшая его и без того ужасное настроение.
    - Он не придет. – В тысячу триста пятьдесят седьмой раз за последние пару дней повторил он, и громко хлопнул дверью, входя в клуб, где репетировала группа T&T перед выступлением. – Что вы, как идиоты, ждете чуда? Чудеса закончились с приходом в этот мир людей.
    Если бы здесь был Торавин, он бы непременно заметил «почему - как», все бы рассмеялись, и Рьё первым. Но Торы не было.
    Тэгонян – самый молодой из всех, всплеснул руками, размахивая флейтой как мечом, и обвиняющее ткнул музыкальным инструментов в сторону их нового лидера:
    - Хватит вести себя, как последняя скотина! Тора ушел, но Рэйн наконец-то пел с нами! Он пел с нами! Он писал нам песни! Чего еще ты от него ждешь? А? Официального покаяния перед главным Управлением Урегулирования Умов?
    Тиалиан долго смотрел на него молча. Вместо ожидаемого всеми притихшими участниками группы взрыва в тишину упали едва различимые усталые слова:
    - Я давно ничего от него не жду. 

    - Их в два раза больше, чем обычно! – Тэгонян почти подпрыгивал на месте от возбуждения, глаза его лихорадочно горели детским восторгом, он ежеминутно выглядывал в темный зал, где своей собственной жизнью жила толпа народа, пришедшая на концерт группы T&T, обновленной группы T&T.
    - В три раза. – Поправил Маэссару, проходя мимо, в одной руке он держал неизменные барабанные палочки, про которые ходила легенда, что он с ними даже спит, а в другой не менее неизменный бутерброд с тем, что удалось раздобыть.
    - Ты что, считал? – Его лучший друг еще раз выглянул в зал и недоверчиво посмотрел на барабанщика.
    - Я нет. – Маэссару меланхолично жевал бутерброд. – Катохин и Кейвин считали. Они торчат у входа весь вечер – типа автографы раздают. И мы в звезды подались.
    - Они все пришли послушать Рэйна! – Тэгонян светился от счастья.
    - Они все пришли поглазеть на Рэйна, спустившегося к ним с небес. – Рьёллин подкрался из-за угла незаметно и был предельно добр. – Но Рэйн не придет. И в следующий раз на наш концерт вообще никто не захочет.
    - Какой же ты стал зануда после того, как Та… - Тэгонян испуганно замолчал. Друзья никогда не упоминали при Рьё менеджера Рэйна. Тиалиан ничего не ответил. Имя Таис Винздор всегда действовало на непробиваемого полуэльфа, как ведро холодной воды. Сжав гриф своей гитары, Рьёллин отправился загонять Кея и Като в клуб – пора начинать, им больше некого ждать.

    Один единственный луч прожектора обнажил парня, стоявшего в центре небольшого возвышения, символизирующего сцену. Рваные джинсы, простая черная футболка с рунами – цитата одной из ранних песен группы T&T – за эти руны была обеспечена «вечная дружба» с УУУ.
    Рьёллин Тиалиан всегда сам выбирал своих друзей. Поправив стойку микрофона, новый лидер подпольной эльфийской группы, уже несколько лет пропагандировавшей свободу Старшего народа в очевидно преступных текстах, тронул струны своей гитары и зал замер в предвкушающем молчании.
    «Прелюдия» не была любимой композицией Рьё, потому что она как будто что-то обещала, а он не мог сегодня давать обещаний и оправдать ожидания окружающих. Он не был Рэйном. Вторая стойка микрофона, всегда принадлежавшая Торе, сиротливо пустовала рядом. Он сам запретил ее убирать, это место всегда будет принадлежать Алвансэлу, даже если тот от него отказался.
    На окончание инструментальной зарисовки зал ответил настороженными аплодисментами. Они все еще ждали. Они все еще не понимали. Они все еще верили. Верил ли сам Тиалиан? Он не успел задать себе этот вопрос, раздувая пламя самой любимой публикой  песни - «Furi-damu»*. Сейчас ему казалось невероятным, что припев этой песни они с Рэйнаром и Акамелем придумали, когда им было лет по десять. Ругая себя последними словами, Рьё заставил песню подчиниться, пробиваясь сквозь иссушающие горло воспоминания.
    Первая строчка вышла тихой и хрипловатой, но уже ко второй знаменитый и хорошо узнаваемый в узких кругах его низкий голос вступил в свои права, заставляя зал подпевать. Может быть, именно поэтому Рьёллин не сразу понял, что припев он поет не один. Прижав струны своей гитары, он обернулся – место у второго микрофона было занято.

* Слово «свобода» переиначенное на один из эльфийских диалектов с человеческого.