Лаврентий из Бржезовой - Гуситская Хроника Опции

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Исторические свидетельства об эпохе гуситского революционного движения дошли до нас в основном, в произведениях врагов гусизма. Изгнанные прелаты, потерявшие свои огромные владения, писали о гуситах, как о разбойниках и хищных зверях. Не отставали от них в своей злостной клевете и прочие представители феодального правящего класса, материально пострадавшие от революционного взрыва.

Те скудные свидетельства о ходе революционных боев. которые восходят непосредственно к гуситским хроникам, в течение столетий подвергались уничтожению со стороны церковной реакции, гуситские книги и рукописи истреблялись и сжигались; поэтому только разрозненные отрывки гуситских повествований, писем и трактатов сохранили до наших дней голоса из гуситского лагеря, сведения о событиях гуситского революционного движения в освещении самих представителей гусизма. Само собой разумеется, что всё остатки этой некогда обширной гуситской литературы чрезвычайно дороги и ценны для нас как основной материал для изучения гуситского революционного движения.

Среди такого рода литературных сокровищ, переживших века реакции и сохранившихся до наших дней, первое место принадлежит «Гуситской хронике» известного писателя Лаврентия (по-чешски Вавржинца) из Бржезовой. Можно даже сказать, что «Гуситская хроника» Лаврентия является основой наших сведений о зарождении и первых годах гуситского движения. Среди мелких свидетельств хронистов, среди отрывков гуситской литературы резко выделяется труд Лаврентия. Так смело возносится вверх сохранившееся здание среди [6] развалин. С широким творческим размахом, необыкновенной живостью и художественным совершенством воссоздает Лаврентий бурные годы от 1414 до начала 1422 г.

Только восемь лет, но какие потрясающие годы! В эти восемь лет, которым посвящен волнующий рассказ Лаврентия, в истории Чехии произошло больше событий, чем порой происходит в целое столетие. Революционная война, постепенно нараставшая в массах чешского народа, подняла чашу (До Яна Гуса в Чехии, как и во всех католических странах, из чаши причащалось только духовенство. Этим церковь хотела подчеркнуть особое положение духовенства перед светскими людьми. Ян Гус подверг резкой критике католическую церковь, в том числе выступил за причащение под обоими видами (хлебом и вином) всех людей. В гуситском движении чаша стала символом революционной борьбы и изображалась на гуситских знаменах, с которыми чешский народ шел в бой против крестоносцев-феодалов.— Ред.) как символ восстания против самого крупного феодала — церкви. Поэтому Лаврентий в начале своей хроники говорит о причащении под обоими видами и повествует о героической борьбе магистра Яна Гуса на Констанцском соборе. Однако этим важнейшим историческим событиям он придает все же меньшее значение, чем годам собственно революционных боев, начавшихся в 1419 г. Время до 1419 г. является только введением к главному повествованию. Во введении Лаврентий изложил основные идеи, без которых нельзя было бы понять сложную историю революционных лет. Уже благодаря этой концепции его хроника резко отличается от обычных средневековых хроник, которые год за годом механически и бесцветно регистрировали события. «Гуситская хроника» не имеет ничего общего с подобными анналами. В центре ее стоит одна проблема, событие огромного исторического значения — гуситское революционное движение, которое автор считает фактом, требующим самого пристального внимания.

Поэтому, начиная с описания событий 1419 г., поток повествования расширяется и охватывает не только Прагу, королевский двор и города, но и включает в себя сведения о [7] революционном движении в чешской деревне. Только зрелому мастеру было под силу охватить богатство событий, уловить даже мельчайшие детали революционного брожения и при этом не потерять нити повествования. Искусный рассказчик ведет нас по улицам революционной Праги, по широким просторам южной Чехии на гору Табор, говорит о первых битвах народной армии и славной победе над крестоносцами на Жижкове. Рассказывая о жестокой борьбе, вспыхнувшей во многих местах Чехии, хронист знакомит нас и с последователями Гуса — с Яном Желивским, с Яном Жижкой из Троцнова и другими народными вождями и мыслителями.

Особое внимание Лаврентий из Бржезовой уделяет революционному Табору. В «Гуситскую хронику» вставлено самостоятельное повествование о возникновении и развитии Табора, о хилиазме (Учение о пришествии Христа и о тысячелетнем его царстве, которое наступит после победы гусизма.— Ред.) и хилиастической общности потребительских имуществ. Из-за этого «экскурса» «Гуситская хроника» становится для нас еще более ценной, так как о развитии Табора, кроме данных сообщений Лаврентия из Бржезовой, мы имеем только самое незначительное количество сведений. Рассматриваемая хроника повествует и о поражении таборитской бедноты, о дальнейших победах Жижки, радостно приветствует успехи Праги и кончается описанием славной битвы у Кутной Горы и бегства «рыжей бестии» — короля Сигизмунда из Чехии.

Из беглого обзора содержания хроники ясно, что труд Лаврентия имеет огромное историческое значение. Однако необходимо решить вопрос, какую ценность представляет «Гуситская хроника», насколько можно полагаться на ее повествование, до какой степени хроника заслуживает доверия.

Во введении сам автор говорит о своем желании засвидетельствовать то, что он «воспринял в действительности своими правдивыми глазами и ушами». Однако мы знаем, что подобным образом заверяли читателя в своей правдивости все [8] хронисты, повествование же их всегда отражало взгляды автора. Хроника Лаврентия, как бы ни старался автор быть вполне правдивым, также носит отпечаток его общественного положения. В ней отражены воззрения представителя гуситского центра, гуситского пражского бюргерства.

Лаврентий из Бржезовой родился около 1370 г. в деревне Бржезовой возле Кутной Горы. Его родителям принадлежало там маленькое рыцарское имение. Лаврентий учился в Пражском университете и там стал низшим духовным лицом — иподиаконом. По окончании университетского курса он сначала поступил на службу при дворе короля Вацлава IV. По ходатайству королевы Софьи в 1391 г. папа разрешил Лаврентию, несмотря на его молодость, получить церковный бенефиций, т. е. церковную должность, с которой шли доходы. Вероятно, этому способствовал и родственник Лаврентия, мелкий шляхтич Ира из Росток, который был тогда фаворитом короля Вацлава IV. Лаврентий из Бржезовой получил тогда бенефиций в Лоунах, а позже приход в Бехарах, в районе Ичина. При этом Лаврентий не прекратил своих научных занятий. В 1393 г. он получил звание магистра на факультете свободных искусств, записался также на юридический факультет. Хотя он и получал доходы с двух приходов, но все же священником не стал. В его приходах служили наемные священники, так называемые стршидники. Впоследствии Лаврентий работал в королевской канцелярии и оставался там до смерти короля Вацлава IV.

Во время пребывания при королевском дворе Лаврентий проникся симпатией к учению и проповедям Яна Гуса и стал его последователем. Поэтому-то в 1419 г. как горячий утраквист он поступил на службу в городскую канцелярию Нового Города Пражского и Принимал деятельное участие в корреспонденции этого гуситского города, а также проводил литературную редакцию договоров, дипломатических документов и решений гуситских сеймов. Лаврентий оставался писарем городского совета Нового Города Пражского до 1434 г., а может быть, и до своей смерти. Год смерти Лаврентия до сих пор [9] неизвестен. Он падает на период после 1437 г. В точности неизвестно также, когда Лаврентий писал «Гуситскую хронику». Новейшие исследования показывают, что некоторые части ее написаны непосредственно вслед за событиями,— это подтверждает вся манера повествования, повторение отдельных частей, приподнятый стиль его. Высказывалось также мнение, что автор писал последние части хроники незадолго до своей смерти.

Во всех сохранившихся рукописных списках хроника не окончена, и повествование ее прерывается на середине фразы. Вероятно, Лаврентий хотел дать описание не только событий до 1421 г., а значительно большего отрезка времени, но смерть автора прервала завершение его труда.

Лаврентий приобрел значительное состояние. Ему принадлежал дом в Старом Городе Пражском, а позже в Новом Городе Пражском, он владел двором и зависимыми деревнями вблизи от Праги. Естественно, что он стал близок зажиточному новоместскому бюргерству и отстаивал точку зрения умеренных утраквистов. Это проявилось, например, в 1427 г., когда в Праге вспыхнул реакционный заговор, который, однако, был подавлен. Напрасно шляхтичи, соединившиеся вокруг Сигизмунда Корибутовича, пытались вырвать Прагу из рук восставших и перетянуть ее в католический лагерь. Напрасно также старались они привлечь к себе Лаврентия. Гуситский поэт и писатель продолжал придерживаться утраквизма и твердо держался против панского союза, за что и попал в злобный католический памфлет:

К ним подходит Лаврентий...
Умеет писание переводить,
Из правды кривду сотворить.

Впрочем, и Лаврентий, по-видимому, после Липан был вынужден отойти от своих Позиций. Всю жизнь он ненавидел короля Сигизмунда, восставал, боролся против него, а в 1436 г. был вынужден Просить у короля прощения и в конце концов. был помилован. Короче говоря, Лаврентий кончил так, как [10] бывшие гуситские города, которые сначала боролись против Сигизмунда, предателя страны, а после битвы у Липан присягали тому же Сигизмунду как королю, данному «божьей милостью».

Уже по этому краткому очерку жизни Лаврентия можно судить, к каким общественным слоям он принадлежал и какие классовые взгляды должно отражать его повествование.

Пражское бюргерство занимало в гуситском революционном движении особую, своеобразную позицию. Известно, что ремесленники уже долгое время испытывали невыносимый гнет патрициата и высшей церковной иерархии. В то же время цеховые мастера боялись голодной и всегда неспокойной бедноты, подмастерьев, батраков, поденщиков. Поэтому пражские ремесленники не осмеливались открыто выступать с оружием против церкви и короля Сигизмунда, пока не убедились, что борьба с оружием в руках неизбежна. По той же причине и Лаврентий из Бржезовой долго стоял за посылку посольств из Праги к Сигизмунду и лишь после того, как переговоры сорвались, стал сторонником вооруженного сопротивления.

Однако положение пражского бюргерства было много сложнее, чем казалось на первый взгляд. Уже с самого начала революционных боев ремесленники раскололись на более богатую и более бедную часть. Одни держали сторону Яна Желивского, другие скорее склонялись к союзу с гуситской шляхтой. За Яном Желивским шли мелкие ремесленники Нового Города Пражского, составлявшие вместе с беднотой крепкий союз, который определял направление революционных действий в 1419—1422 гг. Революционная борьба, несомненно, привлекала и часть бюргеров Старого Города, которые в борьбе видели единственный выход из положения. Против революционной борьбы с самого начала были те богатые бюргеры, которые не подвергались изгнанию и имущество которых не было конфисковано, но они имели идейную поддержку в университетских магистрах (наиболее известными из них были Ян Пршибрам и Криштан из Прахатиц) и тяготели к утраквистской [11] шляхте. Для этой группы чаша была лишь бессодержательным символом, от которого при случае можно было отказаться. В них с самого начала движения был зародыш измены, они стремились к созданию панского союза и поражению народных революционных сил. Лаврентий из Бржезовой не принадлежал к этим изменникам, хотя это можно было бы предполагать на основании его связи с университетом. Мы знаем, что еще в 1427 г. он решительно стал на сторону пражского народа против Пршибрама и Сигизмунда Корибутовича, марионетки панства. Из позиции Лаврентия в 1427 г. явствует, что и раньше он был заодно с консервативными, богатыми бюргерами и университетскими магистрами.

Однако автор «Гуситской хроники» не был также сторонником народных революционных сил. Главы и абзацы, посвященные Табору, показывают нам отношение автора хроники к крестьянству и городской бедноте. Лаврентий уделял необычайное внимание таборитам. Он делал это не с тем, чтобы прославить их борьбу, а для того, чтобы разгромить принципы таборитов. Во всей хронике сквозит ненависть к хилиазму, презрение к черни, которая поднялась на бой. При этом писатель забывает свои добрые намерения говорить лишь правду и высказывается как типичный пражский бюргер. Пока представители бедноты находились под знаменами бюргерства и отстаивали его интересы, на это движение можно было смотреть сквозь пальцы, но стоило таборитам вступить в борьбу за собственную революционную программу, как они тотчас стали в глазах бюргерства выродками, грабителями и кровавыми разбойниками. Так же смотрел на них Лаврентий из Бржезовой. Здесь, в «Гуситской хронике», совершенно ясно проявляется классовая ограниченность автора.

Лаврентий из Бржезовой не мог также относиться с полным сочувствием к вождю революционного народа Праги, Яну Желивскому. Автору хроники по душе его борьба: ведь лишь благодаря ему в Праге было принято твердое решение вступить в борьбу с «Семиглавым драконом», королем Сигизмундом. Лаврентий, как патриот, не мог без содрогания думать [12] о той беде, которая грозила чешской земле при приближении Сигизмунда во главе крестоносцев. В этом отношении Желивский удовлетворял Лаврентия, а поэтому в настоящей хронике мы не найдем открытых враждебных выпадов против него. Однако для бюргера Лаврентия Желивский не был вождем, приемлемым во всех отношениях,— ведь он опирался на голодный «сброд», каждую минуту грозил богачам и всем состоятельным бюргерам новыми конфискациями! Лаврентий говорит о Желивском почтительно: он называет его «пан Ян», хотя у него проскальзывает и презрительно-высокомерное отношение, показывающее, что хронист чувствовал свое превосходство над народным трибуном. Для состоятельного бюргера, каким является хронист, Желивский был народным проповедником, к которому народ стекался скорее из-за его красноречия, чем ради его учености и знания науки. Лаврентий не мог понять, что в революционную эпоху восторженный революционер с ясной целью борьбы, каким был Желивский, имеет большую силу, чем ученые профессора и теологи.

Короче говоря, враждебность Лаврентия к революционному Табору и Колеблющееся отношение к Желивскому представляют для нас верное доказательство того, что «Гуситская хроника» отражает взгляды пражского бюргерства, что в ней мы слышим голос умеренных гуситов, гуситского центра. Наконец, Лаврентий сам не раз говорит, что для него и его пражских друзей, а также ремесленников других городов существуют два врага — слева и справа. С тяжелым вздохом оканчивает он одну часть своего повествования, наполненную резкими выпадами против таборитов, описанием опустошения чешской земли: «Король Сигизмунд, явный гонитель истины, с одной стороны, и еще с большей жестокостью табориты — с другой, сея повсюду пожары, превратили благородную и плодородную богемскую, землю почти в пустыню, бесчеловечно сжигая не только костелы и монастыри, но и людей светских и духовных». Лаврентий, таким образом, прямо указывает на то, что он и его друзья отстаивают точку зрения «золотой середины» [13], что они являются противниками как Сигизмунда, так и таборитов.

Понятно, что эта резкая позиция Лаврентия затемняег действительную картину исторического значения Табора. Сейчас не может быть сомнений в том, что революционный подъем таборитских «божьих» бойцов был главным фактором победоносного гуситского движения. Без революционного Табора бюргерская Прага не могла бы достигнуть таких решительных политических и военных успехов. Без таборитской бедноты было немыслимо огромное международное значение гуситской революционной борьбы. Липанское поражение таборитских войск, так же как и убийство Желивского, показало, что гуситское революционное движение может побеждать и развиваться дальше лишь в том случае, если оно опирается на полную поддержку широких слоев народа, обогащается все новой инициативой, почерпнутой из революционного подъема крестьянства и городской бедноты. Пражский состоятельный бюргер Лаврентий из Бржезовой не видел и не хотел этого видеть. Для него было достаточно, что среди таборитских вождей он встречал бывших крепостных крестьян, прежних подмастерьев, работников и батраков. Он чувствовал, что эти люди охотно обратят революционное оружие не только против дворян, прелатов и богатых купцов, но и против всех имущих и богатых. Из страха перед ними он решительно боролся против них, так, как умел, — пером. Из анализа «Гуситской хроники» мы видим, что автор ее включил главы о Таборе именно для того, чтобы всю вину за беды и потери революционных лет свалить на таборитов, чтобы таборитскую политическую программу сделать ненавистной всему народу, чтобы охранить Прагу от таборитской революционной идеологии. В этом состоит политический смысл хроники Лаврентия. Следовательно, нужно осторожно и критически принимать сведения о хилиазме, о пикардах, об опустошениях, явившихся результатом войн таборитов, и нельзя считать правильными те оценки, которые мы встречаем в «Гуситской хронике». За нравственными, политическими и религиозными [14] объяснениями нужно суметь распознать классовые интересы автора хроники, иначе можно впасть в ошибку. Только с таким критическим отношением мы сможем добраться до исторического ядра «Гуситской хроники».

То же направление, что «Гуситская хроника», имеют и другие труды и литературные произведения Лаврентия из Бржезовой. Он был плодовитым поэтом и одним из главных представителей старочешской литературы. Для короля Вацлава IV он написал сонник, «Книгу толкования снов», и обработал на основе различных источников «Хронику мира». Но Лаврентий не ограничился названными латинскими произведениями, он создавал также литературные произведения на чешском языке. Развитость и литературную зрелость чешского языка того времени он показал в своем переводе популярного средневекового путешествия Яна Мандевиля. Эту пользовавшуюся любовью читателей книгу преданий и сказок он перевел со средневерхненемецкого.

Вершиной литературного творчества Лаврентия на чешском языке были сатирические стихи, сохранившиеся в так называемой Будишинской рукописи. В этих стихах, написанных в Праге в 1420 г., Лаврентий выразил свою ненависть к Сигизмунду, католической церкви и крестоносцам. «Упрек чешской короны», «Жалоба чешской короны» и «Спор Праги с Кутной Горой» являются блестящей защитой гуситской программы. В них видна сильная тревога автора-патриота за судьбы гуситского революционного движения и твердая вера в конечную победу. Бурным ликованием встретил Лаврентий поражение крестоносцев и обрушился с упреками на чешскую шляхту, которая из своекорыстных побуждений, склоняясь к Сигизмунду, позорила свой родной язык. Автор этих произведений выразил в своих стихах благородные чувства международной солидарности и братства. Он призывал изгнать из. страны надменных и злобных немцев.

Но некоторые (немцы) остались неиспорченными
И тверды в божьем законе,
Этих любите, как братьев! [15]

Все эти страстные строки проникнуты демократическими тенденциями, написаны с необычайным пониманием благозвучия и образности стиха и составляют гордость старочешской поэзии.

Хвалебным стихотворением («Песнь о победе у Домажлиц») отметил Лаврентий победу гуситов над крестоносцами у Домажлиц в 1431 г. Это стихотворение, написанное по-латыни, отличается большой художественной силой и патриотическим пафосом особенно в тех строках, где изображается дикое бегство крестоносцев по западночешским лесам и радость и ликование победителей-гуситов. В стихотворении о победе при Домажлицах поэт дал также прекрасное изложение миролюбивых намерений гуситов: они воюют потому, что на них напали. Цель их борьбы — обеспечить прекрасный и долгий мир. В поэтическое изложение своих мыслей Лаврентий ввел библейский мотив:

И тогда меч сменится на орало
И копье на серп, как обещал бог,
И оружие превратится в колокола,
Звучащие приветственным звоном.
И прекрасным миром и совместной жизнью
Будут все наслаждаться.

Если мы учтем все вышеупомянутые труды Лаврентия,. а также его мелкие произведения и работы теологического-характера (Commentum reverendi Magistri Laurencii de Brzezowa super VIII psalmos penitentiales и др.), то с полным правом можем назвать Лаврентия из Бржезовой выдающимся гуситским писателем и одним из первых старочешских поэтов. «Гуситская хроника» занимает самое почетное место в его ценном литературном наследии.

Однако при пользовании «Гуситской хроникой» как историческим источником нельзя упускать из вида, что рассказ о гуситском революционном движении не будет полон, если не добавить к нему критического обзора истории революционного Табора; с другой стороны, необходимо все время учитывать стремление автора набросить тень на справедливую [16] борьбу чешской бедноты; только при соблюдении этих двух условий мы сможем понять во всей глубине и широте значение гуситского революционного движения.

Оригинал «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой не сохранился. До нас дошли лишь ее рукописные копии от XV—XVI вв.

1. Самой старой рукописью является так называемая рукопись Вроцлавская (W), которая была переписана в 1467 г. Она хранится в Городской библиотеке во Вроцлаве.

2. В Праге, в Национальной университетской библиотеке, хранится рукопись A (sign. 1D10), относящаяся к концу XV в; возможно, что она была переписана в начале XVI в.

3. Там же (sign. XID находится другая рукопись хроники (В), относящаяся к концу XV или началу XVI в. Согласно утверждению Я. Голла ( Подробный разбор рукописей дал Я. Голл во введении к изданию хроники Лаврентия в «Pramenech dejin ceskych» («Fontes rerum Bohemica-rum»), t. V, Praha, 1893, str. XXV—XXIX, XXXI—XXXIII (сокращенно: FRB. V))., подобная рукопись хранится в библиотеке в Вольфенбюттеле (ФРГ).

4. В Любковицкой библиотеке хранилась рукопись, ныне утраченная, которую использовал для своего издания К. Гёфлер («Fontes rerum Austricarum, Scriptores», II, Wien, 1856).

5. В издании Е,. Людвига («Reliquiae Manuscriptorum», VI. 1724, str. 124—216) напечатаны два отрывка хроники: один из них охватывает события от начала гуситского движения до 3 апреля 1420 г., другой — с 25 июня 1420 г. до описания таборов. Я. Годл обозначает их L.

6. В Вене, в придворной библиотеке, хранится рукопись Р иод названием «Chronicon Utuversitatis Pragensis», которая является компиляцией хроники Лаврентия, сделанной в половине XVI в. (с мая 1420 г. текст хроники Лаврентия дается в обработанном виде, с 6 июня 1420 г. текст является, в сущности, копией «Гуситской хроники»).[17]

7. Следующая рукопись хранится в библиотеке в Кодани (Bibliotheca Thottiana, с. 688), эта копия хроники Лаврентия относится к концу XVI в. Она, очевидно, послужила основой для издания Е. Людвига (см. выше п. 5). Описание этой рукописи, неизвестной Я. Голлу, опубликовано В. Шульцем в «Vestniku Kralovske Ceske spolecnosti nauk», XXIX, 12.

8. В Национальной университетской библиотеке в Праге (sign. IIIG16) находится отрывок хроники Лаврентия, представляющий выдержки из хроники, сделанные во второй половине XV в. Этот отрывок напечатал Я. Голл в FRB, V, str. 537—541.

9. В бывшей Туновской библиотеке в Дечине. (I. 201a— 277в), в рукописи XVII в., сохранился чешский перевод хроники Лаврентия, но, согласно языковому разбору, перевод был сделан ранее, в XV в. Переводчик недостаточно хорошо знал латинский язык, поэтому не понял многие места хроники. Кроме того, он делал в рукописи многочисленные добавления и критические замечания, выражая свое несогласие с точкой зрения Лаврентия. Этот старый чешский перевод дает Я. Голл в своем издании в FRB, V.

В 1856 г. вышло издание хроники Лаврентия из Бржезовой, подготовленное К. Гёфлером («Fontes rerum Austricarum Scriptores>>, II, Wien, 1856), которое сделано небрежно.

Лучшим изданием до сих пор является издание Ярослава Голла в FRB, V, в котором сделан критический разбор рукописей хроники, представляющий ценность до сих пор.

«Гуситская хроника» была издана несколько раз в чешском переводе; лучшим является последний, сделанный Франтишком Гержманским (Прага, 1954). В этом издании дана большая библиография о «Гуситской хронике».

Ценные данные о Лаврентии из Бржезовой приводятся Я. Голлом во введении к его изданию (FRB, V, str. XX—XL).

О литературной деятельности Лаврентия новые данные собраны Ф. М. Бартошем (F. М. Вartо S. Z novych i starych spisu Vavrince z Brezove. C. C. М. 94, Praha, 1920, str. 193—203).

О датировке хроники было высказано несколько гипотез В. Флаишгансом (W. Flajshans. M. Vavrinec. CCH, 39, 1933, str. 564—576 и ССН, 40, 1934, str. 120—125).

Важнейшие обобщения по этому вопросу дает Я. Харват (J. Charvat. Dilo Frantiska Palackeho, I, 1941, str. 239— 251).

Этого вопроса также касается Р. Урбанек в своей работе "Satiricka skladani Budysinskeho rukopisu M. Vavrince z Brezove z r. 1420 v ramci ostatni jeho cinnosti literarni» (VKCSN, Praha, 1951, с. III).

Взгляды о Лаврентии из Бржезовой и оценка таборов даны мною в книге «Tabor v husitskem revolucnim hnuti», I, Praha, 1952, str. 357—365.

Академик ЧАН Й. Мацек

Настоящее издание является первым переводом «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой на русский язык. В основу его положено издание Я. Голла.

Издание подготовлено совместно с чешским ученым, академиком И. Мацеком.

(пер. В.С. Соколова)
Текст воспроизведен по изданию: Лаврентий из Бржезовой. Гуситская хроника. М. 1962

[Всадник]

50. ЧЕТЫРЕ ПРАЖСКИЕ СТАТЬИ

«Мы, бургомистр, консулы и скабины и вся община города Праги, столицы королевства Богемского, от своего имени и от имени всех других верных этого королевства, постановляем и т. д. Да будет известно всем верным во Христе, что все верующие в королевстве Богемском стоят за нижеследующие четыре статьи и, с помощью божией, предлагают стоять за них жизнью или смертью своей, насколько им это будет возможно».

Статья первая. Чтобы слово божье в королевстве Богемском проповедовалось священнослужителями господними по уставу свободно и беспрепятственно, согласно словам спасителя: «Идите по всему миру и проповедуйте евангелие всей твари» (Марк, гл. 16, и Матфей, гл. 28). Ибо, по словам апостола, «слово божье не связано», но должно проповедоваться, как сказано в писании: «чтобы слово господне распространялось и прославлялось повсюду» (II послание к фессалоникийцам, гл. 3). И, как сказано в I послании к коринфянам, гл. 14: [97]

«Никому не должно запрещать говорить в церкви на разных языках» 179.

Статья вторая. Чтобы таинство святой и божественной евхаристии свободно предоставлялось всем верным христианам, не отягченным никакими смертными прегрешениями, под обоими видами, т. е. хлеба и вина, согласно словам и установлениям самого спасителя, который сказал: «Приимите, ядите: сие есть тело мое» ,и «пейте из нее все, ибо сие есть кровь моя Нового завета, за многих изливаемая» (Матфей, гл. 26; Марк, гл. 14; Лука, гл. 22). Там же дано и предписание апостолам: «Сие творите», а в глоссе добавлено 179а: «Приимите и давайте другим в мое воспоминание». И у Иоанна (гл. 6) спаситель завещает всем верным принимать это таинство, говоря:

«Истинно, истинно говорю вам: если не будете вкушать плоти сына человеческого и пить крови его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий мою плоть и пиющий мою кровь имеет жизнь вечную... Ибо плоть моя истинно есть пища и кровь моя истинно есть питие. Ядущий мою плоть и пиющий мою кровь во мне пребывает, и я в нем». Также и у апостола Павла в I послании к коринфянам, гл. 11: «Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть вкушает от хлеба сего и пьет из чаши сей».

И об этом же есть канон папы Геласия 180 о посвящении господнем, стих 181: «Узнали мы, что некоторые, приняв только частицу святого тела господня, воздерживаются от принятия из чаши святой крови. Нет сомнения, что они придерживаются какого-то предрассудка, так пусть же они или неделимое таинство принимают, либо воздерживаются от того и другого. Ибо разделение одного и того же таинства не может быть совершаемо без тяжкого святотатства». И собор Карфагенский говорит о том же, и сказано об этом же в каноне 26-м, ст. 6:

«Тот кто...», и в каноне Григория 182 блаженного в слове на Пасху, и сказано об этом в каноне «Об освящении», раздел II:

«Кто ты был...», и в Каноне св. Августина 183 на тот же день:

«Пока ломается...», и в его же Каноне: «Ибо претерпев...», и в Каноне св. Иеронима 184 на пророка Софонию, часть I, [98] ст. 1: «Священники же...» И о том же учит см. Дионисий 185 в книге своей «О церковной иерархии», в главе о евхаристии; и мученик Киприан 186 в послании 37-м «О прегрешениях»; и Амвросий в книге «О таинствах»; и говорится об этом в Каноне об освящении, раздел II этого таинства; и у Оригена 187 в слове 16-м о Нумерии; и у Августина в I книге «О символе [веры]»; и также в проповеди на четыредесятницу; и у Амвросия в его псалме: «Да возрадуются ангелы...»; и в книге Трехчастная история 188. Говорит об этом и Беда 189 в своем слове на Иоанна, раздел I, и папа Лев 190 в проповеди на четыредесятницу, которая начинается: «Скажу вам...»; и Фульгенций 191 в книге «О богослужении», начинающейся так: «Все, что в течение года...»; и Ремигий 192 в толковании I послания к коринфянам, гл. 10: «Чаша, ее же мы благословляем...»; и Фома 193 «О четырех...», вопр. 48; и то же в части III; вопр. 76 и 73, ст. 2 и вопр. 83, ст. 3; и Иннокентий 194 в своей книге «О таинствах», а также в своей «Сумме» в гл. 39; и Паскасий 195 в книге «О таинствах», гл. 10, 16 и 20; и Лира 196 «О первом из дел и речений», гл. 9: «Приидите, ядите хлеб мой»; также в I послании к коринфянам, гл. 11; и Вильгельм с Горы Лаудины 197 в своем послании о таинствах; и Альберт Великий 198 в своем трактате «О богослужении». Их писания и свидетельства мы опускаем для краткости.

Статья третья. Чтобы отняты были у духовенства светское обладание богатством и частная собственность на землю, которую оно захватило вопреки заветам Христа, в осуждение своего долга и к ущербу для самой светской власти, и чтобы само духовенство вернулось к евангельским правилам к апостольской жизни, какую вел сам Христос со своими апостолами, согласно словам спасителя, сказавшего: «И призвав двенадцать апостолов своих», послал их и заповедал им, говоря: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса ваши» (Матфей, гл. 10). И еще: «Князья народов господствуют над ними и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так» (Матфей, гл. 20). И еще: «Цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, [99] а вы не так, но кто из вас больше, будь как меньший и начальствующий, как слуга» (Лука, гл. 22). И о том же сказано у Марка в гл. 10, а также в I послании апостола Петра, гл. 5: «Не господствуя над клиром, но подавая пример стаду от души». И, кроме того, в I послании к Тимофею, гл. 6:

«Имея пищу и одежду, будем довольны тем». И в I послании к коринфянам, гл. 4: «Подражайте мне, братья, так же, как и я подражаю Христу»; и к филиппинцам, гл. 3: «Подражайте, братья, мне и смотрите на тех, которые поступают по образу, какой имеется в нас». Образ же апостольский таков:

«Золото и серебро не для меня»,— как сказано в Деяниях апостолов (гл. 3), о том же—в книге Чисел, гл. 18: «И сказал господь Аарону: в земле их не будешь иметь удела и части не будет тебе среди них; я часть твоя и удел твой среди сынов Израилевых». Кн. Чисел, гл. 26; Второзаконие, гл. 10, 12, 14 и 18; Иисус Навин, гл. 13, 14, 18 и 21; кн. II. Паралипоменон гл. 6; Иезекииль, гл. 44, где сказано: «Не будет им наследства я бо их наследство; и владения им в Израиле не давайте, я бо их владение». То же говорится и в последней главе I послания к Тимофею: «Ты же, человек божий, избегай этого», т. е. становиться богатым и быть корыстолюбивым. Там же в обычной глоссе сказано: «Нет ничего столь вредного и опасного, как если человек церковный, особенно же если он занимает высокое место, пристрастится к богатствам века сего, ибо он вредит этим не только самому себе, но и всем другим, которым служит плохим образцом». И еще сказано: «Избегай этого». И об этом же есть у Иеронима, Августина, Амвросия и сказано в Каноне XII, вопр. 1, в главе «О клире» и в следующих главах и еще в книге II, под заглавием: «О жизни и чести духовных лиц», в главе «Братство» и у Бернарда в послании к Евгению 199, а также и в других многих писаниях.

Статья четвертая. Чтобы все смертные грехи и особенно прегрешения против нравственности и все другие бесчинства, противные закону божию, в каком бы сословии они ни наблюдались, согласно правилам, разумно пресекались [100] и искоренялись теми, кого это касается. Кто предается этому, тот достоин смерти, не только кто сам совершает, но и кто потворствует прегрешающим, ибо имеются в народе прелюбодеяния, чревоугодие, воровство, человекоубийство, ложь, клятвопреступления, всякие ни к чему не нужные мастерства, служащие обману и суевериям, корысть, алчность, ростовщичество и другие, им подобные пороки. Среди же духовенства имеются заблуждения симонии: вымогательство денег за крещение, конфирмацию, исповедь, за таинство святой евхаристии, за святой елей, за венчание и за 30 служб 200 с установленной ценой, откупленных или заказанных, как-то: за службы над покойником, за молитвы или молебны в торжественные или юбилейные дни, а также за все другое: за проповеди, за погребение и звон в колокола, за освящение церквей, алтарей и часовен, за пребенды 201 и бенефиции, за прелатское и Другие достоинства, за личные платы, паллиум 202 и за куплю и продажу индульгенций и другие бесчисленные заблуждения, которые возникают из этого и оскверняют церковь Христову, и еще испорченные и дурные нравы, как-то: бесстыдное сожительство и нечистое порождение сыновей и дочерей и другие виды разврата, гнев, вражда, ссоры, пустое празднословие, истязание и ограбление простого народа ради своего удовольствия, алчное вымогательство платы оброков и приношения и введения в обман простого народа бесчисленными лживыми обещаниями. Это все вместе и каждое в отдельности каждый верный раб Христов и истинный сын матери своей церкви обязуется пресекать в самом себе и в других и ненавидеть и проклинать, как самого дьявола, и во всем соблюдать достоинство, положенное для его призвания. И если кто-нибудь вопреки нашему благочестивому и святому намерению станет приписывать нам какие-нибудь бесстыдные и чудовищные прегрешения, пусть будет он для всех верных христиан ложным и несправедливым свидетелем, так как в сердце нашем нет никаких других [стремлений], как только по мере всех наших сил во всем быть угодным господу нашему Иисусу Христу и верно соблюдать и исполнять закон его и наставления и эти четыре [101] общехристианских статьи. А также мы будем всякому противостоящему злу сопротивляться и против каждого бороться, кто стал бы на нас за это нападать или наперекор богу хотел бы отвратить нас от этого нашего намерения или преследовал бы нас за защиту евангельской истины, к которой каждый по долгу привержен, согласно евангельским призывам, и обязан будет бороться против него как против жесточайшего мучителя и антихриста вплоть до самого конца, пользуясь силой, предоставленной нам светской властью. И если кем-нибудь из общего нашего числа будет совершено что-либо неправильное и позорное, то, поскольку помыслами нашими мы стремимся к искоренению всяких преступлений, мы заявляем, что это произойдет во всяком случае против наших намерений. Если же будет казаться, что с нашей стороны причинен какому-либо лицу или храму какой-либо ущерб вещественный или повреждение телесное, то оправданием для нас, несомненно, явится или крайняя необходимость, приведшая нас к этому, или возможность защитить от насилия тирана интересы наши и закона божия. Истинно же утверждаем мы, что если при всех этих обстоятельствах кому-нибудь покажется в нас что-нибудь плохое, то мы будем всегда в полной готовности следовать указаниям святого писания. Составлено в лето господа нашего 1421-е.

51. ТАЙНАЯ КОРОНАЦИЯ КОРОЛЯ СИГИЗМУНДА НА ПРАЖСКОМ ГРАДЕ. ЗАХВАТ ИМ ВСЕХ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ И ОТЪЕЗД В КУТНУЮ ГОРУ

И еще, в день июля месяца 19-й много неприятельских палаток было подожжено, и так как дул сильный ветер, то много палаток очень быстро сгорело вместе со всем имуществом.

И еще, в день св. Марии Магдалины 203 табориты с пражанами, видя жестокое сожжение тевтонцами невинных богемцев, ворвались в ратушу и потребовали, чтобы им были предоставлены для сожжения захваченные пленники. Консулы, [102] не имея возможности сопротивляться им, передают им пленников, хотя и против воли, потому что они уже примкнули к истине. Из всего числа пленных они сжигают в бочках на глазах у тевтонцев за пределами города 16 человек, оставив в живых только одного монаха, который обещал совершать причащение верных христиан из народа под обоими видами.

И еще, в воскресенье, в день июля 28-й, т. е. после дня св. Якова, в 12 часов, король Сигизмунд в граде Пражском коронуется королем богемским в присутствии не всех баронов и пражских скабинов. Там же он посвятил много новых рыцарей, однако таких людей, которые до этого времени не совершили никакого военного подвига для общего блага. В народе их прозвали не истинными, а лишь размалеванными рыцарями.

И еще, в день этой злополучной коронации и в следующий король Сигизмунд, взяв из Пражского собора и монастыря св. Георгия дарохранительницы и другие драгоценности из золота и серебра, приказал перечеканить их в деньги и раздать жалованье солдатам, обещая сделать лучшие, как только господь бог пошлет мир и тишину его королевству. Но чье же прегрешение больше? Тех ли, кто разбил деревянные иконы, или тех, кто уничтожил серебряные сосуды?

И еще, в день июля месяца 30-й, который был третьим днем после коронации короля, все войско, предав огню все палатки, покинуло лагерь, проклиная и браня позорными сливами короля Сигизмунда как покровителя еретиков и обманщика.

И еще, после окончательного ухода королевского войска из лагеря пражане бесстрашно осаждают соседние с городом замки и призывают восставших держаться с ними, а также без обиды для них приводят в город для поддержания своей жизни коров и свиней. Король же, подготовив к обороне Пражский град и Вышеград и выгнав оттуда женщин, бежавших из Праги, которые надеялись там уберечься и потом с честью вернуться домой к своему имуществу, сам отошел в Горы [103] [Кутные] и, задержавшись там, провел несколько съездов баронов и организовал и распределил [между ними] защиту земли по всему Богемскому королевству и охрану мира, именуемого Landfrid. 204.

52. ДВЕНАДЦАТЬ СТАТЕЙ, ПРЕДЛОЖЕННЫХ ТАБОРИТАМИ ПРАЖАНАМ

И еще, в день августа месяца 5-й священники таборитские со своими капитанами представили Пражской общине 12 нижеизложенных статей, желая, чтобы упомянутая община с ними согласилась, взяла бы под свою руку и стала бы их защищать, в противном случае они не хотели оставаться дольше в Праге. Новый Город сейчас же выразил свое согласие с этими статьями, даже не проведя никакого собрания с магистрами для решения этого вопроса. Старый же Город потребовал обсуждения с магистрами содержания этих статей, что и было сделано. Магистр Петр Энглиш 205 в присутствии консулов и старейшин общины опросил каждого в отдельности, может ли и каким путем может быть принята или отвергнута с божьей помощью и без оскорбления чьей-либо совести в общине каждая из этих статей.

Статьи же были составлены такие:

«Мы, община таборитов и вся община пришельцев, предлагаем вам, общине Пражской, нижеследующие статьи:

Во-первых, чтобы принятые взаимно между нами положения и предписания соблюдались и выполнялись с той и другой стороны во всей своей неприкосновенной чистоте.

И еще, чтобы статьи, на которые согласились капитаны, консулы и община, ввиду того, что они уже давно оглашены проповедниками, сохранялись и соблюдались под страхом объявленных наказаний.

И еще, чтобы не терпеть и не оставлять без наказания ни одного явного грешника как-то: прелюбодеев и прелюбодеек, распутников и распутниц, соблазнителей и соблазнительниц, [104] блудников и блудниц, как явных, так и тайных, бездельников и бездельниц, разбойников и всех противников бога, богохульников и умалителей какого бы они ни были общественного положения и сословия.

И еще, чтобы не допускалось под страхом установленных наказаний распитие каких бы то ни было напитков в корчмах, а также вынесенных.

И еще, чтобы не носили и не разрешали другим ношение роскошных одежд, слишком против господа бога драгоценных, как-то: пурпурных, расшитых, тканных серебром или тисненых и вырезных, серебряных поясов, застежек и всяких украшений и драгоценностей, располагающих к гордости.

И еще, чтобы заботились о том, чтобы под страхом соответствующих наказаний ни в ремеслах, ни на рынке не было обманов, утайки, чрезмерной наживы, божбы, всяких бесполезных и суетных вещей, хитрости, надувательств.

И еще, чтобы устранены были не согласные с законом божьим права народов неверных 206 и тевтонское 207 и чтобы все управление, суд и все распоряжения производились сообразно с божественным правом.

И еще, чтобы священники, которые должны служить примером, соблюдали порядок, установленный богом, и подражали апостолам и пророкам.

И еще, чтобы магистры соблюдали божественное право наряду с другими верующими христианами и свои распоряжения согласовали с волей божьей и представляли в ратушу для проверки на основе закона божьего.

И еще, чтобы все платежи священникам были обращены на общее благо и чтобы уничтожены были ростовщические сделки на дома 208, на лавки и на что-либо другое, где бы это ни оказалось, и чтобы упразднены были всякие лихоимные записи и чтобы священники содержались по усердию верующих.

И еще, чтобы изгнали от себя всех противников истины божьей и беглецов и изгнанников к себе не принимали, потому что как они сами не соблюли верности ни перед собой, ни [105] перед богом, так и им не должно быть оказано доверия ни по какой милости.

И еще, чтобы упразднили и разрушили все еретические монастыри, ненужные церкви и алтари, иконы, сохраненные явно и тайно, драгоценные украшения и золотые и серебряные чаши и все антихристово насаждение, идолопоклонство и симонические заблуждения, не исходящие от господа нашего. отца небесного.

Потому, дорогие братья, выставляем мы для себя такие правила, что хотим всем своим имуществом, душой и телом исполнить волю господню, так как уже многие братья наши за изложенную здесь истину пролили свою кровь и отдали свою жизнь. И мы с божьей помощью ни за что ее не забудем и вам всем того же желаем и помогаем в этом и, поскольку будем жить и иметь силу, будем помогать и в будущем, если вы сами не будете пренебрегать предписаниями».

53. РАЗРУШЕНИЕ МОНАСТЫРЕЙ НА ЗДЕРАЗЕ, св. КЛИМЕНТА И ЗБРАСЛАВСКОГО. СМЕЩЕНИЕ ЯНОМ ЖЕЛИВСКИМ СТАРЫХ КОНШЕЛОВ И НАЗНАЧЕНИЕ НОВЫХ. УХОД ТАБОРИТОВ ИЗ ПРАГИ

И еще, тотчас же на другой день после опубликования этих 12 статей, табориты осадили монастырь крестоносцев на Здеразе 209 и после того в 4-й день недели напали на монастырь св. Климента 210 с целью его разрушить. В день же св. Лаврентия 211 табориты вместе с пражанами под предводительством Коранды и некоторых других пресвитеров вторглись с враждебными намерениями, не встретив никакого сопротивления, в Аулу Регию, захватив имущество и предав огню монастырь, возвратились с большим запасом продовольствия, с пением и плясками, причем пресвитеры со своими прислужниками и некоторыми мирянами несли в капюшонах куски разбитых икон и священных изображений. Они упились монастырским вином, и по наущению пресвитеров, как в Новом, так и в Старом Городе, в первом часу ночи, по слухам, ударили в колокола [104], вторглись бесцеремонно в Вышеград, желая захватить и его, но, подпалив там какую-то кладовую, потерпели значительную неудачу от своих противников и были изгнаны оттуда камнями.

После этого, невзирая на все вышеописанное, что все производилось по приказанию таборитов, они притворно делали вид, будто уходят. Поэтому в 18-й день августа месяца, т. е. в ближайшее воскресенье после Успения присноблаженной девы Марии, пресвитеры по настоянию некоторых членов общины объявили с амвона о собрании в тот же день после обеда в ратуше для обсуждения создавшегося обостренного положения. Однако старшинам общины об этом ничего не было известно. После этого собрания господин Иоанн, проповедник храма на Писку 212, по желанию собравшейся общины взяв у консулов печать Старого Города, передал ее новому бургомистру и консулам, вновь избранным им совместно с общиной. Итак, после того, как был отставлен без соблюдения установленного порядка прежний совет, на непродолжительное время вошел в силу новый, им поставленный. Эта смена консулов произошла по той причине, что низложенные консулы во многом не желали согласиться с таборитами. И, следовательно, пресвитеры, сторонники таборитов, избрали вместо низложенных новых, во всем сочувствующих таборитам консулов с той целью, чтобы табориты, имея на своей стороне консулов, не ушли из Праги, поскольку при прежних консулах они оставаться не хотели. Однако, несмотря на все это, на пятый день после избрания новых консулов из их партии, именно в 22-й день августа месяца, табориты ушли из Праги не по какой другой причине, как только потому, что руководители их противились введенным ими [новыми консулами] обычаям и предписаниям.

И еще, накануне дня св. Варфоломея 213, некоторые из общины таборитов осадили гору Бланик 214 близ Влашима, и если бы они не были быстро отброшены, причинили бы бесконечно много ущерба всей его округе. [107]

54. О ТАБОРАХ

Так как мы очень часто упоминаем таборитов 215, то полезно будет для потомства описать их обычаи, происхождение и нравы, особенно ввиду того, что хотя они и называют себя ревнителями закона божия, но некоторые из них впали во многие заблуждения. Итак, зародилось это течение в окрестностях Бехини, и первоначальной причиной их объединения было причащение под обоими видами. Когда верными господу пресвитерами было объявлено подобное причащение во многих местах Богемии и Моравии, то, несмотря на упорство враждебного этому клира, объявлявшего всех совершавших такое причащение еретиками, день ото дня удивительным образом все больше распространялось в народе святейшее причащение телом и кровью, так как люди познавали, что в этом есть евангельская истина. Таким образом, в лето господне 1419-е случилось так, что пресвитеры со своими викариями слишком грубо стали нападать в окрестностях замка Бехини на тех, кто совершал такое причащение, и с оружием в руках прогоняли их из храмов как лиц, заблуждающихся и еретиков. Поэтому пресвитеры с примкнувшим к ним народом взошли на большую гору 216, на вершине которой имеется большое плоскогорье, и на самой этой вершине соорудили из льняных полотен большой шатер наподобие часовни. В этой часовне, совершая богослужение и не встречая помехи в совершении причащения под обоими видами, они усерднейше приобщали святых тайн евхаристии стекавшийся к ним туда народ. После чего, сложив полотно своего шатра, они возвратились по домам и дали горе той название Табор, почему и приходившие туда были названы таборитами. Когда весть об этом дошла до слуха близлежащих городов, местечек и селений, братья-пресвитеры со всей округи в определенный установленный праздничный день привели примкнувший к ним народ с громким пением, неся с собой святые дары тела Христа, на гору Табор, как они говорили, для укрепления в истине, а также для поддержания утешения пребывающих там братьев и [108] сестер. И когда они подходили туда, им навстречу вышли с горы Табор с дарами святого алтаря братья и сестры, торопясь оказать им братскую встречу. И пришедшие на гору провели там целый день не в праздности и веселии, а в занятиях способствующих спасению души. В самом деле, пресвитеры их. выполнили в тот день тройную службу. Наиболее ученые и красноречивые из них безо всякого страха, поочередно с самого раннего утра, проповедовали перед народом, отдельно мужчинам, женщинам и детям, слово божье, а особенно о том, что касается гордости, алчности и высокомерия духовенства. В то время, как другие непрерывно там были заняты принятием исповеди на ухо, третьи, отслужив обедню, с рассвета и до полудня причащали народ под обоими видами т. е. телом и кровью господа Иисуса Христа. Так что в день св. Марии Магдалины пресвитеры насчитывали причащенных 42 с лишним тысячи и еще 20 человек мужчин, женщин и малых детей 217. После того как все они были таким образом, как описано выше, утешены, они разошлись, чтобы дать отдых телу, по разным убежищам, в большом количестве приготовленным там же на горе, и провели там день в братской любви друг к другу, собравшись не для блуда или пьянства и не для легкого развлечения, а чтобы больше и лучше служить богу. Все называли себя там братьями и сестрами; богач разделял там заранее приготовленную пищу с бедняком. Не разрешалось там пить ничего такого, от чего можно было бы опьянеть. Ни для каких гульбищ и игр ни в кости, ни в мяч, ни во что-либо другое не находилось там охотников не только среди взрослых, но даже и среди детей. Наконец, не было там ни споров, ни воровства, не раздавались там ни звуки свирелей, ни мелодии на кифаре, за исключением тех песнопении, которыми сопровождается обычно церковное священнослужение; но у всех по образцу апостольскому было единое сердце и единая воля, и ни о чем другом они не говорили, как о том, что относится к спасению душ и к возвращению клира к прежнему положению, согласно преданию раннего христианства. После некоторого непродолжительного отдыха, как об этом сказано выше, пресвитеры [110] поднялись вместе со всем народом для вознесения господу благодарственных молений, затем совершили крестный ход; со святыми дарами евхаристии вокруг горы Табор, причем Впереди святых даров шли непорочные девицы, а за ними следовали в колоннах мужчины и женщины, и все громко пели псалмы и другие священные песнопения, подходящие к случаю. По окончании крестного хода все взаимно пожелали друг другу доброго здоровья и разошлись, от куда пришли каждый со своими пресвитерами, не уклоняясь в пути ни направо, ни налево, чтобы не потоптать посевы хлеба. Когда слух обо всем указанном выше стал распространяться и по более отдаленным краям, то число приходящих со дня на день стало очень заметно увеличиваться. Ибо туда чаще стали приходить люди не только из Писка, Воднян, из Нетолиц 218, Гержмани 219, Уск 220, Яновиц 221, из Седлчан и из. Пльзеня, но также и из Праги, Домажлиц, из Градца Кралове, а также стекались в Табор пешие и конные из многих мест Моравии. Одни приходили туда из чрезмерного рвения к вере, чтобы, прослушав проповедь слова божия, причаститься вместе с остальными, другие, чтобы посмотреть на такое большое множество народа, некоторые, наконец, чтобы, увидев, что там делается, потом передать об этом противникам истины. Поэтому, когда стали со всех сторон туда стекаться, король Венцеслав с несколькими баронами, противниками истины, начали очень этим тяготиться, опасаясь, как бы такое множество народа не избрало, как о том уже и передавалось молвой, нового короля и архиепископа для защиты закона божия и не вторглось бы в их поместья, и не стало бы предавать их разорению, как владения своих противников, с силой, которой они не смогли бы сопротивляться. По этой причине некоторые из знати, угрожая своим подданным потерей жизни и имущества, строжайше запретили им в дальнейшем ходить на сборища на гору Табор. Но крестьяне и жены их придали мало значения этому запрещению или совсем никакого и, предпочитая скорее потерять все, что они имели, не пропускали случая приходить в определенные праздничные дни на гору Табор [111], привлекаемые и притягиваемые туда, как магнит притягивает железо. Ученые астрологи говорили, что причиной этого было влияние особого положения на небе в тот год планеты Сатурн и других светил, которые располагали умы простого народа к таким сборищам и к противлению своим старшим. И вот когда все так происходило, как об этом сказано выше, и весьма многие как из знатных, так и из простого народа того и другого пола, забыв обо всем суетном, усердствовали закону божию, дьявол, враг спасения рода человеческого, действуя через некоторых лживых братьев-пресвитеров, к чистой пшенице закона божия примешал плевелы различных заблуждений и ересей, так что, казалось, исполняется писание. «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам-обольстителям и учениям бесовским в лицемерии своем, изрекающим ложь» (см. I послание к Тимофею, гл. 4). Ибо тогда в то время не было царя, ни князя во Израиле, к которому все подданные имели бы почтение, каждый делал, что ему казалось правильным. И многие пресвитеры таборитские, видя большое стечение к себе народа и их приверженность, отвергнув суждения признанных церковью святых учителей Амвросия, Иеронима, Августина, Григория и других, стали толковать Ветхий и. Новый завет на основании выработанных их собственным умом разъяснений, примешивая к истине много ложного и ошибочного, при помощи чего они легче могли бы привлечь к своим толкованиям сердца простого народа. Итак,. основанием для всех последующих зол было ошибочное понимание священного писания. Ибо их руководители и учители. говорили, что не следует ученым, как людям, чистым сердцем, пользоваться дополнительными разъяснениями, когда Христос наш, господь и человек, высказал достаточно ясно в Новом завете все, что нужно каждому живому человеку для спасения, и когда Ветхий завет разъясняет Новый и, в свою очередь, Новый разъясняет Ветхий. На этом основании они, не смущаясь, огласили перед народом следующие статьи. [112]

55. АРТИКУЛЫ ТАБОРИТСКИХ СВЯЩЕННИКОВ

Во-первых, что верным христианам не следует придерживаться ничего написанного либо сказанного кем-либо из ученых людей и не следует придавать этому всеобщей веры, но держаться только за то, что отчетливо сказано в канонической Библии, ибо все прочие книги таких учителей суть хитрость антихриста и должны быть отброшены, упразднены или сожжены.

И еще, что каждый, кто изучает свободные искусства или достигает в них ученых степеней, есть суетный человек и язычник и грешит против евангелия господа нашего Иисуса Христа.

И еще, что не следует придерживаться никаких учений святых отцов и постановлений старейших, никаких обычаев или традиций, созданных людьми, но все это следует упразднить и уничтожить, как заветы антихриста, потому что Христос и его апостолы нигде в Новом завете этого делать не указывали.

И еще, из вышесказанного они заключали, что не следует сохранять или считать святым никакое миро, или освященный елей 222, или воды для крещения. Подобным же образом не следует освящать, благословлять и считать святыми ни чаши. ни корпоралы 223, ни ризы, ни также никакие другие обычные церковные предметы. Подобным же образом не следует читать часов по канону 224. Не следует соблюдать обряда обедни в отношении облачения и ритуала, установленных уже давно церковью, а также и церковное пение, но, скорее, следует их отбросить и упразднить совершенно, как установления человеческие и препятствующие закону божию.

И еще, не нужно крестить детей непременно в особой освященной и сохраняемой для этого воде с соблюдением заклинаний и с привлечением обычных крестных родителей. Но они могут быть крещены в простой свежей воде и в каком угодно месте.

И еще, все богослужебные книги и молитвенники, а вместе [113] с тем и виатики 225, и часословы 226 и все украшения, или священнические облачения, и всякие другие предметы, применяемые при богослужениях, дарохранительницы и чаши, золотые или серебряные пояса и всякие одежды, роскошно украшенные или как-нибудь расписанные,— все это следует уничтожить или сжечь; больше подобает во всех упомянутых богослужениях выступать в простых сельских одеждах, а из этих облачений лучше понаделать зипунов и рукавиц, нежели пресвитерам совершать в них богослужение.

И еще, не следует применять и строго соблюдать исповедание на ухо, не следует принуждать к нему даже грешников, совершивших преступление, но достаточно исповедоваться одному богу в сердце.

И еще, не следует верным соблюдать постов четыредесятницы 227 и в четыре времени года 228, а также вигилий 229 и всего прочего, установленного людьми и обычаем, но пусть каждый по доброму своему желанию ест в эти дни, что у него имеется или что покажется ему наиболее удобным.

И еще, что, кроме воскресных дней,-верующим не следует почитать никаких других праздничных дней.

И еще, что каждого пресвитера, совершающего богослужение с тонзурой 230 на голове, в облачении или мантии и служащего обедню с соблюдением всего установленного обряда, верующие должны презирать как ту блудницу, о которой написано в Апокалипсисе. Но обедню следует служить, по примеру Христа и его апостолов, на каком бы ни пришлось месте, с бородой и без тонзуры в обычной одежде и без алтаря. И святое таинство евхаристии следует совершать ради стоящих в храме, громким голосом и не следует его уносить и сохранять на завтрашний день.

И еще, священникам евангелическим не подобает на законных основаниях жить в домах, предоставленных или отведенных им мирянами в вечное пользование по образу милостыни, и не должно им иметь владений, так как, согласно гражданскому праву, таковые от них должны быть полностью отняты и изъяты, ибо всеми признано, что не дано им [114] право такого обладания. И нельзя от священников, обладающих собственностью принимать таинства.

И еще, не следует верить, что после плотской смерти для душ верующих христиан существует чистилище, и совершенно тщетно и глупо молиться за умерших или совершать какие-либо другие деяния милосердия ради умерших.

И еще, все наши взывания и моления, как умственные, так и словесные, к святым, которые находятся в царстве небесном, о каких-либо милостях отзывают ересью и идолопоклонством.

И еще, не должно иметь никаких икон, ни других изображений того, что есть на небесах и на земле, под страхом впасть в идолопоклонство, но все подобное следует разрушать и сжигать как идолов-. Ибо сказано в Исходе, гл. 20: «Не сотвори себе кумира ни всякого подобия его».

56. ТАБОРИТСКОЕ УЧЕНИЕ НА ПРАКТИКЕ

На основании вышеизложенных статей, упорно проповедовавшихся в народе к соблазну верующих и на позор всему королевству, в течение лета господа 1420-го среди духовенства и простого народа, прочно сплотившихся для защиты закона господня, возникли великий спор и раскол. Вожди и пресвитеры таборитские, следовавшие за учением изложенных статей, начали отбрасывать всякую обрядность церковную и постановления святых отцов церкви, касающиеся совершения богослужения, и пренебрегать ими как совершенно ненужными для спасения душ, поскольку они не подтверждены примером Христа или апостолов его и не предписаны ими; всех же, соблюдавших прежнюю обрядность, они стали поносить и всячески препятствовать им, ссылаясь на то, что сказано в последней главе Апокалипсиса: «Если кто приложит что к ним, на того положит бог язвы, о которых написано в книге сей», и на то, что Христос достаточно полно изложил в Новом завете все то, что нужно каждому верующему для спасения. К чему же соблюдать верным установления человеческие [115] и обрядности, не указанные в законе, особенно когда сам Христос сказал книжникам и фарисеям: 231 «Зачем упразднили вы завет господа ради ваших установлении?» Так и ныне, соблюдая установления человеческие, вместе с книжниками и фарисеями упраздняют завет божий. И если не оставят их и не отбросят от себя, то в конце концов неизбежно испытают язвы, указанные в Апокалипсисе. Поэтому пресвитеры таборитские, избегая установлении человеческих, совершали священное богослужение, не брея бороды и не выбривая себе тонзуры, выступая в серых одеждах, не читая часов по канону, без облачений и корпорал и чаши, совершали таинство не на освященных алтарях, но под открытым небом или в домах за простым столом, накрытым полотняным платком. Они порядка не соблюдали, обедни и слова произносили не по канону, но сейчас же один из всех пресвитеров, преклонив со всеми братьями колена, припадал головой своей к земле, приподнимая заднюю часть тела, читали молитву господню «Отче наш», а потом тот, кто должен был совершать таинство алтаря, вставал и произносил над жертвенным хлебом и вином громким и ясным голосом на народном языке только слова посвящения. Итак, они освящали тело Христово в виде хлеба, нарезанного не круглыми кусочками по способу церкви, но как придется или даже просто наломанного руками, и пречистая кровь господа пресуществлялась из вина не в чаше, а в каком угодно сосуде: оловянном, глиняном, железном или деревянном. Совершив это, они затем начинали причащать святых тайн евхаристии стоящих около них священников и простой народ. И все священники таборитские в Праге и вне ее, избегающие церквей, соблюдали такой способ служения обедни, говоря, что так исполняли службу сам Христос и апостолы его в раннем христианстве. Следовательно, все другие, которые не следуют за Христом и поступают не так, как он показал своим примером, а служат в драгоценных облачениях, суть та блудница, о которой сказано в Апокалипсисе. Они произносили слова посвящения громким и ясным голосом, на понятном для народа языке, чтобы народ знал, какое [116] совершается таинство и, принимая причастие, не сомневался бы в том, что это есть истинное тело Христово и пречистая кровь его. Магистры же и священники, остававшиеся в то время в Праге, поступали в противоположность таборитам так, что, отбросив всякую чрезмерность и всякие злоупотребления в применении роскоши в обрядности, сохраняли церковный порядок при совершении церковных служб, непрестанно порицая перед народом тех, которые его не соблюдали, особенно же те обрядности, которые не противоречат священному писанию и не препятствуют закону божию, но скорее помогают и содействуют ему. И они служили народу, совершая таинства в простом облачении и в оловянных чашах. Вследствие такого разногласия и вражды между пражским духовенством и таборитами простой народ, соблюдая верность закону божию, ко вреду своему разделился на две части, так, что одни одобряли способ совершения служб у пражан, другие — у таборитов и соглашались принимать таинство евхаристии только от тех, кого одобряли, а от других не соглашались. Поэтому некоторые наши сестры в Праге, прозванные бегутами 232, не захотели принимать таинство причащения от своих священников, совершающих службу в облачении, если они не снимут с себя одеяний, которые они называли «плахты», а иначе они угрожали мешать им при священнослужении, как уже, увы, и случилось раз в церкви св. Петра на Поржиче, где женщины, с согласия мужчин, не разрешили священникам совершать богослужение в облачении. Магистров же и проповедников, которые стояли за соблюдение церковной обрядности и подтверждали это священным писанием, они, собираясь вместе, называли лицемерами и соблазнителями и хотели, словно бешеные собаки, убить или прогнать из города Праги. Итак, это гибельное отступничество таборитов было началом всякого зла к посрамлению и позору всего христианского мира и к великому ущербу для всех желавших совершать обедню господню согласно предписаниям самого Христа. Так что многие из наших из-за этого постыдно отступили от этой признанной истины. Сначала по всему королевству [117] и по другим странам разнеслась общая чудовищная молва о том, как в королевстве Богемском совершают богослужение сапожники и портные, так как не делается там различия между мирянами и пресвитерами, и люди совершают торжественные богослужения с бородами, небритые 233 и в своих собственных одеждах. Во-вторых, что пресвитеры таборитские убеждали разрушать и сжигать все церковные драгоценности и украшения, чтобы, таким образом, хочешь — не хочешь, принудить к соблюдению своих обычаев и противников. Поэтому это сатурнинское племя 234, одобряя эти обычаи, насильно стало отменять напутствия умирающим и отбирать требники и книги церковных песнопений вместе с церковными чашами и дарохранительницами как из церквей, так и из имущества плебанов; книги они разрывали и сжигали или отдавали желавшим покупать их, именно книгу, стоившую 6 или 8 коп грошей, за полкопы или за 20 грошей или даже еще того дешевле. Чаши же, дарохранительницы и другие церковные серебряные сосуды они продавали ремесленникам-ювелирам по 5 грошей за лот 235; забрав останки святых с алтарей и из дарохранительниц, они с презрением разбрасывали их по всем углам. И еще из-за того же упорства они уничтожали священные одеяния, предназначенные для священнослужения, и делали для себя из казул 236 и риз зипуны или нарукавники, а из корпорал и альб 237, к великому соблазну, делали они себе рубашки или другое повседневное платье, например, штаны. Итак, крестьяне оказались одетыми в платья королевского достоинства, в которых раньше не решались выступать даже и духовные отцы.

И еще, так как вышеупомянутые пресвитеры избегали совершать таинства в храмах и на освященных алтарях, утверждая, что храмы принадлежат не богу, а скорее дьяволу или идолам, алтари же освящены не бесплатно во имя божие, но ради мамоны несправедливости и не во славу господа Иисуса Христа, но, по обычаю симонии, во славу какого-нибудь святого, а потому по справедливости следует их разрушать, и, где только могли, они храмы разрушали и сжигали или [118] оскверняли каким-либо еще другим способом. Богато одаренные алтари они опрокидывали или отрубали у них края и делали их непригодными для священнослужения.