Лаврентий из Бржезовой - Гуситская Хроника Опции

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Исторические свидетельства об эпохе гуситского революционного движения дошли до нас в основном, в произведениях врагов гусизма. Изгнанные прелаты, потерявшие свои огромные владения, писали о гуситах, как о разбойниках и хищных зверях. Не отставали от них в своей злостной клевете и прочие представители феодального правящего класса, материально пострадавшие от революционного взрыва.

Те скудные свидетельства о ходе революционных боев. которые восходят непосредственно к гуситским хроникам, в течение столетий подвергались уничтожению со стороны церковной реакции, гуситские книги и рукописи истреблялись и сжигались; поэтому только разрозненные отрывки гуситских повествований, писем и трактатов сохранили до наших дней голоса из гуситского лагеря, сведения о событиях гуситского революционного движения в освещении самих представителей гусизма. Само собой разумеется, что всё остатки этой некогда обширной гуситской литературы чрезвычайно дороги и ценны для нас как основной материал для изучения гуситского революционного движения.

Среди такого рода литературных сокровищ, переживших века реакции и сохранившихся до наших дней, первое место принадлежит «Гуситской хронике» известного писателя Лаврентия (по-чешски Вавржинца) из Бржезовой. Можно даже сказать, что «Гуситская хроника» Лаврентия является основой наших сведений о зарождении и первых годах гуситского движения. Среди мелких свидетельств хронистов, среди отрывков гуситской литературы резко выделяется труд Лаврентия. Так смело возносится вверх сохранившееся здание среди [6] развалин. С широким творческим размахом, необыкновенной живостью и художественным совершенством воссоздает Лаврентий бурные годы от 1414 до начала 1422 г.

Только восемь лет, но какие потрясающие годы! В эти восемь лет, которым посвящен волнующий рассказ Лаврентия, в истории Чехии произошло больше событий, чем порой происходит в целое столетие. Революционная война, постепенно нараставшая в массах чешского народа, подняла чашу (До Яна Гуса в Чехии, как и во всех католических странах, из чаши причащалось только духовенство. Этим церковь хотела подчеркнуть особое положение духовенства перед светскими людьми. Ян Гус подверг резкой критике католическую церковь, в том числе выступил за причащение под обоими видами (хлебом и вином) всех людей. В гуситском движении чаша стала символом революционной борьбы и изображалась на гуситских знаменах, с которыми чешский народ шел в бой против крестоносцев-феодалов.— Ред.) как символ восстания против самого крупного феодала — церкви. Поэтому Лаврентий в начале своей хроники говорит о причащении под обоими видами и повествует о героической борьбе магистра Яна Гуса на Констанцском соборе. Однако этим важнейшим историческим событиям он придает все же меньшее значение, чем годам собственно революционных боев, начавшихся в 1419 г. Время до 1419 г. является только введением к главному повествованию. Во введении Лаврентий изложил основные идеи, без которых нельзя было бы понять сложную историю революционных лет. Уже благодаря этой концепции его хроника резко отличается от обычных средневековых хроник, которые год за годом механически и бесцветно регистрировали события. «Гуситская хроника» не имеет ничего общего с подобными анналами. В центре ее стоит одна проблема, событие огромного исторического значения — гуситское революционное движение, которое автор считает фактом, требующим самого пристального внимания.

Поэтому, начиная с описания событий 1419 г., поток повествования расширяется и охватывает не только Прагу, королевский двор и города, но и включает в себя сведения о [7] революционном движении в чешской деревне. Только зрелому мастеру было под силу охватить богатство событий, уловить даже мельчайшие детали революционного брожения и при этом не потерять нити повествования. Искусный рассказчик ведет нас по улицам революционной Праги, по широким просторам южной Чехии на гору Табор, говорит о первых битвах народной армии и славной победе над крестоносцами на Жижкове. Рассказывая о жестокой борьбе, вспыхнувшей во многих местах Чехии, хронист знакомит нас и с последователями Гуса — с Яном Желивским, с Яном Жижкой из Троцнова и другими народными вождями и мыслителями.

Особое внимание Лаврентий из Бржезовой уделяет революционному Табору. В «Гуситскую хронику» вставлено самостоятельное повествование о возникновении и развитии Табора, о хилиазме (Учение о пришествии Христа и о тысячелетнем его царстве, которое наступит после победы гусизма.— Ред.) и хилиастической общности потребительских имуществ. Из-за этого «экскурса» «Гуситская хроника» становится для нас еще более ценной, так как о развитии Табора, кроме данных сообщений Лаврентия из Бржезовой, мы имеем только самое незначительное количество сведений. Рассматриваемая хроника повествует и о поражении таборитской бедноты, о дальнейших победах Жижки, радостно приветствует успехи Праги и кончается описанием славной битвы у Кутной Горы и бегства «рыжей бестии» — короля Сигизмунда из Чехии.

Из беглого обзора содержания хроники ясно, что труд Лаврентия имеет огромное историческое значение. Однако необходимо решить вопрос, какую ценность представляет «Гуситская хроника», насколько можно полагаться на ее повествование, до какой степени хроника заслуживает доверия.

Во введении сам автор говорит о своем желании засвидетельствовать то, что он «воспринял в действительности своими правдивыми глазами и ушами». Однако мы знаем, что подобным образом заверяли читателя в своей правдивости все [8] хронисты, повествование же их всегда отражало взгляды автора. Хроника Лаврентия, как бы ни старался автор быть вполне правдивым, также носит отпечаток его общественного положения. В ней отражены воззрения представителя гуситского центра, гуситского пражского бюргерства.

Лаврентий из Бржезовой родился около 1370 г. в деревне Бржезовой возле Кутной Горы. Его родителям принадлежало там маленькое рыцарское имение. Лаврентий учился в Пражском университете и там стал низшим духовным лицом — иподиаконом. По окончании университетского курса он сначала поступил на службу при дворе короля Вацлава IV. По ходатайству королевы Софьи в 1391 г. папа разрешил Лаврентию, несмотря на его молодость, получить церковный бенефиций, т. е. церковную должность, с которой шли доходы. Вероятно, этому способствовал и родственник Лаврентия, мелкий шляхтич Ира из Росток, который был тогда фаворитом короля Вацлава IV. Лаврентий из Бржезовой получил тогда бенефиций в Лоунах, а позже приход в Бехарах, в районе Ичина. При этом Лаврентий не прекратил своих научных занятий. В 1393 г. он получил звание магистра на факультете свободных искусств, записался также на юридический факультет. Хотя он и получал доходы с двух приходов, но все же священником не стал. В его приходах служили наемные священники, так называемые стршидники. Впоследствии Лаврентий работал в королевской канцелярии и оставался там до смерти короля Вацлава IV.

Во время пребывания при королевском дворе Лаврентий проникся симпатией к учению и проповедям Яна Гуса и стал его последователем. Поэтому-то в 1419 г. как горячий утраквист он поступил на службу в городскую канцелярию Нового Города Пражского и Принимал деятельное участие в корреспонденции этого гуситского города, а также проводил литературную редакцию договоров, дипломатических документов и решений гуситских сеймов. Лаврентий оставался писарем городского совета Нового Города Пражского до 1434 г., а может быть, и до своей смерти. Год смерти Лаврентия до сих пор [9] неизвестен. Он падает на период после 1437 г. В точности неизвестно также, когда Лаврентий писал «Гуситскую хронику». Новейшие исследования показывают, что некоторые части ее написаны непосредственно вслед за событиями,— это подтверждает вся манера повествования, повторение отдельных частей, приподнятый стиль его. Высказывалось также мнение, что автор писал последние части хроники незадолго до своей смерти.

Во всех сохранившихся рукописных списках хроника не окончена, и повествование ее прерывается на середине фразы. Вероятно, Лаврентий хотел дать описание не только событий до 1421 г., а значительно большего отрезка времени, но смерть автора прервала завершение его труда.

Лаврентий приобрел значительное состояние. Ему принадлежал дом в Старом Городе Пражском, а позже в Новом Городе Пражском, он владел двором и зависимыми деревнями вблизи от Праги. Естественно, что он стал близок зажиточному новоместскому бюргерству и отстаивал точку зрения умеренных утраквистов. Это проявилось, например, в 1427 г., когда в Праге вспыхнул реакционный заговор, который, однако, был подавлен. Напрасно шляхтичи, соединившиеся вокруг Сигизмунда Корибутовича, пытались вырвать Прагу из рук восставших и перетянуть ее в католический лагерь. Напрасно также старались они привлечь к себе Лаврентия. Гуситский поэт и писатель продолжал придерживаться утраквизма и твердо держался против панского союза, за что и попал в злобный католический памфлет:

К ним подходит Лаврентий...
Умеет писание переводить,
Из правды кривду сотворить.

Впрочем, и Лаврентий, по-видимому, после Липан был вынужден отойти от своих Позиций. Всю жизнь он ненавидел короля Сигизмунда, восставал, боролся против него, а в 1436 г. был вынужден Просить у короля прощения и в конце концов. был помилован. Короче говоря, Лаврентий кончил так, как [10] бывшие гуситские города, которые сначала боролись против Сигизмунда, предателя страны, а после битвы у Липан присягали тому же Сигизмунду как королю, данному «божьей милостью».

Уже по этому краткому очерку жизни Лаврентия можно судить, к каким общественным слоям он принадлежал и какие классовые взгляды должно отражать его повествование.

Пражское бюргерство занимало в гуситском революционном движении особую, своеобразную позицию. Известно, что ремесленники уже долгое время испытывали невыносимый гнет патрициата и высшей церковной иерархии. В то же время цеховые мастера боялись голодной и всегда неспокойной бедноты, подмастерьев, батраков, поденщиков. Поэтому пражские ремесленники не осмеливались открыто выступать с оружием против церкви и короля Сигизмунда, пока не убедились, что борьба с оружием в руках неизбежна. По той же причине и Лаврентий из Бржезовой долго стоял за посылку посольств из Праги к Сигизмунду и лишь после того, как переговоры сорвались, стал сторонником вооруженного сопротивления.

Однако положение пражского бюргерства было много сложнее, чем казалось на первый взгляд. Уже с самого начала революционных боев ремесленники раскололись на более богатую и более бедную часть. Одни держали сторону Яна Желивского, другие скорее склонялись к союзу с гуситской шляхтой. За Яном Желивским шли мелкие ремесленники Нового Города Пражского, составлявшие вместе с беднотой крепкий союз, который определял направление революционных действий в 1419—1422 гг. Революционная борьба, несомненно, привлекала и часть бюргеров Старого Города, которые в борьбе видели единственный выход из положения. Против революционной борьбы с самого начала были те богатые бюргеры, которые не подвергались изгнанию и имущество которых не было конфисковано, но они имели идейную поддержку в университетских магистрах (наиболее известными из них были Ян Пршибрам и Криштан из Прахатиц) и тяготели к утраквистской [11] шляхте. Для этой группы чаша была лишь бессодержательным символом, от которого при случае можно было отказаться. В них с самого начала движения был зародыш измены, они стремились к созданию панского союза и поражению народных революционных сил. Лаврентий из Бржезовой не принадлежал к этим изменникам, хотя это можно было бы предполагать на основании его связи с университетом. Мы знаем, что еще в 1427 г. он решительно стал на сторону пражского народа против Пршибрама и Сигизмунда Корибутовича, марионетки панства. Из позиции Лаврентия в 1427 г. явствует, что и раньше он был заодно с консервативными, богатыми бюргерами и университетскими магистрами.

Однако автор «Гуситской хроники» не был также сторонником народных революционных сил. Главы и абзацы, посвященные Табору, показывают нам отношение автора хроники к крестьянству и городской бедноте. Лаврентий уделял необычайное внимание таборитам. Он делал это не с тем, чтобы прославить их борьбу, а для того, чтобы разгромить принципы таборитов. Во всей хронике сквозит ненависть к хилиазму, презрение к черни, которая поднялась на бой. При этом писатель забывает свои добрые намерения говорить лишь правду и высказывается как типичный пражский бюргер. Пока представители бедноты находились под знаменами бюргерства и отстаивали его интересы, на это движение можно было смотреть сквозь пальцы, но стоило таборитам вступить в борьбу за собственную революционную программу, как они тотчас стали в глазах бюргерства выродками, грабителями и кровавыми разбойниками. Так же смотрел на них Лаврентий из Бржезовой. Здесь, в «Гуситской хронике», совершенно ясно проявляется классовая ограниченность автора.

Лаврентий из Бржезовой не мог также относиться с полным сочувствием к вождю революционного народа Праги, Яну Желивскому. Автору хроники по душе его борьба: ведь лишь благодаря ему в Праге было принято твердое решение вступить в борьбу с «Семиглавым драконом», королем Сигизмундом. Лаврентий, как патриот, не мог без содрогания думать [12] о той беде, которая грозила чешской земле при приближении Сигизмунда во главе крестоносцев. В этом отношении Желивский удовлетворял Лаврентия, а поэтому в настоящей хронике мы не найдем открытых враждебных выпадов против него. Однако для бюргера Лаврентия Желивский не был вождем, приемлемым во всех отношениях,— ведь он опирался на голодный «сброд», каждую минуту грозил богачам и всем состоятельным бюргерам новыми конфискациями! Лаврентий говорит о Желивском почтительно: он называет его «пан Ян», хотя у него проскальзывает и презрительно-высокомерное отношение, показывающее, что хронист чувствовал свое превосходство над народным трибуном. Для состоятельного бюргера, каким является хронист, Желивский был народным проповедником, к которому народ стекался скорее из-за его красноречия, чем ради его учености и знания науки. Лаврентий не мог понять, что в революционную эпоху восторженный революционер с ясной целью борьбы, каким был Желивский, имеет большую силу, чем ученые профессора и теологи.

Короче говоря, враждебность Лаврентия к революционному Табору и Колеблющееся отношение к Желивскому представляют для нас верное доказательство того, что «Гуситская хроника» отражает взгляды пражского бюргерства, что в ней мы слышим голос умеренных гуситов, гуситского центра. Наконец, Лаврентий сам не раз говорит, что для него и его пражских друзей, а также ремесленников других городов существуют два врага — слева и справа. С тяжелым вздохом оканчивает он одну часть своего повествования, наполненную резкими выпадами против таборитов, описанием опустошения чешской земли: «Король Сигизмунд, явный гонитель истины, с одной стороны, и еще с большей жестокостью табориты — с другой, сея повсюду пожары, превратили благородную и плодородную богемскую, землю почти в пустыню, бесчеловечно сжигая не только костелы и монастыри, но и людей светских и духовных». Лаврентий, таким образом, прямо указывает на то, что он и его друзья отстаивают точку зрения «золотой середины» [13], что они являются противниками как Сигизмунда, так и таборитов.

Понятно, что эта резкая позиция Лаврентия затемняег действительную картину исторического значения Табора. Сейчас не может быть сомнений в том, что революционный подъем таборитских «божьих» бойцов был главным фактором победоносного гуситского движения. Без революционного Табора бюргерская Прага не могла бы достигнуть таких решительных политических и военных успехов. Без таборитской бедноты было немыслимо огромное международное значение гуситской революционной борьбы. Липанское поражение таборитских войск, так же как и убийство Желивского, показало, что гуситское революционное движение может побеждать и развиваться дальше лишь в том случае, если оно опирается на полную поддержку широких слоев народа, обогащается все новой инициативой, почерпнутой из революционного подъема крестьянства и городской бедноты. Пражский состоятельный бюргер Лаврентий из Бржезовой не видел и не хотел этого видеть. Для него было достаточно, что среди таборитских вождей он встречал бывших крепостных крестьян, прежних подмастерьев, работников и батраков. Он чувствовал, что эти люди охотно обратят революционное оружие не только против дворян, прелатов и богатых купцов, но и против всех имущих и богатых. Из страха перед ними он решительно боролся против них, так, как умел, — пером. Из анализа «Гуситской хроники» мы видим, что автор ее включил главы о Таборе именно для того, чтобы всю вину за беды и потери революционных лет свалить на таборитов, чтобы таборитскую политическую программу сделать ненавистной всему народу, чтобы охранить Прагу от таборитской революционной идеологии. В этом состоит политический смысл хроники Лаврентия. Следовательно, нужно осторожно и критически принимать сведения о хилиазме, о пикардах, об опустошениях, явившихся результатом войн таборитов, и нельзя считать правильными те оценки, которые мы встречаем в «Гуситской хронике». За нравственными, политическими и религиозными [14] объяснениями нужно суметь распознать классовые интересы автора хроники, иначе можно впасть в ошибку. Только с таким критическим отношением мы сможем добраться до исторического ядра «Гуситской хроники».

То же направление, что «Гуситская хроника», имеют и другие труды и литературные произведения Лаврентия из Бржезовой. Он был плодовитым поэтом и одним из главных представителей старочешской литературы. Для короля Вацлава IV он написал сонник, «Книгу толкования снов», и обработал на основе различных источников «Хронику мира». Но Лаврентий не ограничился названными латинскими произведениями, он создавал также литературные произведения на чешском языке. Развитость и литературную зрелость чешского языка того времени он показал в своем переводе популярного средневекового путешествия Яна Мандевиля. Эту пользовавшуюся любовью читателей книгу преданий и сказок он перевел со средневерхненемецкого.

Вершиной литературного творчества Лаврентия на чешском языке были сатирические стихи, сохранившиеся в так называемой Будишинской рукописи. В этих стихах, написанных в Праге в 1420 г., Лаврентий выразил свою ненависть к Сигизмунду, католической церкви и крестоносцам. «Упрек чешской короны», «Жалоба чешской короны» и «Спор Праги с Кутной Горой» являются блестящей защитой гуситской программы. В них видна сильная тревога автора-патриота за судьбы гуситского революционного движения и твердая вера в конечную победу. Бурным ликованием встретил Лаврентий поражение крестоносцев и обрушился с упреками на чешскую шляхту, которая из своекорыстных побуждений, склоняясь к Сигизмунду, позорила свой родной язык. Автор этих произведений выразил в своих стихах благородные чувства международной солидарности и братства. Он призывал изгнать из. страны надменных и злобных немцев.

Но некоторые (немцы) остались неиспорченными
И тверды в божьем законе,
Этих любите, как братьев! [15]

Все эти страстные строки проникнуты демократическими тенденциями, написаны с необычайным пониманием благозвучия и образности стиха и составляют гордость старочешской поэзии.

Хвалебным стихотворением («Песнь о победе у Домажлиц») отметил Лаврентий победу гуситов над крестоносцами у Домажлиц в 1431 г. Это стихотворение, написанное по-латыни, отличается большой художественной силой и патриотическим пафосом особенно в тех строках, где изображается дикое бегство крестоносцев по западночешским лесам и радость и ликование победителей-гуситов. В стихотворении о победе при Домажлицах поэт дал также прекрасное изложение миролюбивых намерений гуситов: они воюют потому, что на них напали. Цель их борьбы — обеспечить прекрасный и долгий мир. В поэтическое изложение своих мыслей Лаврентий ввел библейский мотив:

И тогда меч сменится на орало
И копье на серп, как обещал бог,
И оружие превратится в колокола,
Звучащие приветственным звоном.
И прекрасным миром и совместной жизнью
Будут все наслаждаться.

Если мы учтем все вышеупомянутые труды Лаврентия,. а также его мелкие произведения и работы теологического-характера (Commentum reverendi Magistri Laurencii de Brzezowa super VIII psalmos penitentiales и др.), то с полным правом можем назвать Лаврентия из Бржезовой выдающимся гуситским писателем и одним из первых старочешских поэтов. «Гуситская хроника» занимает самое почетное место в его ценном литературном наследии.

Однако при пользовании «Гуситской хроникой» как историческим источником нельзя упускать из вида, что рассказ о гуситском революционном движении не будет полон, если не добавить к нему критического обзора истории революционного Табора; с другой стороны, необходимо все время учитывать стремление автора набросить тень на справедливую [16] борьбу чешской бедноты; только при соблюдении этих двух условий мы сможем понять во всей глубине и широте значение гуситского революционного движения.

Оригинал «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой не сохранился. До нас дошли лишь ее рукописные копии от XV—XVI вв.

1. Самой старой рукописью является так называемая рукопись Вроцлавская (W), которая была переписана в 1467 г. Она хранится в Городской библиотеке во Вроцлаве.

2. В Праге, в Национальной университетской библиотеке, хранится рукопись A (sign. 1D10), относящаяся к концу XV в; возможно, что она была переписана в начале XVI в.

3. Там же (sign. XID находится другая рукопись хроники (В), относящаяся к концу XV или началу XVI в. Согласно утверждению Я. Голла ( Подробный разбор рукописей дал Я. Голл во введении к изданию хроники Лаврентия в «Pramenech dejin ceskych» («Fontes rerum Bohemica-rum»), t. V, Praha, 1893, str. XXV—XXIX, XXXI—XXXIII (сокращенно: FRB. V))., подобная рукопись хранится в библиотеке в Вольфенбюттеле (ФРГ).

4. В Любковицкой библиотеке хранилась рукопись, ныне утраченная, которую использовал для своего издания К. Гёфлер («Fontes rerum Austricarum, Scriptores», II, Wien, 1856).

5. В издании Е,. Людвига («Reliquiae Manuscriptorum», VI. 1724, str. 124—216) напечатаны два отрывка хроники: один из них охватывает события от начала гуситского движения до 3 апреля 1420 г., другой — с 25 июня 1420 г. до описания таборов. Я. Годл обозначает их L.

6. В Вене, в придворной библиотеке, хранится рукопись Р иод названием «Chronicon Utuversitatis Pragensis», которая является компиляцией хроники Лаврентия, сделанной в половине XVI в. (с мая 1420 г. текст хроники Лаврентия дается в обработанном виде, с 6 июня 1420 г. текст является, в сущности, копией «Гуситской хроники»).[17]

7. Следующая рукопись хранится в библиотеке в Кодани (Bibliotheca Thottiana, с. 688), эта копия хроники Лаврентия относится к концу XVI в. Она, очевидно, послужила основой для издания Е. Людвига (см. выше п. 5). Описание этой рукописи, неизвестной Я. Голлу, опубликовано В. Шульцем в «Vestniku Kralovske Ceske spolecnosti nauk», XXIX, 12.

8. В Национальной университетской библиотеке в Праге (sign. IIIG16) находится отрывок хроники Лаврентия, представляющий выдержки из хроники, сделанные во второй половине XV в. Этот отрывок напечатал Я. Голл в FRB, V, str. 537—541.

9. В бывшей Туновской библиотеке в Дечине. (I. 201a— 277в), в рукописи XVII в., сохранился чешский перевод хроники Лаврентия, но, согласно языковому разбору, перевод был сделан ранее, в XV в. Переводчик недостаточно хорошо знал латинский язык, поэтому не понял многие места хроники. Кроме того, он делал в рукописи многочисленные добавления и критические замечания, выражая свое несогласие с точкой зрения Лаврентия. Этот старый чешский перевод дает Я. Голл в своем издании в FRB, V.

В 1856 г. вышло издание хроники Лаврентия из Бржезовой, подготовленное К. Гёфлером («Fontes rerum Austricarum Scriptores>>, II, Wien, 1856), которое сделано небрежно.

Лучшим изданием до сих пор является издание Ярослава Голла в FRB, V, в котором сделан критический разбор рукописей хроники, представляющий ценность до сих пор.

«Гуситская хроника» была издана несколько раз в чешском переводе; лучшим является последний, сделанный Франтишком Гержманским (Прага, 1954). В этом издании дана большая библиография о «Гуситской хронике».

Ценные данные о Лаврентии из Бржезовой приводятся Я. Голлом во введении к его изданию (FRB, V, str. XX—XL).

О литературной деятельности Лаврентия новые данные собраны Ф. М. Бартошем (F. М. Вartо S. Z novych i starych spisu Vavrince z Brezove. C. C. М. 94, Praha, 1920, str. 193—203).

О датировке хроники было высказано несколько гипотез В. Флаишгансом (W. Flajshans. M. Vavrinec. CCH, 39, 1933, str. 564—576 и ССН, 40, 1934, str. 120—125).

Важнейшие обобщения по этому вопросу дает Я. Харват (J. Charvat. Dilo Frantiska Palackeho, I, 1941, str. 239— 251).

Этого вопроса также касается Р. Урбанек в своей работе "Satiricka skladani Budysinskeho rukopisu M. Vavrince z Brezove z r. 1420 v ramci ostatni jeho cinnosti literarni» (VKCSN, Praha, 1951, с. III).

Взгляды о Лаврентии из Бржезовой и оценка таборов даны мною в книге «Tabor v husitskem revolucnim hnuti», I, Praha, 1952, str. 357—365.

Академик ЧАН Й. Мацек

Настоящее издание является первым переводом «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой на русский язык. В основу его положено издание Я. Голла.

Издание подготовлено совместно с чешским ученым, академиком И. Мацеком.

(пер. В.С. Соколова)
Текст воспроизведен по изданию: Лаврентий из Бржезовой. Гуситская хроника. М. 1962

[Всадник]

115. ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРАЖАН К КАРЛШТЕЙНУ ЗА ПРОДОВОЛЬСТВИЕМ. ОСАДА ПЛЬЗЕНЦАМИ КРАСЛИКОВА

И еще, в том же году, в день св. Мартина 481, в первом часу ночи несколько тысяч конных и пеших вышло из Праги по направлению к замку Карлштейн, чтобы захватить продовольствие, собранное находившимися в замке и хранившееся в близрасположенных домах. Жители же замка, заранее об этом предупрежденные, снесли к себе в замок лучшее из того, что у них было, мужественно защищались против пришедших. Поэтому пражане, спалив хижины крестьян близ замка, вернулись в Прагу в день Пяти братьев. Некоторые из их числа, зараженные ересью пикардов, разрушили храм и храмовую изгородь близ самого замка; тело Христово они выбросили из серебряной дарохранительницы, а ее самое спрятали за пазуху и к великому соблазну принесли в Прагу.

И еще, в то же самое время жители города Пльзеня со всеми своими приверженцами осадили замок Красликов, который был занят Жижкой. Услыхав об этом, Жижка, хотя уже лишился обоих глаз, сейчас же поспешил со своими людьми на помощь замку и, обобрав все прилегающие к замку города и села, провез в замок продовольствие против воли всех сидевших вокруг замка [в засаде]. И если бы не пришел на подмогу пльзенцам господин из Плавна 482 со множеством своих людей, многие из войска пльзенцев, уже обратившиеся в бегство, были бы убиты. Но ввиду того, что прибыл с несколькими сотнями конных вышеназванный господин из Плавна, Жижка поспешил отойти со своим отрядом по направлению к Жатцу; его все время преследовали враги, т. е. войско пльзенцев с господином из Плавна, и они часто начинали в дороге сражение. И когда Жижка прибыл к горе, [266] называемой Владарж, близ Жлутиц, он взошел на нее со своими людьми и подводами 483, окружил ими свой отряд со всех сторон, приладил к ним пиксиды и стал мужественно защищаться от врагов; и несмотря на то, что ненастье, холод, порывы ветра и голод обессиливали его и его людей, они мужественно держались три дня, не давая никому из врагов свободно подняться на гору. Но по прошествии трех дней, по причине голода людей и животных, они спустились с горы и силой пробились к Жатцу; жители Жатца, выйдя им навстречу, проводили их до самого города.

116. ОТХОД ЧЕШСКИХ ПАНОВ ОТ ПРАЖАН. НЕНАВИСТЬ К ПРАЖСКИМ МАГИСТРАМ

И еще, пока все это так происходило, Ченек из Весели, Ульрих из Розы, Ральско из Вартемберга, Иоанн Местецкий и много других баронов и знатных господ Богемского королевства, которые раньше вступили в союз с пражанами для защиты закона божия, теперь предательски отступились от них из-за своей неверности. Некоторые из пражских священников, ставя означенным баронам в вину эту их неверность, сгущая краски, не переставали разглашать об этом в народе и, таким образом, убивали в его сердцах всякое к ним расположение.

В то же самое время некоторые сектанты, взявши своими криками верх над более старшей частью общины, подстрекаемые дьяволом, возненавидели всех магистров. Так, они, не переставая ни днем, ни ночью, поносили всех магистров и требовали, чтобы магистры, как соблазнители и гонители истинных пресвитеров, были убиты или утоплены, или изгнаны из города Праги с собаками под знаменем господина Ченека и никогда больше не возвращались в этот город. Надо полагать, что они добивались этого, чтобы некоторым из священников и их приверженцам было свободно распространять свои заблуждения и ереси, не встречая противодействия со стороны магистров. Но с божьей помощью их злое [267] намерение осталось тщетным, ибо они не могли осуществить того, чего желали.

И еще, в 6-й день недели, перед днем св. Отмара 484, пражане осадили замок Малешов близ [Кутных] Гор, в который и вошли в день св. Елизаветы 485, заключив с жителями замка договор.

117. ВТОРЖЕНИЕ КОРОЛЯ СИГИЗМУНДА В МОРАВИЮ И ПРИНУЖДЕНИЕ ПАНОВ ОТРЕЧЬСЯ ОТ ЧЕТЫРЕХ СТАТЕЙ

И еще, в то же самое время Пипа Гальский, прибыв в Моравию со многими тысячами вооруженных людей от имени венгерского короля, стал убивать людей, жечь и с жестокостью язычников разорять владения господина Петра из Стражнице и Гашека из Острога и других, которые примкнули к пражанам для защиты четырех статей евангельской истины. Взвесив все эти обстоятельства, названный господин Петр из Стражнице сдался со своим крепчайшим замком, по имени Гельфштейн, силезскому князю Пржемеку 486 и подчинился ему письменно и через поручителей на том условии, что означенный герцог Пржемек не отойдет от этого замка, пока означенный господин Петр не будет иметь приказа к нему от короля. Между тем означенный господин Петр, предвидя, что король придет с большой военной силой, просил магистра Сигизмунда 487 и других священников, причащавших под обоими видами, покинуть город Стражнице. По этой причине названный магистр Сигизмунд с досточтимыми святыми дарами и с верным ему народом удалился в Острог к господину Гашеку, который, хотя и много претерпел урона во владениях своих от венгров, все же, как твердая скала, с непреклонным постоянством оставался верен скале истины Христовой. В ночное время напал со своими людьми на какой-то отряд королевского войска и, сам несколько раз врываясь в него, истребил несколько сотен человек. Однако ряды его крестьян, не имевших оружия, потерпели при этом [268] большой урон. Молодой же сын господина Петра из Стражнице, по имени господин Венцеслав, не желая отказываться от четырех статей истины, присоединился к упомянутому господину Гашеку и дал клятву умереть вместе с ним за евангельскую истину. Тем временем король Сигизмунд, проходя через Моравию с большой силой венгров и татар, хотя в большинстве и безоружных, опустошал и сжигал владения как своих недругов, так и друзей и прибыл в Брно, куда и созвал всех баронов и рыцарей, обещая им безопасность проезда. Все собрались туда, полагаясь на данное королем обещание, после дня св. Мартина, кроме господина Гашека и сына господина Петра, названных выше. Между тем король готовил баронам сети. Окружив со всех сторон город вооруженными людьми, он открыл свой замысел баронам и рыцарям, сказав им, что он собрал их потому, что хочет, чтобы они отказались от часто называвшихся выше четырех статей как от неправильных и еретических и чтобы, отрекшись от них, они принесли достойное, наложенное на них присутствовавшим там папским вице-легатом церковное покаяние. После того, как они в течение нескольких дней обсуждали, как им поступить, увидав под конец, что король в гневе немедленно требует от них ответа на свое предложение, и видя также, что венгры уже готовы перейти против них в наступление, они поддались страху, согласились исполнить волю короля, отреклись от четырех статей 488 и обещали королю помогать ему в борьбе против упорно защищающих их. Форма их клятвы была следующая: (* Далее следует текст на чешском языке.)

«Клянусь страстями господа Иисуса Христа, что отрекаюсь от четырех статей, которых я до сих пор ошибочно придерживался с другими моими приверженцами, а именно: о причащении тела и крови Христовых под обоими видами» о свободной проповеди всех священников, о каре за грехи против нравственности и об отнятии земель у духовных лиц» а также отрекаюсь от разрушения церквей, преследования [269] священников и монахов и обещаю не принимать никаких ложных учений, отвергнутых святой римской церковью, особенно же тех, которые проповедовали, распространяли и о которых писали магистр Ян Виклеф и магистр Ян Гус и их последователи, и не следовать им, ни защищать их ни словом, ни делом, ни советом.

И еще клянусь, что я буду всегда верен христианской церкви во всех ее положениях, как их принимает и будет принимать святая римская церковь, и всегда буду оказывать послушание папе и епископу так же, как и всем поставленным и назначенным имя священникам во всем, что касается веры и в других делах, состоящих в их ведении.

И еще клянусь, что всех еретиков и заблуждающихся в вере христианской людей, особенно же тех, которые привержены вышеназванным лжеучениям, будь то духовные или светские люди, я по мере сил моих всегда буду поносить со всеми их помощниками и приверженцами, где бы я их ни встретил и где бы о них ни узнал, в своих ли владениях или в другом каком-нибудь месте, а также, не жалея жизни своей, буду истреблять их, никогда не буду предоставлять им убежища или оказывать им какую-нибудь поддержку, или брать их под свою защиту. Да поможет мне в этом господь бог своими святыми страстями и святым своим учением» (* Далее следует латинский текст.).

Разрешение 489

Я (имя рек) властию всемогущего господа бога, святых апостолов Петра и Павла и властию святейшего во Христе отца и господина нашего папы Мартина V, а также и легата его Фернанда, епископа Луккского, предоставленной мне по этой части, снимаю с тебя всякое отлучение или Другое какое церковное взыскание, под которое ты подпал, придерживаясь осужденной ереси, освобождаю тебя от интердикта, наложенного на тебя за то, что ты принимал всякие положения Иоанна Виклефа и Иоанна Гуса или какой-либо другой ереси, или другие статьи и положения, или за оказание поддержки и [270] защиты тем, которые придерживались этой ереси или каких-либо других ошибочных статей, снимаю интердикт, наложенный на этом основании человеком или законом. И еще снимаю с тебя осуждение на отлучение и усугубление осуждения, которому ты подвергся вследствие упорства за то, что ты, будучи вызван известной грамотой за приложение печати, не явился в Констанц по приказанию папы и Констанцского собора или за какое-либо иное упорство и возмущение. Освобождаю тебя также от всех грехов, о которых ты искренне сокрушаешься и в которых уже мне покаялся, и возвращаю тебя в лоно святой матери церкви и к общению с людьми, а также восстанавливаю тебя в прежнем твоем положении, достоинстве и чести. И это во имя отца и сына и святого духа. Аминь».

Так как господин Венцеслав, сын господина Петра из Стражнице, не пришел на зов короля и не захотел принести вышеуказанное отречение, то король, творя суд в городе Брно, лишил этого господина Венцеслава на вечное время отцовского наследства и приказал вписать это в книгу баронов, чтобы увековечить это в памяти на вечное осуждение мятежных сыновей.

118. ЗАХВАТ ВЕНГРАМИ ПОЛИЧКИ. ПРИБЫТИЕ СИГИЗМУНДА В ИГЛАВУ. ПРИЕЗД ЖИЖКИ В ПРАГУ И В КУТНУЮ ГОРУ

И еще, в то же время венгры и татары, взяв благодаря предательству город Поличку, бесчеловечно перебили там около 1301 490 человека того и другого пола.

И еще, после того, как знатные господа и бароны Моравской земли, стоявшие раньше за истину, все, за исключением Гашека из Острога и господина Венцеслава, сына господина Петра из Стражнице, владетельных господ этой земли, отреклись, как выше было сказано, от четырех статей, король Сигизмунд, прибыв в Иглаву со множеством вооруженного народа,— как говорят, у него было более 60 тысяч конных [271] и пеших воинов,— изменил направление своего пути, чтобы при помощи предательства проникнуть в Горы [Кутные]. Услыхав об этом, войско пражан, задержавшееся тогда в Чаславе и в Горах [Кутных], взвесив разумно обстоятельства, решило, что при своей малочисленности оно не сможет сопротивляться такой силе; по этой причине, укрепив города, оно вернулось через Градец Кралове в день св. Екатерины 491 [в Прагу]. И сейчас же консулы, снарядив посольства и написав письма, посылают их к Жижке и братьям своим таборитам и ко всем другим сторонникам истины, как знатным господам, так и горожанам и крестьянам, чтобы они не замедлили как можно скорее прибыть в Прагу навстречу королю-еретику, если они дорожат своей верой, честью и свободой закона божия.

Таким образом, как только разошлись в разные стороны, как было сказано, их многочисленные посланцы, брат Жижка, хотя и потерявший оба глаза, со своими сестрами и братьями, конными людьми, возами и священниками, по обычаю своему несшими при себе святые дары тела Христова, прибыл в город Прагу в первый день декабря месяца. Он был принят вышедшим ему навстречу духовенством, тоже несшим святые дары алтаря, и простым народом того и другого пола с большим почетом, при звоне больших колоколов ратуши и церквей, как владетельный князь этой земли, и был обильно снабжен продовольствием, чтобы он помог пражанам изгнать из своей земли бесчеловечного короля. Этот же брат Жижка, договорившись обо многом с пражанами, в день зачатия девы Марии 492 выехал со всеми своими людьми из Праги и взял путь на Горы. На другой день за ним последовали и пражане со своим ополчением. Жители же [Кутных] Гор, узнав о приближении брата Жижки с таборитами, выехали ему навстречу на конях, внешне притворно радуясь приходу таборитов, а в душе они роптали и были недовольны — и не без причины. Они знали, что табориты народ необузданный. склонный к грабежу, жестокий в убийствах, что священники их не соблюдают при богослужении никаких церковных обрядов [272]. Отсюда и произошло то, что, когда на следующий день священники таборитские вошли в храм св. Иоанна и стали там совершать богослужение по своему обычаю, к ним пришло много народа от жителей [Кутных] Гор из любопытства, чтобы посмотреть. Когда же они увидели, что один из всех священников — таков был их обычай — стал служить обедню без всякого священнического облачения, в своей собственной одежде, не соблюдая никакого привычного порядка в священнослужении, а только припал головой к земле и, пролежав так с поднятой задней частью тела в течение небольшого времени, достаточного для произнесения молитвы господней, потом встал и сейчас же произнес слова посвящения над кое-как наломанным жертвенным хлебом и над вином, налитым в железную или оловянную чашу, и громким и ясным голосом сказал: «Господь Иисус Христос, после того как насытился, взял хлеб, благословил его, предломил» и т. д.,— и, ломая святой жертвенный хлеб, который он держал в руке, он закончил таким неслыханным для народа способом таинство освящения и сначала причастился сам, затем к этому приступили другие священники, причащая каждый сам себя, а потом начал причащать подходивших отдельно братьев и сестер, так что одни из священников раздавали народу, и притом безо всяких внешних знаков почитания, подобающих такой cвятыне, досточтимое тело Христово, другие- драгоценную кровь. Увидав все это, кутногорцы, мужчины и женщины, еще более раздраженные против богемцев, стали выходить из храма, плевать на землю с ропотом, беседуя друг с другом, говорили: «Теперь мы удостоверились в том, о чем до сих пор только слышали, что чехи самые настоящие злейшие еретики, заслуживающие того, чтобы их преследовал каждый добрый христианин». После этого они стали еще более преданы королю Сигизмунду и тем с большим нетерпением желали его прихода.

И еще, в то же самое время, так как никто из старейшин города Праги из-за членов секты пресвитера Иоанна не [273] осмеливался открыто возразить против многих распоряжении, в ратуше было созвано общее собрание общины, на котором и было принято не католическое, но противное вере христианской решение, именно, чтобы никто из священников не смел держаться того и проповедовать народу то, без чего может спастись род человеческий, и чтобы было отменено и совершенно уничтожено все, чему не учил Христос и его ученики, на том основании, что Христос в достаточной мере изложил все, что относится к спасению людей, в своем Новом завете, поэтому они старались отменить всю церковную обрядность.

И еще, упомянутые сектанты там же приняли решение относительно свободы, которой пользовались магистры, опровергавшие их положения на основании писания, и добились того, чтобы приказано было магистрам, чтобы они представили в ратушу как все свои документы о привилегиях, так же и об основах учения и все другие статуты. Они, мол, хотят сами рассмотреть, нет ли в них чего-нибудь сказанного против закона божия; и если найдут Что-либо, то отбросят то, что следует отбросить, и исправят то, что следует исправить. Однако это их решение на деле выполнено не было, ибо, занявшись другими делами, они это оставили.

119. ПОДЧИНЕНИЕ ЧЕШСКИХ ПАНОВ СИГИЗМУНДУ. ЖЕСТОКОСТЬ ЕГО ВОЙСКА

И еще, в то же самое время, пока король Сигизмунд задерживался вместе со своими военными силами в Иглаве, прибыли к королю, имея надежную охрану, Ченек из Вартемберга, Ульрих из Розы, Вильгельм Зайиц, Ян Местецкий, Пуота и много других господ и баронов Богемского королевства. Они обещали быть ему верными и признать его королем, а также [предложили] свою помощь и совет, однако на том условии, чтобы он прекратил жечь и разорять королевство и его жителей; как говорят, он обещал им это, но, [274] по своему обычаю, не сдержал и не выполнил своего обещания. Наоборот, усугубляя зло злом, он повел войско свое вместе с названными баронами к Горам [Кутным] через Гумполец и Ледеч, причем во время этого похода его бесчеловечные и вероломные солдаты предавали пучине огня всех Друзей и недругов, села, города и замки; девиц же и всех замужних женщин замучивали до последнего издыхания и потом умерщвляли; младенцев на глазах матерей, отрубив им ноги и руки, бросали, а матерей их и других женщин, раздев донага, гнали перед собой, как скот, и подвешивали их на заборах за груди, которые когда-то сами сосали. Преступные и несправедливые люди! Их не могли склонить к милосердию ни стоны матерей, ни потоки слез, ни плач младенцев. С еще большей жестокостью, чем язычники, они совершали все зло, которое только могли. Искореняя грехи богемцев, они сами, торжествуя, совершали святотатства, веруя в то, что, совершая столько зла, они угрожают богу и заслуживают прощение грехов.

О безумный властелин! За что ты преследуешь с жестокостью язычника своих собственных людей, которых должен был бы защищать, зачем ты непрестанно оскверняешь нечистотами свое же собственное гнездо? Почему ты не прекращаешь пролитие крови невинных, почему ты стремишься уничтожить людей, восставших против тебя в борьбе за закон божий? Подожди немного, и ты увидишь, что господь бог подаст помощь боящимся его и обратит в бегство тебя, надеющегося на множество людей твоих, побивая их силами немногих по численности; и в скором времени [в отмщение] за преследование чаши с пречестнейшей кровью Христовой, которую ты пытался отнять у верных своих, дикие псы будут лизать кровь жестоких твоих воинов. Обратись к сердцу своему и опомнись, ибо трудно тебе идти против рожна, и, покаявшись, прекрати совершать столько и столь ужасного зла, может быть, тогда господь бог сжалится над тобой и простит тебе твои несправедливости! [276]

120. ВЫСТУПЛЕНИЕ ВОЙСКА ЖИЖКИ ПРОТИВ СИГИЗМУНДА К КУТНОЙ ГОРЕ

Таким образом, когда в [Кутных] Горах стало известно о приходе короля в Ледеч, как об этом только что сказано, брат Жижка с таборитами стал готовиться к бою и поместился со своими людьми над Горами около вновь отстроенного названным королем укрепления Табора 493 и стал дожидаться прибытия короля. И так как король несколько задерживал свое прибытие, они отошли к Чаславу, чтобы взять подкрепление вооруженными людьми. Когда же в Часлав прибыли также из Богемской и Моравской земли Бочек, Гашек и господин Венцеслав, сын господина Петра, они, укрепив как следует город Часлав, вернулись к [Кутным] Горам и в день св. Фомы 494, который пришелся на воскресенье, названные господа и Жижка с пражанами приказали священникам, отслужив утром обедню, громким голосом объявить с амвонов, а глашатаям разгласить по всем улицам, что все они готовы дать бой для встречи с королем и что они нерушимо исполнят данное ими богу и пражанам обещание защищать евангельскую истину и что они не испытывают никакого страха перед приближающимся королем, ибо, сохраняя верность своим капитанам, знатные господа, рыцари и все пражское войско скорее сложат свои головы, нежели покинут их и отступят. Итак, немного поев, они, покинув начальника монетного двора 495, вышли на [Кутные] Горы под звон колоколов через ворота, ведущие к городу Коуржиму. Но едва они успели отойти на два стадия 496 от города, когда войско короля, отдельными отрядами, стало приближаться к войску пражан. Хотя в большом отряде короля среди массы вооруженных конных людей находилось несколько сот быков и коров, чтобы внушить их видом страх [неприятелю] и обратить его в бегство, однако бог, который никогда не оставляет своих воинов без помощи, внушил всем, борющимся за истину его, большую твердость духа. Никто среди всего множества вооруженных людей не испытывал никакого страха и готовился к бою, и все пешие, а также вышедшие вместе с ними из города кутногорцы, [277] некоторые, чтобы помогать братьям, другие, чтобы посмотреть, какое войско возьмет верх, окружив себя со всех сторон возами, расположились внутри со своими цепами и другим оружием и приспособили много пиксид яа возах для отражения неприятеля. После того как священники подбодрили их в нескольких словах, все пали на землю и вознесли горячие молитвы к богу, затем, поднявшись после молитвы, посвятили много воинов в рыцари, чтобы тем храбрее они бились в защиту истины и приготовились выступить против короля. И когда несколько отрядов короля пытались натиском прорваться сквозь возы 497, они были при помощи пиксид отражены с большим для них уроном. Такие нападения неприятеля, как прелюдия большого боя, продолжались, до самого вечера.

Между тем, пока они сражались друг с другом в такого рода боевых стычках, как сказано выше, много сот человек с кутногорцами, бежавшими из [Кутных] Гор, были предательским образом впущены в город через Колинские ворота, а когда они туда вошли, бывшие с ними в заговоре некоторые кутногорцы и шахтеры, скрывавшиеся до того времени в своих подвалах, вышли к ним навстречу и стали насмерть избивать мечами всех, на ком не было условленного знака или кто не знал пароля. Бывшие беглецы возвращались к своим домам и избивали всех, сочувствующих пражанам, как еретиков. Сбившийся с пути истинного клирик вбежал в подворье одного храма и стал спрашивать главного настоятеля храма, магистра Петра, а когда узнал, что он в войске, стал есть и пить, потом побежал и привел с собой бесчеловечных разбойников, которые убили старосту этого храма я священников, которых им удалось найти. Некоторые укрылись в церковной колокольне, чтобы спасти себе жизнь, но они не оставили и этих и, убив их всех вместе с неким пресвитером и господином Матеем Словаком, сбросили тела их с колокольни; одного уважаемого пресвитера, уже старика с седой головой, они нашли коленопреклоненным перед алтарем со святым телом и кровью Христовой и, не зная никакого стыда, ранили его, [278] а потом замучили до смерти; ковчег красивой работы, недавно сделанный, они вынесли из церкви и разбили на мелкие части. Что они при этом сделали с телом и кровью Христовой, достоверно неизвестно. Однако говорят, что кто-то прибежал и пронзил тело господне копьем. Говорят также, что когда в часовне монетного двора была найдена дарохранительница с телом Христовым, то тело Христово, к соблазну всех христиан, было растоптано ногами. И когда жителями [Кутных] Гор производилось это бесчеловечное избиение, как говорят, около каждого дома люди выставляли различные прежде ими прятавшиеся иконы Христа или его святых. чтобы этим знаком, показать проходящим, что они не принадлежат и никогда не принадлежали, как они говорили. к секте пражан. Эти иконы они потом снова с великим ликованием водворяли над алтарями в храмах, произнося различные проклятия против таборитов, пражан и виклефистов.

Итак, пока, как уже было сказано, на поле боя до самой ночи происходили со стороны того и другого войска военные действия, войско короля разместилось недалеко от войска пражан, с тем чтобы ему доставлялось продовольствие из [Кутных] Гор; табориты же с пражанами имели лишь умеренное количество пищи и питья и в холоде постились во славу божию. И снявшись со своего лагеря, они подошли к месту, которое занимал король со своими людьми, и, сбив его пушки, выбили самого короля со всем его войском с занятого им места. И когда наступило утро...498

Комментарии

103

442 4—11 июля 1421 г.

443 Лаврентий до сих пор ничего не говорил об этом в своей хронике. Город Билина принадлежал Альбрехту из Кольдиц и был взят пражанами 12 июля. Билинский замок пал 13 июля 1421 г.

444 22 июля 1421 г.

445 6 августа 1421 г.

446 Сигизмунд Дечинский — Сигизмунд из Вартемберка и на Дечине. В период гуситского движения колебался между католиками и чашниками. В 1438 г. был обвинен в заговоре против короля и казнен.

447 Лаврентий из Бржезовой не мог скрыть неприязни к Яну Желивскому и преувеличил поражение гуситов. Он хотел доказать, что Желивский был бездарным вождем.

104

448 23 июля 1421 г.

449 25 июля 1421 г.

105

450 6 августа 1421 г.

451 Иоанн (Ян) Жижка потерял первый глаз еще в молодости, и уже в 1419 г. его называли «одноглазый»; другой глаз был поврежден стрелой, когда Жижка осаждал замок Раби. Врачам не удалось сохранить ему глаз; итак, начиная с 1421 г. Ян Жижка воевал, будучи слепым на оба глаза.

452 По вопросу о посольстве к великому князю Витольду было, наконец, достигнуто соглашение в Кутной Горе. В этом посольстве, состоявшем из 4 шляхтичей, совсем не были представлены паны. Главой посольства был Зденек Костка из Поступиц. Оно отправилось из Чехии в сентябре 1421 г., но в Ратиборжи (в Силезии) было схвачено (см. гл. 110).

453 Эти города захватили немецкие князья, а не мейссенские.

454 8—15 августа 1421 г.

106

455 Эгер — Хеб, город в северо-западной Чехии.

456 Это был второй крестовый поход на Чехию. Папа Мартин V поручил его организацию кардиналу Альфонсу Бранду Кастильоне (1350— 1443); к нему примкнули немецкие феодалы, собравшиеся во множестве в Хебе. Во главе войска были поставлены пфальцграф Людвик, трирский архиепископ Отто и кельнский архиепископ Детрих.

457 Курфюрстами были имперские князья, имевшие право выбирать короля. Их было семь: архиепископы — Майнцский, Трирский и Кёльнский (на Рейне), чешский король, пфальцграф Рейнский, герцог Саксонский и маркграф Бранденбургский.

458 Иоанн — здесь Лаврентий ошибается. Майнцским архиепископом был в то время Конрад; Ян умер за два года перед этим.

459 19 сентября 1421 г.

460 Здесь, как и в других местах, цифровые данные сильно преувеличены.

461 4 октября 1421 г.

462 Дочь Сигизмунда Альжбета вышла замуж за герцога Альбрехта 28 сентября 1421 г.

107

463 Гашек из Острова — Гашек из Острога у Стражнице (в Моравской Словакии), происходил из обедневшей ветви панов из Вальдштейна.

108

463а 19 октября 1421 г.

463б Бздинка—Ян Гвезда из Вицемилиц у Жлебов, называемый Бздинка, мелкий земан. Позднее был таборитским гетманом и преемником Жижки.

109

464 20 октября 1421 г.

465 Казнь Яна Садла была мерой наказания революционной партии в Праге, направленной против происков шляхты и попыток создать панский союз.

110

466 Паном замка Жампах был Микеш из Жампаха, сторонник гуситов.

467 16 октября 1421 г.

468 18 октября 1421 г.

469 23 октября 1421 г.

470 Гуситских послов, направлявшихся в Литву, схватил князь Гануш Ратиборжский, а не Ян Опавский. Послы вскоре попали в руки короля Сигизмунда, который заключил их в тюрьму в Брне, а позже в Тренчине и, наконец, обменял на своих сторонников, которые были заключены гуситами в Чехии.

471 Штеновице у Бловиц принадлежали к знатной пльзенской патрицианской фамилии, которая держала сторону гуситов.

111

472 Островом (при впадении р. Ржечицы в Нежарку), где обосновались остатки таборитской бедноты, была крепость около Гамра на р. Нежарке (см. Й. Мацек. Табор, т. II, 497). Все повествование Лаврентия об адамитах нужно расценивать как очередной выпад и клевету  на таборитскую бедноту. Бесспорно доказано, что эта часть адамитов состояла из сторонников Мартина Гуски; это были большей частью мелкие крестьяне и поденщики; они вели борьбу за идеологическую программу Табора с весны 1420 г.

473 Петр — Петр Каниш, известный проповедник таборитской бедноты.

473а В борьбе против таборитской бедноты у Острова Гамра пал гетман города Клатовы Боржек.

112

474 31 октября 1421 г.

475 Великий собор — главный городской храм св. Якуба.

113

476 9 ноября 1421 г.

477 Священник Вильгельм — последователь и друг Желивского, священник Вилем. Позднее он подробно описал смерть Желивского (1422), считая главным ее виновником Якубека изо Стршибра.

114

478 12 ноября 1421 г.

479 14 ноября 1421 г.

480 Ира «Ручное колесо» — Ира Рукавичник, новоместский коншел. Последний раз его имя упоминается в период борьбы в Праге, в которой погиб Ян Желивский.

115

481 11 ноября 1421 г.

482 Генрих (Индржих) из Плавна (в Саксонии), немецкий дворянин, имел поместья в западной Чехии и был опорой западночешского католического союза шляхты.

483 Это так называемое возовое ограждение, излюбленный прием обороны Жижки и вообще таборитов.

116

484 14 ноября 1421 г.

485 19 ноября 1421 г.

117

486 Пржемек — князь Опавский—получил град Гельфштейн (Гельфвтын) от Петра из Стражнице, согласно договору, заключенному 28 октября 1421 г. в Угерском Градиште.

487 Сигизмунд — Зигиэмунд из Истебнице, магистр свободных искусств Карлова университета, был опорой гусизма в Моравии.

488 Протокол брненского сейма, на котором моравская шляхта отреклась от гусизма, был составлен 17 ноября 1421 г. (АС, X, str. 246). Перед этим в ноябре отрекся от чаши Петр из Стражнице. Он выделил наследство своему сыну Вацлаву (ум. в 1439 г.), так как Вацлав продолжал быть сторонником чаши.

489 Здесь так обозначено снятие отлучения от церкви, или интердикта.

118

490 Цифра 1301 преувеличена.

491 25 ноября 1421 г.

492 8 декабря 1421 г.

120

493 Это было укрепление перед городскими стенами.

494 21 декабря.

495 Кутногорским начальником монетного двора был тогда горожанин Нового Города Праги, художник и резчик Микулаш из Дедибаб.

496 Стадий — чешск, гон, мера длины, равная 125 шагам.

497 Табориты здесь снова применили возовое ограждение, представлявшее собой непреодолимое для рыцарей сооружение.

498 В этом месте на середине фразы хроника неожиданно обрывается. Бои у Кутной Горы окончились грандиозной победой гуситов. Сначала Ян Жижка отступил, но потом, 6 января 1422 г., вновь направил удар на войско Сигизмунда, разбил его и непрерывно гнал до самого Немецкого Брода. По дороге Сигизмунд несколько раз пытался дать отпор, но каждый раз терпел поражение.