Лаврентий из Бржезовой - Гуситская Хроника Опции

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Исторические свидетельства об эпохе гуситского революционного движения дошли до нас в основном, в произведениях врагов гусизма. Изгнанные прелаты, потерявшие свои огромные владения, писали о гуситах, как о разбойниках и хищных зверях. Не отставали от них в своей злостной клевете и прочие представители феодального правящего класса, материально пострадавшие от революционного взрыва.

Те скудные свидетельства о ходе революционных боев. которые восходят непосредственно к гуситским хроникам, в течение столетий подвергались уничтожению со стороны церковной реакции, гуситские книги и рукописи истреблялись и сжигались; поэтому только разрозненные отрывки гуситских повествований, писем и трактатов сохранили до наших дней голоса из гуситского лагеря, сведения о событиях гуситского революционного движения в освещении самих представителей гусизма. Само собой разумеется, что всё остатки этой некогда обширной гуситской литературы чрезвычайно дороги и ценны для нас как основной материал для изучения гуситского революционного движения.

Среди такого рода литературных сокровищ, переживших века реакции и сохранившихся до наших дней, первое место принадлежит «Гуситской хронике» известного писателя Лаврентия (по-чешски Вавржинца) из Бржезовой. Можно даже сказать, что «Гуситская хроника» Лаврентия является основой наших сведений о зарождении и первых годах гуситского движения. Среди мелких свидетельств хронистов, среди отрывков гуситской литературы резко выделяется труд Лаврентия. Так смело возносится вверх сохранившееся здание среди [6] развалин. С широким творческим размахом, необыкновенной живостью и художественным совершенством воссоздает Лаврентий бурные годы от 1414 до начала 1422 г.

Только восемь лет, но какие потрясающие годы! В эти восемь лет, которым посвящен волнующий рассказ Лаврентия, в истории Чехии произошло больше событий, чем порой происходит в целое столетие. Революционная война, постепенно нараставшая в массах чешского народа, подняла чашу (До Яна Гуса в Чехии, как и во всех католических странах, из чаши причащалось только духовенство. Этим церковь хотела подчеркнуть особое положение духовенства перед светскими людьми. Ян Гус подверг резкой критике католическую церковь, в том числе выступил за причащение под обоими видами (хлебом и вином) всех людей. В гуситском движении чаша стала символом революционной борьбы и изображалась на гуситских знаменах, с которыми чешский народ шел в бой против крестоносцев-феодалов.— Ред.) как символ восстания против самого крупного феодала — церкви. Поэтому Лаврентий в начале своей хроники говорит о причащении под обоими видами и повествует о героической борьбе магистра Яна Гуса на Констанцском соборе. Однако этим важнейшим историческим событиям он придает все же меньшее значение, чем годам собственно революционных боев, начавшихся в 1419 г. Время до 1419 г. является только введением к главному повествованию. Во введении Лаврентий изложил основные идеи, без которых нельзя было бы понять сложную историю революционных лет. Уже благодаря этой концепции его хроника резко отличается от обычных средневековых хроник, которые год за годом механически и бесцветно регистрировали события. «Гуситская хроника» не имеет ничего общего с подобными анналами. В центре ее стоит одна проблема, событие огромного исторического значения — гуситское революционное движение, которое автор считает фактом, требующим самого пристального внимания.

Поэтому, начиная с описания событий 1419 г., поток повествования расширяется и охватывает не только Прагу, королевский двор и города, но и включает в себя сведения о [7] революционном движении в чешской деревне. Только зрелому мастеру было под силу охватить богатство событий, уловить даже мельчайшие детали революционного брожения и при этом не потерять нити повествования. Искусный рассказчик ведет нас по улицам революционной Праги, по широким просторам южной Чехии на гору Табор, говорит о первых битвах народной армии и славной победе над крестоносцами на Жижкове. Рассказывая о жестокой борьбе, вспыхнувшей во многих местах Чехии, хронист знакомит нас и с последователями Гуса — с Яном Желивским, с Яном Жижкой из Троцнова и другими народными вождями и мыслителями.

Особое внимание Лаврентий из Бржезовой уделяет революционному Табору. В «Гуситскую хронику» вставлено самостоятельное повествование о возникновении и развитии Табора, о хилиазме (Учение о пришествии Христа и о тысячелетнем его царстве, которое наступит после победы гусизма.— Ред.) и хилиастической общности потребительских имуществ. Из-за этого «экскурса» «Гуситская хроника» становится для нас еще более ценной, так как о развитии Табора, кроме данных сообщений Лаврентия из Бржезовой, мы имеем только самое незначительное количество сведений. Рассматриваемая хроника повествует и о поражении таборитской бедноты, о дальнейших победах Жижки, радостно приветствует успехи Праги и кончается описанием славной битвы у Кутной Горы и бегства «рыжей бестии» — короля Сигизмунда из Чехии.

Из беглого обзора содержания хроники ясно, что труд Лаврентия имеет огромное историческое значение. Однако необходимо решить вопрос, какую ценность представляет «Гуситская хроника», насколько можно полагаться на ее повествование, до какой степени хроника заслуживает доверия.

Во введении сам автор говорит о своем желании засвидетельствовать то, что он «воспринял в действительности своими правдивыми глазами и ушами». Однако мы знаем, что подобным образом заверяли читателя в своей правдивости все [8] хронисты, повествование же их всегда отражало взгляды автора. Хроника Лаврентия, как бы ни старался автор быть вполне правдивым, также носит отпечаток его общественного положения. В ней отражены воззрения представителя гуситского центра, гуситского пражского бюргерства.

Лаврентий из Бржезовой родился около 1370 г. в деревне Бржезовой возле Кутной Горы. Его родителям принадлежало там маленькое рыцарское имение. Лаврентий учился в Пражском университете и там стал низшим духовным лицом — иподиаконом. По окончании университетского курса он сначала поступил на службу при дворе короля Вацлава IV. По ходатайству королевы Софьи в 1391 г. папа разрешил Лаврентию, несмотря на его молодость, получить церковный бенефиций, т. е. церковную должность, с которой шли доходы. Вероятно, этому способствовал и родственник Лаврентия, мелкий шляхтич Ира из Росток, который был тогда фаворитом короля Вацлава IV. Лаврентий из Бржезовой получил тогда бенефиций в Лоунах, а позже приход в Бехарах, в районе Ичина. При этом Лаврентий не прекратил своих научных занятий. В 1393 г. он получил звание магистра на факультете свободных искусств, записался также на юридический факультет. Хотя он и получал доходы с двух приходов, но все же священником не стал. В его приходах служили наемные священники, так называемые стршидники. Впоследствии Лаврентий работал в королевской канцелярии и оставался там до смерти короля Вацлава IV.

Во время пребывания при королевском дворе Лаврентий проникся симпатией к учению и проповедям Яна Гуса и стал его последователем. Поэтому-то в 1419 г. как горячий утраквист он поступил на службу в городскую канцелярию Нового Города Пражского и Принимал деятельное участие в корреспонденции этого гуситского города, а также проводил литературную редакцию договоров, дипломатических документов и решений гуситских сеймов. Лаврентий оставался писарем городского совета Нового Города Пражского до 1434 г., а может быть, и до своей смерти. Год смерти Лаврентия до сих пор [9] неизвестен. Он падает на период после 1437 г. В точности неизвестно также, когда Лаврентий писал «Гуситскую хронику». Новейшие исследования показывают, что некоторые части ее написаны непосредственно вслед за событиями,— это подтверждает вся манера повествования, повторение отдельных частей, приподнятый стиль его. Высказывалось также мнение, что автор писал последние части хроники незадолго до своей смерти.

Во всех сохранившихся рукописных списках хроника не окончена, и повествование ее прерывается на середине фразы. Вероятно, Лаврентий хотел дать описание не только событий до 1421 г., а значительно большего отрезка времени, но смерть автора прервала завершение его труда.

Лаврентий приобрел значительное состояние. Ему принадлежал дом в Старом Городе Пражском, а позже в Новом Городе Пражском, он владел двором и зависимыми деревнями вблизи от Праги. Естественно, что он стал близок зажиточному новоместскому бюргерству и отстаивал точку зрения умеренных утраквистов. Это проявилось, например, в 1427 г., когда в Праге вспыхнул реакционный заговор, который, однако, был подавлен. Напрасно шляхтичи, соединившиеся вокруг Сигизмунда Корибутовича, пытались вырвать Прагу из рук восставших и перетянуть ее в католический лагерь. Напрасно также старались они привлечь к себе Лаврентия. Гуситский поэт и писатель продолжал придерживаться утраквизма и твердо держался против панского союза, за что и попал в злобный католический памфлет:

К ним подходит Лаврентий...
Умеет писание переводить,
Из правды кривду сотворить.

Впрочем, и Лаврентий, по-видимому, после Липан был вынужден отойти от своих Позиций. Всю жизнь он ненавидел короля Сигизмунда, восставал, боролся против него, а в 1436 г. был вынужден Просить у короля прощения и в конце концов. был помилован. Короче говоря, Лаврентий кончил так, как [10] бывшие гуситские города, которые сначала боролись против Сигизмунда, предателя страны, а после битвы у Липан присягали тому же Сигизмунду как королю, данному «божьей милостью».

Уже по этому краткому очерку жизни Лаврентия можно судить, к каким общественным слоям он принадлежал и какие классовые взгляды должно отражать его повествование.

Пражское бюргерство занимало в гуситском революционном движении особую, своеобразную позицию. Известно, что ремесленники уже долгое время испытывали невыносимый гнет патрициата и высшей церковной иерархии. В то же время цеховые мастера боялись голодной и всегда неспокойной бедноты, подмастерьев, батраков, поденщиков. Поэтому пражские ремесленники не осмеливались открыто выступать с оружием против церкви и короля Сигизмунда, пока не убедились, что борьба с оружием в руках неизбежна. По той же причине и Лаврентий из Бржезовой долго стоял за посылку посольств из Праги к Сигизмунду и лишь после того, как переговоры сорвались, стал сторонником вооруженного сопротивления.

Однако положение пражского бюргерства было много сложнее, чем казалось на первый взгляд. Уже с самого начала революционных боев ремесленники раскололись на более богатую и более бедную часть. Одни держали сторону Яна Желивского, другие скорее склонялись к союзу с гуситской шляхтой. За Яном Желивским шли мелкие ремесленники Нового Города Пражского, составлявшие вместе с беднотой крепкий союз, который определял направление революционных действий в 1419—1422 гг. Революционная борьба, несомненно, привлекала и часть бюргеров Старого Города, которые в борьбе видели единственный выход из положения. Против революционной борьбы с самого начала были те богатые бюргеры, которые не подвергались изгнанию и имущество которых не было конфисковано, но они имели идейную поддержку в университетских магистрах (наиболее известными из них были Ян Пршибрам и Криштан из Прахатиц) и тяготели к утраквистской [11] шляхте. Для этой группы чаша была лишь бессодержательным символом, от которого при случае можно было отказаться. В них с самого начала движения был зародыш измены, они стремились к созданию панского союза и поражению народных революционных сил. Лаврентий из Бржезовой не принадлежал к этим изменникам, хотя это можно было бы предполагать на основании его связи с университетом. Мы знаем, что еще в 1427 г. он решительно стал на сторону пражского народа против Пршибрама и Сигизмунда Корибутовича, марионетки панства. Из позиции Лаврентия в 1427 г. явствует, что и раньше он был заодно с консервативными, богатыми бюргерами и университетскими магистрами.

Однако автор «Гуситской хроники» не был также сторонником народных революционных сил. Главы и абзацы, посвященные Табору, показывают нам отношение автора хроники к крестьянству и городской бедноте. Лаврентий уделял необычайное внимание таборитам. Он делал это не с тем, чтобы прославить их борьбу, а для того, чтобы разгромить принципы таборитов. Во всей хронике сквозит ненависть к хилиазму, презрение к черни, которая поднялась на бой. При этом писатель забывает свои добрые намерения говорить лишь правду и высказывается как типичный пражский бюргер. Пока представители бедноты находились под знаменами бюргерства и отстаивали его интересы, на это движение можно было смотреть сквозь пальцы, но стоило таборитам вступить в борьбу за собственную революционную программу, как они тотчас стали в глазах бюргерства выродками, грабителями и кровавыми разбойниками. Так же смотрел на них Лаврентий из Бржезовой. Здесь, в «Гуситской хронике», совершенно ясно проявляется классовая ограниченность автора.

Лаврентий из Бржезовой не мог также относиться с полным сочувствием к вождю революционного народа Праги, Яну Желивскому. Автору хроники по душе его борьба: ведь лишь благодаря ему в Праге было принято твердое решение вступить в борьбу с «Семиглавым драконом», королем Сигизмундом. Лаврентий, как патриот, не мог без содрогания думать [12] о той беде, которая грозила чешской земле при приближении Сигизмунда во главе крестоносцев. В этом отношении Желивский удовлетворял Лаврентия, а поэтому в настоящей хронике мы не найдем открытых враждебных выпадов против него. Однако для бюргера Лаврентия Желивский не был вождем, приемлемым во всех отношениях,— ведь он опирался на голодный «сброд», каждую минуту грозил богачам и всем состоятельным бюргерам новыми конфискациями! Лаврентий говорит о Желивском почтительно: он называет его «пан Ян», хотя у него проскальзывает и презрительно-высокомерное отношение, показывающее, что хронист чувствовал свое превосходство над народным трибуном. Для состоятельного бюргера, каким является хронист, Желивский был народным проповедником, к которому народ стекался скорее из-за его красноречия, чем ради его учености и знания науки. Лаврентий не мог понять, что в революционную эпоху восторженный революционер с ясной целью борьбы, каким был Желивский, имеет большую силу, чем ученые профессора и теологи.

Короче говоря, враждебность Лаврентия к революционному Табору и Колеблющееся отношение к Желивскому представляют для нас верное доказательство того, что «Гуситская хроника» отражает взгляды пражского бюргерства, что в ней мы слышим голос умеренных гуситов, гуситского центра. Наконец, Лаврентий сам не раз говорит, что для него и его пражских друзей, а также ремесленников других городов существуют два врага — слева и справа. С тяжелым вздохом оканчивает он одну часть своего повествования, наполненную резкими выпадами против таборитов, описанием опустошения чешской земли: «Король Сигизмунд, явный гонитель истины, с одной стороны, и еще с большей жестокостью табориты — с другой, сея повсюду пожары, превратили благородную и плодородную богемскую, землю почти в пустыню, бесчеловечно сжигая не только костелы и монастыри, но и людей светских и духовных». Лаврентий, таким образом, прямо указывает на то, что он и его друзья отстаивают точку зрения «золотой середины» [13], что они являются противниками как Сигизмунда, так и таборитов.

Понятно, что эта резкая позиция Лаврентия затемняег действительную картину исторического значения Табора. Сейчас не может быть сомнений в том, что революционный подъем таборитских «божьих» бойцов был главным фактором победоносного гуситского движения. Без революционного Табора бюргерская Прага не могла бы достигнуть таких решительных политических и военных успехов. Без таборитской бедноты было немыслимо огромное международное значение гуситской революционной борьбы. Липанское поражение таборитских войск, так же как и убийство Желивского, показало, что гуситское революционное движение может побеждать и развиваться дальше лишь в том случае, если оно опирается на полную поддержку широких слоев народа, обогащается все новой инициативой, почерпнутой из революционного подъема крестьянства и городской бедноты. Пражский состоятельный бюргер Лаврентий из Бржезовой не видел и не хотел этого видеть. Для него было достаточно, что среди таборитских вождей он встречал бывших крепостных крестьян, прежних подмастерьев, работников и батраков. Он чувствовал, что эти люди охотно обратят революционное оружие не только против дворян, прелатов и богатых купцов, но и против всех имущих и богатых. Из страха перед ними он решительно боролся против них, так, как умел, — пером. Из анализа «Гуситской хроники» мы видим, что автор ее включил главы о Таборе именно для того, чтобы всю вину за беды и потери революционных лет свалить на таборитов, чтобы таборитскую политическую программу сделать ненавистной всему народу, чтобы охранить Прагу от таборитской революционной идеологии. В этом состоит политический смысл хроники Лаврентия. Следовательно, нужно осторожно и критически принимать сведения о хилиазме, о пикардах, об опустошениях, явившихся результатом войн таборитов, и нельзя считать правильными те оценки, которые мы встречаем в «Гуситской хронике». За нравственными, политическими и религиозными [14] объяснениями нужно суметь распознать классовые интересы автора хроники, иначе можно впасть в ошибку. Только с таким критическим отношением мы сможем добраться до исторического ядра «Гуситской хроники».

То же направление, что «Гуситская хроника», имеют и другие труды и литературные произведения Лаврентия из Бржезовой. Он был плодовитым поэтом и одним из главных представителей старочешской литературы. Для короля Вацлава IV он написал сонник, «Книгу толкования снов», и обработал на основе различных источников «Хронику мира». Но Лаврентий не ограничился названными латинскими произведениями, он создавал также литературные произведения на чешском языке. Развитость и литературную зрелость чешского языка того времени он показал в своем переводе популярного средневекового путешествия Яна Мандевиля. Эту пользовавшуюся любовью читателей книгу преданий и сказок он перевел со средневерхненемецкого.

Вершиной литературного творчества Лаврентия на чешском языке были сатирические стихи, сохранившиеся в так называемой Будишинской рукописи. В этих стихах, написанных в Праге в 1420 г., Лаврентий выразил свою ненависть к Сигизмунду, католической церкви и крестоносцам. «Упрек чешской короны», «Жалоба чешской короны» и «Спор Праги с Кутной Горой» являются блестящей защитой гуситской программы. В них видна сильная тревога автора-патриота за судьбы гуситского революционного движения и твердая вера в конечную победу. Бурным ликованием встретил Лаврентий поражение крестоносцев и обрушился с упреками на чешскую шляхту, которая из своекорыстных побуждений, склоняясь к Сигизмунду, позорила свой родной язык. Автор этих произведений выразил в своих стихах благородные чувства международной солидарности и братства. Он призывал изгнать из. страны надменных и злобных немцев.

Но некоторые (немцы) остались неиспорченными
И тверды в божьем законе,
Этих любите, как братьев! [15]

Все эти страстные строки проникнуты демократическими тенденциями, написаны с необычайным пониманием благозвучия и образности стиха и составляют гордость старочешской поэзии.

Хвалебным стихотворением («Песнь о победе у Домажлиц») отметил Лаврентий победу гуситов над крестоносцами у Домажлиц в 1431 г. Это стихотворение, написанное по-латыни, отличается большой художественной силой и патриотическим пафосом особенно в тех строках, где изображается дикое бегство крестоносцев по западночешским лесам и радость и ликование победителей-гуситов. В стихотворении о победе при Домажлицах поэт дал также прекрасное изложение миролюбивых намерений гуситов: они воюют потому, что на них напали. Цель их борьбы — обеспечить прекрасный и долгий мир. В поэтическое изложение своих мыслей Лаврентий ввел библейский мотив:

И тогда меч сменится на орало
И копье на серп, как обещал бог,
И оружие превратится в колокола,
Звучащие приветственным звоном.
И прекрасным миром и совместной жизнью
Будут все наслаждаться.

Если мы учтем все вышеупомянутые труды Лаврентия,. а также его мелкие произведения и работы теологического-характера (Commentum reverendi Magistri Laurencii de Brzezowa super VIII psalmos penitentiales и др.), то с полным правом можем назвать Лаврентия из Бржезовой выдающимся гуситским писателем и одним из первых старочешских поэтов. «Гуситская хроника» занимает самое почетное место в его ценном литературном наследии.

Однако при пользовании «Гуситской хроникой» как историческим источником нельзя упускать из вида, что рассказ о гуситском революционном движении не будет полон, если не добавить к нему критического обзора истории революционного Табора; с другой стороны, необходимо все время учитывать стремление автора набросить тень на справедливую [16] борьбу чешской бедноты; только при соблюдении этих двух условий мы сможем понять во всей глубине и широте значение гуситского революционного движения.

Оригинал «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой не сохранился. До нас дошли лишь ее рукописные копии от XV—XVI вв.

1. Самой старой рукописью является так называемая рукопись Вроцлавская (W), которая была переписана в 1467 г. Она хранится в Городской библиотеке во Вроцлаве.

2. В Праге, в Национальной университетской библиотеке, хранится рукопись A (sign. 1D10), относящаяся к концу XV в; возможно, что она была переписана в начале XVI в.

3. Там же (sign. XID находится другая рукопись хроники (В), относящаяся к концу XV или началу XVI в. Согласно утверждению Я. Голла ( Подробный разбор рукописей дал Я. Голл во введении к изданию хроники Лаврентия в «Pramenech dejin ceskych» («Fontes rerum Bohemica-rum»), t. V, Praha, 1893, str. XXV—XXIX, XXXI—XXXIII (сокращенно: FRB. V))., подобная рукопись хранится в библиотеке в Вольфенбюттеле (ФРГ).

4. В Любковицкой библиотеке хранилась рукопись, ныне утраченная, которую использовал для своего издания К. Гёфлер («Fontes rerum Austricarum, Scriptores», II, Wien, 1856).

5. В издании Е,. Людвига («Reliquiae Manuscriptorum», VI. 1724, str. 124—216) напечатаны два отрывка хроники: один из них охватывает события от начала гуситского движения до 3 апреля 1420 г., другой — с 25 июня 1420 г. до описания таборов. Я. Годл обозначает их L.

6. В Вене, в придворной библиотеке, хранится рукопись Р иод названием «Chronicon Utuversitatis Pragensis», которая является компиляцией хроники Лаврентия, сделанной в половине XVI в. (с мая 1420 г. текст хроники Лаврентия дается в обработанном виде, с 6 июня 1420 г. текст является, в сущности, копией «Гуситской хроники»).[17]

7. Следующая рукопись хранится в библиотеке в Кодани (Bibliotheca Thottiana, с. 688), эта копия хроники Лаврентия относится к концу XVI в. Она, очевидно, послужила основой для издания Е. Людвига (см. выше п. 5). Описание этой рукописи, неизвестной Я. Голлу, опубликовано В. Шульцем в «Vestniku Kralovske Ceske spolecnosti nauk», XXIX, 12.

8. В Национальной университетской библиотеке в Праге (sign. IIIG16) находится отрывок хроники Лаврентия, представляющий выдержки из хроники, сделанные во второй половине XV в. Этот отрывок напечатал Я. Голл в FRB, V, str. 537—541.

9. В бывшей Туновской библиотеке в Дечине. (I. 201a— 277в), в рукописи XVII в., сохранился чешский перевод хроники Лаврентия, но, согласно языковому разбору, перевод был сделан ранее, в XV в. Переводчик недостаточно хорошо знал латинский язык, поэтому не понял многие места хроники. Кроме того, он делал в рукописи многочисленные добавления и критические замечания, выражая свое несогласие с точкой зрения Лаврентия. Этот старый чешский перевод дает Я. Голл в своем издании в FRB, V.

В 1856 г. вышло издание хроники Лаврентия из Бржезовой, подготовленное К. Гёфлером («Fontes rerum Austricarum Scriptores>>, II, Wien, 1856), которое сделано небрежно.

Лучшим изданием до сих пор является издание Ярослава Голла в FRB, V, в котором сделан критический разбор рукописей хроники, представляющий ценность до сих пор.

«Гуситская хроника» была издана несколько раз в чешском переводе; лучшим является последний, сделанный Франтишком Гержманским (Прага, 1954). В этом издании дана большая библиография о «Гуситской хронике».

Ценные данные о Лаврентии из Бржезовой приводятся Я. Голлом во введении к его изданию (FRB, V, str. XX—XL).

О литературной деятельности Лаврентия новые данные собраны Ф. М. Бартошем (F. М. Вartо S. Z novych i starych spisu Vavrince z Brezove. C. C. М. 94, Praha, 1920, str. 193—203).

О датировке хроники было высказано несколько гипотез В. Флаишгансом (W. Flajshans. M. Vavrinec. CCH, 39, 1933, str. 564—576 и ССН, 40, 1934, str. 120—125).

Важнейшие обобщения по этому вопросу дает Я. Харват (J. Charvat. Dilo Frantiska Palackeho, I, 1941, str. 239— 251).

Этого вопроса также касается Р. Урбанек в своей работе "Satiricka skladani Budysinskeho rukopisu M. Vavrince z Brezove z r. 1420 v ramci ostatni jeho cinnosti literarni» (VKCSN, Praha, 1951, с. III).

Взгляды о Лаврентии из Бржезовой и оценка таборов даны мною в книге «Tabor v husitskem revolucnim hnuti», I, Praha, 1952, str. 357—365.

Академик ЧАН Й. Мацек

Настоящее издание является первым переводом «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой на русский язык. В основу его положено издание Я. Голла.

Издание подготовлено совместно с чешским ученым, академиком И. Мацеком.

(пер. В.С. Соколова)
Текст воспроизведен по изданию: Лаврентий из Бржезовой. Гуситская хроника. М. 1962

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

57. УНИЧТОЖЕНИЕ МОНАСТЫРЕЙ

И еще, они проповедовали, что монастыри с монахами — это вертепы разбойников и что основаны они все против закона Христова, так как Христос поручил своим апостолам, а через них и всем пресвитерам, чтобы они не запирались, а шли бы по всему миру, проповедуя слово божье и крестя всех во имя отца и сына и святого духа. Следовательно, все монастыри, как владетельные, так и нищенствующих монахов, верующие должны до основания разрушать и разорять, чтобы монахи и братья шли в мир проповедовать евангелие. На основании этого святотатственного предписания нижепоименованные монастыри были разрушены и сожжены в течение одного года; названия их приводятся далее в следующем порядке.

Монастыри владетельные. Картезианский, Страгов, Бржевнов, У подножия моста 238, Здераз, св. Амвросия, Аула Регия, Корона 239, Милевско, Непомук, Остров 240, Врата апостольские, Желив 241, Градиште монахов, Кладрубы 242, Седлец 243, Опатовиц 244, Вилемов 245, Градиште.

Монастыри нищенствующих монахов. Св. Фомы, Климента, на Ботиче, на Травничку 246, два в Жатце 247, два в Пльзене 248, два в Лоунах 249, два в Градце Кралове 250, два в Уске 251, в Писке 252 один, один в Клатовах 253, один в Турнове 254, в Колине 255 один и один в Нимбурге 256.

Обители женские. В Лоуневицах 257, между Лоунами и Жатцем, св. Екатерины в Праге, св. Анны на Малой Стране Праги, св. Марии Магдалины, Хотешов 258 и Доксаны 259.

Итак, все эти монастыри, мужские и женские, раньше щедро одаренные, теперь были разрушены. Все их владения и поступления с них король Сигизмунд присоединил к своим замкам в королевстве или раздал баронам за их услуги и за [119] то, что помогали ему в борьбе против пражан. Пражане же призвали всех монахинь, пребывавших в их городе, в монастыре св. Анны в Старом Городе, присоединиться к их общине в еде и питье и в церковном служении и принуждали их к причащению под обоими видами под страхом изгнания и разрушения монастыря. Они хотя сначала и возражали против этого, потом же без особого принуждения все чаще и с усердием стали приходить для совместного во Христе слушания воскресной обедни, две же из них — строптивые, хотя и получили в свое время мантию, забыв о данном обете девственности, вступили в брачный союз или, вернее, в прелюбодеяние с мужчинами. Монастырь св. Духа пражане дали тевтонцам, чтобы они могли слушать там слово божье на своем языке. В монастырях же св. Франциска и Якова они изготовляли пиксиды и пушки с другими военными принадлежностями, а из церковных чаш и дарохранительниц они чеканили монету, чтобы иметь средства для успешной борьбы с противниками закона божия. А из-за недостатка денег раздавали наемникам за их службу одежду убежавших из Праги горожан и драгоценные церковные облачения.

58. РЕЗУЛЬТАТЫ ТАБОРИТСКОГО УЧЕНИЯ

И еще, святое миро и елей для помазания больных и святую воду для крещения и окропления верующих они выливали как бесполезные выдумки человеческие. Сосуды же, содержавшие все это, они разбивали или оскверняли нечистотами и не совершали больше миропомазания ни над каким вновь крещенным христианином, ни предсмертного елеопомазания над умирающим. Но крестили в проточной или взятой где попало воде, не призывая крестных родителей и не соблюдая церковной обрядности, произнося лишь слова: «Петр или Иоанн, ныне крещаю тебя во имя отца и сына и святого духа». И сейчас без миропомазания же причащали под обоими видами вновь крещенного младенца, хотя совершенно еще к тому не подготовленного. [120]

И еще они осуждали исповедь на ухо священнику, утверждая что 11 грехах, заслуживающих прощения, достаточно исповедаться перед одним только господом богом, покаяние же в смертных грехах должно совершаться публично, в присутствии всех братьев и сестер. И если кто согрешит против кого-нибудь братьев или сестер и станет перед всеми просить себе прощения, то пусть другие примирятся с ним и тогда, преклонив к земле колена, братья и сестры должны усердно молиться за кающегося, а наказание, достойное его прегрешения, он должен принять только по слову пресвитера.

И еще, они отрицали вместе с вальденсами 260, что после этой жизни еще существует чистилище для душ, утверждая, что существует только два пути, именно: в ад и в царство небесное, так что умирающие в смертном грехе отводятся сразу но пути в ад для вечного там осуждения. Тех же, которые могут заслужить прощение, господь бог уже в этой жизни, перед смертным их часом мучит всякими испытаниями и всевозможными болезнями и страданиями плоти и тем в достаточной степени очищает. Так что после такой жизни уже не остается и них ничего, что надлежало бы еще подвергнуть очищению, но души таких людей, освободившись от тела, сейчас же вступают в вечное упокоение. Следовательно, бесполезно молиться за умерших, служить заупокойные обедни и всенощные. Но все это измыслил алчный клир, чтобы за свои службы и молитвы собирать деньги по образу симонии.

И еще, они с величайшим ожесточением обрушивались ежедневно в своих проповедях как на всякие изображения распятого Христа, так и на статуи святых, так что все эти изображения, как глухих и немых идолов, они выбрасывали из церквей и тут же ломали или предавали пучине огненной. Ибо сказано в писании: «Я господь бог твой, который вывел тебя из земли египетской и из дома рабства; да не будет у тебя других богов и не сотвори себе кумира ни всякого подобия ни на небесах — вверху, ни на земле — внизу» и т. д. По [121] этой причине не только табориты, но вместе с ними и многие пражане ломали, разбивали и сжигали все церковные иконы и статуи, где бы они их ни находили, или, выколов им глаза и отрубив носы, оставляли их, как позорные чудовища, на великий стыд и позорили, богохульственно говоря при этом:

«Если ты бог или его святой, защити себя сам, и мы уверуем в тебя». Иконы же, написанные на стенах, они, осыпая оскорблениями, поражали копьями или ножами или забрасывали грязью. И были в те времена драгоценнейшие надалтарные картины разбиты таборитами перед ратушей и сожжены у монастыря св. Амвросия. Тогда не осталось в храмах никаких скульптурных изображений, ни икон, но во всех церквах над главными алтарями были воздвигнуты ковчеги, в которых помещалось для поклонения верующих тело Христово в дароносице.

И еще, на основании того же ошибочно понятого положения они отрицали все заслуги святых, говоря: «Что такое Петр или Павел или всякий другой святой? Разве они не были такими же людьми, как и мы, и разве не были спасены благодаря помощи только одного господа бога и через молитвы. обращенные к нему, а не по заступничеству и молитвам святых?» И не проводили они всенощных бдений во имя каких-нибудь святых, но только во имя Христа, и не праздновали никаких праздников, кроме дней воскресных, так как все это установили люди, а не господь. По этой причине по пятницам, а также во все четыре поста и в канун праздников, к соблазну и погибели многих, они пожирали мясо и ни одного дня не постились, кроме тех случаев, когда предписывали им поститься их пресвитеры. В такие дни им совсем не полагалось ни есть, ни пить, некоторые воздерживались от еды до вечера, а некоторые — до следующего дня. Среди них некоторые нескромные женщины дважды в день поддерживали свои силы причащением святых тайн евхаристии, именно: в полдень и вечером; детям же и младенцам не давали есть, ни сосать грудь для подкрепления тела, по образцу поста ниневитян 261, пока те не начинали кричать и громко плакать.[122] 

И еще, так как они не признавали заслуг святых, то все церкви и алтари, посвященные не только одному Иисусу Христу, но носящие также имена каких-либо святых, они предавали проклятию, называли симоническими и объявляли подлежащими вместе с домами их настоятелей разрушению и сожжению. Ведь апостолы не освящали таких церквей и не имели собственных роскошных домов, ни десятин 262, ни пожертвований на храм, но обходили весь мир, проповедуя с усердием слово божие и довольствуясь милостыней. По этой причине они запрещали принимать таинства от владеющих имуществом пресвитеров и без числа сжигали или разрушали каким-нибудь другим образом храмы и дома плебанов по всему королевству, так что настоятели и их викарии, растеряв своих овец [т. е. прихожан], блуждали вместе с ними. Отсюда произошло так, что на много миль вокруг, где только имели власть табориты, не осталось ни одного храма, при котором бы жил церковнослужитель, но все они в страхе разбежались; и много народа умирало без церковного напутствия и детей — без святого крещения.

И еще, они всячески поносили и не признавали многих ученых святых отцов, признанных церковью, которые в своих писаниях одобряли церковную обрядность, и говорили: «Какую пользу принесли церкви Августин или Иероним и другие? Наоборот, признавая в своих произведениях всякие церемонии, они больше приносили вреда церкви господней, нежели пользы». И еще говорили, что Иероним перевел Библию в сокращении. Подобным же образом они опровергали в своих проповедях пражских магистров, защищавших переданные святыми отцами церковные обрядности и церковное предание, и говорили о них: «К чему нужны нам эти ложные магистры, которые позорно посвящают всю свою жизнь только человеческой учености?» Такими словами они зародили в сердцах многих ненависть к магистрам. [123]

59. ХИЛИАСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ НЕКОТОРЫХ ТАБОРИТСКИХ СВЯЩЕННИКОВ

И еще, не довольствуясь тем, что они осквернили этими злодеяниями славное когда-то имя Богемского королевства, они к прежнему злу прибавили новое, еще худшее: извращая по своему недомыслию писания пророков и евангелия, они объявляли народу, что теперь, в наши дни, возвращается царство Христово, и составили об этом много разных статей 263, частью еретических, частью ошибочных, больше всего соблазнительных. Главным их составителем, глашатаем и защитником был один юный пресвитер из Моравии, человек богато одаренный и обладающий чрезмерно обширной памятью, Мартин, получивший за свое красноречие прозвище Локвис 264, потому что он безбоязненно выступал с речами, опираясь не на произведения ученых мужей, но на то, что у него было своего. Главными же его последователями были магистр Иоанн Ичин 265, бакалавр искусств Маркольд, Коранда и другие, прежде названные священники таборитские. Все они относились с большим уважением к некоему торговцу вином в Праге, Венцеславу, который больше всех был сведущ в Библии и искусно толковал Новый завет на основе Ветхого, и наоборот. Утверждали же они нижеследующее.

Во-первых, что по окончании века сего явится тайно, как вор во тьме ночной, в новом пришествии Христос для обновления своего царства, о чем мы его и молим: «Да приидет царствие твое». И будет при этом новом пришествии время не милости, но возмездия и взыскания огнем и мечом. Так что все противники закона Христова должны погибнуть от семи новых кар, для исполнения которых должны быть призваны верные.

И еще, что в это время возмездия Христу следует подражать не в его благости и милосердии в отношении грешников, но в его рвении и неистовстве и в справедливой взыскательности.

И еще, что в это время возмездия всякий верующий, [124] пресвитер и какое бы ни было духовное лицо, будет проклят, если меча телесного не обагрит кровью противников закона божия, но должен умыть руки свои в крови их и тем освятиться.

И еще, если кто в это время возмездия услышит проповедь слова Христова, в котором сказано: «...и тогда пусть все, находящиеся в Иудее, бегут в горы», я не уйдет из городов, сел и замков в горы вещественные, где собираются только табориты и братья их и сестры, тот совершит смертный грех против заповеди Христовой и во грехе своем погибнет, ибо теперь никто не может спастись от бича господня, кто не уйдет в горы к его верным.

И еще, что в это время возмездия все города, села и замки должны быть опустошены, разрушены и сожжены, ибо уже ни господь бог и никто другой в них не вступит.

И еще, что в это время возмездия братья таборитские явятся ангелами, посланными для выведения верных из всех городов, селений и замков в горы, подобно выведению Лота из Содома, и что братья со своими приверженцами суть то тело, к которому, где бы оно ни находилось, как орлы слетаются на добычу, о чем также сказано в писании: «Всякое место, которого коснется нога ваша, ваше есть и будет». Так как они есть войско, посланное богом по всему миру для упразднения всех соблазнов из царства Христова — оно же есть церковь воинствующая — и для извержения злых из среды добрых и для совершения отмщения и наложения наказаний на народы, противящиеся закону Христову, на их города, села и замки.

И еще, что в это время возмездия во всем христианском мире останутся только пять городов, к которым должны притечь верные господу, чтобы спастись, ибо все остальные, подобно Содому, будут разрушены и уничтожены.

И еще, что каждый из двух супругов, при нежелании Другого супруга, может и должен бежать в упомянутые горы или в указанные пять городов, оставив как его самого, так и детей и все остальное.[125]

И еще, что частную собственность противников закона Христова вышеуказанные верные должны у них отнять, взять и опустошить, разрушить или сжечь.

И еще, по окончании века сего придет Христос, сошедши с небес явно, в собственном своем лице и будет виден телесными очами, придет, чтобы принять свое царство в этом мире и устроить пиршество великое и трапезу агнца как пир брачный невесте своей церкви здесь, в горах. И войдет Христос и царь посмотреть возлежащих [за пиршественным столом] и всех, не имеющих одежд брачных, пошлет во тьму кромешную. И как во времена Ноя все, кто не был в ковчеге, были поглощены водой потопа, так и теперь все злые, которые не будут на горах, будут истреблены в одно мгновение, и так упразднит господь весь соблазн в царстве своем. И еще, при этом втором пришествии Христа, перед днем судным упразднятся цари и князья и все церковные прелаты и не будет в этом восстановленном царстве ни податей, ни сборщиков их, ибо сыны божьи будут попирать ногами шеи царей, и все царства под небом даны будут им. Итак, избранные не будут более терпеть преследований, но воздадут им должное (кн. Премудрости Соломона, тл. 7).

И еще, в этом восстановленном царстве не будет никакого греха, никакого соблазна, никакой скверны, никакой лжи, но все будут избранными сынами божьими, прекратятся все страдания Христовы и членов его.

И еще, в церкви, или восстановленном царстве, женщины будут рождать детей без мучения и без первородного греха (Исайя, гл. 65 и I послание Иоанна, гл. 5): «Будут рождать беспорочно».

И еще, младенцы, рожденные в этом царстве, если будут из царства сего, никогда не умрут, ибо «смерти больше не будет» (Апокалипсис, гл. 21).

И еще, слава этого восстановленного царства в этой жизни перед воскресением мертвых будет больше, чем слава ранней христианской церкви. [126]

И еще, в этом восстановленном царстве не будет светить людям солнце ума человеческого, потому что не будет никто учить ближнего своего, но все будут учениками божьими.

И еще, совершенно неверно они учили, что в этой жизни и в восстановленном царстве, после того как не будет уже никакого другого управления человеческого, упразднится и прекратится совершеннейший закон милости, пока не будет совершено взыскание.

И еще, установление [апостола] Павла о посещении церкви после такого преображения не должно будет исполняться, потому что не будет больше храмов. «Господь всемогущий есть храм его, ибо как разрушится вера и надежда, так же и храмы» (Апокалипсис, гл. 21).

И еще, во время этого явного пришествия явится Христос в облаках небесных и во всем своем величии с ангелами своими и все умершие во Христе, воскреснув во плоти, первые же придут с ним судить живых и мертвых. Затем и все избранные, которые тогда останутся живыми, со всех краев земли все вместе во плоти будут взяты с ними в облаках на небо навстречу Христу, как говорит апостол. И говорили они, что произойдет это скоро, через несколько лет, и некоторые из нас, оставшиеся в живых, увидят святых господних, воскресших, и среди них магистра Иоанна Гуса, ибо приблизит господь этот час возмездия, ускорив ради избранных своих окончание века.

И еще, что избранные, которые при этом останутся живы,. подобно Еноху и Илии 266, приведены будут в состояние невинности самого Адама в раю. И не будут они знать ни жажды, ни голода, ни всяких других мучений духа и плоти. И тех сыновей и внуков, которые тогда будут рождаться во плоти здесь на земле и в горах от святого брака и непорочного ложа без мучений, без порока и без первородного греха, тех не нужно будет тогда крестить в реках, так как они будут креститься во святом духе, и не будет тогда таинства св. евхаристии, ибо они будут питаться по новому евангелическому образу не в память страданий Христовых, но в память его победы. [127]

60. ОБОСНОВАНИЕ ВЫШЕНАЗВАННЫХ СТАТЕЙ

И еще, в подтверждение истинности вышеизложенных-статей, они приводили тексты священного писания, толкуя их по своему разумению. Небольшую часть этого я нахожу нужным привести ради потомства, чтобы всем было видно, как заблудшиеся умы вводили в соблазн простых людей.

Во-первых, утверждаю, что истинны суть следующие положения, из которых первое имеется в Апокалипсисе, в гл. 10, а именно: «Что в дни седьмого ангела, когда начнет трубить труба, упразднится тайна бога, как возвестил он через рабов своих, пророков» и второе, у пророка Даниила, гл. 12, ст. 7:

«Когда исполнится рассеяние отряда народа святого, исполнится и все это».

Во-вторых, утверждаю, что после того, как окончатся все страсти господни, предсказанные духом святым через пророков, тогда, а не ранее, явятся во всем доме [божьем] последующие пророки славы.

В-третьих, что слова Ветхого и Нового завета и слова пророков и святых апостолов, как они сказаны и как они звучат, суть истины и могут передаваться за истинные.

В-четвертых, что к божественным словам ничего не следует добавлять и от них ничего не следует отнимать.

Выставив такие утверждения, я, таким образом, создал положение, которое является основанием почти всех моих высказываний. И вот уже ныне, по окончании века сего, придет Христос в день, именуемый днем господним, чтобы, окончательно победив дом ожесточения, завершить в этот день век сей и чтобы, восстановив церковь, утвердить славу ее на земле, придет принять царство свое в этом мире и уничтожить все соблазны в нем, а также всех, кто совершает несправедливости, и чтобы не допускать к нему никого запятнанного, не допуская никакой лжи, ни скверны.

О скончании века. Под кончиной века сего я разумею то, о чем сказал Христос у Матфея в гл. 24 и о чем упомянул он же у Матфея в гл. 13. Пророк Исайя говорит так [128] (гл. 10): «И совершит господь бог истребление во всей земле». И о том же гласит пророк Иеремия: «Я совершу истребление во всех народах, среди которых я рассеял тебя, тебя же я не обреку на истребление, но буду наказывать тебя судом, чтобы ты не казался себе невинным» (Иеремия, гл. 30). «Истреблены будут, ибо оставили бога» (Исайя, гл. 1). «Грехи некоторых все же будут упразднены и сделаются они святыми среди народов, откуда и сказано в писании: язык его —огонь всепожирающий» (Исайя, гл. 30). «Сокрушит преступных и грешников» (Исайя, гл. 1). «Вот я убью всех, кто огорчает тебя» (Софония, гл. 3).

О веке. Век сей я разумею, как его понимает апостол [Павел] в послании к евреям (гл. 9), говоря так: «Ныне же во исполнение веков», указывая этим на множество веков и на то, что некоторые из них уже окончились. И еще, как понимает это Матфей (в гл. 12), говоря: «Хула на духа святого не простится в этом веке», чем предуказывает кончину века сего, о чем сказано в главе 13 у Матфея: «Так будет при скончании века», и, предвещая, что будет еще другой век, Матфей прибавляет: «а не в будущем». И еще, другое говорится у Луки (гл. 20): «Те же, которые достойны века сего», не говорит он «века будущего», но «века сего» и т. п. Итак, делая подобное различие, они утверждают, что веков много, и проводят они различие между веком и миром. Когда перемены в людях станут слишком значительными, тогда и скончается век. Итак, окончанием века я называю изменение добрых к лучшему и истребление злых, ибо сказано в писании: «Я совершу истребление во всех народах, тебя же не обреку на истребление» (Иеремия, гл. 30).

О дне господнем. Днем господним я называю день возмездия, о котором сказано у пророка Исайи (гл. 63): «По день мщения в сердце моем, и пришел год взыскания моего». И в гл. 61: «Послал меня дух святой возгласить год умилостивления и день взыскания», о чем написано также и у Луки (гл. 4). И в I послании к фессалоникийцам (гл. 5): «И день этот придет; как вор среди ночи» и в I послании к коринфянам [129] (гл. 3): «И явится в огне», и во II послании к фессалоникийцам (гл. 2) апостол предсказал также, как произойдет отступление [века сего]; о том же сказано и у пророка Захарии (гл. 14).

О при шествии. О том, в какой день придет Христос в своем [втором] пришествии, см. у пророка Аввакума (гл. 2). И еще: «И приходит ядущий и пиющий и пожирающий, именуемый поглотитель вина» (Лука, гл. 7), «ибо приходит он по пути непорочному» (псалом 100), святые поют ему псалмы, и «хвала господа в горле их» (псалом 149); и есть такое хвалебное песнопение (псалом 150), «словно голос священного торжества и радость сердца выходит со звуком флейты» (Исайя, гл. 30). «И поймут они, ибо в последние дни и вы поймете пути господа» (Иеремия, гл. 23 и 30). Ибо уже обозначена книга (Исайя, гл. 29 и Даниил, гл. 12); открылся при вскрытии седьмой печати (Иоанн, гл. 1, 5, Христос, грядущий в невинности, уже шествует по дому своему, творя дела милосердия. В то же время и творит суд правильный, не оправдывая злого, всякому стучащемуся [в дверь], не желая отпирать перед злыми, говорит: «Не знаю вас» (Матфей, гл. 25). И уже преследует священников, которые совлекли кров с тайн и уже начали в гордыне своей учительской питаться не хлебом мудрости, ибо «обратил его господь и мудрость их сделал глупостью» (Исайя, гл. 44 и I послание к коринфянам, гл. 1). И ненасытному сердцу алчных отказывает даже в своих тайнах. Непорочные же, священники, которые не обладают собственностью и очищены от всякой скверны и жадности, будут восседать с богом и служить Христу. А показывающего гордыню свою полагает извергнуть из дома [своего]. Ибо, кто говорит слова неправды своей, тот не может управлять силой писания. Ибо сосуд, сотворенный против тебя, не будет направляться тобою (Исайя, гл. 54). Следовательно, что же остается, как не то, чтобы поутру убить всех грешников и изгнать из царства божья всех, творящих беззаконие (псалом 100), и «если будут изгнаны вечером, то наутро уже не сохранятся, ибо такова участь [130] разорявших нас, и таков жребий грабивших нас» (Исайя, гл. 17); и псалом 100: «Суд твой и милосердие воспевать буду, господи».

И даются признаки этого пришествия, где сказано:

«Воспою псалмы и уразумею, ибо ты грядешь ко мне по дороге непорочной». Уже дети воспоют и многие уразумеют тайное тайн. «Имя господа идет издали, горит гнев его, и пламя его сильно, уста его исполнены негодования, и язык его, как огонь поедающий, и дыхание его, как разлившийся поток, который поднимается даже до шеи, чтобы рассеять народы до истощения; и будет в челюстях народов узда, направляющая к заблуждению» (Исайя, гл. 30). «Ибо вознегодовал господь на всех людей, и ярость охватила его на все их зло; и убил он их и предал на истребление» (Исайя, гл. 34). «И говорит господь: «Восстану я ныне и распалюсь гневом и подымусь на вас, и вы воспримете жар на солому крыш ваших. Дух ваш, как огонь, поглотит вас и будут народы как пепел от пожара, и вместе с тем пожрет огонь и все заботы духа. Итак, сокрушены будут грешники на Сионе, и трепет охватит лицемеров» (Исайя, гл. 33), «которые суть дом ожесточенный» (Иезекииль, гл. 3). Ибо придет жестокий победитель, вторгаясь в середину страны из крайнего предела, и в мгновение погибнет славное племя и внезапно уничтожено будет и исчезнет все сословие духовенства (Премудрости Соломона, гл. 18), и «небеса потрясутся от великого удара» (II послание Петра, гл. 3), и «земля и небо придет в движение» (Иоиль, гл. 3).

Славу церкви в том разумею я: первое — что объединится она, второе — что очистится, третье — что умножится, четвертое — что умиротворится, пятое — что равной по славе ранней христианской церкви содеется, шестое — что в большей будет славе, чем когда-либо была раньше. Это желают церкви от господа бога все святые и устами пророка Исайи так об этом говорят: «О вы, напоминающие о господе — не умолкайте! Не умолкайте перед ним, доколе не утвердит Иерусалима славою на земле» (Исайя, гл. 62). А пророк [131] Софония поясняет, на какой земле, когда говорит: «Вот я соберу рассеянное и приведу их в почет и именитость на всей этой земле поношения их» (Софония, гл. 3).

О собирании церкви и о единстве. «Есть у меня и другие овцы,— говорит Христос,— которые не из. этой овчарни, их надлежит мне привести, чтобы они слышали голос мой» (Иоанн, гл. 10). «Ибо пошлет ангелов своих и соберут избранных от четырех ветров» (Матфей, гл. 24). «И вот я соберу их из всех стран, в которые изгнал их во гневе своем, и в ярости своей, и в великом негодовании своем и возвращу их на место сие и дам им безопасное житие. Они будут моим народом, я а буду их богом. И дам им одно сердце и один путь, чтобы боялись меня во все дни жизни ко благу своему и благу детей своих после них. И заключу с ними вечный завет».— Приводя эти, хорошо знакомые слова:

«И не отвращусь от них, чтобы благотворить им и страх мой вложу в сердца их, чтобы они не отступили от меня. И буду радоваться о них, благодаря им, и насажду их на земле сей твердо и во истине» (Иеремия, гл. 32). И «с глазу на глаз все увидят, когда обратит господь плен Сиона» (Исайя, гл. 52), ибо «вот придут дни, и не скажут: Жив господь, который вывел нас из земли египетской», но: «жив господь, который вывел нас... из всех земель» (Иеремия, гл. 16, 23 и 31). «Ибо, когда буду благословен в вас, возьму вас из всех земель» (Иезекииль, гл. 36). Такое объединение и собирание [церкви] воистину будет, ибо его предсказал сам господь. Собравшись так, все наполнятся духа святого для добрых мыслей, о чем сказано в пророчестве Иеремии, которое поистине исполнится и которое доказывает, что со смертью отцов выступят сыновья их, всегда, однако, придерживаясь решения духа святого. «Будет господь бог собирать своих, даже если они будут рассеяны у края неба» (Второзаконие, гл. 30)..

Об очищении и освящении церкви. «Ибо очистит Христос гумно свое» (Матфей, гл. 3). И «всякую ветвь, приносящую плод во Христе, если плохо плодоносит, очистит отец, чтобы более принесла плода» (Иоанн, гл. 15). Вот [132] по заслугам рассудят сего, ибо если мало дается пришедшему господину, то виноградник передается другим, которые будут приносить [господину] плоды. И «прольется над избранными вода чистая, и очистятся они от всякого греха» (Иезекииль, гл. 36). И испытанные в вере своей, как золото проверяется огнем, появятся они чистыми в «день воскресения» (I послание Петра, гл. 1). «Очистятся сыновья Левитов, и укроет их как золото и серебро», и все будут чисты, «приносящие жертву в правде, и тогда угодна будет богу жертва Иуды и Иерусалима как день века сего и день века ветхого». И еще раз он указывает на дела, сулящие большие блага, и вторично говорится у него: «Обращу на тебя руку мою и, как в щелочи, очищу с тебя примесь и отделю от тебя все свинцовое; и опять буду поставлять тебе судей, как прежде, и советников, как вначале; тогда будут говорить о тебе: город правды, столица верная. Сион спасается правосудием, а обратившиеся сыны его — правдою; и истребит отступников и грешников вместе, и погибнут оставившие его, господа своего» (Исайя, гл. 1). «Вот я убью всех, кто притеснял тебя» (Софония, гл. 3).

Об умножении церкви. «Очищенные же принесут больше плода» (Иоанн, гл. 15). «И исполнится брачный пир возлежащими» (Матфей, гл. 22), ибо соберутся хромые и глухие, которые в день тот услышат голос господа. И далее:

«Вот я приведу их из земли северной и соберу от крайних пределов земли, среди которых будут и слепые, и хромые, и беременные, и родильницы вместе с ними — великий сонм возвратится сюда. Они придут со слезами, а я поведу их с утешением, близ потоков вод ровною дорогой» (Иеремия, гл. 31). «И скажут тебе сыновья бесплодия: Тесно для меня это место, уступи мне, чтобы я мог жить. Мать же их скажет в сердце своем: Кто родил мне их? Я была бездетна и бесплодна, отведена в плен и выселена, кто же возрастил их? Я оставалась одинокою; где же были они?» (Исайя, гл. 49 и 60), ибо введет детей в землю, которой владели их отцы, благословляя их, сделает их больше числом, чем сколько было отцов их (Второзаконие, гл. 30). [133]

О мире в церкви. Восстанет Христос и прикажет успокоиться ветрам и морю, и станет тишина великая в день тот (Матфей, гл. . Будут иметь мир избранные с господом, потому что не будет больше гневаться на них, как сказано в писании: «В час негодования скрыл я ненадолго лицо свое от тебя, но в милосердии своем постоянном сжалился над тобой, так говорит искупитель твой, господь бог. Как во дни Ноя я давал клятву, что не поведу воду потока на лицо земли, так и теперь я поклялся, что не буду гневаться на тебя и не буду преследовать тебя». И дальше: «Милосердие мое не отступит от тебя, завет мира моего не поколеблется... и велик иметь мир будут сыновья твои, ибо цари будут управлять ими, и племя, которое не будет служить им, погибнет» (Исайя, гл. 54). «Мститель перестанет действовать и прекратится взыскание» (Исайя, гл. 14). Не будут встречать препятствия от мудрых мира сего, как ныне, словно худшие из сосудов лжи, которые проводят рассуждения для погубления кротких, ибо в лживой речи их мало правды. О них же сказано у пророка Исайи в главе 32: «Не будет уже, наконец, таких, ибо они будут судить все языки, противящиеся им» (Исайя, гл. 54). «Ибо из среды их будут изъяты широковещатели и гордецы, и останется среди них бедный народ» (Софония, гл. 3). «И сказал господь, поставлю правителем твоим мир» (Исайя, гл. 60). Ибо последние святые суть ноги, которые надо направить на путь мира (Лука, гл. 1). «Утверждает в пределах твоих мир» (псалом 1947). Не будет надето на ноги этой обуви, поставленной на подставки, так как отказано было первым пройти в ней через Идумею, но был обут в нее сын блудный, когда вернулся к отцу. Поэтому сказано: «Великий мир будет у сыновей твоих» (Исайя, гл. 54).

О равной славе с ранней христианской церковью. Ибо дни святых возобновятся, как и в начале (Плач Иеремяи, гл. последняя). «И унаследуют святые, как в начале» (Екклесиаст, гл. 3). «И будут, как были, ибо не были низвержены» (Захария, гл. 10). «Вернутся к лугам своим» (Иеремия, гл. 23). «И будут размножаться и [134] расти и населять годы, как в начале» (Иезекииль, гл. 36). «И снова отстроятся и украсятся тимпанами и будут выходить окруженные хороводом играющих» (Иеремия, гл. 31). «Эти последние работали один час и сделались равными с нами, перенесшими тягость дня и зной» (Матфей, гл. 20).

О большей славе последнего дома. Когда царство Христа очистится от всех соблазнов и всех, творящих несправедливости, после того как засветит день и светило станет во всех сердцах, «тогда и праведные засверкают, как солнце» (Матфей, гл. 13). «Не будет им больше светить солнце разума человеческого» (Исайя, гл. 60). Но сами будут «светочем народов» (Исайя, гл. 49). И возрадуются видящие возмездие и те, кто творил это возмездие (Лука, гл. 19). Так как те, кто топтал церковь 42 месяца (Апокалипсис, гл. 11), будут соблазном для «ног», т. е. для последних святых. Для них и апостолы были тем самым бесславны, как бы обречены смерти; «сыновья же их падут к стопам ног твоих» (Исайя, гл. 60). Ибо уже станут устойчивыми и будут в славе на земле (Исайя, гл. 62). И это в земле смятения своего (Софония, гл. 3). Уже «печаль их обратится в радость» (Иоанн, гл. 16). Это в соединении с предыдущим показывает славу последнего дома большей, чем первого (Аггей, гл. 2). И станет известно, что они одарены будут большими дарами, чем какие имели раньше (Иезекииль, гл. 36). И это будет воистину после того, как окончатся все страсти Христовы, как это говорит апостол, например, в I послании к коринфянам (гл. 13): «Не могут ноги повелевать голове» и т. д. и там же:

«Если прославится один член, то возрадуются с ним и все остальные». В этом сравнении, я утверждаю, заключается суждение, которое он прилагает к телу [всего общества], в котором есть различные сословия и состояния. В нем же имеются и члены, более достойные презрения, подлежащие суду. И кому в таком теле подобает почет, да воздается почет, однако он понимает под этим тех новых святых, которых называет ногами, которые примут в наследование эту землю, почему и написано: «Дам землю тебе и потомкам твоим, всю [135] землю Ханаанскую для переселения твоего в вечное владение и буду господином их» (Бытие, гл. 17), а также (у Даниила, гл. 7): «Все царство, находящееся под небом, да дастся народу святых».

61. О РАЗРУШЕНИЯХ И ЗЛОДЕЯНИЯХ В ЧЕШСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ

Итак, подобным еретическим и полным соблазна учением были заражены многие сердца не только таборитов, но и пражан и особенно многих сестер, которых мы обыкновенно называем бегутами. Они так предались этому учению, что впоследствии, как бы забыв совершенно всякую справедливость, смирение, милосердие и терпение, поступали не как люди, сохранившие применение разума, но как неразумные звери и бешеные собаки и как рыкающие львы, с неистовством бросающиеся на всех, кто не хочет соглашаться с изложенным выше учением, и предавали их ограблению, сожжению и различным мучениям и поношениям. Так что некогда славное королевство Богемское отдано было на позорище всем народам и стало притчей во языцех. Никогда раньше глаза не видели и уши не слышали и в сердце человеческое не проникало [такого зла] 267, какое было совершено после появления вышеизложенного пагубного учения жителями Богемии, которые заявляли, что вооружились за свободу закона божия, против всех приспешников антихриста. Так они всеми способами преследовали всех, несогласных с изложенным фантастическим учением или возражавших против него; бедных окончательно разоряли, кого подчиняли, безжалостно и бесчеловечно мучили. Не щадили они ни клириков, ни монахов, ни монахинь, ни людей религиозных, ни церквей, ни домов, но, отбросив всякий страх божий, все, что ни попадалось в руки таборитов, они растаскивали, ломали, сжигали и уничтожали. Нет такого пера, которое могло бы в надлежащем виде описать все сделанное и сколько злоумышлял в то время враг против святой [церкви]. Так набрали силы враги церкви, [136] укрепились творящие несправедливости и мучили и угнетали добрых христиан и избранный народ, словно приспешники Нерона 268, не зная, увы, удержу в жестокости, пуская в ход огонь и мечи и цепы. О, сколько городов, местечек, сел и замков пожрал огонь вместе с людьми, жившими там ! Король Сигизмунд, открытый гонитель истины, с одной стороны, и еще с большей жесткостью табориты — с другой, сея повсюду пожары, превратили благородную и плодородную страну Богемию почти в пустыню, бесчеловечно сжигая не только костелы и монастыри, но и людей как мирян, так и духовенство.

В городе Прахатице 269, у границы баварской, захваченном штурмом, кровавые отряды таборитов цепами и мечами жестоко перебили на улицах 135 жителей, как каких-нибудь поросят, и другой раз они сожгли без всякого милосердия 85 человек, заперев их в сакристии 270 храма, подпалив в ней солому и утварь. Не обращали они никакого внимания и на то, что люди, бросаясь на колени и воздевая к небесам руки, умоляли их от всего сердца, чтобы они дали им, несчастным, время раскаяться, и заявляли, что готовы сделать все, что они им прикажут.

Так же поступили они с тевтонцами в Быстржице 271. Горожанам же города Водняны выпало на долю видеть, как их верных пресвитеров, которые причащали их святых тайн под обоими видами, мучители бросали в раскаленную каменную печь и там сжигали.

Захватив замок Ржичаны и в нем одиннадцать пресвитеров, которые обещали принять веру таборитов, они [табориты] заперли их в избе одного крестьянина и, предав ее огню, превратили все в пепел. Точно так же, захватив, по указанию пресвитера Коранды, замок Пржибенице, они взяли при этом в плен монаха Германа, епископа Никополенского, который посвятил в Липнице почти всех пресвитеров таборитских. Они утопили его вместе с двумя другими священниками в реке. Они не пощадили даже епископа, который, обливаясь слезами, умолял их даровать ему жизнь, [137] обещая им посвятить в пресвитеры сколько угодно народу и, таким образом, содействовать развитию их общины и принять все их учение. Но табориты остались глухи к его просьбам. Согласно изложенным выше еретическим их положениям, они говорили, что наступил час возмездия и что пришло уже время, не щадя никого из противников закона божия, не только не оказывать никакого милосердия ни светским, ни духовным лицам, но всех бесчеловечно истреблять в восстановленном царстве божием как врагов господа бога. Не оставались чистыми и в стороне от этих неслыханных преступлений и сами их священники, из которых некоторые давали согласие на предание смерти других невинных своих братьев; другие из них, одетые в панцирь, с копьем в руке и с колчаном, полным стрел, на боку, словно рыцари на конях, поражали мечом и огнем всех, несогласных с ними, говоря, что они должны, следуя тому, что сказано в писании, омыть руки свои в крови грешников, и, следовательно, если кто убьет десять или двадцать человек, омывая свои руки в крови убитых, тот может сейчас же приступить к святому причастию даже безо всякой исповеди. Ибо чем больше кто убьет врагов закона божия, тем большей может ожидать награды и венца славы от господа бога. Поэтому простой и темный народ должен опасаться, как бы, следуя за своими невежественными вождями, не подпасть под вечное осуждение, от которого впоследствии уже нельзя будет освободиться. Как видно из вышеизложенного их учения, они проявляли на своем гибельном пути совершенно неслыханную жестокость, далеко превосходя всех диких лесных зверей. Части можно было их видеть, как они с окровавленными руками — о, если бы не в осуждение — причащаются телом и кровью Христовой. Да будет им это не во спасение!

Табориты навели немалый страх на всех жителей королевства и те не знали, что им делать или к какой стороне примкнуть. И произошло так, что многие как среди знати. так и среди крестьян, забыв все, стали присоединяться к таборитам. Одни из преданности их учению, которое они принимали [138] на основе неправильного толкования священного писания, другие — под действием страха, некоторые, наконец, чтобы грабить и тем служить мамоне несчастья. Некоторые даже, созвав своих соседей, говорили им: «Отодвиньте дома свои от моего жилища, ибо я его сейчас подожгу, а сам уйду спасать свою душу на гору Табор или в один из пяти [объявленных] городов». Но иногда от одного подожженного дома сгорало целое селение. И со всех сторон слышны были жалобы бедняков, и видно было женщин, сидящих с малыми детьми, плачущих, которым нечем утолить голод и жажду и негде преклонить голову на покой. Каждый, кто видел такую нищету, если только сердце у него было не каменное, не мог удержаться от слез и от того, чтобы не сказать: «Это не тот божий закон, который предписывает нагого одеть, голодного накормить и жаждущему подать питье; но это закон дьявола, по которому одетого раздевают, отнимая у него одежду, а у голодного и жаждущего отнимают пищу и питье, предавая их огню пожара». При этом обнаружилось и еще одно из наихудших обыкновений таборитов: чтобы число их не уменьшалось, а увеличивалось, всех плебанов и пресвитеров, которые усердно пасли своих духовных овец вокруг своих приходских церквей, поддерживая их словом божьим и причащая их под обоими видами, они хватали в их домах или церквах, срывая с них при богослужении облачение, и связанных уводили в плен на гору Градиште или Табор, чтобы народ, лишившись верных своих пресвитеров, по необходимости чаще обращался к ним самим. Страх охватил всех живущих в стране священников, которые не хотели соглашаться с заблуждениями таборитов. Итак, верные плебаны и священники, причащающие народ под обоими видами, бежали в Прагу, а неверные и являющиеся противниками указанного выше причащения — в [Кутные] Горы, в Литомержице, Коуржим, Нимбург, Колин, Брод, Будейовице и в другие укрепленные города, где не были согласны с этими богохульными убеждениями. Таким образом, в Будейовице собралось столько пришельцев, что одни только священники и монахи [139], давая по одному грошу на организацию защиты города, набрали десять с половиной коп грошей [630 грошей]. Из Праги тоже удалились все противники святого причащения под обоими видами, как доктора теологии, права или медицины и магистры искусств, так и прелаты, плебаны, пресвитеры и монахи вместе с остальными его противниками, так что остались в Праге один только плебан храма св. Михаила, именно магистр Кристан 272, и один-единственный прелат, каноник храма св. Аполлинария, господин Петр. Поэтому пресвитеры, из числа пришельцев в Прагу, заняли там все храмы бывших пражских настоятелей. В самой же стране на протяжении многих миль нельзя было увидеть ни одного священника, который бы совершал церковные таинства для народа. Табориты же, пешие и конные, рыскали со своими священниками по всей стране и всех своих противников, несогласных с их учением, сжигали живьем вместе со всем имуществом. А замки и укрепления их, как бы они ни казались неприступными, они брали штурмом в короткий срок, о чем подробнее будет сказано ниже. При этом всегда впереди них шел кто-нибудь из священников со святыми дарами тела Христова в деревянном ковчеге, поднятом высоко на палке. Эти пресвитеры вместе с другими священниками возбуждали к этим победоносным битвам и вооруженных вассалов и простых крестьян, одетых в плащи, говоря, что господь передает им все земли, по которым будут ступать их ноги. Ибо сказано в псалме (36-м): «Еще немного и не станет нечестивого, посмотришь на его место и нет его. А кроткие наследуют землю и насладятся обилием мира». И они называли своими кроткими сердцем братьями крестьян, жестокостью превосходящих всех диких лесных зверей, с ликованием и без всякого милосердия убивавших людей, как собак, и говоривших при этом, что, истребляя их с лица земли, они исполняют волю божью и что они суть ангелы божьи и истинные воины Христовы, посланные отомстить за страдания Христа и святых мучеников, и что как мякину надлежит ударами цепа отделить от пшеницы, а потом вымести с гумна, так и этих грешников надо выбросить [140] из церкви Христовой и уничтожить. И если кто-нибудь из этих братьев бывал убит противниками, они сейчас же, с радостью в сердце, тут же предавали их погребению, говоря, что они умерли за дело бога и безо всякого чистилища, которое они вообще не признавали, сразу после этой жизни попадут на небеса и в скором времени вместе с другими братьями придут с Христом судить противников закона божия и очистить свое гумно [т. е. церковь Христову].

62. ПЕРЕГОВОРЫ СИГИЗМУНДА С ПРАЖАНАМИ

Король же, нуждаясь в это время в людях, словно потеряв рассудок, объезжал Горы Кутные, Часлав, Колин, Нибург, Литомержице и другие города, где его признавали за короля: он обращался к одному из этих городов, то к Другому, появляясь каждый раз в сопровождении королев -своей жены и вдовы брата Венцеслава,— и жаловался на пражан за то, что они не соглашаются на спокойный, безопасный и мирный диспут, который он готов им предоставить, но ищут удобного случая, чтоб лишить его законного наследства и принять к себе другого короля. По этой причине он написал письма папе и ко всем князьям, чтобы они оказали ему помощь против еретиков, захватчиков его королевства, так как он сам с ними справиться не может. Вместе с тем он побудил баронов Богемского королевства и Моравии написать письмо к пражанам, чтобы они не отказывались принять диспут, который король хочет им предоставить, и обеспечить на нем им безопасность и чтобы между обеими сторонами было закреплено перемирие. И хотя магистры пражские всегда были готовы согласиться на диспут, в котором до сего времени король им отказывал, теперь же пражане, боясь козней короля, не хотели согласиться на тот диспут, которого раньше всячески добивались. Не хотели потому, что узнали от людей, достойных доверия, что папский легат внушал королю, чтобы он много наобещал пражанам, но ничего бы из того не исполнил, ибо никто не обязан держать [141] слово, данное еретикам, так что, имея перемирие с пражанами и их приверженцами до середины великого поста, он сможет за это время собрать людей и с ожесточением напасть на пражан и истребить все живое на их земле. И так как от пражан это не было скрыто, они пишут в свою очередь сообща с магистрами и баронами письмо, заявляя, что они ходатайствуют перед королем, чтобы он предписал своим прелатам, докторам и магистрам вместо диспута дать магистрам и общине Пражской обстоятельный письменный ответ на их четыре статьи, поскольку пражские магистры представили им их, доказав и хорошо обосновав свои положения священным писанием, и, мало того, направили их открыто всему королевскому войску. Ответа их мы ждем и по сей день.