Часть третья: Время всякой вещи Опции

[Народ]

2632 год, месяц Броши.
Рунн. Монтристид.

          Дверь со скрипом открылась и факел осветил лицо узника, пребывающего во тьме. Ночь, последняя ночь перед казнью. Вошедший замер на пороге, вглядываясь в черты бывшего магистра Ордена Клинков Господних.
          - А, это ты. – Монбар говорил равнодушно. – Не ожидал. Зачем пришел?
          - Мне жаль, – глава Службы Имперской Безопасности закрепил факел на стене. – Право же, я не хотел, чтобы так все кончилось. Александр…
          - Ты предал меня, Этьен. – перебил его Андре. – И мне все равно по какой причине: боялся за себя, боялся за Империю, боялся за Императора с его короной. Теперь все кончено, и мне не нужны пустые извинения.
          - Имеешь право, – герцог Нортми кивнул. – Но я хотел спросить кое-что…
          - Пытки не развязали мне язык, - Андре рассмеялся. – И тебе я тоже ничего не скажу.
          - Монмиракль сожгли… но когда отыскали вход в его подземные ярусы, выяснилось, что дверь не открывается. Более того, ее не брали ни секиры, ни даже порох. Что за этой дверью, Андре? Я глава Службы Имперской Безопасности, я должен знать. Если это представляет какую-то угрозу Империи…
          Монбар какое-то время молчал. Затем внятно произнес:
          - Двенадцать. Двенадцать месяцев в году. Почему никто не задался вопросом? Две разбиты, осталось десять.
          - Да не месяцы считать нужно! – Этьен де Нортми вспылил. – Я мог бы вытащить тебя отсюда. Еще много «клинков» остается на свободе, мы могли бы списать это на их счет. Потом тебя бы переправили в Новую Иберию. У вас и там есть крепости, мне это известно.
          - Бессмысленно. – Монбар улыбнулся. – С Орденом покончено и мне предстоит взойти на костер. Мне уже все равно. Сотни лет Орден выполнял свою миссию, и если не нашлось никого, кто не поверил лжи, которую возвел на нас Император и его свора пресмыкающихся перед ним клириков, то пусть мир катится к чертям. Я ничего сказал и ничего не скажу, унеся тайну на тот свет. А ты сам найдешь разгадку, если сможешь.
         
2632 год, месяц Броши.
Рунн. Остров Сакрэ.


          По замыслу Александра сожжение должно было состояться на Сакрэ, прямо под окнами Императорского дворца. Простому люду не зачем было смотреть на смерть магистра, которому в тайне многие сочувствовали, а все остальные должны были впечатлиться «правосудием» по-императорски.
          К берегу острова причалила лодка значительно длиннее всех прочих, битком набитая вооруженными людьми. Инквизиторы стали выгружаться, сопровождая осужденного в последний путь. Процессию возглавлял монах с крестом в руках.
          Монбара грубо пихнули в спину, рассчитывая, что он упадет. Собрав последние силы, магистр лишь покачнулся, но устоял. Его, подхватив под руки, втащили на верх и стали привязывать к столбу.
          Костер сложили выше человеческого роста; главный палач и его подручные в красных кафтанах и с капюшонами на голове, с озабоченным видом людей, которым хочется выполнить свое дело как можно лучше, суетились вокруг, подравнивали сложенные дрова, готовили охапки хвороста про запас.
          - Сейчас вы предстанете перед лицом Господа, - раздался голос Первосвященника. - Признайтесь, пока еще не поздно, в ваших прегрешениях и покайтесь... В последний раз заклинаю вас!
          Монбар застыл на месте, обратив взор к небу. Придворные зашептались. Александр хранил молчание и улыбался. Наконец, он махнул рукой.
          Сразу с нескольких сторон к хворосту были поднесены факелы. Не смотря на сырой день, костер затрещал и взвился, сразу захватив магистра по пояс. По лицу Монбара прошла судорога, но он молчал.
          Подручные палача, расталкивая народ, хлопотали вокруг костра - кто бегом подносил поленья, кто ворошил уголья длинными железными крючьями.
          Пламя разгоралось, отбрасывая блики на лица собравшихся. Кому-то стало плохо, и он кинулся прочь. Император все также улыбался, а Монбар казалось бы не понимает, что происходит, ничего не чувствуя и не замечая.
          Но вдруг какая-то тень прошла по его лицу и магистр обвел глазами собравшихся.
          - Позор! Позор! - вскричал он. - Вы все видите, что гибнут невинные. Позор на всех вас! Господь Бог нас рассудит!
          Слова его были обращены ко всем и к каждому и беспощадно разили каждого. И так неодолима была сила этого голоса, что казалось, принадлежит он уже не человеку, а идет из нездешнего мира.
          - Первосвященник Сильвиус... Император Александр... не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий и воздается вам справедливая кара! Проклятие! Проклятие на ваш род!
          В ту же секунду пламя поглотило его целиком, заглушив последний крик. Веревки, удерживавшие тело, лопнули. Великий магистр рухнул в бушующий огонь, и из багровых языков пламени выступила поднятая рука.
          Все замерли в испуге. Александр более не улыбался, на красивом лице застыла ярость.
          - Почему ему позволили говорить? – прошипел он в ухо канцлеру, который испугано съежился рядом. – Вы ответите мне за это… Я должен был приказать вырвать им язык, а уж затем посылать их на костер.
          А костер догорал, и в воздухе повис страх.

2632 год, месяц Фибулы.
Рунн. Шенбрунн.
         

          В сокровищнице Ордена было много ценного и все это было доставлено во дворец к Александру. Император, помрачневший после казни, часами просиживал рядом с золотыми кубками, щитами и изумрудами. В очередной из дней, его там и застал глава Службы Имперской Безопасности.
          - Ваше Величество. Скорбная весть из Ауралона. Его Преосвященство Сильвиус умер.
          Александр не обернулся. Его взгляд был обращен на чашу. Простую чашу из глины, неизвестно как попавшую в сокровищницу, где все было драгоценным.
          - Полагаю, он отравлен.
          - Возможно. – Этьен кивнул. – Причину устанавливают. Курия собралась, говорят, что следующим Первосвященником станет кардинал Коссимо Эттини.
          - Хорошо. – Александр кивнул.
          - Я прикажу дегустировать подаваемую Вам еду, – сообщил Этьен. - Гвардия тоже удвоит бдительность.
          Никто не верил в проклятье Монбара.

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 21:40

[Конрад де Конарэ]

Две ночи кряду эти офицеры,
Бернардо и Марцелл, неся дозор,
В безжизненной пустыне полуночи
Видали вот что. Некто, как отец ваш,
Вооруженный с ног до головы,
Является и величавым шагом
Проходит мимо. Трижды он прошел
Пред их замершим от испуга взором,
На расстоянии жезла; они же,
Почти что в студень обратясь от страха,
Стоят, храня безмолвье. Это мне
Они поведали под страшной тайной.
На третью ночь я с ними был на страже;
И, как они сказали, в тот же час
И в том же виде, подтвердив все точно,
Явилась тень. Я помню короля:
Так схожи две руки.

         
         
29-30 кинжала месяца Кинжала
Экилон. Замок герцога Конарэ и окрестности
         
          В этот хмурый осенний вечер, за два дня до месяца Броши, ненастье разыгралось вовсю – ветер, словно дикий зверь, хрипел и ревел, ломая ветки, срывая последние листья с деревьев, а лишь стемнело, хлынул дождь стеной – небеса заволокло густыми и низкими тучами, черными, словно кляксы нерадивого школяра в его тетрадях, да и дороги развело окончательно, видимо, уже до первых заморозков, кои по народному поверью ударяют сразу после Дня Всех Святых, что приходится на первый день месяца Броши. В чем-то даже обрадовавшись непогоде, народ в Экилоне забился по тавернам да кабакам, поближе к горячим очагам и глинтвейну.
          Над родовым замком Конарэ тоже пронеслась эта буря – слуги закрыли ставнями окна, дабы свирепый ветер не побил стекла. Огонь в каминах запылал еще жарче – отгоняя холод, зажгли и свечи, чтобы было не так темно. Народу в замке было немного – Эдвар с женой уехали в Нортми по каким-то своим делам, многие из слуг заночевали в Бирло, решив, что возвращаться себе дороже – еще заплутаешь по пути, Лукавый обманет, заведет в чащу, где и сгинешь.
          Поэтому, когда Анжелика уложила спать детей и вернулась в главную залу, там она застала только Конрада, с очередным бокалом в руке. Между супругами кошка пробежала еще с самого приезда кузена и начала заговора, но в этот день герцогиня Конарэ, уставшая и несколько испуганная, решила посидеть вместе с мужем, тем более на того снова нашло его философски-безмолвное состояние, когда он мог днями просиживать в кресле, ни с кем не разговаривая и лишь мрачно глядя в пустоту.
          Конрад словно очнувшись от забытья, пристально разглядывал свою очаровательную супругу, но все также продолжал молчать. Та, не потеряв всю прелесть юности, но, став с рождением детей лишь красивее, была крайне изящна, неброско, но со вкусом одета и, конечно же, очень благовоспитанна, что герцога скорее веселило, чем раздражало. Но, как известно, все бриллианты нуждаются в огранке.
          - Милая моя. – Анжелика тут же подняла глаза, чему-то смущенно улыбнувшись.
          Не спеша, Конрад налил два полных бокала шипучего экилонского, и, встав с кресла, вплотную подошел к жене.
          - За успех, – предложил тост Конрад. – Пьем до дна, – и залпом опрокинул бокал.
          Несколько ошеломленная Анжелика не став спорить, выпила все несколькими крупными глотками, тут же расплывшись в обольстительной улыбке. Коварное игристое – вроде бы и выпил немного, но голова кружится и сам становишься как будто легче, а ноги сразу просятся в пляс. Супруги обменялись томными взглядами.
          Конарэ подхватил жену на руки, усадив себе на колени и задрав пышные юбки повыше, обнажив две прекрасные ножки. Страстно целуя уже захмелевшую даму, он проворно отогнул корсаж, освобождая прелестную грудь с розовыми сосками. Анжелика попыталась сопротивляться, больше ради приличия, чем, в самом деле, этого желая. Отдавшись страсти, они быстро избавились от лишнего белья, разбросав по зале, как и остатки платья, так и камзол самого Конрада – так что сюртук оказался в одной стороне, а штаны совсем в другой. Подарив супруге еще один страстный поцелуй, герцог водрузил ее на стол, сбросив с него остатки трапезы. На замок опускалась ночь.
          На утро, Конрад, как и собирался, отправился на охоту. Не смотря на сильный холод, такой, что даже лужи покрылись тонкой пленкой льда, он и его немногочисленные сотоварищи из местных дворян, выехали в ближайший лес, чтобы загнать парочку оленей. Настроение у всех было неважное, впрочем, все рассчитывали повеселиться и развеять осеннюю грусть. Конрад и сам не заметил, как углубился далеко в чащу, преследуя зверя, а когда обратил внимание на то, что уже не слышит крики остальных – было уже поздно. Здесь, вдалеке от опушки, на слабо протоптанных дорожках, висел густой, словно сметана, туман. Нервно усмехнувшись, Конрад попытался определить направление – похоже, надо было ехать на север, и тогда он окажется у речки, с заброшенной мельницей – а оттуда уже будет недалеко до ближайшего села и большой дороги, ведущей к нему в замок.
          Прошло несколько часов, а лес и не думал кончаться – наоборот, он уже с трудом пробирался сквозь заросли, опасаясь провалиться в подмерзшее болото. Наконец, он набрел на огромный овраг, весь затянутый молочной белизной, ни дна, ни краев, ни противоположной стороны видно не было. Конрад еще несколько раз чертыхнулся про себя, но делать было нечего, пришлось слезать с коня.
          Да и земля тут была странная – вязкая, разбухшая от дождей глина, на которую стоило только ступить – и нога уходила по щиколотку. Герцог Конарэ, найдя наиболее пологий край оврага, осторожно попробовал спуститься вниз – и, поскользнувшись, съехал на самое дно, к большому счастью, ничего не сломав, а лишь извозившись в грязи. Но не падение стало причиной его шока – навстречу ему, прямо из тумана вышел Этьен де Нортми, словно не умиравший четыре года тому назад.
          Черный герцог протянул ему руку, Конрад, не без некой внутренней дрожи, сжал ладонь и позволил дяде помочь ему встать. Рука была холодна, как лед.
          - Неожиданная встреча, право, – только и смог сказать герцог Конарэ, впрочем, через какое-то время он усмехнулся и пошутил: - Ну и какими вы к нам судьбами?
          Призрак мрачно посмотрел на него.
          - Лишь один день в году дано нам право встречаться с живыми и говорить, – наконец, пустился в объяснения Этьен. - Я долго ждал нашей с тобой встречи и мне многое надо успеть сказать. Я уже долгое время наблюдаю за всеми вами, Конрад – и как ты мог заметить, старался направлять тебя – во снах, смутных ощущениях и прочем – во всем, чего я могу касаться по праву крови, как близкий родич.
          - Премило, – ответил Конрад. – Я-то думал, что ж Вы мне так часто снитесь – и все с наставлениями какими-то.
          - Не будь шутом, – оборвал его Черный герцог. – Все это очень серьезно.
          - Это все от нервов. – Конарэ уселся на поваленный ствол. – Вы выпрыгиваете на людей из тумана, и потом еще чего-то хотите? К счастью, меня сложно испугать, иначе бы ваша очаровательная дочурка сегодня овдовела. Но все же как-то не по себе. А, что – значит «там» и вправду что-то есть?
          Этьен кивнул.
          - Вот неприятность вышла, а я-то и не верил никогда, – Конрад снова рассмеялся. – Ну да, и Лукавый с ним. Это значит, вы меня сюда завели?
          - Я. – ответил Черный герцог. – Возможно, ты прав. Я все время забываю, о том, что я мертв. Этот глупец, сантэт игнитиссов, Фабиус, тоже испугался – хотя я всего лишь хотел расспросить его. Но дело не в этом. Слишком многое я узнал, лишь после смерти – в то время, как мне следовало быть внимательнее при жизни.
          - Несомненно, – согласился герцог Конарэ. – Проспали заговор Иберо. Теперь всем нам несладко пришлось – и все по вашей невнимательности.
          - Это дела земные, – отмахнулся Этьен де Нортми. – И неважно, кто будет править сейчас или через двести лет. Есть вещи поважнее – куда уж важнее. Монбар пытался предупредить меня, но я, как и ты сейчас, думал больше о суетном, о том, что сиюминутно, тленно.
          - Я весь во внимании, – вздохнул Конрад. – И что же там с вечностью?
          - Есть заговор. – Этьен скрестил руки на груди. – Думаю, можно назвать это заговором. Группа людей, ищущих древние, запретные, знания – и желающих получить всемогущество, силу под стать богам. И они далеко продвинулись по этой дороге – затаившись, действуя скрытно, манипулируя, им удалось уничтожить ряд предметов, которые называются «печатями». Эти печати издревле хранили мир от внешнего зла – и если все они будут сняты, миру придет конец.
          - Страшноватая сказка, – заметил Конрад де Конарэ. – Но я не раз слышал о подобном. И о конце мира.
          - Но это не сказка, – отрезал герцог Нортми. – Если бы я был внимательнее, то нашел бы доказательства еще при жизни. И поскольку я ошибся во многом, теперь приходится за это расплачиваться. Я могу влиять на близких мне людей, но теперь только ты и Анжелика готовы меня слушать – а ее впутывать во все это я не хочу.
          - Значит, придется впутать меня, – заметил Конрад.
          - Теперь у нас будут равные с ними шансы – и как они манипулировали и наблюдали скрытно, так и мы будем действовать в тайне, чтобы они не догадались о том, что ты знаешь обо всем. Задача проста – уберечь последние из «печатей». Боюсь, их осталось очень мало.
          - А кто эти загадочные «они»?
          - Их трое, но у них множество помощников. Всем руководят – моя жена, ее брат Жоффруа, и этот лже-кардинал Теодорус.
          - Уже не кардинал, – заметил герцог Конрад де Конарэ. – Конклав избрал его Первосвященником буквально на днях. Но как де вы ухитрились не заподозрить свою женушку?
          - Гертруда дьявольски хитра, – мрачно признался Этьен. – Хотя я всегда замечал за ней некоторые странности. Увы, в отношении своих близких мы бываем потрясающе слепы. А она с юности состоит в этом кошмарном культе. Жоффруа тоже совсем не тот, за кого себя выдает – и все они суть волки в овечьих шкурах, раз смогли провести всех.
          - Так что же мне делать? – спросил Конарэ.
          - Быть настороже. В нужный момент, я укажу на людей, которые смогут тебе помочь, – сказал Черный герцог, и, отступив на шаг назад, растаял в тумане.
          Конрад озадаченно замер на дне оврага. Через какое-то время, он поднялся на верх, и обнаружил, что прояснилось, на другой стороне была уже видна опушка и заброшенная мельница рядом с рекой. В метрах ста от места, где он стоял, находился и крепко сбитый деревянный мостик, через который местные жители переходи с одной стороны на другую.