Лаврентий из Бржезовой - Гуситская Хроника Опции

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Исторические свидетельства об эпохе гуситского революционного движения дошли до нас в основном, в произведениях врагов гусизма. Изгнанные прелаты, потерявшие свои огромные владения, писали о гуситах, как о разбойниках и хищных зверях. Не отставали от них в своей злостной клевете и прочие представители феодального правящего класса, материально пострадавшие от революционного взрыва.

Те скудные свидетельства о ходе революционных боев. которые восходят непосредственно к гуситским хроникам, в течение столетий подвергались уничтожению со стороны церковной реакции, гуситские книги и рукописи истреблялись и сжигались; поэтому только разрозненные отрывки гуситских повествований, писем и трактатов сохранили до наших дней голоса из гуситского лагеря, сведения о событиях гуситского революционного движения в освещении самих представителей гусизма. Само собой разумеется, что всё остатки этой некогда обширной гуситской литературы чрезвычайно дороги и ценны для нас как основной материал для изучения гуситского революционного движения.

Среди такого рода литературных сокровищ, переживших века реакции и сохранившихся до наших дней, первое место принадлежит «Гуситской хронике» известного писателя Лаврентия (по-чешски Вавржинца) из Бржезовой. Можно даже сказать, что «Гуситская хроника» Лаврентия является основой наших сведений о зарождении и первых годах гуситского движения. Среди мелких свидетельств хронистов, среди отрывков гуситской литературы резко выделяется труд Лаврентия. Так смело возносится вверх сохранившееся здание среди [6] развалин. С широким творческим размахом, необыкновенной живостью и художественным совершенством воссоздает Лаврентий бурные годы от 1414 до начала 1422 г.

Только восемь лет, но какие потрясающие годы! В эти восемь лет, которым посвящен волнующий рассказ Лаврентия, в истории Чехии произошло больше событий, чем порой происходит в целое столетие. Революционная война, постепенно нараставшая в массах чешского народа, подняла чашу (До Яна Гуса в Чехии, как и во всех католических странах, из чаши причащалось только духовенство. Этим церковь хотела подчеркнуть особое положение духовенства перед светскими людьми. Ян Гус подверг резкой критике католическую церковь, в том числе выступил за причащение под обоими видами (хлебом и вином) всех людей. В гуситском движении чаша стала символом революционной борьбы и изображалась на гуситских знаменах, с которыми чешский народ шел в бой против крестоносцев-феодалов.— Ред.) как символ восстания против самого крупного феодала — церкви. Поэтому Лаврентий в начале своей хроники говорит о причащении под обоими видами и повествует о героической борьбе магистра Яна Гуса на Констанцском соборе. Однако этим важнейшим историческим событиям он придает все же меньшее значение, чем годам собственно революционных боев, начавшихся в 1419 г. Время до 1419 г. является только введением к главному повествованию. Во введении Лаврентий изложил основные идеи, без которых нельзя было бы понять сложную историю революционных лет. Уже благодаря этой концепции его хроника резко отличается от обычных средневековых хроник, которые год за годом механически и бесцветно регистрировали события. «Гуситская хроника» не имеет ничего общего с подобными анналами. В центре ее стоит одна проблема, событие огромного исторического значения — гуситское революционное движение, которое автор считает фактом, требующим самого пристального внимания.

Поэтому, начиная с описания событий 1419 г., поток повествования расширяется и охватывает не только Прагу, королевский двор и города, но и включает в себя сведения о [7] революционном движении в чешской деревне. Только зрелому мастеру было под силу охватить богатство событий, уловить даже мельчайшие детали революционного брожения и при этом не потерять нити повествования. Искусный рассказчик ведет нас по улицам революционной Праги, по широким просторам южной Чехии на гору Табор, говорит о первых битвах народной армии и славной победе над крестоносцами на Жижкове. Рассказывая о жестокой борьбе, вспыхнувшей во многих местах Чехии, хронист знакомит нас и с последователями Гуса — с Яном Желивским, с Яном Жижкой из Троцнова и другими народными вождями и мыслителями.

Особое внимание Лаврентий из Бржезовой уделяет революционному Табору. В «Гуситскую хронику» вставлено самостоятельное повествование о возникновении и развитии Табора, о хилиазме (Учение о пришествии Христа и о тысячелетнем его царстве, которое наступит после победы гусизма.— Ред.) и хилиастической общности потребительских имуществ. Из-за этого «экскурса» «Гуситская хроника» становится для нас еще более ценной, так как о развитии Табора, кроме данных сообщений Лаврентия из Бржезовой, мы имеем только самое незначительное количество сведений. Рассматриваемая хроника повествует и о поражении таборитской бедноты, о дальнейших победах Жижки, радостно приветствует успехи Праги и кончается описанием славной битвы у Кутной Горы и бегства «рыжей бестии» — короля Сигизмунда из Чехии.

Из беглого обзора содержания хроники ясно, что труд Лаврентия имеет огромное историческое значение. Однако необходимо решить вопрос, какую ценность представляет «Гуситская хроника», насколько можно полагаться на ее повествование, до какой степени хроника заслуживает доверия.

Во введении сам автор говорит о своем желании засвидетельствовать то, что он «воспринял в действительности своими правдивыми глазами и ушами». Однако мы знаем, что подобным образом заверяли читателя в своей правдивости все [8] хронисты, повествование же их всегда отражало взгляды автора. Хроника Лаврентия, как бы ни старался автор быть вполне правдивым, также носит отпечаток его общественного положения. В ней отражены воззрения представителя гуситского центра, гуситского пражского бюргерства.

Лаврентий из Бржезовой родился около 1370 г. в деревне Бржезовой возле Кутной Горы. Его родителям принадлежало там маленькое рыцарское имение. Лаврентий учился в Пражском университете и там стал низшим духовным лицом — иподиаконом. По окончании университетского курса он сначала поступил на службу при дворе короля Вацлава IV. По ходатайству королевы Софьи в 1391 г. папа разрешил Лаврентию, несмотря на его молодость, получить церковный бенефиций, т. е. церковную должность, с которой шли доходы. Вероятно, этому способствовал и родственник Лаврентия, мелкий шляхтич Ира из Росток, который был тогда фаворитом короля Вацлава IV. Лаврентий из Бржезовой получил тогда бенефиций в Лоунах, а позже приход в Бехарах, в районе Ичина. При этом Лаврентий не прекратил своих научных занятий. В 1393 г. он получил звание магистра на факультете свободных искусств, записался также на юридический факультет. Хотя он и получал доходы с двух приходов, но все же священником не стал. В его приходах служили наемные священники, так называемые стршидники. Впоследствии Лаврентий работал в королевской канцелярии и оставался там до смерти короля Вацлава IV.

Во время пребывания при королевском дворе Лаврентий проникся симпатией к учению и проповедям Яна Гуса и стал его последователем. Поэтому-то в 1419 г. как горячий утраквист он поступил на службу в городскую канцелярию Нового Города Пражского и Принимал деятельное участие в корреспонденции этого гуситского города, а также проводил литературную редакцию договоров, дипломатических документов и решений гуситских сеймов. Лаврентий оставался писарем городского совета Нового Города Пражского до 1434 г., а может быть, и до своей смерти. Год смерти Лаврентия до сих пор [9] неизвестен. Он падает на период после 1437 г. В точности неизвестно также, когда Лаврентий писал «Гуситскую хронику». Новейшие исследования показывают, что некоторые части ее написаны непосредственно вслед за событиями,— это подтверждает вся манера повествования, повторение отдельных частей, приподнятый стиль его. Высказывалось также мнение, что автор писал последние части хроники незадолго до своей смерти.

Во всех сохранившихся рукописных списках хроника не окончена, и повествование ее прерывается на середине фразы. Вероятно, Лаврентий хотел дать описание не только событий до 1421 г., а значительно большего отрезка времени, но смерть автора прервала завершение его труда.

Лаврентий приобрел значительное состояние. Ему принадлежал дом в Старом Городе Пражском, а позже в Новом Городе Пражском, он владел двором и зависимыми деревнями вблизи от Праги. Естественно, что он стал близок зажиточному новоместскому бюргерству и отстаивал точку зрения умеренных утраквистов. Это проявилось, например, в 1427 г., когда в Праге вспыхнул реакционный заговор, который, однако, был подавлен. Напрасно шляхтичи, соединившиеся вокруг Сигизмунда Корибутовича, пытались вырвать Прагу из рук восставших и перетянуть ее в католический лагерь. Напрасно также старались они привлечь к себе Лаврентия. Гуситский поэт и писатель продолжал придерживаться утраквизма и твердо держался против панского союза, за что и попал в злобный католический памфлет:

К ним подходит Лаврентий...
Умеет писание переводить,
Из правды кривду сотворить.

Впрочем, и Лаврентий, по-видимому, после Липан был вынужден отойти от своих Позиций. Всю жизнь он ненавидел короля Сигизмунда, восставал, боролся против него, а в 1436 г. был вынужден Просить у короля прощения и в конце концов. был помилован. Короче говоря, Лаврентий кончил так, как [10] бывшие гуситские города, которые сначала боролись против Сигизмунда, предателя страны, а после битвы у Липан присягали тому же Сигизмунду как королю, данному «божьей милостью».

Уже по этому краткому очерку жизни Лаврентия можно судить, к каким общественным слоям он принадлежал и какие классовые взгляды должно отражать его повествование.

Пражское бюргерство занимало в гуситском революционном движении особую, своеобразную позицию. Известно, что ремесленники уже долгое время испытывали невыносимый гнет патрициата и высшей церковной иерархии. В то же время цеховые мастера боялись голодной и всегда неспокойной бедноты, подмастерьев, батраков, поденщиков. Поэтому пражские ремесленники не осмеливались открыто выступать с оружием против церкви и короля Сигизмунда, пока не убедились, что борьба с оружием в руках неизбежна. По той же причине и Лаврентий из Бржезовой долго стоял за посылку посольств из Праги к Сигизмунду и лишь после того, как переговоры сорвались, стал сторонником вооруженного сопротивления.

Однако положение пражского бюргерства было много сложнее, чем казалось на первый взгляд. Уже с самого начала революционных боев ремесленники раскололись на более богатую и более бедную часть. Одни держали сторону Яна Желивского, другие скорее склонялись к союзу с гуситской шляхтой. За Яном Желивским шли мелкие ремесленники Нового Города Пражского, составлявшие вместе с беднотой крепкий союз, который определял направление революционных действий в 1419—1422 гг. Революционная борьба, несомненно, привлекала и часть бюргеров Старого Города, которые в борьбе видели единственный выход из положения. Против революционной борьбы с самого начала были те богатые бюргеры, которые не подвергались изгнанию и имущество которых не было конфисковано, но они имели идейную поддержку в университетских магистрах (наиболее известными из них были Ян Пршибрам и Криштан из Прахатиц) и тяготели к утраквистской [11] шляхте. Для этой группы чаша была лишь бессодержательным символом, от которого при случае можно было отказаться. В них с самого начала движения был зародыш измены, они стремились к созданию панского союза и поражению народных революционных сил. Лаврентий из Бржезовой не принадлежал к этим изменникам, хотя это можно было бы предполагать на основании его связи с университетом. Мы знаем, что еще в 1427 г. он решительно стал на сторону пражского народа против Пршибрама и Сигизмунда Корибутовича, марионетки панства. Из позиции Лаврентия в 1427 г. явствует, что и раньше он был заодно с консервативными, богатыми бюргерами и университетскими магистрами.

Однако автор «Гуситской хроники» не был также сторонником народных революционных сил. Главы и абзацы, посвященные Табору, показывают нам отношение автора хроники к крестьянству и городской бедноте. Лаврентий уделял необычайное внимание таборитам. Он делал это не с тем, чтобы прославить их борьбу, а для того, чтобы разгромить принципы таборитов. Во всей хронике сквозит ненависть к хилиазму, презрение к черни, которая поднялась на бой. При этом писатель забывает свои добрые намерения говорить лишь правду и высказывается как типичный пражский бюргер. Пока представители бедноты находились под знаменами бюргерства и отстаивали его интересы, на это движение можно было смотреть сквозь пальцы, но стоило таборитам вступить в борьбу за собственную революционную программу, как они тотчас стали в глазах бюргерства выродками, грабителями и кровавыми разбойниками. Так же смотрел на них Лаврентий из Бржезовой. Здесь, в «Гуситской хронике», совершенно ясно проявляется классовая ограниченность автора.

Лаврентий из Бржезовой не мог также относиться с полным сочувствием к вождю революционного народа Праги, Яну Желивскому. Автору хроники по душе его борьба: ведь лишь благодаря ему в Праге было принято твердое решение вступить в борьбу с «Семиглавым драконом», королем Сигизмундом. Лаврентий, как патриот, не мог без содрогания думать [12] о той беде, которая грозила чешской земле при приближении Сигизмунда во главе крестоносцев. В этом отношении Желивский удовлетворял Лаврентия, а поэтому в настоящей хронике мы не найдем открытых враждебных выпадов против него. Однако для бюргера Лаврентия Желивский не был вождем, приемлемым во всех отношениях,— ведь он опирался на голодный «сброд», каждую минуту грозил богачам и всем состоятельным бюргерам новыми конфискациями! Лаврентий говорит о Желивском почтительно: он называет его «пан Ян», хотя у него проскальзывает и презрительно-высокомерное отношение, показывающее, что хронист чувствовал свое превосходство над народным трибуном. Для состоятельного бюргера, каким является хронист, Желивский был народным проповедником, к которому народ стекался скорее из-за его красноречия, чем ради его учености и знания науки. Лаврентий не мог понять, что в революционную эпоху восторженный революционер с ясной целью борьбы, каким был Желивский, имеет большую силу, чем ученые профессора и теологи.

Короче говоря, враждебность Лаврентия к революционному Табору и Колеблющееся отношение к Желивскому представляют для нас верное доказательство того, что «Гуситская хроника» отражает взгляды пражского бюргерства, что в ней мы слышим голос умеренных гуситов, гуситского центра. Наконец, Лаврентий сам не раз говорит, что для него и его пражских друзей, а также ремесленников других городов существуют два врага — слева и справа. С тяжелым вздохом оканчивает он одну часть своего повествования, наполненную резкими выпадами против таборитов, описанием опустошения чешской земли: «Король Сигизмунд, явный гонитель истины, с одной стороны, и еще с большей жестокостью табориты — с другой, сея повсюду пожары, превратили благородную и плодородную богемскую, землю почти в пустыню, бесчеловечно сжигая не только костелы и монастыри, но и людей светских и духовных». Лаврентий, таким образом, прямо указывает на то, что он и его друзья отстаивают точку зрения «золотой середины» [13], что они являются противниками как Сигизмунда, так и таборитов.

Понятно, что эта резкая позиция Лаврентия затемняег действительную картину исторического значения Табора. Сейчас не может быть сомнений в том, что революционный подъем таборитских «божьих» бойцов был главным фактором победоносного гуситского движения. Без революционного Табора бюргерская Прага не могла бы достигнуть таких решительных политических и военных успехов. Без таборитской бедноты было немыслимо огромное международное значение гуситской революционной борьбы. Липанское поражение таборитских войск, так же как и убийство Желивского, показало, что гуситское революционное движение может побеждать и развиваться дальше лишь в том случае, если оно опирается на полную поддержку широких слоев народа, обогащается все новой инициативой, почерпнутой из революционного подъема крестьянства и городской бедноты. Пражский состоятельный бюргер Лаврентий из Бржезовой не видел и не хотел этого видеть. Для него было достаточно, что среди таборитских вождей он встречал бывших крепостных крестьян, прежних подмастерьев, работников и батраков. Он чувствовал, что эти люди охотно обратят революционное оружие не только против дворян, прелатов и богатых купцов, но и против всех имущих и богатых. Из страха перед ними он решительно боролся против них, так, как умел, — пером. Из анализа «Гуситской хроники» мы видим, что автор ее включил главы о Таборе именно для того, чтобы всю вину за беды и потери революционных лет свалить на таборитов, чтобы таборитскую политическую программу сделать ненавистной всему народу, чтобы охранить Прагу от таборитской революционной идеологии. В этом состоит политический смысл хроники Лаврентия. Следовательно, нужно осторожно и критически принимать сведения о хилиазме, о пикардах, об опустошениях, явившихся результатом войн таборитов, и нельзя считать правильными те оценки, которые мы встречаем в «Гуситской хронике». За нравственными, политическими и религиозными [14] объяснениями нужно суметь распознать классовые интересы автора хроники, иначе можно впасть в ошибку. Только с таким критическим отношением мы сможем добраться до исторического ядра «Гуситской хроники».

То же направление, что «Гуситская хроника», имеют и другие труды и литературные произведения Лаврентия из Бржезовой. Он был плодовитым поэтом и одним из главных представителей старочешской литературы. Для короля Вацлава IV он написал сонник, «Книгу толкования снов», и обработал на основе различных источников «Хронику мира». Но Лаврентий не ограничился названными латинскими произведениями, он создавал также литературные произведения на чешском языке. Развитость и литературную зрелость чешского языка того времени он показал в своем переводе популярного средневекового путешествия Яна Мандевиля. Эту пользовавшуюся любовью читателей книгу преданий и сказок он перевел со средневерхненемецкого.

Вершиной литературного творчества Лаврентия на чешском языке были сатирические стихи, сохранившиеся в так называемой Будишинской рукописи. В этих стихах, написанных в Праге в 1420 г., Лаврентий выразил свою ненависть к Сигизмунду, католической церкви и крестоносцам. «Упрек чешской короны», «Жалоба чешской короны» и «Спор Праги с Кутной Горой» являются блестящей защитой гуситской программы. В них видна сильная тревога автора-патриота за судьбы гуситского революционного движения и твердая вера в конечную победу. Бурным ликованием встретил Лаврентий поражение крестоносцев и обрушился с упреками на чешскую шляхту, которая из своекорыстных побуждений, склоняясь к Сигизмунду, позорила свой родной язык. Автор этих произведений выразил в своих стихах благородные чувства международной солидарности и братства. Он призывал изгнать из. страны надменных и злобных немцев.

Но некоторые (немцы) остались неиспорченными
И тверды в божьем законе,
Этих любите, как братьев! [15]

Все эти страстные строки проникнуты демократическими тенденциями, написаны с необычайным пониманием благозвучия и образности стиха и составляют гордость старочешской поэзии.

Хвалебным стихотворением («Песнь о победе у Домажлиц») отметил Лаврентий победу гуситов над крестоносцами у Домажлиц в 1431 г. Это стихотворение, написанное по-латыни, отличается большой художественной силой и патриотическим пафосом особенно в тех строках, где изображается дикое бегство крестоносцев по западночешским лесам и радость и ликование победителей-гуситов. В стихотворении о победе при Домажлицах поэт дал также прекрасное изложение миролюбивых намерений гуситов: они воюют потому, что на них напали. Цель их борьбы — обеспечить прекрасный и долгий мир. В поэтическое изложение своих мыслей Лаврентий ввел библейский мотив:

И тогда меч сменится на орало
И копье на серп, как обещал бог,
И оружие превратится в колокола,
Звучащие приветственным звоном.
И прекрасным миром и совместной жизнью
Будут все наслаждаться.

Если мы учтем все вышеупомянутые труды Лаврентия,. а также его мелкие произведения и работы теологического-характера (Commentum reverendi Magistri Laurencii de Brzezowa super VIII psalmos penitentiales и др.), то с полным правом можем назвать Лаврентия из Бржезовой выдающимся гуситским писателем и одним из первых старочешских поэтов. «Гуситская хроника» занимает самое почетное место в его ценном литературном наследии.

Однако при пользовании «Гуситской хроникой» как историческим источником нельзя упускать из вида, что рассказ о гуситском революционном движении не будет полон, если не добавить к нему критического обзора истории революционного Табора; с другой стороны, необходимо все время учитывать стремление автора набросить тень на справедливую [16] борьбу чешской бедноты; только при соблюдении этих двух условий мы сможем понять во всей глубине и широте значение гуситского революционного движения.

Оригинал «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой не сохранился. До нас дошли лишь ее рукописные копии от XV—XVI вв.

1. Самой старой рукописью является так называемая рукопись Вроцлавская (W), которая была переписана в 1467 г. Она хранится в Городской библиотеке во Вроцлаве.

2. В Праге, в Национальной университетской библиотеке, хранится рукопись A (sign. 1D10), относящаяся к концу XV в; возможно, что она была переписана в начале XVI в.

3. Там же (sign. XID находится другая рукопись хроники (В), относящаяся к концу XV или началу XVI в. Согласно утверждению Я. Голла ( Подробный разбор рукописей дал Я. Голл во введении к изданию хроники Лаврентия в «Pramenech dejin ceskych» («Fontes rerum Bohemica-rum»), t. V, Praha, 1893, str. XXV—XXIX, XXXI—XXXIII (сокращенно: FRB. V))., подобная рукопись хранится в библиотеке в Вольфенбюттеле (ФРГ).

4. В Любковицкой библиотеке хранилась рукопись, ныне утраченная, которую использовал для своего издания К. Гёфлер («Fontes rerum Austricarum, Scriptores», II, Wien, 1856).

5. В издании Е,. Людвига («Reliquiae Manuscriptorum», VI. 1724, str. 124—216) напечатаны два отрывка хроники: один из них охватывает события от начала гуситского движения до 3 апреля 1420 г., другой — с 25 июня 1420 г. до описания таборов. Я. Годл обозначает их L.

6. В Вене, в придворной библиотеке, хранится рукопись Р иод названием «Chronicon Utuversitatis Pragensis», которая является компиляцией хроники Лаврентия, сделанной в половине XVI в. (с мая 1420 г. текст хроники Лаврентия дается в обработанном виде, с 6 июня 1420 г. текст является, в сущности, копией «Гуситской хроники»).[17]

7. Следующая рукопись хранится в библиотеке в Кодани (Bibliotheca Thottiana, с. 688), эта копия хроники Лаврентия относится к концу XVI в. Она, очевидно, послужила основой для издания Е. Людвига (см. выше п. 5). Описание этой рукописи, неизвестной Я. Голлу, опубликовано В. Шульцем в «Vestniku Kralovske Ceske spolecnosti nauk», XXIX, 12.

8. В Национальной университетской библиотеке в Праге (sign. IIIG16) находится отрывок хроники Лаврентия, представляющий выдержки из хроники, сделанные во второй половине XV в. Этот отрывок напечатал Я. Голл в FRB, V, str. 537—541.

9. В бывшей Туновской библиотеке в Дечине. (I. 201a— 277в), в рукописи XVII в., сохранился чешский перевод хроники Лаврентия, но, согласно языковому разбору, перевод был сделан ранее, в XV в. Переводчик недостаточно хорошо знал латинский язык, поэтому не понял многие места хроники. Кроме того, он делал в рукописи многочисленные добавления и критические замечания, выражая свое несогласие с точкой зрения Лаврентия. Этот старый чешский перевод дает Я. Голл в своем издании в FRB, V.

В 1856 г. вышло издание хроники Лаврентия из Бржезовой, подготовленное К. Гёфлером («Fontes rerum Austricarum Scriptores>>, II, Wien, 1856), которое сделано небрежно.

Лучшим изданием до сих пор является издание Ярослава Голла в FRB, V, в котором сделан критический разбор рукописей хроники, представляющий ценность до сих пор.

«Гуситская хроника» была издана несколько раз в чешском переводе; лучшим является последний, сделанный Франтишком Гержманским (Прага, 1954). В этом издании дана большая библиография о «Гуситской хронике».

Ценные данные о Лаврентии из Бржезовой приводятся Я. Голлом во введении к его изданию (FRB, V, str. XX—XL).

О литературной деятельности Лаврентия новые данные собраны Ф. М. Бартошем (F. М. Вartо S. Z novych i starych spisu Vavrince z Brezove. C. C. М. 94, Praha, 1920, str. 193—203).

О датировке хроники было высказано несколько гипотез В. Флаишгансом (W. Flajshans. M. Vavrinec. CCH, 39, 1933, str. 564—576 и ССН, 40, 1934, str. 120—125).

Важнейшие обобщения по этому вопросу дает Я. Харват (J. Charvat. Dilo Frantiska Palackeho, I, 1941, str. 239— 251).

Этого вопроса также касается Р. Урбанек в своей работе "Satiricka skladani Budysinskeho rukopisu M. Vavrince z Brezove z r. 1420 v ramci ostatni jeho cinnosti literarni» (VKCSN, Praha, 1951, с. III).

Взгляды о Лаврентии из Бржезовой и оценка таборов даны мною в книге «Tabor v husitskem revolucnim hnuti», I, Praha, 1952, str. 357—365.

Академик ЧАН Й. Мацек

Настоящее издание является первым переводом «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой на русский язык. В основу его положено издание Я. Голла.

Издание подготовлено совместно с чешским ученым, академиком И. Мацеком.

(пер. В.С. Соколова)
Текст воспроизведен по изданию: Лаврентий из Бржезовой. Гуситская хроника. М. 1962

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

74. ПОСОЛЬСТВО ПРАЖАН К ПОЛЬСКОМУ КОРОЛЮ. СМЕЩЕНИЕ КОНШЕЛОВ, СОЧУВСТВОВАВШИХ ТАБОРИТАМ. ВЗЯТИЕ ТАБОРИТАМИ ЗАМКА ПОПОВИЦЕ И ОСАДА ЗАМКА РЖИЧАНЫ

И еще, в четверг, после дня св. Мартина 319, община Пражская на общем собрании с господами Крушиной, Бочеком и Гинеком 320, баронами и дворянами королевства Богемского постановила отправить к королю польскому более торжественное посольство 321, чем какое было послано раньше, и просить его принять королевство и защиту закона божия. Николай же из Гуси, желавший помешать отправке этого посольства, сказал, что никогда табориты не давали своего согласия на избрание королем кого-либо другого, а не уроженца самого королевства; но так как господин Гинек на основании общего соглашения пражан с другими общинами вынес постановление [165] об отправке посольства к королю польскому, которое тут же Жижка и другие пражане скрепили печатью таборитов, то Николай из Гуси не мог уже больше препятствовать отправке посольства и замолчал, ворча про себя. Кроме того, на том же собрании было единодушно принято следующее решение из-за таборитов, которые постоянно придумывали одну за другой какие-нибудь новости. Именно: чтобы никто больше не смел распространять в народе какого-либо нового учения, если не будет уверен, что оно опирается на священное писание или может быть безошибочно и очевидно доказано, и чтобы никто не опубликовывал никакого нового учения, пока не представит его на рассмотрение четырем выделенным для этого дела общиной магистрам, и чтобы такое новое учение опубликовывалось для народа не иначе, как в том случае, если эти четыре магистра признают его достойным такого опубликования. И, во-вторых, постановили, чтобы все пресвитеры пражские соблюдали при богослужении применявшуюся до сего времени обрядность, т. е. облачение и чашу, отказавшись только от всяких излишеств и чрезмерной роскоши. Так как Николай из Гуси и табориты не были согласны с этими и некоторыми другими постановлениями, то названный Николай, капитан таборитский, в ближайший день господен после Мартынова 322 дня ушел из Праги к своим братьям, осаждавшим замок Поповице 323. Завладев им, они приступают к замку Лештно 324 господина Венцеслава, наиболее любимого среди всех советников короля Сигизмунда, и пытаются захватить его. Но в связи с тем, что сейчас же вслед за уходом упомянутого Николая из Гуси из Праги, в день св. Елизаветы 325 община Старого Города Пражского, собравшись, сместила прежних своих консулов, сочувствовавших таборитам, и на их место выбрала новых, а некоторых из прежде смещенных восстановила в должности консулов, некоторые пражане, бывшие соучастниками таборитов, втайне боялись этой смены консулов. Узнав об этом, община Нового Города, собравшись, подобным же образом сместила своих консулов и избрала на их место других. Когда эти новости достигли слуха таборитов, осаждавших замок [166] Лештно, они в смущении стали думать, как бы им восстановить честь своих так неожиданно отставленных консулов; ради этого они заключили на некоторое время перемирие с осажденными в Лештно и поспешили отсюда к труднодоступному замку Ржичаны, близ Праги. Дорога из этого замка до Праги была не только недоступна, но и на ней производилось много грабежей. Потом они направили к пражанам своих послов с извещением, чтобы те готовились и не отказали бы прийти к ним со своими людьми на помощь для захвата замка Ржичаны. Они поступили так, как предполагают, с таким хитрым расчетом, чтобы, после того как они в согласии сойдутся с пражанами, получить возможность вернуться в Прагу и изменить все то, что им там не нравилось.

Итак, когда господин Крушина, бывший в то время капитаном Пражской общины, понял, что пражанам следует для поддержания своей чести послать вооруженных людей на помощь таборитам, он сложил с себя должность капитана и в день св. Елизаветы возвратился в свои владения, воспользовавшись тем предлогом, что неприятель угрожал в то время напасть на них. Однако в действительности причиной его ухода, как думается, было то, что этот знатный господин не хотел разделять поле брани с таборитами, чтобы не показалось, что он одобряет их поджоги, человекоубийства и прочие безобразия.

Пражане же, чтобы исполнить свое обещание и удовлетворить настоятельные просьбы таборитов, в воскресенье, пришедшееся накануне Екатеринина 326 дня, выступили в путь из Праги по направлению к замку Ржичаны с некоторыми наемниками, с конными и пешими людьми и подводами, а также и с некоторыми священниками, несшими святые дары тела Христова. Когда они прибыли к назначенному месту и пресвитеры пражские начали в священническом облачении совершать богослужение, прибежали некоторые братья и сестры из числа таборитов, набросились на священников и закричали: «На что тебе эти тряпки, сними с себя все это и при совершении богослужения будь подобен Христу и его апостолам, иначе [167] мы сдерем с тебя все твои украшения!» В это дело вмешались старшины той и другой стороны, успокоили стороны и договорились о том, что ни табориты пражанам, ни в свою очередь пражане таборитам не будут мешать или как-нибудь препятствовать в совершении богослужения, потому что, вернувшись в Прагу, они, при добром желании той и другой стороны, придут к общему соглашению по этим вопросам для установления мира между ними. После того как обе стороны на этом примирились, Николай из Гуси, самый хитрый в своих действиях из всех таборитов, услыхав, что господин Крушина, а следовательно и Бочек, ушли от пражан, прискакал на коне от своего войска с некоторыми пресвитерами из их общины в Прагу и заявил консулам и общине, что братья табориты желают, чтобы пражане соблюдали принятые на себя по отношению к ним обязательства согласно составленной тогда грамоте, именно, чтоб для охраны ратуши и городских башен было избрано столько же таборитов, сколько и членов Пражской общины, иначе братья табориты будут требовать удовлетворения и, может быть, уйдут из лагеря. Этой хитростью они намеревались усилить сторону, сочувствующую таборитам, чтобы, как можно предполагать, восстановить а должности некоторых из отставленных консулов. Но человек предполагает, а бог располагает все согласно своей благой воле. Консулы, придя к здравому соглашению со своей общиной, ответили ему примерно в таких или подобных выражениях: «Брат Николай, ты хорошо знаешь, что в настоящее время с соизволения божия мы не ощущаем поблизости никаких врагов, которые бы угрожали нам своей силой и ради чего было бы нам необходимо заботиться о безопасности городских стен и башен совместно с братьями таборитами. Поэтому нет необходимости нам иметь такую большую стражу, как вы предполагаете с братьями [таборитами], однако если бы понадобилось, то мы готовы уступить братьям не только в отношении охраны башен, но даже и собственных домов. Поэтому община просит,— сказали они,— чтобы вы теперь на этом не настаивали, потому что и грамота наша [168] об этом, как кажется, не гласит». Этими миролюбивыми словами они сразили эту хитрую лисицу, которая, обманувшись в своих намерениях, возвратилась к своему войску.

Однако Николай из Гуси и в дальнейшем продолжал помышлять, как бы добиться осуществления замысла своей злой воли.

75. ОБЪЕДИНЕНИЕ НЕКОТОРЫХ ПАНОВ С ПРАЖАНАМИ ДЛЯ ЗАЩИТЫ ЧЕТЫРЕХ СТАТЕЙ. ВЗЯТИЕ ТАБОРИТАМИ ЗАМКА РЖИЧАНЫ И СОЖЖЕНИЕ ОДИННАДЦАТИ СВЯЩЕННИКОВ

И еще, в то же самое время, а именно накануне дня св. Андрея 327 бароны королевства Богемского — Ульрих, прозванный Вавак из Нового дома, Петр из Яновиц 328 и Пуркард — прибыли в Прагу вместе с Петром, по прозвищу Змрзлик 329, бывшим начальником монетного двора при короле Венцеславе, и объединились с пражанами для защиты часто упоминавшихся выше четырех статей, сожалея о размолвке, которая продолжалась между таборитами и пражанами из-за различных крайностей, допускаемых их священниками. Поэтому, с одной стороны, магистры, а с другой — табориты изложили им свои убеждения, за которые они стоят и в дальнейшем будут бороться, если не будут наставлены лучше. В связи с этим названные знатные господа стали усердно настаивать на том, чтобы обе стороны были выслушаны и приведены к взаимному согласию. Но так как в это же время замок Ржичаны, ввиду невозможности держаться дольше, сдался пражанам на том условии, чтобы всем лицам, находящимся в замке, была сохранена жизнь, как мужчинам, так и женщинам, и чтобы все они могли спокойно и беспрепятственно выйти оттуда со своими легкими вещами, т. е. с каждодневными одеждами, то по этой причине и совещание было отложено до возвращения в Прагу таборитов из-под Ржичан. Когда же, как было только что сказано, оба капитана войск обещали осажденным в замке, что [169] исполнят все то, о чем они просили, то в день св. Варвары 330 ворота замка были открыты и в него вошли уполномоченные от Пражской общины; однако вместе с ними ворвались и некоторые табориты, вовсе не избранные для этого дела, но действовавшие силой, как надо полагать, ради грабежа. И хотя старейшины, выбранные от войска [пражан], сказали женщинам, чтобы они надели на себя все свои платья и выходили из замка, не опасаясь того, что у них станут их отнимать, и они, действительно, надев на себя много платьев, стали спускаться из замка, сестры таборитские, дожидавшиеся их, бросились на них и стали снимать с них все лучшие одежды, оставляя лишь самые плохие, и залезали к ним в самые потаенные места в поисках драгоценностей и отнимали у них не только золотые и серебряные монеты, но даже и повязки на волосах и серебряные пояса, надетые на платьях; все это сестры у них отняли и убеждали их, чтобы они, после того как у них отобрали вещи, присоединились к их общине и стояли бы за закон божий. В то же самое время Жижка приказал вывести из замка девять найденных там пресвитеров и передал их своим пращникам для сожжения; те действительно сожгли их всех в избе одного крестьянина, несмотря на обещание, данное пражанами,. сохранить всем жизнь, а также и несмотря на то, что те кричали и молили, чтобы им дали время покаяния и просветили бы их в таборитском учении, потому что они согласны исполнить все, в чем их наставят таборитские священники. Таким образом, таборитами были бесчеловечно сожжены у замка Ржичаны одиннадцать пресвитеров, именно, те девять и еще два, прежде схваченные, в числе которых был и плебан из Малетиц по прозвищу Пророк. Владетеля же замка, по имени Дивиш, с сыном они пленниками привезли с собой в пражскую ратушу при возвращении всего войска в день св. Николая 331. Вышеназванный замок при этом не был разрушен, он старательно охранялся. [170]

76. СОЗЫВ ОБЕИХ ОБЩИН ПРАЖСКИХ К СВ. АМБРОЖИ. СМЕРТЬ МИКУЛАША ИЗ ГУСИ. СОБРАНИЕ ПРАЖСКИХ СВЯЩЕННИКОВ С ТАБОРИТСКИМИ В ДОМЕ ПЕТРА ЗМРЗЛИКА

И еще, сейчас же вслед за этим, на третий день 332 после прихода таборитов, т. е. в воскресенье после Николина дня, после обеда были вызваны к монастырю св. Амвросия обе общины как Старого, так и Нового Города, чтобы вышеназванные знатные господа и бароны, встретившись там с таборитами, услышали, что именно заставляет обе стороны быть несогласными между собой. Николай из Гуси с прочими надеялся к этому времени переманить на свою сторону большую часть Пражской общины. Предвидя это, консулы публично объявили, чтобы каждая община со своими старшинами стояла у св. Амвросия порознь и чтобы никто не присоединялся ни к какой другой общине, как только к своей. Таким образом, отдельно стала община Старого Города, отдельно община Нового Города и отдельно таборитская община. К этому было еще прибавлено, чтобы под угрозой наказания не присутствовали при этом ни на той, ни на другой стороне ни одна женщина, ни один священник и чтобы никто из них не примешивался к остальным. Так было приказано с той целью, чтобы вследствие различных внушений со стороны священников и от крика женщин не произошло бы еще большего расхождения между сторонами. Но по воле божьей табориты обманулись в своих ожиданиях и не могли вызвать раскола в общине, как этого ожидали. Таким образом, предложены и приняты были умеренные положения, после чего все мирно разошлись по своим домам.

И еще, на 3-й день после Николина дня 333 знатный господин Ульрих из Нового дома с другими присоединившимися к нему знатными господами, с согласия обеих сторон, установил вместе с городскими консулами, чтобы все пражские пресвитеры сошлись со священниками таборитскими в определенный час после обеда в коллегии Карла 334, чтобы выслушать предложения пражских магистров и священников таборитских. [171]

По этому случаю консулы пригласили в назначенный день Николая из Гуси, Жижку и еще несколько старшин в ратушу на обед с бургомистром для большего укрепления и сохранения дружбы. Однако Николай из Гуси отказался прийти на этот обед, подозревая, что в ратуше ему уготована смерть. А потому в тот же день он с несколькими приверженными ему таборитами с горечью в сердце покинул на коне Прагу, обдумывая, как бы ему по мере своих сил навредить пражанам. Когда он подъехал к речке Псарж, конь его, не желая уступить подводам дорогу, упал в какую-то яму, приготовленную для ловли диких зверей, и сломал при этом всаднику своему, т. е. Николаю из Гуси, ногу, и хотя последний, как передают, поклялся, что ни за что не вернется в Прагу, он все же был отвезен обратно в этот город для оказания ему врачебной помощи. Когда нога его уже была залечена, он заболел грудной астмой в тяжелой форме и закончил дни свои накануне рождества Христова 335 в доме господина из Розы 336, который он захватил как военные трофеи за Пржибенице. Некоторые из пражан, усвоившие учение таборитов, приняли смерть его с печалью, другие, наоборот, радовались и воздавали благодарность богу за то, что он милосердно удостоил их освободиться от злокозненного человека, который, опираясь на свой ум, не только не содействовал миру и милосердию, но за все время непрестанно порождал раздоры, ненависть и вражду между партиями. Жижка же с несколькими из своих друзей не побоялся обедать в упомянутый вторник после дня св. Николая в ратуше с бургомистром. По окончании обеда, когда пражские магистры и пресвитеры уже дожидались в коллегии Карла, таборитские священники ни за что не хотели прийти в коллегию, соглашаясь прийти в любое другое место, куда будет угодно консулам. Чтобы не пропустить из-за такой их злой воли ранее назначенный срок, господин Ульрих Вавак и Жижка вместе с другими участниками переговоров распорядились, чтобы они если не хотят прийти в коллегию Карла, то все же тотчас же собрались бы в доме Петра, по прозвищу Змрзлик, который был когда-то начальником монетного двора; дом этот [172] находится против хоров монастыря св. Якова. Итак, там-то и собрались знатные господа и капитаны таборитов с магистрами и священниками той и другой стороны, чтобы, выслушав стороны, прийти, согласно воле божьей, к какому-нибудь соглашению, чтобы не было сорвано столь благое начинание в связи с расколом в народе из-за распрей между священниками. Итак, бароны хотели там в эстуарии 337, наполненном клириками и светскими людьми, подвергнуть обсуждению вопрос о совершении богослужения в облачении. На это ректор сказал им: «У нас есть определенные статьи, угрожающие благополучию всего королевства. Поэтому лучше будет сначала прослушать их, а потом уже обсуждать текущие вопросы». После этого сейчас же магистр Прокоп из Пльзеня 338, бывший тогда ректором университета, дал магистру Петру из Младеновиц 339, который был тогда проповедником в храме св. Михаила, некую хартию, заключающую в себе свыше 70 статей, чтобы он прочел их громким и внятным голосом перед слушающими, отчетливо произнося. Магистр Петр, взяв эту грамоту, поднялся на скамью и стал читать, никем не прерываемый, все статьи по порядку до самого конца, сначала на латинском,. а потом на родном [чешском] языке. Текст этих статей следует в таком порядке 340.

77. СТАТЬИ, ПРЕДЪЯВЛЕННЫЕ ТАБОРИТАМ КАК ЕРЕТИЧЕСКИЕ

1. Во-первых, что уже теперь в настоящем, т. е. 1420, году произойдет, и есть окончание века сего, т. е. конец всякому злу. — Заблуждение!

2. И еще, что уже теперь настали дни возмездия и год расплаты, когда все грешники мира сего и противники закона божия все до последнего погибнут и должны погибнуть от огня, меча и последних семи казней, о которых сказано у Екклесиаста (гл. 39), а именно: от огня и меча, от голода, от зубов диких зверей, скорпионов и змей, от града и смерча. — Недопустимое заблуждение в христианской вере! [173]

3. И еще, что уже в настоящее время отмщения нет места милости и состраданию во имя бога, и потому людям дурным и противникам закона божия не должно оказывать никакого снисхождения.— Ересь, происходящая от упорства!

4. И еще, что уже в настоящее время отмщения Христу надо подражать и следовать не в милости, кротости и милосердии по отношению к противникам закона божия, но только в его ревности и гневе, неумолимости и справедливости его взыскания.—Ересь, происходящая от упорства!

5. И еще, что в настоящее время отмщения всякий верующий, который удержит меч свой от того, чтобы лично самому пролить кровь противников закона божия, да будет проклят. но каждый верующий должен омыть руки свои в крови врагов Христа, ибо блажен тот, кто воздает дочери бедной воздаяние, которое она воздала нам.—Это и ересь и жестокость тираническая!

6. И еще, что в настоящее время отмщения всякий священник господа Христа свободно может и должен сам бороться за общий закон и разить грешников, ранить и убивать вещественным мечом или каким-нибудь другим оружием.—Ересь!

7. И еще, что в настоящее время отмщения, поскольку еще существует воинствующая церковь, еще задолго до последнего суда все города, села, крепости и все строения должны, подобно Содому, быть разрушаемы и сжигаемы, потому что ни господь бог и никто из добрых не войдет в них.— Заблуждение невиданной и неслыханной жестокости!

8. И еще, что в настоящем христианском мире, поскольку еще существует воинствующая церковь, от указанного выше избиения уцелеют только пять вещественных городов, в которых должны укрываться в дни отмщения все верные, ибо вне этих пяти городов они не смогут нигде обрести спасения.—Заблуждение и ложь лжепророков!

9. И еще, что уже теперь, в этот год отмщения, город Прага должен быть верующими разрушен и сожжен подобно Вавилону — Невыносимая несправедливость, грозящая притеснениями справедливых и гибелью верных! [174]

10. И еще, что уже в это время отмщения никто не может спастись или уберечься от бича божия, как только собравшиеся на вещественных горах или в каменных пещерах, где собираются одни только верные.—Заблуждение!

11. И еще, что всякий, кто прочтет или услышит в настоящее время возмездия проповедь слова господня, где будет сказано: «Те, кто находится в Иудее, бегите в горы», но сам не уйдет из города, села или замка в горы вещественные, где собираются теперь верные братья, тот впадет в смертный грех против заветов Христа и будет наказан и погибнет от бича господня вместе со всеми этими городами, селами или замками.— Заблуждение!

12. И еще, что только те верные, которые соберутся в указанных горах, суть то тело, к которому, где бы оно ни было, соберутся орлы, и суть войско, посланное богом по всей земле для осуществления всех кар указанного отмщения и для исполнения наказания над народами, их городами, селами и крепостями и всеми языками, сопротивляющимися ему, будет судить судом своим.—Заблуждение и ложь!

13. И еще, что всякий господин, вассал, горожанин или крестьянин, который, будучи наставлен вышеупомянутыми верными христианами в следующих четырех положениях, ими объявленных, а именно: 1) о свободе всякой истины, 2) о проповедовании закона божия, 3) о заботе о спасении людей и 4) об истреблении грешников, по примеру их самих не примкнет к ним всем своим существом, всякий такой пусть будет уничтожен или убит как сатана и дракон, и имущество его пусть будет разграблено.—Заблуждение!

14. И еще, что в настоящее время возмездия все частное имущество противников закона божия должно быть любым способом захвачено упомянутыми верными и уничтожено отнятием, сожжением или вещественным разрушением.—Заблуждение!

15. И еще, что все крестьяне и подданные, даже по принуждению платящие ежегодные взносы противникам закона господня, должны быть разорены и осуждены и, как враги, [175] должны быть лишены своего имущества.— Заблуждение и подстрекательство к грабежу и воровству!

16. И еще, что воинствующая церковь, которая будет существовать до окончательного суда, уже теперь, задолго до последнего пришествия Христа, благодаря другому пришествию Христа, которое уже осуществилось, будет превращаться и уже превращается в царство божье, так, что в ней не будет уже никакого греха, никакого соблазна, никакой скверны, никакой лжи и никакой несправедливости.—Ересь, происходящая от упорства!

17. И еще, основывать указанные выше положения на тексте Матфея (гл. 13 и 24) о скончании века и понимать под скончанием века конец и предел настоящего времени или текущего года, после чего начнется другой век, т. е. время и век людей, вечно живых и сверкающих как солнце, свободных от какого-либо пятна в упомянутом царстве отца [небесного], которое будет продолжаться до самого конца мира, а понимать конец века или мира, есть заблуждение от невежества!

18. И еще, что в указанном восстановленном царстве людей, вечно живых, ни один злой не сможет плотски соединиться с добрыми, если раньше не откажется от своего зла.— Заблуждение!

19. И еще, что при обновлении царства избранные люди тотчас воскреснут из мертвых во плоти своей в первом воскресении, которое на много времени опередит второе, которое уже будет общим; и Христос, спустившись с небес, будет пребывать с ними на земле во плоти, так что все будут видеть его глазами, и устроит он великий пир и трапезу на горах вещественных и, придя на него, чтобы увидеть всех возлежащих, ввергнет всех злых в мрак преисподней, а все, кто не будет находиться в горах, как некогда не бывшие в ковчеге Ноевом во время потопа, будут в одно мгновение истреблены огнем.— Заблуждение!

20. И еще, что после первого воскресения те, кто будет взят вместе с Христом на небо живыми, не умрут плотью своею, но будут жить со Христом видимо, жизнью живых [176] существ на земле, и исполнится над ними все дословно, что сказал господь у Исайи. гл. 65: «Вот я сотворю новое небо и новую землю...» и до конца главы, а также в Апокалипсисе, гл. 21: «И увидел я новое небо и новую землю...» и до конца главы.— Заблуждение!

21. И еще, что в указанном выше царстве Христа, обновленном, как сказано, названными выше казнями, не будет никакого преследования еще живущих людей, потому что прекратятся все страсти Христовы и страсти плотские.— Ересь!

22. И еще, что в вышеназванном царстве людей еще живых, которое будет продолжаться до общего воскресения мертвых, задолго перед этим исчезнут все взыскующие власти и прекратятся подати и окончится всякое господство князей и светская власть.—Ересь и обман простого народа!

23. И еще, что теперь не нужно будет верным этого царства избирать себе верного царя для карания злых и награждения добрых, потому что править будет один только бог и царство будет передано народу земли.-Заблуждение!

24. И еще, что слава этого обновленного царства в этом мире вплоть до общего воскресения мертвых будет больше, чем была слава прежней церкви.—Заблуждение!

25. И еще, что это царство воинствующей церкви, которое есть последний дом перед общим воскресением мертвых, будет одарено большими дарами, чем первый дом, т. е. первоначальная церковь.—Заблуждение!

26. И еще, что в обновленном царстве воинствующей церкви не будет светить людям солнце человеческого разума, т. е. не будет никто учить ближнего своего, но все будут учениками бога.— Ересь!

27. И еще, что в обновленном царстве воинствующей церкви потеряет силу письменный закон божий и все священное писание упразднится, потому что закон Христа написан будет у всех в сердцах и не будет нужды в ученых.— Заблуждение!

28. И еще, что закон милости, что касается его смысла, выраженного во многих случаях в противоречии с указанными выше положениями, как-то: о преследованиях, обидах, обманах [177] верующих, о раздорах, соблазнах, окончится, лишится значения и перестанет действовать,— так это будет в обновленном царстве воинствующей церкви.— Ересь!

29. И еще, что женщины в обновленном царстве церкви живой будут рождать сыновей своих и дочерей без разрушения плоти и без болезней.— Ересь!

30. И еще, что, после общего воскресения мертвых, люди будут рождать сыновей и дочерей вплоть до второго поколения.— Ересь!

31. И еще, что в царстве церкви вечно живой жены не должны будут давать удовлетворение своим мужьям и наоборот.— Ересь!

32. И еще, что женщины в обновленном царстве будуг рождать без плотского оплодотворения.— Ересь!

33. И еще, что в настоящее время возмездия женщины могут свободно расставаться со своими мужьями и уходить от них, остающихся им верными, хотя бы и против их воли, и ог детей своих, и от дома своего в вещественные горы или в пять городов.—Заблуждение!

34. И еще, что при обновлении царства церкви живой все храмы, алтари, базилики, посвященные во имя господа бога или названные, кроме имени Христа, еще именем какого-нибудь святого, как святотатственные и симонические, должны быть разрушены до последнего камня в основании, сожжены или уничтожены еще каким-нибудь образом.—Заблуждение от излишней мудрости, бесплодный соблазн для всего мира!

35. И еще, что никто из верных священников не должен поселяться в домах священников, как в домах еретических и нечистых, не должен даже и посещать их, но должен разрушать их.—Заблуждение!

36. И еще, что, по евангельскому обычаю, евангелические священники не могут иметь частной собственности, необходимой им для прокормления и облачения, потому что они изъяты из ведения гражданского права и им не пользуются, и что не следует принимать от них таинство.—Заблуждение от невежества! [178]

37. И еще, что изукрашенные одежды для совершения святой литургии, введенные в употребление и признанные прежней церковью, в силу ее греховности, суть одежды и наряды еретические, а потому их должно отдать на одежды светских лиц и на другое низкое употребление.— Заблуждение от невежества!

38. И еще, что все служащие литургию в облачении и с тонзурой на голове, пусть даже устранены ими излишество и пышность, суть блудницы изукрашенные.—Заблуждение!

39. И еще, что все совершающие литургию с соблюдением всякой обычной обрядности в облачении, принятой прежней церковью, суть не священники, но лицемеры, и что тщетно они возносят молитвы и что службы их не следует и слушать.— Ересь!

40. И еще, что следует совершать литургию под открытым небом, в домах и в палатках, отступая от обычаев ранней церкви лишь в случаях самой крайней необходимости; храмами же, которые при этом обычно посещаются, следует упорно пренебрегать.—Заблуждение суеверия!

41. И еще, что ни один священник, совершивший какой-либо смертный грех, не имеет власти от бога совершать таинства причащения или крещения.—Ересь!

42. И еще, что Иуда не приобщился таинства евхаристии на последней вечере и не причастился телом и кровью Христовой и не получил власти совершать таинства.—Ересь!

43. И еще, что святые досточтимые дары евхаристии, освященные священниками, впавшими в смертный грех, мирянам надлежит выбрасывать или выливать на землю, а сосуды ломать или святые дары вместе с сосудами с пренебрежением бросать в сорную яму.—Ересь нечестивая и полная соблазна!

44. И еще, что в таинстве евхаристии в вине и хлебе не содержится истинного бога и человека, ни явно, ни тайно.— Ересь!

45. И еще, что в таинстве евхаристии не следует почитать истинного бога и человека какими-либо внешними признаками почитания.— Ересь![179]

46. И еще, что перед освященными дарами евхаристии не следует преклонять колена или проявлять какие-либо другие внешние признаки почитания бога.—Ересь!

47. И еще, верить, что в святых дарах тела Христова под видом хлеба или под видом вина содержится весь Христос со своим телом и кровью,—есть ересь!

48. И еще, что не следует и не полезно сохранять святые дары евхаристии на завтрашний день для употребления верующих или для совершения богослужения.—Заблуждение!

49. И еще, что во время литургии никогда не следует выносить святые дары евхаристии, соблюдая обычай прежней церкви.— Заблуждение!

50. И еще, что тело и кровь Христовы так же могут быть вкушаемы в таинстве под видом любой пищи, как и под видом святых даров, лишь бы человек был осенен милостью божьей.—Заблуждение!

51. И еще, что ни в какой приходской церкви ни в какой день не следует совершать больше чем одну литургию.— Заблуждение!

52. И еще, что одному и тому же человеку-мирянину можно в течение одного дня принимать причастие святых тайн сколько угодно раз.—Заблуждение, противное уставу церкви!

53. И еще, что верным следует придерживаться лишь того и верить только в то, что ясно и отчетливо сказано в писании.—Ересь!

54. И еще, верить и придерживаться того, что таинства евхаристии и крещения вместе с другими таинствами не будут сохранены в церкви вечно живой до окончательного прихода Христа, есть заблуждение!

55. И еще, что все человеческие предания и церковные установления, как бы они ни были похвальны и полезны, должны быть просто устранены, как мякина от зерна, и отменены.— Ересь!

56. И еще, что не следует соблюдать никаких постановлений вселенской церкви и вдохновленных святым духом святых отцов, хотя бы и вполне законных, ибо следует [180] довольствоваться только соблюдением положений святого евангелия.— Заблуждение!

57. И еще, что не следует верующим читать и изучать писания, учения и постановления святых отцов, признанных прежней церковью по учению и по жизни, как, например, Дионисия, Оригена, Киприана, Хризостома 341, Иеронима, Августина, Григория и других, не следует пользоваться их писаниями и для подкрепления своего понимания священного писания.—Заблуждение слепоты, невежества и незнания!

58. И еще, что не следует никогда и никаким образом изучать и стараться охватить все истины философии и искусств, хотя они и побуждают к соблюдению закона божия.— Заблуждение!

59. И еще, что никогда не нужно предварительно освящать или благословлять воду для крещения и сохранять святую воду в церкви.— Заблуждение!

60. И еще, что детей следует крестить без крестных родителей и усвоенных еще в прежней церкви вопросов и ответов, но следует крестить при любых удобных обстоятельствах.— Заблуждение!

61. И еще, утверждать, что не следует верующим признавать и никогда не следует совершать тайную исповедь на ухо, есть заблуждение!

62. И еще, что людям кающимся и исповедующимся никогда не следует предписывать постов, истязаний плоти или других искупительных действий, как-то: молитв, милостыни, пролития слез, но достаточно только слов: «Иди и больше не греши».— Заблуждение!

63. И еще, что в церкви божьей не должно ни сохранять, ни применять священного миро для помазания недужных и вновь крещенных.—Заблуждение!

64. И еще, что епископов по своему желанию и усмотрению позволено избирать каким угодно священникам, а не епископам.—Заблуждение неверия!

65. И еще, что нам, живым людям, не следует никогда и никаким установленным для этого образом ни почитать, ни [181] умолять о какой-либо милости никаких святых, обитающих в царстве небесном.—Заблуждение!

66. И еще, что святые, находящиеся в царстве небесном, не помогают живым людям ни своими молитвами, ни какой-либо другого вида помощью.—Явное заблуждение!

67. И еще, что не обязательно для верующих соблюдать пост четыредесятницы, установленный в прежней церкви, и другие посты четырех времен года и каждой пятницы 342 и т.д., но что каждый по своему желанию и усмотрению может в эти дни есть, что желает и сколько раз желает.—Заблуждение!

68. И еще, что за исключением дней воскресных верующие не должны ни по каким предписаниям прежней церкви почитать никаких других праздников.—Заблуждение!

69. И еще, что не следует признавать очистительного огня после земной жизни для душ, расставшихся с телом, и что не следует этого никаким образом утверждать.— Заблуждение!

70. И еще, что не следует верующим совершать за своих умерших никаких приношений, ни молитв, ни милостыни, как вообще недозволенных.— Заблуждение!

71. И еще, что верующие не должны петь во время богослужения никаких гимнов, восхвалений и других песнопений, сохранившихся от прежней церкви,—Заблуждение!

72. И еще, что никакому христианину не следует есть мяса удавленного животного или пищи с кровью какого-либо животного.— Заблуждение!

78. ЗАЩИТА ТАБОРИТСКИМИ СВЯЩЕННИКАМИ СТАТЕЙ. ПРЕДЪЯВЛЕННЫХ ИМ КАК ЕРЕТИЧЕСКИЕ

Окончив чтение этих статей, читавший их магистр Петр прибавил еще следующие слова: «Знайте все, что мы поименно не обвиняем никого, кто придерживается этих статей, но избегайте всех братьев или пресвитеров, которые стали бы обращать эти статьи в догматы и упорно защищать их, ибо каждый из них есть или еретик, или заблуждающийся, или соблазнитель». Тогда вассал, брат Хвал 342а, заявил: «Я признаю все эти статьи». А вассал Рогач 343 произнес такие слова: «В Констанце [182] нам навязали 40 еретических статей, а теперь вы навязываете нам более 70». Отвечая на это, магистр Петр сказал то же, что и выше. Пресвитер же брат Мартин, именуемый Локвис, сказал: «Если выбросить кое-что вредное, то мы признаем все эти статьи». То же самое сказал и их епископ 344 и брат Маркольд 345. Но магистры сказали: «Мы готовы когда угодно публично в школах доказать при помощи наук и священного писания ложность прочитанных здесь статей, если только кто-нибудь захочет выступить против нас для их защиты». Тогда Мартин Локвис от имени всех таборитов попросил, чтобы ему дали копию этих статей. На это ему ответили, что копия будет дана тому, кто захочет их принять и выступить на их защиту. После такого обмена мнений Николай [из Пельгржимова] бакалавр искусств, пресвитер таборитов, избранный ими в епископы, поднялся на скамью и, держа в руке какую-то небольшую пачку листов 346, сказал приблизительно следующее: «Мы выслушали магистров, теперь выслушайте также и нас. Мы пришли на это совещание, имея в виду только один вопрос о порядке при совершении богослужения: лучше ли совершать божественную литургию и причащать народ в облачении или без облачения и без соблюдения обрядности. Магистры поставили нам в вину много статей, но мы надеемся, что они правильны, если от них отбросить то, что в них есть вредного. Но, оставив это в стороне, в настоящее время мы говорим и утверждаем, что таборитские священники поступают лучше, служа обедню господню и причащая народ без церковного облачения, нежели пражане, которые делают это в облачении. Для подкрепления этого,— сказал он,— я утверждаю, во-первых, что спаситель наш в том, что касается правил христианской церкви, есть самый надежный и весьма достаточный и наименее опасный образец для подражания. В настоящем же вопросе я считаю обычай, принятый у людей, не обычаем Христа или апостолов, но обычаем и преданием пап, далеко отклонившихся от жизни Христовой, у которых благочестие остыло и несправедливость возобладала. Ведь Христос и его апостолы совершали во спасение всех святую [183] литургию в одеждах, в которых они обычно ходили, без обрядностей и облачений, применяемых в настоящее время священниками, и совершали ее гораздо лучше, чем исполняют ее теперь священники. Применяемый же теперь обряд был введен спустя много столетий [после возникновения христианства].

Итак, мы утверждаем, что порядок, применяемый нами при совершении литургии господней, установлен по примеру самого Христа и его апостолов, как это явствует из Матфех (гл. 26). И для нас надежнее всего сохранять его, потому что его установил и соблюдал сам Христос и апостолы его не изменили. И еще мы утверждаем, что обрядности, соблюдаемые при служении обедни пражскими священниками, суть обрядности, введенные по преданию человеческому, а не по примеру Христа и его апостолов, и не указаны нигде ни в Новом, ни в Ветхом завете; люди же, соблюдающие эти обрядности, как святое евангелие, и ставящие их выше закона, должны опасаться, как бы им не оказаться в числе бесполезно почитающих бога книжников и фарисеев, о которых сказано у Матфея ( гл. 15 и 23).

И еще, святые учители» и т. д., но этого пункта Мартин Локвис и другие пресвитеры не дали дочитать до конца и сказали: «Пропустите это теперь!»

«И еще мы утверждаем, что священники пражские особенно повинны в том, что они больше упрекают тех, кто преступает установления человеческие, нежели тех, кто преступает закон божий. Так, пражские священники еще не отказались в целом от дарения императора Константина 347 в пользу светских владетелей».

Произнося все это, как сказано выше, он сказал следуй шее: «Таковы, как вы слышали, положения писания и непреложные правила церкви, против которых магистры до сих пор не привели ни одного положения писания, хотя мы давно уже требуем этого». И сейчас же поднялся на скамью Якубек, бакалавр теологии и проповедник в Вифлееме 348, он держал в руке свиток, по которому читал очень долго по вопросу, что я передам здесь кратко в следующих примерно словах: он [184] прежде всего установил различие между теми вопросами, которые являются в учении церкви господней самым существенным, как, например, слова посвящений, которые произносятся по уставу над хлебом и вином, и другими вопросами, которые являются второстепенными, как, например, вопрос об облачении при богослужении. Первых из этих вопросов никто из людей не должен, да и не может изменять, что же касается вторых, т. е. второстепенных сторон богослужения, то они могут, в зависимости от крайней необходимости места и времени, быть изменены, как, например, об облачении при богослужении, и т. д.; однако они не должны опускаться или изменяться, если это позволяет место и время, но должны соблюдаться. Так же нужно понимать все, что относится до человеческих установлении святых отцов, которые не направлены против закона божия и не мешают ему, но скорее помогают выразить кое-что в таинстве. Если же братья табориты хотят подражать Христу в своей обрядности при совершении божественной литургии, тогда пусть совершают ее вечером, после еды, и пусть сначала омоют ноги тем, кого хотят причащать. Разъяснив, таким образом, перед многочисленным собранием это и многое другое, он передал свиток господину Ульриху из Нового дома, чтобы он сохранил его, и потребовал подобный же документ от таборитов, если их возражения письменно изложены, назначив им определенный срок собрания, чтобы на основании этих материалов можно было установить истину по данному вопросу. И по окончании их разговоров собрание было распущено.