Лаврентий из Бржезовой - Гуситская Хроника Опции

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Исторические свидетельства об эпохе гуситского революционного движения дошли до нас в основном, в произведениях врагов гусизма. Изгнанные прелаты, потерявшие свои огромные владения, писали о гуситах, как о разбойниках и хищных зверях. Не отставали от них в своей злостной клевете и прочие представители феодального правящего класса, материально пострадавшие от революционного взрыва.

Те скудные свидетельства о ходе революционных боев. которые восходят непосредственно к гуситским хроникам, в течение столетий подвергались уничтожению со стороны церковной реакции, гуситские книги и рукописи истреблялись и сжигались; поэтому только разрозненные отрывки гуситских повествований, писем и трактатов сохранили до наших дней голоса из гуситского лагеря, сведения о событиях гуситского революционного движения в освещении самих представителей гусизма. Само собой разумеется, что всё остатки этой некогда обширной гуситской литературы чрезвычайно дороги и ценны для нас как основной материал для изучения гуситского революционного движения.

Среди такого рода литературных сокровищ, переживших века реакции и сохранившихся до наших дней, первое место принадлежит «Гуситской хронике» известного писателя Лаврентия (по-чешски Вавржинца) из Бржезовой. Можно даже сказать, что «Гуситская хроника» Лаврентия является основой наших сведений о зарождении и первых годах гуситского движения. Среди мелких свидетельств хронистов, среди отрывков гуситской литературы резко выделяется труд Лаврентия. Так смело возносится вверх сохранившееся здание среди [6] развалин. С широким творческим размахом, необыкновенной живостью и художественным совершенством воссоздает Лаврентий бурные годы от 1414 до начала 1422 г.

Только восемь лет, но какие потрясающие годы! В эти восемь лет, которым посвящен волнующий рассказ Лаврентия, в истории Чехии произошло больше событий, чем порой происходит в целое столетие. Революционная война, постепенно нараставшая в массах чешского народа, подняла чашу (До Яна Гуса в Чехии, как и во всех католических странах, из чаши причащалось только духовенство. Этим церковь хотела подчеркнуть особое положение духовенства перед светскими людьми. Ян Гус подверг резкой критике католическую церковь, в том числе выступил за причащение под обоими видами (хлебом и вином) всех людей. В гуситском движении чаша стала символом революционной борьбы и изображалась на гуситских знаменах, с которыми чешский народ шел в бой против крестоносцев-феодалов.— Ред.) как символ восстания против самого крупного феодала — церкви. Поэтому Лаврентий в начале своей хроники говорит о причащении под обоими видами и повествует о героической борьбе магистра Яна Гуса на Констанцском соборе. Однако этим важнейшим историческим событиям он придает все же меньшее значение, чем годам собственно революционных боев, начавшихся в 1419 г. Время до 1419 г. является только введением к главному повествованию. Во введении Лаврентий изложил основные идеи, без которых нельзя было бы понять сложную историю революционных лет. Уже благодаря этой концепции его хроника резко отличается от обычных средневековых хроник, которые год за годом механически и бесцветно регистрировали события. «Гуситская хроника» не имеет ничего общего с подобными анналами. В центре ее стоит одна проблема, событие огромного исторического значения — гуситское революционное движение, которое автор считает фактом, требующим самого пристального внимания.

Поэтому, начиная с описания событий 1419 г., поток повествования расширяется и охватывает не только Прагу, королевский двор и города, но и включает в себя сведения о [7] революционном движении в чешской деревне. Только зрелому мастеру было под силу охватить богатство событий, уловить даже мельчайшие детали революционного брожения и при этом не потерять нити повествования. Искусный рассказчик ведет нас по улицам революционной Праги, по широким просторам южной Чехии на гору Табор, говорит о первых битвах народной армии и славной победе над крестоносцами на Жижкове. Рассказывая о жестокой борьбе, вспыхнувшей во многих местах Чехии, хронист знакомит нас и с последователями Гуса — с Яном Желивским, с Яном Жижкой из Троцнова и другими народными вождями и мыслителями.

Особое внимание Лаврентий из Бржезовой уделяет революционному Табору. В «Гуситскую хронику» вставлено самостоятельное повествование о возникновении и развитии Табора, о хилиазме (Учение о пришествии Христа и о тысячелетнем его царстве, которое наступит после победы гусизма.— Ред.) и хилиастической общности потребительских имуществ. Из-за этого «экскурса» «Гуситская хроника» становится для нас еще более ценной, так как о развитии Табора, кроме данных сообщений Лаврентия из Бржезовой, мы имеем только самое незначительное количество сведений. Рассматриваемая хроника повествует и о поражении таборитской бедноты, о дальнейших победах Жижки, радостно приветствует успехи Праги и кончается описанием славной битвы у Кутной Горы и бегства «рыжей бестии» — короля Сигизмунда из Чехии.

Из беглого обзора содержания хроники ясно, что труд Лаврентия имеет огромное историческое значение. Однако необходимо решить вопрос, какую ценность представляет «Гуситская хроника», насколько можно полагаться на ее повествование, до какой степени хроника заслуживает доверия.

Во введении сам автор говорит о своем желании засвидетельствовать то, что он «воспринял в действительности своими правдивыми глазами и ушами». Однако мы знаем, что подобным образом заверяли читателя в своей правдивости все [8] хронисты, повествование же их всегда отражало взгляды автора. Хроника Лаврентия, как бы ни старался автор быть вполне правдивым, также носит отпечаток его общественного положения. В ней отражены воззрения представителя гуситского центра, гуситского пражского бюргерства.

Лаврентий из Бржезовой родился около 1370 г. в деревне Бржезовой возле Кутной Горы. Его родителям принадлежало там маленькое рыцарское имение. Лаврентий учился в Пражском университете и там стал низшим духовным лицом — иподиаконом. По окончании университетского курса он сначала поступил на службу при дворе короля Вацлава IV. По ходатайству королевы Софьи в 1391 г. папа разрешил Лаврентию, несмотря на его молодость, получить церковный бенефиций, т. е. церковную должность, с которой шли доходы. Вероятно, этому способствовал и родственник Лаврентия, мелкий шляхтич Ира из Росток, который был тогда фаворитом короля Вацлава IV. Лаврентий из Бржезовой получил тогда бенефиций в Лоунах, а позже приход в Бехарах, в районе Ичина. При этом Лаврентий не прекратил своих научных занятий. В 1393 г. он получил звание магистра на факультете свободных искусств, записался также на юридический факультет. Хотя он и получал доходы с двух приходов, но все же священником не стал. В его приходах служили наемные священники, так называемые стршидники. Впоследствии Лаврентий работал в королевской канцелярии и оставался там до смерти короля Вацлава IV.

Во время пребывания при королевском дворе Лаврентий проникся симпатией к учению и проповедям Яна Гуса и стал его последователем. Поэтому-то в 1419 г. как горячий утраквист он поступил на службу в городскую канцелярию Нового Города Пражского и Принимал деятельное участие в корреспонденции этого гуситского города, а также проводил литературную редакцию договоров, дипломатических документов и решений гуситских сеймов. Лаврентий оставался писарем городского совета Нового Города Пражского до 1434 г., а может быть, и до своей смерти. Год смерти Лаврентия до сих пор [9] неизвестен. Он падает на период после 1437 г. В точности неизвестно также, когда Лаврентий писал «Гуситскую хронику». Новейшие исследования показывают, что некоторые части ее написаны непосредственно вслед за событиями,— это подтверждает вся манера повествования, повторение отдельных частей, приподнятый стиль его. Высказывалось также мнение, что автор писал последние части хроники незадолго до своей смерти.

Во всех сохранившихся рукописных списках хроника не окончена, и повествование ее прерывается на середине фразы. Вероятно, Лаврентий хотел дать описание не только событий до 1421 г., а значительно большего отрезка времени, но смерть автора прервала завершение его труда.

Лаврентий приобрел значительное состояние. Ему принадлежал дом в Старом Городе Пражском, а позже в Новом Городе Пражском, он владел двором и зависимыми деревнями вблизи от Праги. Естественно, что он стал близок зажиточному новоместскому бюргерству и отстаивал точку зрения умеренных утраквистов. Это проявилось, например, в 1427 г., когда в Праге вспыхнул реакционный заговор, который, однако, был подавлен. Напрасно шляхтичи, соединившиеся вокруг Сигизмунда Корибутовича, пытались вырвать Прагу из рук восставших и перетянуть ее в католический лагерь. Напрасно также старались они привлечь к себе Лаврентия. Гуситский поэт и писатель продолжал придерживаться утраквизма и твердо держался против панского союза, за что и попал в злобный католический памфлет:

К ним подходит Лаврентий...
Умеет писание переводить,
Из правды кривду сотворить.

Впрочем, и Лаврентий, по-видимому, после Липан был вынужден отойти от своих Позиций. Всю жизнь он ненавидел короля Сигизмунда, восставал, боролся против него, а в 1436 г. был вынужден Просить у короля прощения и в конце концов. был помилован. Короче говоря, Лаврентий кончил так, как [10] бывшие гуситские города, которые сначала боролись против Сигизмунда, предателя страны, а после битвы у Липан присягали тому же Сигизмунду как королю, данному «божьей милостью».

Уже по этому краткому очерку жизни Лаврентия можно судить, к каким общественным слоям он принадлежал и какие классовые взгляды должно отражать его повествование.

Пражское бюргерство занимало в гуситском революционном движении особую, своеобразную позицию. Известно, что ремесленники уже долгое время испытывали невыносимый гнет патрициата и высшей церковной иерархии. В то же время цеховые мастера боялись голодной и всегда неспокойной бедноты, подмастерьев, батраков, поденщиков. Поэтому пражские ремесленники не осмеливались открыто выступать с оружием против церкви и короля Сигизмунда, пока не убедились, что борьба с оружием в руках неизбежна. По той же причине и Лаврентий из Бржезовой долго стоял за посылку посольств из Праги к Сигизмунду и лишь после того, как переговоры сорвались, стал сторонником вооруженного сопротивления.

Однако положение пражского бюргерства было много сложнее, чем казалось на первый взгляд. Уже с самого начала революционных боев ремесленники раскололись на более богатую и более бедную часть. Одни держали сторону Яна Желивского, другие скорее склонялись к союзу с гуситской шляхтой. За Яном Желивским шли мелкие ремесленники Нового Города Пражского, составлявшие вместе с беднотой крепкий союз, который определял направление революционных действий в 1419—1422 гг. Революционная борьба, несомненно, привлекала и часть бюргеров Старого Города, которые в борьбе видели единственный выход из положения. Против революционной борьбы с самого начала были те богатые бюргеры, которые не подвергались изгнанию и имущество которых не было конфисковано, но они имели идейную поддержку в университетских магистрах (наиболее известными из них были Ян Пршибрам и Криштан из Прахатиц) и тяготели к утраквистской [11] шляхте. Для этой группы чаша была лишь бессодержательным символом, от которого при случае можно было отказаться. В них с самого начала движения был зародыш измены, они стремились к созданию панского союза и поражению народных революционных сил. Лаврентий из Бржезовой не принадлежал к этим изменникам, хотя это можно было бы предполагать на основании его связи с университетом. Мы знаем, что еще в 1427 г. он решительно стал на сторону пражского народа против Пршибрама и Сигизмунда Корибутовича, марионетки панства. Из позиции Лаврентия в 1427 г. явствует, что и раньше он был заодно с консервативными, богатыми бюргерами и университетскими магистрами.

Однако автор «Гуситской хроники» не был также сторонником народных революционных сил. Главы и абзацы, посвященные Табору, показывают нам отношение автора хроники к крестьянству и городской бедноте. Лаврентий уделял необычайное внимание таборитам. Он делал это не с тем, чтобы прославить их борьбу, а для того, чтобы разгромить принципы таборитов. Во всей хронике сквозит ненависть к хилиазму, презрение к черни, которая поднялась на бой. При этом писатель забывает свои добрые намерения говорить лишь правду и высказывается как типичный пражский бюргер. Пока представители бедноты находились под знаменами бюргерства и отстаивали его интересы, на это движение можно было смотреть сквозь пальцы, но стоило таборитам вступить в борьбу за собственную революционную программу, как они тотчас стали в глазах бюргерства выродками, грабителями и кровавыми разбойниками. Так же смотрел на них Лаврентий из Бржезовой. Здесь, в «Гуситской хронике», совершенно ясно проявляется классовая ограниченность автора.

Лаврентий из Бржезовой не мог также относиться с полным сочувствием к вождю революционного народа Праги, Яну Желивскому. Автору хроники по душе его борьба: ведь лишь благодаря ему в Праге было принято твердое решение вступить в борьбу с «Семиглавым драконом», королем Сигизмундом. Лаврентий, как патриот, не мог без содрогания думать [12] о той беде, которая грозила чешской земле при приближении Сигизмунда во главе крестоносцев. В этом отношении Желивский удовлетворял Лаврентия, а поэтому в настоящей хронике мы не найдем открытых враждебных выпадов против него. Однако для бюргера Лаврентия Желивский не был вождем, приемлемым во всех отношениях,— ведь он опирался на голодный «сброд», каждую минуту грозил богачам и всем состоятельным бюргерам новыми конфискациями! Лаврентий говорит о Желивском почтительно: он называет его «пан Ян», хотя у него проскальзывает и презрительно-высокомерное отношение, показывающее, что хронист чувствовал свое превосходство над народным трибуном. Для состоятельного бюргера, каким является хронист, Желивский был народным проповедником, к которому народ стекался скорее из-за его красноречия, чем ради его учености и знания науки. Лаврентий не мог понять, что в революционную эпоху восторженный революционер с ясной целью борьбы, каким был Желивский, имеет большую силу, чем ученые профессора и теологи.

Короче говоря, враждебность Лаврентия к революционному Табору и Колеблющееся отношение к Желивскому представляют для нас верное доказательство того, что «Гуситская хроника» отражает взгляды пражского бюргерства, что в ней мы слышим голос умеренных гуситов, гуситского центра. Наконец, Лаврентий сам не раз говорит, что для него и его пражских друзей, а также ремесленников других городов существуют два врага — слева и справа. С тяжелым вздохом оканчивает он одну часть своего повествования, наполненную резкими выпадами против таборитов, описанием опустошения чешской земли: «Король Сигизмунд, явный гонитель истины, с одной стороны, и еще с большей жестокостью табориты — с другой, сея повсюду пожары, превратили благородную и плодородную богемскую, землю почти в пустыню, бесчеловечно сжигая не только костелы и монастыри, но и людей светских и духовных». Лаврентий, таким образом, прямо указывает на то, что он и его друзья отстаивают точку зрения «золотой середины» [13], что они являются противниками как Сигизмунда, так и таборитов.

Понятно, что эта резкая позиция Лаврентия затемняег действительную картину исторического значения Табора. Сейчас не может быть сомнений в том, что революционный подъем таборитских «божьих» бойцов был главным фактором победоносного гуситского движения. Без революционного Табора бюргерская Прага не могла бы достигнуть таких решительных политических и военных успехов. Без таборитской бедноты было немыслимо огромное международное значение гуситской революционной борьбы. Липанское поражение таборитских войск, так же как и убийство Желивского, показало, что гуситское революционное движение может побеждать и развиваться дальше лишь в том случае, если оно опирается на полную поддержку широких слоев народа, обогащается все новой инициативой, почерпнутой из революционного подъема крестьянства и городской бедноты. Пражский состоятельный бюргер Лаврентий из Бржезовой не видел и не хотел этого видеть. Для него было достаточно, что среди таборитских вождей он встречал бывших крепостных крестьян, прежних подмастерьев, работников и батраков. Он чувствовал, что эти люди охотно обратят революционное оружие не только против дворян, прелатов и богатых купцов, но и против всех имущих и богатых. Из страха перед ними он решительно боролся против них, так, как умел, — пером. Из анализа «Гуситской хроники» мы видим, что автор ее включил главы о Таборе именно для того, чтобы всю вину за беды и потери революционных лет свалить на таборитов, чтобы таборитскую политическую программу сделать ненавистной всему народу, чтобы охранить Прагу от таборитской революционной идеологии. В этом состоит политический смысл хроники Лаврентия. Следовательно, нужно осторожно и критически принимать сведения о хилиазме, о пикардах, об опустошениях, явившихся результатом войн таборитов, и нельзя считать правильными те оценки, которые мы встречаем в «Гуситской хронике». За нравственными, политическими и религиозными [14] объяснениями нужно суметь распознать классовые интересы автора хроники, иначе можно впасть в ошибку. Только с таким критическим отношением мы сможем добраться до исторического ядра «Гуситской хроники».

То же направление, что «Гуситская хроника», имеют и другие труды и литературные произведения Лаврентия из Бржезовой. Он был плодовитым поэтом и одним из главных представителей старочешской литературы. Для короля Вацлава IV он написал сонник, «Книгу толкования снов», и обработал на основе различных источников «Хронику мира». Но Лаврентий не ограничился названными латинскими произведениями, он создавал также литературные произведения на чешском языке. Развитость и литературную зрелость чешского языка того времени он показал в своем переводе популярного средневекового путешествия Яна Мандевиля. Эту пользовавшуюся любовью читателей книгу преданий и сказок он перевел со средневерхненемецкого.

Вершиной литературного творчества Лаврентия на чешском языке были сатирические стихи, сохранившиеся в так называемой Будишинской рукописи. В этих стихах, написанных в Праге в 1420 г., Лаврентий выразил свою ненависть к Сигизмунду, католической церкви и крестоносцам. «Упрек чешской короны», «Жалоба чешской короны» и «Спор Праги с Кутной Горой» являются блестящей защитой гуситской программы. В них видна сильная тревога автора-патриота за судьбы гуситского революционного движения и твердая вера в конечную победу. Бурным ликованием встретил Лаврентий поражение крестоносцев и обрушился с упреками на чешскую шляхту, которая из своекорыстных побуждений, склоняясь к Сигизмунду, позорила свой родной язык. Автор этих произведений выразил в своих стихах благородные чувства международной солидарности и братства. Он призывал изгнать из. страны надменных и злобных немцев.

Но некоторые (немцы) остались неиспорченными
И тверды в божьем законе,
Этих любите, как братьев! [15]

Все эти страстные строки проникнуты демократическими тенденциями, написаны с необычайным пониманием благозвучия и образности стиха и составляют гордость старочешской поэзии.

Хвалебным стихотворением («Песнь о победе у Домажлиц») отметил Лаврентий победу гуситов над крестоносцами у Домажлиц в 1431 г. Это стихотворение, написанное по-латыни, отличается большой художественной силой и патриотическим пафосом особенно в тех строках, где изображается дикое бегство крестоносцев по западночешским лесам и радость и ликование победителей-гуситов. В стихотворении о победе при Домажлицах поэт дал также прекрасное изложение миролюбивых намерений гуситов: они воюют потому, что на них напали. Цель их борьбы — обеспечить прекрасный и долгий мир. В поэтическое изложение своих мыслей Лаврентий ввел библейский мотив:

И тогда меч сменится на орало
И копье на серп, как обещал бог,
И оружие превратится в колокола,
Звучащие приветственным звоном.
И прекрасным миром и совместной жизнью
Будут все наслаждаться.

Если мы учтем все вышеупомянутые труды Лаврентия,. а также его мелкие произведения и работы теологического-характера (Commentum reverendi Magistri Laurencii de Brzezowa super VIII psalmos penitentiales и др.), то с полным правом можем назвать Лаврентия из Бржезовой выдающимся гуситским писателем и одним из первых старочешских поэтов. «Гуситская хроника» занимает самое почетное место в его ценном литературном наследии.

Однако при пользовании «Гуситской хроникой» как историческим источником нельзя упускать из вида, что рассказ о гуситском революционном движении не будет полон, если не добавить к нему критического обзора истории революционного Табора; с другой стороны, необходимо все время учитывать стремление автора набросить тень на справедливую [16] борьбу чешской бедноты; только при соблюдении этих двух условий мы сможем понять во всей глубине и широте значение гуситского революционного движения.

Оригинал «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой не сохранился. До нас дошли лишь ее рукописные копии от XV—XVI вв.

1. Самой старой рукописью является так называемая рукопись Вроцлавская (W), которая была переписана в 1467 г. Она хранится в Городской библиотеке во Вроцлаве.

2. В Праге, в Национальной университетской библиотеке, хранится рукопись A (sign. 1D10), относящаяся к концу XV в; возможно, что она была переписана в начале XVI в.

3. Там же (sign. XID находится другая рукопись хроники (В), относящаяся к концу XV или началу XVI в. Согласно утверждению Я. Голла ( Подробный разбор рукописей дал Я. Голл во введении к изданию хроники Лаврентия в «Pramenech dejin ceskych» («Fontes rerum Bohemica-rum»), t. V, Praha, 1893, str. XXV—XXIX, XXXI—XXXIII (сокращенно: FRB. V))., подобная рукопись хранится в библиотеке в Вольфенбюттеле (ФРГ).

4. В Любковицкой библиотеке хранилась рукопись, ныне утраченная, которую использовал для своего издания К. Гёфлер («Fontes rerum Austricarum, Scriptores», II, Wien, 1856).

5. В издании Е,. Людвига («Reliquiae Manuscriptorum», VI. 1724, str. 124—216) напечатаны два отрывка хроники: один из них охватывает события от начала гуситского движения до 3 апреля 1420 г., другой — с 25 июня 1420 г. до описания таборов. Я. Годл обозначает их L.

6. В Вене, в придворной библиотеке, хранится рукопись Р иод названием «Chronicon Utuversitatis Pragensis», которая является компиляцией хроники Лаврентия, сделанной в половине XVI в. (с мая 1420 г. текст хроники Лаврентия дается в обработанном виде, с 6 июня 1420 г. текст является, в сущности, копией «Гуситской хроники»).[17]

7. Следующая рукопись хранится в библиотеке в Кодани (Bibliotheca Thottiana, с. 688), эта копия хроники Лаврентия относится к концу XVI в. Она, очевидно, послужила основой для издания Е. Людвига (см. выше п. 5). Описание этой рукописи, неизвестной Я. Голлу, опубликовано В. Шульцем в «Vestniku Kralovske Ceske spolecnosti nauk», XXIX, 12.

8. В Национальной университетской библиотеке в Праге (sign. IIIG16) находится отрывок хроники Лаврентия, представляющий выдержки из хроники, сделанные во второй половине XV в. Этот отрывок напечатал Я. Голл в FRB, V, str. 537—541.

9. В бывшей Туновской библиотеке в Дечине. (I. 201a— 277в), в рукописи XVII в., сохранился чешский перевод хроники Лаврентия, но, согласно языковому разбору, перевод был сделан ранее, в XV в. Переводчик недостаточно хорошо знал латинский язык, поэтому не понял многие места хроники. Кроме того, он делал в рукописи многочисленные добавления и критические замечания, выражая свое несогласие с точкой зрения Лаврентия. Этот старый чешский перевод дает Я. Голл в своем издании в FRB, V.

В 1856 г. вышло издание хроники Лаврентия из Бржезовой, подготовленное К. Гёфлером («Fontes rerum Austricarum Scriptores>>, II, Wien, 1856), которое сделано небрежно.

Лучшим изданием до сих пор является издание Ярослава Голла в FRB, V, в котором сделан критический разбор рукописей хроники, представляющий ценность до сих пор.

«Гуситская хроника» была издана несколько раз в чешском переводе; лучшим является последний, сделанный Франтишком Гержманским (Прага, 1954). В этом издании дана большая библиография о «Гуситской хронике».

Ценные данные о Лаврентии из Бржезовой приводятся Я. Голлом во введении к его изданию (FRB, V, str. XX—XL).

О литературной деятельности Лаврентия новые данные собраны Ф. М. Бартошем (F. М. Вartо S. Z novych i starych spisu Vavrince z Brezove. C. C. М. 94, Praha, 1920, str. 193—203).

О датировке хроники было высказано несколько гипотез В. Флаишгансом (W. Flajshans. M. Vavrinec. CCH, 39, 1933, str. 564—576 и ССН, 40, 1934, str. 120—125).

Важнейшие обобщения по этому вопросу дает Я. Харват (J. Charvat. Dilo Frantiska Palackeho, I, 1941, str. 239— 251).

Этого вопроса также касается Р. Урбанек в своей работе "Satiricka skladani Budysinskeho rukopisu M. Vavrince z Brezove z r. 1420 v ramci ostatni jeho cinnosti literarni» (VKCSN, Praha, 1951, с. III).

Взгляды о Лаврентии из Бржезовой и оценка таборов даны мною в книге «Tabor v husitskem revolucnim hnuti», I, Praha, 1952, str. 357—365.

Академик ЧАН Й. Мацек

Настоящее издание является первым переводом «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой на русский язык. В основу его положено издание Я. Голла.

Издание подготовлено совместно с чешским ученым, академиком И. Мацеком.

(пер. В.С. Соколова)
Текст воспроизведен по изданию: Лаврентий из Бржезовой. Гуситская хроника. М. 1962

[Всадник]

100. ОБЪЕДИНЕНИЕ ПРАГИ И НАЗНАЧЕНИЕ НОВЫХ КОНШЕЛОВ

И еще, в том же году, что и выше, во 2-й день недели после Петрова дня, т. е. 30 июня, по тайному соглашению каких-то лиц с пресвитером господином Иоанном 435, на стороне которого была большая часть простого народа в общине Пражской, ударили в большой колокол у девы Марии на Писку. На звон этого колокола с шумом сбежались из Нового Города в Старый, как можно предположить, по наущению вышеназванного пресвитера Иоанна, все зачинщики беспорядка. Там они поднялись в ратушу и стали громко кричать, что консулы того и другого Города неверны, и, приписывая им множество преступлений, заявляли, что вследствие этого они заслуженно должны быть смещены. Поэтому они отнимают у них печать и, объединив Старый Город с Новым, избирают на общем собрании четырех капитанов, чтобы они с этого времени и вплоть до избрания новых консулов управляли как Новым, так и Старым Городом. После этого, в 4-й день недели 436 они собираются в ратушу Старого Города и по предложению вышеназванного пресвитера Иоанна избирают в коншелы 30 человек, а именно: 15 от Старого и 15 от Нового Города, из которых некоторые, по слухам, подозревались в пикардской ереси. Они должны были как консулы единого города решать важнейшие дела на совместных заседаниях в ратуше Старого Города, более же мелкие дела, по мере надобности, некоторые из них могли слушать и в Новом Городе. По случаю таких выборов и такого распределения консулов, сделанного без соблюдения установленного порядка и вопреки привилегиям города, все зрелые и состоятельные люди пришли в смущение и даже один оружейник из их числа, хотя сам и был избран, не захотел принять должности консула, ссылаясь на то, что они избраны незаконно и вопреки привилегиям города. [229] Во время этих выборов соединение планеты Луны, олицетворявшей простой народ, с планетой Марсом, означающей, согласно толкованиям астрологов, распри, указывало, что от этих избранных не приходится ждать ни доброго порядка в каких-либо делах, ни хорошего окончания их, и более того, эти выборы скорее станут трутом и источником многих бедствий для королевства. Так говорил тот, чье имя неизвестно. Это же подтвердил и исход всего этого дела. Сейчас же, на том же общем собрании, означенный пресвитер Иоанн, исполняющий должность подкоморжего 437, сказал, обращаясь к общине, присутствовавшей тогда в ратуше: «Вот, у вас, мирян, есть единство и вы стоите все за одного человека, если же вы хотите, чтобы и мы, духовные, были так же едины и не вносили разделения в народ, тогда нужно изгнать из церкви св. Михаила в Большом городе Пражском магистра Кристана, настоятеля этого храма, вместе с его пресвитерами, потому что они не хотят действовать во всем заодно с нами, но до сих пор сохраняют одежды, отличающие духовное сословие, не желают причащать детей и никогда не служат обедни на богемском языке, как это делается во всех остальных храмах». В ответ на это предложение часть собрания, сочувствующая предлагавшему, стала кричать: «Так! так!» Тогда Иоанн опять сказал: «Хотите ли, чтобы другие пресвитеры были поставлены в эту церковь?» И его сторонники подтвердили:

«Так! так!» Таким образом, магистру Якубеку и вышеназванному Иоанну было поручено поставить там других священников, исключив тех, которые там были на законных основаниях. А старшие и более знатные горожане не осмелились возразить против этого, боясь быть выброшенными из ратуши.

101. НАЗНАЧЕНИЕ ТАБОРИТСКИХ СВЯЩЕННИКОВ В ХРАМ СВ. ПЕТРА НА ПОРЖИЧЕ И ПРОТЕСТ ПРОТИВ ЭТОГО ПРАЖСКИХ ЖЕНЩИН

В это же время одного священника, ведавшего храмом св. Петра в Поржиче, односельчане, зараженные ошибочным учением таборитов, выгнали из этой церкви за то, что он совершал [230] богослужение в облачении, и поставили на его место двух пресвитеров таборитских, именно, Прокопа и Филиппа, подозреваемых в пикардской ереси. Подобным же образом и на том же основании некоторые покровители пикардов пытались изгнать из церкви св. Николая в Старом Городе пресвитера Ярослава, человека благочестивого, а в церковь св. Михаила в Старом Городе какие-то миряне хотели поставить священником пресвитера Вильгельма, подозреваемого в пикардской ереси, но по милости божьей они допущены не были. Видя это, именно, что вышеназванные консулы остаются глухи к стольким и таким семенам зла, преданные богу девицы, вдовы и состоящие в замужестве женщины, вдохновляемые духом святым, созвали всех усердно служащих истине и, войдя все вместе в ратушу, подали консулам жалобу в письменном виде. Одна девица из их числа, держа в руках эту грамоту, прочла ее всю от слова до слова, что ниже следует (* Далее следует текст на чешском языке.).

«Любезные паны и братья! Мы просим вашей милости во имя господа нашего Иисуса Христа и ради спасения и сохранения христианской веры, всей нашей городской общины, чтобы вы не устраняли из церквей верных священников и не разрешали другим устранять их, так как они всегда, подряд много лет стойко защищали божьи истины и избегали заблуждений и предосудительных нарушений, не основанных на священном писании и на законе божьем, и порученный их заботам народ наставляли и старались наставлять в законе божьем и заветах Иисуса Христа. Об этом знают многие в общине этого города и также многие во всей Чешской земле. Однако против них, как мы слышим, некоторые ополчились, чтобы их совершенно погубить, и уже некоторых из них притесняют. Так, например, в Новом Городе, в Порожиче какой-то Прокоп таборитский, объединившись с некоторыми из таких людей, без разрешения правителей города, наблюдающих за этим, распустил своих прихожан, которые теперь разбегаются [231], горько жалуясь на то, что он так незаконно к ним вторгся. Точно так же и в других приходах, как, например, у св. Микулаша и св. Михала, где, однако, прихожане не жаловались из страха, что к ним могут быть назначены высокомерные, зазнавшиеся, негодные священники из таких, которые уже соблазнили многих в Чехии и Моравии. Хотя табориты были нам необходимы, сделали много для нас хорошего, за что мы им воздаем должную благодарность, и мы надеемся, что многие среди них суть добрые и богобоязненные, все же немалое число их священников и других членов их общины, мужчин и женщин, погрешили против веры в святое таинство тела и крови Иисуса Христа и против некоторых других положений веры, как они и сами это признают, а многие из них этому противятся.

Эти заблуждения распространились теперь по всему христианскому миру, а особенно в городе Праге. Поэтому в течение этого года нас увещевали, чтобы мы остерегались таковых, что все, прибывшие сюда духовные или миряне, мужчины или женщины, должны быть испытываемы и тех [которые будут признаны впавшими в подобные заблуждения], терпеть здесь не должно, чтобы здесь сохранялось единство в истинном учении Христовом. И этого, что соблюдалось раньше, мы просим теперь у ваших милостей, чтобы вы взяли на себя эту заботу или поручили ее какому-нибудь верному человеку. Далее, некоторые из прибывших сюда священников признали, что они просто благословляют хлеб и вино, не веря, что в них пребывает тело и кровь Христовы, и, пребывая в таком заблуждении, причащают этими дарами и народ и таким образом ведут его к идолопоклонству. А некоторые женщины рассказывают, что таборитские священники учили их, что они должны сами себя причащать, что они неоднократно и делали, но некоторые из них уже заявляют, что хотят, чтобы на них наложено было за это покаяние. Если это будет продолжаться дальше в наших общинах, то это приведет к великому расколу и соблазну всех общин, потому что мы, едва познав истину, сейчас же уже хотим постыдно отказаться [232] от истины и правильной веры. А поэтому, когда кто-нибудь из таких людей сюда приходит, будь то священники или другие. мы не можем знать, придерживаются ли они истинной веры в отношении тела Христова и других вещей или нет, и боимся, не заблуждаются ли они в вере и как бы кто-нибудь не вступил на кафедру и под предлогом, что он проповедует слово божье, не стал бы проповедовать что-нибудь против бога, против веры и спасительных обычаев этих общин, как об этом уже было сказано. Вы все это видите, мало того, вам часто говорят об этом, и вы все-таки ничего не предпринимаете, чтобы положить этому конец, и никому не поручаете сделать это. А если кто из посторонних хочет приняться за это дело, вы чините ему препятствия и отстраняете его, как будто поддерживаете [другую] сторону. Из-за этого возникает раскол в общинах, и там, где мы добились единства, из-за вас, как мы можем заметить, происходит еще большее разделение, чем при прежних панах. Поэтому мы просим вас исправить это и приложить все ваше старание к тому, чтобы весь город Прага, а также другие убедились в том, что вы стремитесь положить этому конец, и чтобы никто яе приписывал вам вины. Не разрешайте тому священнику в Поржиче учинять насилия в церкви перед святым телом Иисуса Христа, а также никому другому нигде в Праге. Верните в костел прежнего священника, так как приход не знает за ним никакой вины, так же как ее не знают за другими вышеупомянутыми костелами. Нам, так же как и всякому, придерживающемуся истинной веры, будет очень жаль; если вы этого не сделаете, тогда мы будем вынуждены с божьей помощью и верной молитвой сами попытаться сделать это, так как вы стараетесь водворить единство только в мирских отношениях, но не в духовных делах нашей веры.

Кроме того, вы разрешили священникам таборитов, во время их пребывания в Праге, свободно входить на амвон в церкви Матери божьей в Тыне и оттуда возводить много лжи не только на священников всей общины, но и на самою общину и поносить не только здешних священников, но и все [233] общины по породу оказания милости Конраду 438 ради правды божьей и по поводу других вещей, что повело к великому расколу в этих общинах, так что в церкви настало великое волнение среди народа и он стал роптать и перестал почитать тело Христово. Некоторые из вас, консулов, присутствовали при этом, однако ничего не сделали. Мало того, как мы слышали, вы даже велели дать каждому из этих 6 или 7 священников по 3 1/2  копы грошей, о чем отчасти упомянул в своей проповеди Чапек, в то время как другим священникам вы предоставили всего скромное угощение. Также мы просим вас, чтобы вы, когда будете созывать в ратушу на собрание общину или ее старшин, ради общего блага не созывали бы только тех, которые держат сторону людей, намеченных к избранию, ибо это многие замечают за вами, а другие по некоторым признакам подозревают. Также если вы будете в дальнейшем принимать кого-нибудь на службу, берите тех, кто держится истинной веры, чтобы они не внушали подозрений в пикардской ереси и мошенничестве» (* Далее следует латинский текст.).

Прослушав это письмо до конца, консулы встревожились, всех их задержали и приказали, чтобы замужние женщины отошли отдельно в одно место, а все остальные остались там, где были, чтобы, разделив их таким образом, легче было бы их усмирить. Но женщины эти, отбросив женский страх, облекшись мужеством, ни за что не захотели разделяться друг с другом. Тогда консулы, видя, что ничего с ними не могут поделать, хотели получить прочитанное перед ними письмо, но не смогли добиться даже этого. Поэтому они в смущении разошлись из ратуши, а женщин заперли на два часа в большом зале ратуши [эстуарии], после чего, однако, им было разрешено свободно разойтись. Это предложение женщин очень понравилось более здравомыслящей части общины; когда на созванном после этого собрании всей общины одна из девиц вторично прочла это письмо, они ничего против него не возразили, наоборот, вполне оправдали. Слава тебе, господи! [234]

102. ЗАСЕДАНИЕ СИНОДА ДУХОВЕНСТВА В ПРАГЕ И ПРИНЯТЫЕ НА НЕМ СТАТЬИ

И еще, в том же году, в день св. Прокопа 439, начал заседать синод клириков в Старом Городе в Праге, в доме коллегии свободных искусств, называемом коллегией Карла. Так как архиепископ Конрад, находившийся тогда в Руднице, не мог прибыть туда, ссылаясь на свое нездоровье, он доверил свою власть двум магистрам свободных искусств и поддьяконам, как бы своим викариям. Прокопу из Пльзеня и Иоанну Пржибраму, чтобы они, подобрав себе кого найдут подходящими, действовали, распоряжались и договаривались о благе, мире и единстве всего клира. Итак, названные магистры избрали себе в помощники бакалавра теологии Якубека из Мизы, проповедника в Вифлееме, и пресвитера Иоанна [Желивского], управлявшего тогда всем городом, невзирая на то, что против пресвитера Иоанна, которого называли отступником, возражал весь клир, не желая иметь над собой кого-либо с дурной славой. Но так как это ни к чему не привело, эти четверо, созвав весь клир в коллегию, разделили его на четыре части: на пражан, градецких, жатчан и таборитов, а всем съехавшимся из других городов они указали место в каждой из этих четырех частей. Разделив всех таким образом, они предложили им обсудить по отдельности несколько статей и дать на них ответ. И хотя некоторые и не были согласны со многими предложенными им таким образом на обсуждение статьями, все же, ввиду того, что большинство дало на них свое согласие, в понедельник после дня св. Прокопа, т. е. 7-го июля, Иоанн Пржибрам, взойдя на кафедру в аудитории теологов, огласил перед клиром, там собравшимся, в присутствии некоторых знатных господ, именно: Ульриха из Розы, Викторина Бочека и некоторых консулов того и другого города и множества вассалов, нижеследующие статьи; при этом он спрашивал у вышеназванных четырех сторон о каждой статье, согласны ли с ней. И в то время, как все другие части их одобряли, одна только часть таборитов, сбившись с правильного пути, возражала [235] против них, особенно против того, что относится к порядку службы и обрядности в церкви. Список этих статей следует ниже.

Во-первых, с благочестием и преданностью в сердце мы верим и, находясь в здравом уме, утверждаем, что всем следует верить и утверждать, что всякое слово священного писания Нового и Ветхого завета должно почитаться в простоте, без искажения, согласно смыслу, внушаемому духом святым, и должно приниматься всеми верными христианами. [И это! мы всем сердцем подкрепляем и объявляем.

И еще, мы верим от чистого сердца и утверждаем, что всем должно верить в апостольский символ веры великого Никейского собора и символ Афанасия 440 вместе со всеми другими католическими символами, принятыми и распространенными в ранней христианской церкви, и принимаем сами и постановляем и предписываем соблюдать всем остальным все католические постановления апостолов и ранней церкви, которую мы почитаем как мать и наставницу в католической вере, отступать от которой считаем грехом, так чтобы то, чему учили апостолы и что соблюдала сама древняя церковь, и мы бы хранили и соблюдали.

И еще, ради общего порядка и сохранения и удержания доброй славы всего нашего духовенства и ради очищения духовенства нашего королевства от всего предосудительного, мы считаем правильным избрать четырех способных мужей, известных своими знаниями и добропорядочностью, главными и наивысшими руководителями и правителями по духовным делам, с согласия досточтимого во Христе отца и господина нашего архиепископа пражского Конрада, а именно: Якубека из Мизы, магистра Иоанна из Пржибрама, магистра Прокопа из Пльзеня и Иоанна, проповедника из Нового Города, и обещаем искренне слушаться и повиноваться во всем дозволенном и добром их приказам, распоряжениям и призывам и торжественно ручаемся в этом, передавая и предоставляя им всякую и полную над нами власть карать и наказывать всех нечестивых и мятежных и управлять нами, низлагать, [236] перемещать или устранять и воздействовать каким угодно другим способом, как того требует порядок и справедливость.

И еще, чтобы у всех христовых священников имелся бы в письменном виде весь закон божий полностью или если это никак невозможно, то по крайней мере Новый завет и чтобы они со всем старанием его читали и изучали и усердно бы наставляли самих себя, а также и других в правилах евангельской и апостольской жизни, твердо проповедуя слово божье и постоянно возвещая его в народе.

И еще, чтобы никто из клириков не смел вводить никаких новшеств, не согласных с евангелием и с древними предписаниями святых отцов и с установленным учением церкви, ни проповедовать, ни внушать их другим, пока не доложит об этом названным выше правителям и начальникам клира или земскому синоду или докажет на основании писания, что его положение правильное и католическое. И особенно, чтобы никто не смел принимать и распространять никаких статей против святого таинства евхаристии и всего другого, с ним связанного, запрещенных университетом и пражским духовенством, которые и мы ныне тоже запрещаем.

И еще, чтобы все священники верили от чистого сердца в святое и божественное таинство евхаристии и искреннейше утверждали устами своими, что господь наш Иисус Христос, истинный бог и человек, полностью вещественно присутствует с нами, своим истинным телом и кровью как под видом хлеба, так и под видом вина, и чтобы они возвещали народу, что именно так нужно всем верить и этого держаться. И чтобы предоставляли святое причастие божественного таинства евхаристии под обоими видами хлеба и вина, по внушению духа господня, или по одному только разу в день, или через промежуток времени в несколько дней всем верным христианам как здоровым, так и больным, как взрослым, так и детям, отдаваясь этому делу всеми помыслами, соблюдая все советы благочестия, ревностно предлагая его народу как величайший дар всех милостей. [237]

И еще, чтобы все и каждый в отдельности священник строго соблюдал порядок в служении божественной литургии со всей обрядностью и облачениями, установленными и преподанными ранней церковью и одобренными святыми ее отцами, что одни называют благочинием, другие прикрасами, отбросив все излишества и изъяв всю роскошь, за исключением тех случаев, когда неизбежная необходимость не допустит сделать этого.

И еще, мы постановляем, чтобы при совершении всех шести таинств не опускалось бы таинство причащения, но сопровождало бы [каждое из других] и совершалось как высшая благодать и подкрепление всех других, ибо, по свидетельству блаженного Дионисия, ни одно таинство не считается правильно совершенным, если при этом не было принято святое причастие.

И еще, чтобы никакой священник Христов не владел на основании гражданского или светского права никакими угодьями (дворами, усадьбами, полями) или какими-либо другими доходами, недвижимой собственностью, но, живя по правилам евангельской бедности и жизни апостольской, довольствовался бы скромной пищей и одеждой и чтобы вместе с тем никто из светских господ не присваивал себе и не отнимал у церкви ее средств и достатков, собранных милостыней, ни другого имущества, приобретенного от пожалований как временных, так и бессрочных.

И еще, мы постановляем вслед за Никейским собором, постановившим и запретившим то же самое, чтобы ни один клирик никоим образом не мог брать на откуп церковное или иное светское имущество, вступать в сделки и из-за губительной алчности брать на себя опеку над наследственным имуществом.

И еще, мы постановляем во имя господа нашего Иисуса Христа и под страхом вечного осуждения настаиваем на необходимости придерживаться того, чтобы каждый священник Христов старался всеми способами и безо всякого небрежения усердно и по мере своих сил пресекать, искоренять, вырывать и вытравлять в самих себе и во всех других все смертные [238] грехи против нравственности, запрещенные законом божьим, и никакой такого рода скверны ни в себе, ни во всех, порученных его попечению, невзирая ни на какой ущерб в имуществе или страдания плотские, по небрежению не допускать и по малодушию не терпеть.

И еще, чтобы никто из священников не решался и не смел принимать или требовать каких-нибудь денег или подарков ни за причастие, ни за совершение семи таинств, ни даже в равной степени за совершение всех таинств или за всякие духовные обязанности и чтобы не брал награды под видом каких-либо обетов за совершение молебствий.

И еще, чтобы никакой священник не только не имел сожительства с женщинами, особенно с молодыми, но даже не вступал с ними в общение и не заводил каких-либо разговоров, и не посещал, домов их, но избегал их, кроме тех случаев, когда к этому принуждает спасительная необходимость, выполняемая по высокому приказанию.

И еще, если какой-нибудь священник впадет в разврат, пусть будет наказан ввержением в темницу на один год; если же он согрешит несколько раз, то пусть будет низложен и навсегда отстранен от богослужения.

И еще, если какой-нибудь священник будет найден когда-либо упившимся или посещающим корчмы и играющим в кости, то пусть будет заключен в темницу по крайней мере на месяц.

И еще, чтобы всякий клирик, отличаясь от простого народа по своему платью и по тонзуре, поддерживал бы свое призвание также своим поведением и образом жизни и стремился бы к украшению себя не особой одеждой или обувью, но истинной верой.

И еще, мы утверждаем, чтобы священников, ведущих себя недостойно, празднословных, сквернословных или злоречивых, отстраняли от богослужения.

И еще, чтобы никогда не назначать на должности мятежных священников, а если они уже назначены, то, какой бы степени они ни достигли, отставлять. [239]

И еще, чтобы никто не пытался безрассудно отталкивать людей истинно раскаивающихся, стремящихся со смиренным сердцем поведать пресвитерам свои грехи, или чтобы никто не смел как-либо отказывать людям в упомянутой исповеди, как бы недозволенной, или применяя силу своей власти, которой мы, служа господу нашему Иисусу Христу, отпускаем грехи искренне в них раскаивающимся, а также еще и в других спасительных средствах, дающих удовлетворение [душе].

И еще, чтобы все настоятели церквей имели в своих церквах (и заботились, чтобы постоянно у них были) своевременно освященную воду для крещения и освященный елей, и миро и чтобы соблюдали установленный обычай миропомазания, вопрошания и дачи ответов и очищения и детей крестили, и чтобы окрещенных сейчас же, если они только способны принимать пищу, причащали тела и крови Христовых.

И еще, если клирик какого бы ни было сана будет законно осужден за какое-либо преступление судом епископа или других поставленных для этого лиц, то не следует никакому мирянину защищать его каким-либо способом, но он должен подчиниться справедливому духовному суду.

И еще, чтобы каждый священник, которому позволяет это время и место, был обязан соблюдать часы по канону, разве только он будет занят каким-нибудь размышлением или изучением закона божия, или чем-нибудь другим неизбежным и более полезным. Если же он будет пребывать в праздности и зря потратит время, которое он мог бы употребить на молитвы или на изучение, тогда да будет он анафема.

И еще, для избежания некоторых опасностей, связанных с совершением церковных обрядов, мы объявляем, чтобы обрядности, которые правильно и по известным причинам опускаются в общинах города Праги, так и считались бы подлежащими опущению, если только не встретится другая, еще более важная или направленная на пользу причина для их восстановления [240]

Итак, утверждая эти святые и правильные положения и Статьи, мы тем самым обновляем древние постановления соборов и притом заявляем, что мы этим не намереваемся отменять ничего, относящегося к правильной вере в господа нашего Иисуса Христа, и если будем переубеждены в чем-нибудь противоположном и еще более правильном, то готовы смиренно это исправить 441.

Комментарии

89

388 20 апреля 1421 г.

389 24 апреля 1421 г.

390 15 августа 1421 г.

391 25 апреля 1421 г.

392 Пресвитер, господин Иоанн — Ян Желивский. По именованию «господин Иоанн» можно судить, какую известность и силу имел Ян Желивский.

393 Лихтембург —Лихтенбурк, с XVI в.—Лихнице.

394 16 августа 1421 г.

90

395 26 апреля 1421 г.

396 28 апреля 1421 г.

397 Пардидуб — монастырь ордена миноритов.

398 Здесь хронист ошибся. Это, очевидно, Подлажице, где был бенедиктинский монастырь.

399 Епископом Литомышльским в то время был Алеш из Бржези (ум. в 1440 г.), бежавший от гуситов. Тогда и перестало существовать Литомышльское епископство.

400 13 мая 1421 г.

401 Червеногорский — Гинек Червеногорский и на Аберсбахе. Червена Гора находилась у Находа.

402 22 мая 1421 г.

91

403 Калих находился севернее Литомержиц, у деревни Тршебушин, а замок принадлежал раньше ордену немецких рыцарей.

92

404 10 июня 1421 г.

405 Согласно евангельскому рассказу, Иисус совершил свой последний въезд в Иерусалим, сидя на ослице, что было обычным способом передвижения в Палестине.

406 Мишна — Мейссен; мишненцы — мейссенцы.

407 Аббатисой (игуменьей) в монастыре св. Георгия (Иржи) на Пражском граде была тогда (с 1401 г.) Анна Бартовна из Швамберка.

408 21 июня 1421 г.

409 25 июня 1421 г.

93

410 Все рукописи имеют ошибочную дату 1 июля.

411 3 июня 1421 г.

411а Генрих из Вальштейна — Гинек, иначе Индржик, из Вальдштейна.

412 Худоба — Ян Худоба из Ральска.

413 Шкопек из Дуба—Алеш Шкопек из Дубы на Гоуске был паном Дражиц и Кокаржина (ум. в 1434 г.).

414 Генрих Берка из Дуба — Гинек Главач из Дубы, пан на Чешской Липе.

415 Перштейнский — Вилем из Пернштейна, Петр из Стражнице — Петр из Краварж и из Стражнице, Иоанн (Ян) из Ломнице были последователями и защитниками гусизма в Моравии.

416 Витольд — великий князь Литовский Витовт.

417 Полный и точный отчет Чаславского сейма издал Ф. Палацкий в «Чешском архиве» (F. Раlасkу. Archiv Cesky, d. III, str. 226—230). См. также и. Мацек. Husitske rev. hnuti, str. 102—103. Его же. Kdoz jsu bozi bojovnici, str. 127—131.

94

418 По социальному составу это были: 5 панов, 7 земанов, в том числе два представителя Табора, 4 представителя гуситских городов и 4 представителя гуситской Праги. Прага находилась в привилегированном положении, на что указывало и то, что на первом месте названы пражские бюргеры.

419 Добавление сделано по тексту протокола, напечатанного в «Arhive Ceskem» (AC), t. III, str. 229.

420 Земские книги — доски (tabulae terrae, desky zemske), первоначально представляли собой записки решений земского суда. Со временем они превратились в поземельные книги. В них помещались записи о дворянских владениях и переходе их от одних владельцев к другим.

421 Здесь текст постановления кончается, но в АС, III, str. 229 следуют еще дальнейшие параграфы.

95

422 Алеш Голицквй из Штернберка (ум. в 1455 г.) в 1424 г. на короткое время перешел к гуситам. Впоследствии он был главным представителем подебрадской партии.

423 27 мая 1421 г.

96

424 Король Сигизмунд обещал Яну Гусу, отправляющемуся в 1414 г. на собор в Констанц, безопасность и гарантировал ему обратную дорогу. Когда же в Констанце Гус был заключен в тюрьму, Сигизмунд отдал его всецело в руки церкви.

425 Во Вроцлаве в 1418 г. ремесленники совершили переворот, но король Сигизмунд в 1420 г. бросил зачинщиков переворота в тюрьму, а 23 человека велел казнить. Тогда же он конфисковал их имущество.

426 До 1415 г. Бранденбургская марка принадлежала короне Чешского королевства. В 1415 г. Сигизмунд продал маркграфство Бранденбург Фридриху Гогенцоллерну.

427 Лаврентий здесь ошибся. Сигизмунд продал Новую Марку (Неймарк) ордену немецких рыцарей в 1402 г.

428 Это были имперские коронационные сокровища (регалии), хранившиеся, начиная с эпохи Карла IV, в Чехии.

97

429 15 июня 1421 г.

430 23 июня 1421 г.

99

431 Дивиш Боржек из Милетинка, пан на Кунетицкой горе у Пардубиц; в период гуситского движения, будучи на службе у Пражской общины, очень разбогател. Умер в 1438 г.

432 22 июня 1421 г.

433 Конрад — бывший пражский архиепископ Конрад из Вехты, пан Роудницы. Ординарий — управитель по духовным вопросам в королевстве.

434 Это был впоследствии прославившийся гуситский полководец, преемник Яна Жижки из Троцнова — Прокоп Голый, называемый также Великим.

100

435 Иоанн — Ян Желивский.

436 2 июня 1421 г.

437 Ян Желивский приостановил деятельность подкоморжего и этим взял власть над остальными городами (см. гл. 30, прим. 5).

101

438 Конрадт — имеется в виду бывший архиепископ.

102

439 4 июля 1421 г.

440 Апостольский символ веры принял современную форму приблизительно в V в. На Никейском соборе в 325 г. был составлен символ веры, вошедший в состав литургии. Афанасиевское исповедание, названное так по имени церковного ученого Афанасия (ум. в 373 г.), возникло в V—VI столетиях.

441 Протокол пражского синода сохранился в нескольких рукописях и несколько раз был издан (напр., F. Раlасkу. Urkundliche Beitraege zur Geschichte des Hussitentums, 1, s. 128). Хотя на синод были приглашены все священники пражской архидиацезы, однако собрались только гуситы. Католические священники собрались в Оломоуце и отреклись от архиепископа Конрада. В качестве администратора Пражского архиепископства они избрали оломоуцкого епископа Яна Железного.