Лаврентий из Бржезовой - Гуситская Хроника Опции

[Всадник]

ЛАВРЕНТИЙ ИЗ БРЖЕЗОВОЙ

ГУСИТСКАЯ ХРОНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Исторические свидетельства об эпохе гуситского революционного движения дошли до нас в основном, в произведениях врагов гусизма. Изгнанные прелаты, потерявшие свои огромные владения, писали о гуситах, как о разбойниках и хищных зверях. Не отставали от них в своей злостной клевете и прочие представители феодального правящего класса, материально пострадавшие от революционного взрыва.

Те скудные свидетельства о ходе революционных боев. которые восходят непосредственно к гуситским хроникам, в течение столетий подвергались уничтожению со стороны церковной реакции, гуситские книги и рукописи истреблялись и сжигались; поэтому только разрозненные отрывки гуситских повествований, писем и трактатов сохранили до наших дней голоса из гуситского лагеря, сведения о событиях гуситского революционного движения в освещении самих представителей гусизма. Само собой разумеется, что всё остатки этой некогда обширной гуситской литературы чрезвычайно дороги и ценны для нас как основной материал для изучения гуситского революционного движения.

Среди такого рода литературных сокровищ, переживших века реакции и сохранившихся до наших дней, первое место принадлежит «Гуситской хронике» известного писателя Лаврентия (по-чешски Вавржинца) из Бржезовой. Можно даже сказать, что «Гуситская хроника» Лаврентия является основой наших сведений о зарождении и первых годах гуситского движения. Среди мелких свидетельств хронистов, среди отрывков гуситской литературы резко выделяется труд Лаврентия. Так смело возносится вверх сохранившееся здание среди [6] развалин. С широким творческим размахом, необыкновенной живостью и художественным совершенством воссоздает Лаврентий бурные годы от 1414 до начала 1422 г.

Только восемь лет, но какие потрясающие годы! В эти восемь лет, которым посвящен волнующий рассказ Лаврентия, в истории Чехии произошло больше событий, чем порой происходит в целое столетие. Революционная война, постепенно нараставшая в массах чешского народа, подняла чашу (До Яна Гуса в Чехии, как и во всех католических странах, из чаши причащалось только духовенство. Этим церковь хотела подчеркнуть особое положение духовенства перед светскими людьми. Ян Гус подверг резкой критике католическую церковь, в том числе выступил за причащение под обоими видами (хлебом и вином) всех людей. В гуситском движении чаша стала символом революционной борьбы и изображалась на гуситских знаменах, с которыми чешский народ шел в бой против крестоносцев-феодалов.— Ред.) как символ восстания против самого крупного феодала — церкви. Поэтому Лаврентий в начале своей хроники говорит о причащении под обоими видами и повествует о героической борьбе магистра Яна Гуса на Констанцском соборе. Однако этим важнейшим историческим событиям он придает все же меньшее значение, чем годам собственно революционных боев, начавшихся в 1419 г. Время до 1419 г. является только введением к главному повествованию. Во введении Лаврентий изложил основные идеи, без которых нельзя было бы понять сложную историю революционных лет. Уже благодаря этой концепции его хроника резко отличается от обычных средневековых хроник, которые год за годом механически и бесцветно регистрировали события. «Гуситская хроника» не имеет ничего общего с подобными анналами. В центре ее стоит одна проблема, событие огромного исторического значения — гуситское революционное движение, которое автор считает фактом, требующим самого пристального внимания.

Поэтому, начиная с описания событий 1419 г., поток повествования расширяется и охватывает не только Прагу, королевский двор и города, но и включает в себя сведения о [7] революционном движении в чешской деревне. Только зрелому мастеру было под силу охватить богатство событий, уловить даже мельчайшие детали революционного брожения и при этом не потерять нити повествования. Искусный рассказчик ведет нас по улицам революционной Праги, по широким просторам южной Чехии на гору Табор, говорит о первых битвах народной армии и славной победе над крестоносцами на Жижкове. Рассказывая о жестокой борьбе, вспыхнувшей во многих местах Чехии, хронист знакомит нас и с последователями Гуса — с Яном Желивским, с Яном Жижкой из Троцнова и другими народными вождями и мыслителями.

Особое внимание Лаврентий из Бржезовой уделяет революционному Табору. В «Гуситскую хронику» вставлено самостоятельное повествование о возникновении и развитии Табора, о хилиазме (Учение о пришествии Христа и о тысячелетнем его царстве, которое наступит после победы гусизма.— Ред.) и хилиастической общности потребительских имуществ. Из-за этого «экскурса» «Гуситская хроника» становится для нас еще более ценной, так как о развитии Табора, кроме данных сообщений Лаврентия из Бржезовой, мы имеем только самое незначительное количество сведений. Рассматриваемая хроника повествует и о поражении таборитской бедноты, о дальнейших победах Жижки, радостно приветствует успехи Праги и кончается описанием славной битвы у Кутной Горы и бегства «рыжей бестии» — короля Сигизмунда из Чехии.

Из беглого обзора содержания хроники ясно, что труд Лаврентия имеет огромное историческое значение. Однако необходимо решить вопрос, какую ценность представляет «Гуситская хроника», насколько можно полагаться на ее повествование, до какой степени хроника заслуживает доверия.

Во введении сам автор говорит о своем желании засвидетельствовать то, что он «воспринял в действительности своими правдивыми глазами и ушами». Однако мы знаем, что подобным образом заверяли читателя в своей правдивости все [8] хронисты, повествование же их всегда отражало взгляды автора. Хроника Лаврентия, как бы ни старался автор быть вполне правдивым, также носит отпечаток его общественного положения. В ней отражены воззрения представителя гуситского центра, гуситского пражского бюргерства.

Лаврентий из Бржезовой родился около 1370 г. в деревне Бржезовой возле Кутной Горы. Его родителям принадлежало там маленькое рыцарское имение. Лаврентий учился в Пражском университете и там стал низшим духовным лицом — иподиаконом. По окончании университетского курса он сначала поступил на службу при дворе короля Вацлава IV. По ходатайству королевы Софьи в 1391 г. папа разрешил Лаврентию, несмотря на его молодость, получить церковный бенефиций, т. е. церковную должность, с которой шли доходы. Вероятно, этому способствовал и родственник Лаврентия, мелкий шляхтич Ира из Росток, который был тогда фаворитом короля Вацлава IV. Лаврентий из Бржезовой получил тогда бенефиций в Лоунах, а позже приход в Бехарах, в районе Ичина. При этом Лаврентий не прекратил своих научных занятий. В 1393 г. он получил звание магистра на факультете свободных искусств, записался также на юридический факультет. Хотя он и получал доходы с двух приходов, но все же священником не стал. В его приходах служили наемные священники, так называемые стршидники. Впоследствии Лаврентий работал в королевской канцелярии и оставался там до смерти короля Вацлава IV.

Во время пребывания при королевском дворе Лаврентий проникся симпатией к учению и проповедям Яна Гуса и стал его последователем. Поэтому-то в 1419 г. как горячий утраквист он поступил на службу в городскую канцелярию Нового Города Пражского и Принимал деятельное участие в корреспонденции этого гуситского города, а также проводил литературную редакцию договоров, дипломатических документов и решений гуситских сеймов. Лаврентий оставался писарем городского совета Нового Города Пражского до 1434 г., а может быть, и до своей смерти. Год смерти Лаврентия до сих пор [9] неизвестен. Он падает на период после 1437 г. В точности неизвестно также, когда Лаврентий писал «Гуситскую хронику». Новейшие исследования показывают, что некоторые части ее написаны непосредственно вслед за событиями,— это подтверждает вся манера повествования, повторение отдельных частей, приподнятый стиль его. Высказывалось также мнение, что автор писал последние части хроники незадолго до своей смерти.

Во всех сохранившихся рукописных списках хроника не окончена, и повествование ее прерывается на середине фразы. Вероятно, Лаврентий хотел дать описание не только событий до 1421 г., а значительно большего отрезка времени, но смерть автора прервала завершение его труда.

Лаврентий приобрел значительное состояние. Ему принадлежал дом в Старом Городе Пражском, а позже в Новом Городе Пражском, он владел двором и зависимыми деревнями вблизи от Праги. Естественно, что он стал близок зажиточному новоместскому бюргерству и отстаивал точку зрения умеренных утраквистов. Это проявилось, например, в 1427 г., когда в Праге вспыхнул реакционный заговор, который, однако, был подавлен. Напрасно шляхтичи, соединившиеся вокруг Сигизмунда Корибутовича, пытались вырвать Прагу из рук восставших и перетянуть ее в католический лагерь. Напрасно также старались они привлечь к себе Лаврентия. Гуситский поэт и писатель продолжал придерживаться утраквизма и твердо держался против панского союза, за что и попал в злобный католический памфлет:

К ним подходит Лаврентий...
Умеет писание переводить,
Из правды кривду сотворить.

Впрочем, и Лаврентий, по-видимому, после Липан был вынужден отойти от своих Позиций. Всю жизнь он ненавидел короля Сигизмунда, восставал, боролся против него, а в 1436 г. был вынужден Просить у короля прощения и в конце концов. был помилован. Короче говоря, Лаврентий кончил так, как [10] бывшие гуситские города, которые сначала боролись против Сигизмунда, предателя страны, а после битвы у Липан присягали тому же Сигизмунду как королю, данному «божьей милостью».

Уже по этому краткому очерку жизни Лаврентия можно судить, к каким общественным слоям он принадлежал и какие классовые взгляды должно отражать его повествование.

Пражское бюргерство занимало в гуситском революционном движении особую, своеобразную позицию. Известно, что ремесленники уже долгое время испытывали невыносимый гнет патрициата и высшей церковной иерархии. В то же время цеховые мастера боялись голодной и всегда неспокойной бедноты, подмастерьев, батраков, поденщиков. Поэтому пражские ремесленники не осмеливались открыто выступать с оружием против церкви и короля Сигизмунда, пока не убедились, что борьба с оружием в руках неизбежна. По той же причине и Лаврентий из Бржезовой долго стоял за посылку посольств из Праги к Сигизмунду и лишь после того, как переговоры сорвались, стал сторонником вооруженного сопротивления.

Однако положение пражского бюргерства было много сложнее, чем казалось на первый взгляд. Уже с самого начала революционных боев ремесленники раскололись на более богатую и более бедную часть. Одни держали сторону Яна Желивского, другие скорее склонялись к союзу с гуситской шляхтой. За Яном Желивским шли мелкие ремесленники Нового Города Пражского, составлявшие вместе с беднотой крепкий союз, который определял направление революционных действий в 1419—1422 гг. Революционная борьба, несомненно, привлекала и часть бюргеров Старого Города, которые в борьбе видели единственный выход из положения. Против революционной борьбы с самого начала были те богатые бюргеры, которые не подвергались изгнанию и имущество которых не было конфисковано, но они имели идейную поддержку в университетских магистрах (наиболее известными из них были Ян Пршибрам и Криштан из Прахатиц) и тяготели к утраквистской [11] шляхте. Для этой группы чаша была лишь бессодержательным символом, от которого при случае можно было отказаться. В них с самого начала движения был зародыш измены, они стремились к созданию панского союза и поражению народных революционных сил. Лаврентий из Бржезовой не принадлежал к этим изменникам, хотя это можно было бы предполагать на основании его связи с университетом. Мы знаем, что еще в 1427 г. он решительно стал на сторону пражского народа против Пршибрама и Сигизмунда Корибутовича, марионетки панства. Из позиции Лаврентия в 1427 г. явствует, что и раньше он был заодно с консервативными, богатыми бюргерами и университетскими магистрами.

Однако автор «Гуситской хроники» не был также сторонником народных революционных сил. Главы и абзацы, посвященные Табору, показывают нам отношение автора хроники к крестьянству и городской бедноте. Лаврентий уделял необычайное внимание таборитам. Он делал это не с тем, чтобы прославить их борьбу, а для того, чтобы разгромить принципы таборитов. Во всей хронике сквозит ненависть к хилиазму, презрение к черни, которая поднялась на бой. При этом писатель забывает свои добрые намерения говорить лишь правду и высказывается как типичный пражский бюргер. Пока представители бедноты находились под знаменами бюргерства и отстаивали его интересы, на это движение можно было смотреть сквозь пальцы, но стоило таборитам вступить в борьбу за собственную революционную программу, как они тотчас стали в глазах бюргерства выродками, грабителями и кровавыми разбойниками. Так же смотрел на них Лаврентий из Бржезовой. Здесь, в «Гуситской хронике», совершенно ясно проявляется классовая ограниченность автора.

Лаврентий из Бржезовой не мог также относиться с полным сочувствием к вождю революционного народа Праги, Яну Желивскому. Автору хроники по душе его борьба: ведь лишь благодаря ему в Праге было принято твердое решение вступить в борьбу с «Семиглавым драконом», королем Сигизмундом. Лаврентий, как патриот, не мог без содрогания думать [12] о той беде, которая грозила чешской земле при приближении Сигизмунда во главе крестоносцев. В этом отношении Желивский удовлетворял Лаврентия, а поэтому в настоящей хронике мы не найдем открытых враждебных выпадов против него. Однако для бюргера Лаврентия Желивский не был вождем, приемлемым во всех отношениях,— ведь он опирался на голодный «сброд», каждую минуту грозил богачам и всем состоятельным бюргерам новыми конфискациями! Лаврентий говорит о Желивском почтительно: он называет его «пан Ян», хотя у него проскальзывает и презрительно-высокомерное отношение, показывающее, что хронист чувствовал свое превосходство над народным трибуном. Для состоятельного бюргера, каким является хронист, Желивский был народным проповедником, к которому народ стекался скорее из-за его красноречия, чем ради его учености и знания науки. Лаврентий не мог понять, что в революционную эпоху восторженный революционер с ясной целью борьбы, каким был Желивский, имеет большую силу, чем ученые профессора и теологи.

Короче говоря, враждебность Лаврентия к революционному Табору и Колеблющееся отношение к Желивскому представляют для нас верное доказательство того, что «Гуситская хроника» отражает взгляды пражского бюргерства, что в ней мы слышим голос умеренных гуситов, гуситского центра. Наконец, Лаврентий сам не раз говорит, что для него и его пражских друзей, а также ремесленников других городов существуют два врага — слева и справа. С тяжелым вздохом оканчивает он одну часть своего повествования, наполненную резкими выпадами против таборитов, описанием опустошения чешской земли: «Король Сигизмунд, явный гонитель истины, с одной стороны, и еще с большей жестокостью табориты — с другой, сея повсюду пожары, превратили благородную и плодородную богемскую, землю почти в пустыню, бесчеловечно сжигая не только костелы и монастыри, но и людей светских и духовных». Лаврентий, таким образом, прямо указывает на то, что он и его друзья отстаивают точку зрения «золотой середины» [13], что они являются противниками как Сигизмунда, так и таборитов.

Понятно, что эта резкая позиция Лаврентия затемняег действительную картину исторического значения Табора. Сейчас не может быть сомнений в том, что революционный подъем таборитских «божьих» бойцов был главным фактором победоносного гуситского движения. Без революционного Табора бюргерская Прага не могла бы достигнуть таких решительных политических и военных успехов. Без таборитской бедноты было немыслимо огромное международное значение гуситской революционной борьбы. Липанское поражение таборитских войск, так же как и убийство Желивского, показало, что гуситское революционное движение может побеждать и развиваться дальше лишь в том случае, если оно опирается на полную поддержку широких слоев народа, обогащается все новой инициативой, почерпнутой из революционного подъема крестьянства и городской бедноты. Пражский состоятельный бюргер Лаврентий из Бржезовой не видел и не хотел этого видеть. Для него было достаточно, что среди таборитских вождей он встречал бывших крепостных крестьян, прежних подмастерьев, работников и батраков. Он чувствовал, что эти люди охотно обратят революционное оружие не только против дворян, прелатов и богатых купцов, но и против всех имущих и богатых. Из страха перед ними он решительно боролся против них, так, как умел, — пером. Из анализа «Гуситской хроники» мы видим, что автор ее включил главы о Таборе именно для того, чтобы всю вину за беды и потери революционных лет свалить на таборитов, чтобы таборитскую политическую программу сделать ненавистной всему народу, чтобы охранить Прагу от таборитской революционной идеологии. В этом состоит политический смысл хроники Лаврентия. Следовательно, нужно осторожно и критически принимать сведения о хилиазме, о пикардах, об опустошениях, явившихся результатом войн таборитов, и нельзя считать правильными те оценки, которые мы встречаем в «Гуситской хронике». За нравственными, политическими и религиозными [14] объяснениями нужно суметь распознать классовые интересы автора хроники, иначе можно впасть в ошибку. Только с таким критическим отношением мы сможем добраться до исторического ядра «Гуситской хроники».

То же направление, что «Гуситская хроника», имеют и другие труды и литературные произведения Лаврентия из Бржезовой. Он был плодовитым поэтом и одним из главных представителей старочешской литературы. Для короля Вацлава IV он написал сонник, «Книгу толкования снов», и обработал на основе различных источников «Хронику мира». Но Лаврентий не ограничился названными латинскими произведениями, он создавал также литературные произведения на чешском языке. Развитость и литературную зрелость чешского языка того времени он показал в своем переводе популярного средневекового путешествия Яна Мандевиля. Эту пользовавшуюся любовью читателей книгу преданий и сказок он перевел со средневерхненемецкого.

Вершиной литературного творчества Лаврентия на чешском языке были сатирические стихи, сохранившиеся в так называемой Будишинской рукописи. В этих стихах, написанных в Праге в 1420 г., Лаврентий выразил свою ненависть к Сигизмунду, католической церкви и крестоносцам. «Упрек чешской короны», «Жалоба чешской короны» и «Спор Праги с Кутной Горой» являются блестящей защитой гуситской программы. В них видна сильная тревога автора-патриота за судьбы гуситского революционного движения и твердая вера в конечную победу. Бурным ликованием встретил Лаврентий поражение крестоносцев и обрушился с упреками на чешскую шляхту, которая из своекорыстных побуждений, склоняясь к Сигизмунду, позорила свой родной язык. Автор этих произведений выразил в своих стихах благородные чувства международной солидарности и братства. Он призывал изгнать из. страны надменных и злобных немцев.

Но некоторые (немцы) остались неиспорченными
И тверды в божьем законе,
Этих любите, как братьев! [15]

Все эти страстные строки проникнуты демократическими тенденциями, написаны с необычайным пониманием благозвучия и образности стиха и составляют гордость старочешской поэзии.

Хвалебным стихотворением («Песнь о победе у Домажлиц») отметил Лаврентий победу гуситов над крестоносцами у Домажлиц в 1431 г. Это стихотворение, написанное по-латыни, отличается большой художественной силой и патриотическим пафосом особенно в тех строках, где изображается дикое бегство крестоносцев по западночешским лесам и радость и ликование победителей-гуситов. В стихотворении о победе при Домажлицах поэт дал также прекрасное изложение миролюбивых намерений гуситов: они воюют потому, что на них напали. Цель их борьбы — обеспечить прекрасный и долгий мир. В поэтическое изложение своих мыслей Лаврентий ввел библейский мотив:

И тогда меч сменится на орало
И копье на серп, как обещал бог,
И оружие превратится в колокола,
Звучащие приветственным звоном.
И прекрасным миром и совместной жизнью
Будут все наслаждаться.

Если мы учтем все вышеупомянутые труды Лаврентия,. а также его мелкие произведения и работы теологического-характера (Commentum reverendi Magistri Laurencii de Brzezowa super VIII psalmos penitentiales и др.), то с полным правом можем назвать Лаврентия из Бржезовой выдающимся гуситским писателем и одним из первых старочешских поэтов. «Гуситская хроника» занимает самое почетное место в его ценном литературном наследии.

Однако при пользовании «Гуситской хроникой» как историческим источником нельзя упускать из вида, что рассказ о гуситском революционном движении не будет полон, если не добавить к нему критического обзора истории революционного Табора; с другой стороны, необходимо все время учитывать стремление автора набросить тень на справедливую [16] борьбу чешской бедноты; только при соблюдении этих двух условий мы сможем понять во всей глубине и широте значение гуситского революционного движения.

Оригинал «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой не сохранился. До нас дошли лишь ее рукописные копии от XV—XVI вв.

1. Самой старой рукописью является так называемая рукопись Вроцлавская (W), которая была переписана в 1467 г. Она хранится в Городской библиотеке во Вроцлаве.

2. В Праге, в Национальной университетской библиотеке, хранится рукопись A (sign. 1D10), относящаяся к концу XV в; возможно, что она была переписана в начале XVI в.

3. Там же (sign. XID находится другая рукопись хроники (В), относящаяся к концу XV или началу XVI в. Согласно утверждению Я. Голла ( Подробный разбор рукописей дал Я. Голл во введении к изданию хроники Лаврентия в «Pramenech dejin ceskych» («Fontes rerum Bohemica-rum»), t. V, Praha, 1893, str. XXV—XXIX, XXXI—XXXIII (сокращенно: FRB. V))., подобная рукопись хранится в библиотеке в Вольфенбюттеле (ФРГ).

4. В Любковицкой библиотеке хранилась рукопись, ныне утраченная, которую использовал для своего издания К. Гёфлер («Fontes rerum Austricarum, Scriptores», II, Wien, 1856).

5. В издании Е,. Людвига («Reliquiae Manuscriptorum», VI. 1724, str. 124—216) напечатаны два отрывка хроники: один из них охватывает события от начала гуситского движения до 3 апреля 1420 г., другой — с 25 июня 1420 г. до описания таборов. Я. Годл обозначает их L.

6. В Вене, в придворной библиотеке, хранится рукопись Р иод названием «Chronicon Utuversitatis Pragensis», которая является компиляцией хроники Лаврентия, сделанной в половине XVI в. (с мая 1420 г. текст хроники Лаврентия дается в обработанном виде, с 6 июня 1420 г. текст является, в сущности, копией «Гуситской хроники»).[17]

7. Следующая рукопись хранится в библиотеке в Кодани (Bibliotheca Thottiana, с. 688), эта копия хроники Лаврентия относится к концу XVI в. Она, очевидно, послужила основой для издания Е. Людвига (см. выше п. 5). Описание этой рукописи, неизвестной Я. Голлу, опубликовано В. Шульцем в «Vestniku Kralovske Ceske spolecnosti nauk», XXIX, 12.

8. В Национальной университетской библиотеке в Праге (sign. IIIG16) находится отрывок хроники Лаврентия, представляющий выдержки из хроники, сделанные во второй половине XV в. Этот отрывок напечатал Я. Голл в FRB, V, str. 537—541.

9. В бывшей Туновской библиотеке в Дечине. (I. 201a— 277в), в рукописи XVII в., сохранился чешский перевод хроники Лаврентия, но, согласно языковому разбору, перевод был сделан ранее, в XV в. Переводчик недостаточно хорошо знал латинский язык, поэтому не понял многие места хроники. Кроме того, он делал в рукописи многочисленные добавления и критические замечания, выражая свое несогласие с точкой зрения Лаврентия. Этот старый чешский перевод дает Я. Голл в своем издании в FRB, V.

В 1856 г. вышло издание хроники Лаврентия из Бржезовой, подготовленное К. Гёфлером («Fontes rerum Austricarum Scriptores>>, II, Wien, 1856), которое сделано небрежно.

Лучшим изданием до сих пор является издание Ярослава Голла в FRB, V, в котором сделан критический разбор рукописей хроники, представляющий ценность до сих пор.

«Гуситская хроника» была издана несколько раз в чешском переводе; лучшим является последний, сделанный Франтишком Гержманским (Прага, 1954). В этом издании дана большая библиография о «Гуситской хронике».

Ценные данные о Лаврентии из Бржезовой приводятся Я. Голлом во введении к его изданию (FRB, V, str. XX—XL).

О литературной деятельности Лаврентия новые данные собраны Ф. М. Бартошем (F. М. Вartо S. Z novych i starych spisu Vavrince z Brezove. C. C. М. 94, Praha, 1920, str. 193—203).

О датировке хроники было высказано несколько гипотез В. Флаишгансом (W. Flajshans. M. Vavrinec. CCH, 39, 1933, str. 564—576 и ССН, 40, 1934, str. 120—125).

Важнейшие обобщения по этому вопросу дает Я. Харват (J. Charvat. Dilo Frantiska Palackeho, I, 1941, str. 239— 251).

Этого вопроса также касается Р. Урбанек в своей работе "Satiricka skladani Budysinskeho rukopisu M. Vavrince z Brezove z r. 1420 v ramci ostatni jeho cinnosti literarni» (VKCSN, Praha, 1951, с. III).

Взгляды о Лаврентии из Бржезовой и оценка таборов даны мною в книге «Tabor v husitskem revolucnim hnuti», I, Praha, 1952, str. 357—365.

Академик ЧАН Й. Мацек

Настоящее издание является первым переводом «Гуситской хроники» Лаврентия из Бржезовой на русский язык. В основу его положено издание Я. Голла.

Издание подготовлено совместно с чешским ученым, академиком И. Мацеком.

(пер. В.С. Соколова)
Текст воспроизведен по изданию: Лаврентий из Бржезовой. Гуситская хроника. М. 1962

[Всадник]

24. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ЧЕХОВ-ПОДОБОЕВ В КУТНЫХ ГОРАХ

Итак, в те времена верные богемцы, как духовные, так и миряне, приверженцы причащения под обоими видами и усердно его выполняющие, горюющие о несправедливой смерти блаженной памяти магистра Иоанна Гуса, верного и выдающегося проповедника святого евангелия, вспоминающие, как враждебный ему клир королевства Богемского и маркграфства Моравского и особенно епископы и аббаты, каноники, плебаны и монахи, не перенося его верных и спасительных увещаний и проповедей, разоблачавших их пышность, симонию, алчность, разврат и вообще всю скверну их непотребной жизни, стали собирать между собой деньги для того, чтобы окончательно его погубить, и достигли того, что на Констанцском соборе на основании ложных показаний свидетелей над ним был произнесен приговор, причем много содействовал его осуждению на смерть и сам король венгерский Сигизмунд, и он, наконец, был подвергнут жесточайшей смерти. Так вот названные выше верные, говорю я, во всем королевстве Богемском претерпевали величайшие притеснения, мучения и ущемления в правах со стороны противников и хулителей истины, невероятно терзавших их отнятием у них имущества, жестоким пленением, голодом, жаждой и другими телесными страданиями. В самом деле, названные выше гонители истины хватали в разных местах королевства священников и мирян, жаждавших причащения чашей, и передавали их кутногорской знати для продажи в рабство, а некоторых и сами продавали за деньги. Кутногорцы же — немцы, злейшие враги и гонители богемцев и особенно приверженных истине христовой, подвергали их различным поношениям, хулам и пыткам и бесчеловечно ввергали их в глубокие ямы, или шахты, преимущественно в ночное время, одних еще живых, других, уже лишившихся жизни. Особенно много людей было ввержено в шахту у церкви св. Мартина вне города у Коуржимских ворот, которую кутногорцы называли Табором. И кутногорцы воспылали такой [51] безграничной по своей жестокости ненавистью к верным во Христе и к приверженцам закона божия, что в течение короткого времени свыше 16 сотен человек, придерживающихся святого причащения из чаши, было ими самым безжалостным образом погублено и брошено в шахты, так что даже палачи часто бывали в изнеможении, уставая от совершения казней. Но за эту бесчеловечную жестокость по отношению к верным во Христе они получили от господа справедливое возмездие. В самом деле, по истечении двух лет, как бы в возмездие за бесчеловечное убийство стольких христиан, самый город кутногорцев почти до основания был разрушен и поглощен пучиной огня, как об этом более подробно будет сказано ниже.

И еще, в ноябре месяце того же, именно 1419, года, близ города Клатовы господином Рацеком из Риземберга 99 и его людьми был схвачен на дороге один священник, некто Иоанн, по прозвищу Накваса, который, проходя по селам, причащал народ, жаждавший причащения чашей, и особенно больных, святыми дарами тела и крови. Он был выдан за большой выкуп немцам из Баварии, пришедшим тогда оказать помощь этому самому господину Рацеку против жителей города Клатовы [52]. Когда же он [священник Иоанн], несмотря на принуждения немцев, ни за что не согласился отвергнуть причащение под обоими видами для простого народа, он был осыпан бранью, хулой и другими различными поношениями, был привязан к дереву ремнями, продетыми через его руки, прорезанные насквозь мечом, обложен кучей соломы и сухостоя и сожжен в пламени огня.

И еще, в те же дни, именно в месяце ноябре, кутногорцы, придя в город Коуржим, захватывают в плен нескольких из местных скабинов и старейшин самого города, сторонников причащения чашей, вместе с плебаном, магистром Иоанном по прозвищу Ходек 100, некогда поставленным в этот город еще королем Венцеславом, с несколькими пресвитерами и связанными, посадив их в телеги, увозят в [Кутну] Гору. Когда они так в ночное время входили в город, кутногорцы оскорбляли их различными бранными словами и упреками в ереси, бросали в них зажженные факелы и, наложив на них оковы и опутав железными цепями, подвергли их жестокому заключению.

25. ПОСОЛЬСТВО ПРАЖАН К КОРОЛЮ СИГИЗМУНДУ В БРНО И ЕГО ОТВЕТ

И еще, в том же году, в праздник Рождества Христова 101, почти все бароны королевства Богемского и маркграфства Моравского, представители также королевских городов и бургграфы королевских замков и другие чины королевства по приказу короля венгерского Сигизмунда собрались в город Брно 102 в присутствии самого вышеупомянутого короля со многими князьями, папскими легатами и епископами, а также и в присутствии королевы богемской Софьи и других магнатов; туда же направили торжественное посольство и пражане, ставшие ненавистными и самому королю и почти всему христианскому миру за то, что так горячо были преданы делу распространения закона божия и его истине, именно, причащению чашей, и за то, что, скорбя о несправедливом некогда осуждения Констанцским собором Иоанна Гуса и Иеронима [53] Пражского, магистров и мужей блаженной и священной памяти, считали самое [это осуждение] неправильным. Посольство это прибыло в город Брно в день евангелиста Иоанна 103, прошло под звуки труб перед упомянутым королем венгерским Сигизмундом и многими духовными и светскими магнатами, вызывая в них изумление, и разместилось в отведенных им жилищах. Божественные службы и причащение народа из чаши они могли свободно производить только в своих жилищах и через священников, приведенных ими с собой из Праги. Но, несмотря на это, из-за присутствия пражан и, как предполагают, господина Ченека духовными властями был наложен на город Брно интердикт, т. е. прекращение богослужения. На третий же день пражские послы явились перед лицом короля; преклонив перед ним на довольно продолжительное время колена, они приветствовали его от имени жителей Праги и признали в нем наследственного своего господина и короля. Он же [король], сделав им довольно грубый выговор, отослал их назад в Прагу со следующим указом: чтобы они сняли все цепи вместе со столбами на улицах города и разрушили все укрепления, выстроенные против Пражского града, и разобрали все сооружения, воздвигнутые ими после смерти короля Венцеслава, в знак того, что они подчиняются его власти и управлению, и чтобы они больше не притесняли никаким образом ни монахов, ни монахинь, но обращались с ними почтительно до самого его прибытия. Затем упомянутый выше король венгерский Сигизмунд сейчас же отстранил от должности всех до одного должностных лиц бывшего короля Богемии Венцеслава и всех бургграфов замков, приверженцев пражан и причащения чашей, а на их места поставил гонителей и хулителей истины. Среди первых Янек из Миличина, иначе из Костельца, по прозвищу Садло 104, некогда любимец бывшего короля Богемии Венцеслава, передал по приказу самого короля венгерского Сигизмунда Здеславу из Буржениц, по прозвищу Тлукса 105, замок Карлштейна, в котором были спрятаны бывшим королем Венцеславом богатые сокровища, где сохранялись и императорские регалии; равным образом и другие [54] замки, которые были под его властью, он сдал в руки самого короля.

Как только пражское посольство вернулось от короля венгерского из Брно в Прагу, в лето господа 1420-е, в день 5-й перед Богоявлением 106, как сейчас же были сняты с улиц все заграждения вместе со столбами, а сами цепи принесены были к ратуше, кроме того, и укрепления, воздвигнутые против Пражского града, по народному—«срубы», были разобраны. Противники истины, а именно немцы, стали смеяться и от радости хлопать руками и говорить: «Вот теперь уже этим еретикам гуситам и виклефистам придет конец, придет их погибель!» По этой причине на приверженцев истины напал великий страх, так как каноники, плебаны и другие священники и монахи, а также и некоторые миряне, которые после смерти короля Венцеслава из страха перед гуситами бежали из города, теперь с радостью возвращались в Прагу. Ибо через глашатаев от имени короля и скабинов по всему городу было сделано объявление, чтобы все бежавшие и каждый из них в отдельности свободно возвращались, ибо никто в будущем не посмеет больше оскорблять священников и особенно монахов словами: «W sak, mnisse, w sak!» 107 Это мол, во времена короля Венцеслава воспитались такие нравы, что при проходе монаха сейчас же как взрослые, так и дети начинали кричать: «W sak, mnisse, w sak, w sak!»

26. РАСПРАВА С МАГИСТРОМ ЯНОМ ХУДЕКОМ И ДРУГИМИ СВЯЩЕННИКАМИ В КУТНЫХ ГОРАХ

И еще, в 3-й день после Богоявления, иначе в 9-й день января месяца, в час пения петухов, магистр Иоанн Ходек, плебан из города Коуржима, с другими пресвитерами — Яковом, Мартином и Леонардом — были схвачены кутногорцами и безжалостно брошены в глубокую яму, или шахту, именуемую Табор, так как вышеупомянутый магистр Иоанн призывал кутногорцев, чтобы они принесли достойное покаяние за все жестокости, которые они безжалостно учинили над верными [55] Христу, приверженными причащению чашей, и за все другое, в противном случае пусть ждут тяжелого возмездия от бога. Они действительно и получили это возмездие по заслугам по истечении двух лет, как станет ясно из следующего повествования. В ту же ночь много мирян было теми же кутногорцами убито и брошено в шахты за причащение чашей.

27. ПРИЗЫВ ТАБОРИТСКИМИ СВЯЩЕННИКАМИ НАРОДА В ПЯТЬ ГОРОДОВ. ВСТУПЛЕНИЕ ЖИЖКИ В ПЛЬЗЕНЬ. ЗАПРЕЩЕНИЕ КОРОЛЕМ СИГИЗМУНДОМ ПРИЧАЩЕНИЯ ИЗ ЧАШИ

И еще, в те же времена некоторые священники таборитские проповедовали народу новое пришествие Христа, при котором должны погибнуть и будут истреблены все злые и ненавистные истины, а добрые сохранятся только в пяти городах. По этой причине некоторые города, в которых свободно применялось причащение чашей, не хотели вступать ни в какие соглашения со своими противниками и особенно с городом Пльзень. В самом деле, упомянутые выше таборитские священники, распространяя в Бехинском крае, а также и в других местах, много заблуждений, противоречащих вере христианской, писания пророков толкуя ложно, из своей головы и пренебрегая католическими установлениями святых ученых мужей, проповедями своими явно обманывали народ, призывая его, чтобы все и каждый в отдельности, желая укрыться от гнева всемогущего господа бога, каковой [гнев], согласно их предположению, должен был разразиться в скором времени над всем миром, бежали из городов, замков, сел и местечек, как некогда Лот из Содома, и укрывались в пяти городах. Названия же этих городов следующие: Пльзень, названный ими самими городом солнца, Жатец, Лоуны, Сланы и Клатовы. Господь всемогущий, говорили они, хочет уничтожить весь мир, исключая только тех, которые укроются в пяти названных городах. В подтверждение этих своих слов они приводили писания пророков, понятые, однако, неправильно и ложно. Сверх того, они еще рассылали по всему Богемскому королевству [56] и письма с таким же содержанием. Много простого народа, верившего их пустым письмам как правдивым, следуя призывам апостола к действию, а не довольствуясь лишь знанием, распродавало имущество свое по дешевым ценам и стекалось к ним из разных краев королевства Богемского и маркграфства Моравского с женами и детьми и приносило деньги к ногам этих священников.

Когда они, как только что сказано, собрались в город Пльзень, многие ревнители причащения чашей и особенно господин Брженек из Швигова, господин Валкун из Адлара 108, а также и Иоанн Жижка, приближенный бывшего короля богемского Венцеслава, с верными их последователями прибыли из Праги, изгнав из Пльзеня ненавистников правды, заперлись в этом городе от королевы Софьи, баронов и остальных королевских людей, не пожелав никоим образом заключать с ними мир, как с врагами бога и его закона. По наущению же священников и особенно Венцеслава, по прозвищу Коранда 109, который в то время был среди них главным, монастыри самого города и церкви и некоторые подворья, расположенные близ города, были разорены и разрушены. Господин же Богуслав из Швамберга 110, попытавшийся как-то раз напасть на них, был отбит со своими людьми не без некоторого для себя ущерба и урона. Поэтому королева Софья и бароны и чины королевства послали немалое число людей для осады города Пльзеня. И люди, засев с разных сторон в различных защищенных местах, с той и другой стороны обстреляли друг друга и взаимно увечили себе руки и ноги.

И еще, в те же дни, король венгерский Сигизмунд разослал по всему королевству Богемии всем баронам и в особенности чиновникам королевства, именно начальнику королевского двора, высшему бургграфу королевства, бургграфам королевских замков, бургомистрам городов, городским консулам, судьям письма с приказом, чтобы всех виклефистов и гуситов и совершающих причащение чашей всякими способами теснить, преследовать и по мере возможности уничтожать. [57]

28. ЗАХВАТ ТАБОРИТАМИ ГОРОДА УСТИ И ГОРЫ ГРАДИШТЕ

При таких обстоятельствах один таборитский священник, по имени Ванечек, с неким звонарем Громадой 111, первые зачинщики и организаторы движения «в горы», приняв к себе Иоанна из Быдлина и Иоанна, по прозвищу Смолина, а также некоторое количество братьев таборитов и крестьян, во время масленицы в течение нескольких дней и ночей прятались в лесах, готовясь захватить город Усти. Они и захватили его с помощью своих братьев, находившихся внутри города, на рассвете 4-го дня великого поста, что пришлось на день февраля месяца 21-й. Жители города спокойно спали в это время, упившись и предавшись сну после пиршества, плясок и других наслаждений, обычных по этому времени. Тут же они захватили в плен главных гонителей истины, как духовных, так и светских лиц, причем некоторым из них удалось бежать от них через городские стены. Некоторых же они изгоняют из города, присваивая себе их имущество. С каждым днем в этот город все больше стекалось из соседних земель приверженцев причащения чашей. Таким образом, спустя всего несколько дней после этого, вышеназванные братья табориты обложили осадой замок владетельных господ Усти — Градиште 112, где некогда был расположен крепкий город, стены которого остались и до сего дня. Взяв его в короткий срок, они в него вторглись и передали его в руки родственнику упомянутых выше господ, господину Прокопу из Каменице, сами же они, через некоторое время, сжегши город Усти, с женами и детьми переселились на свою гору и стали укреплять ее с каждым днем все больше, строя на ней дома для жилья (гору эту они называют Табор), причиняя каждый день много разорения окрестным жителям, нежелавшим к ним присоединиться. [58]

29. СОЖЖЕНИЕ ЯНА КРАСЫ ВО ВРОЦЛАВЕ И ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ КРЕСТОВОГО ПОХОДА ПРОТИВ ЧЕХИИ

И еще, в том же году, в 15-й день марта месяца, в городе Вратиславе 113, с согласия короля венгерского Сигизмунда, тогда же присутствовавшего там, папским легатом Фернандом, некоторыми епископами, докторами и магистрами, а также некоторыми прелатами и монахами был безбожно, незаконно и несправедливо приговорен к жесточайшей смерти большой ревнитель истины, Иоанн из Праги, по прозвищу Краса 114, за то, что не хотел принять, исповедовать и подтвердить, подкрепить и одобрить нижеследующие положения. Во-первых, что Констанцский собор был созван справедливо и во имя святого духа. А также, что все, что этот собор постановил, решил и определил, справедливо и свято и должно быть исполняемо верными христианами под страхом кары за смертный грех и, наоборот, все, что отверг и осудил, то сделал хорошо, праведно и свято. А также, что вышеназванный Констанцский собор поступил справедливо и свято, осудив на жесточайшую смерть магистров Иоанна Гуса и Иеронима Пражского. И еще, что, осудив причащение под обоими видами для народа, поступил согласно католической вере и свято, в то время как эти положения ложны, обманны, ошибочны, еретичны и богохульны, закону божию и правде евангельской противны. Так как вышеупомянутый Иоанн Краса не пожелал принять этих положений, он был осужден :на позорнейшую смерть безбожными и пристрастными законниками и «фарисеями», т. е. епископами, докторами, магистрами и монахами. Мучители его и палачи влекли его привязанного к коням по всему городу, осыпали различной бранью и хулением и, наконец, сожгли в пучине огненной. И хотя всяческими уговорами пытались склонить его к тому, чтобы он, отказавшись от истины закона божия, пребыл в согласии с нечестивыми, он стойко и твердо стоял за правую веру :и остался при святом своем убеждении как бдительный воин божий, храбрый атлет: молясь за своих врагов, он выдержал [59] все их хуления, обвинения в ереси, брань и насмешки, а также и жесточайшие муки по примеру учителя своего и пастыря, господа Иисуса Христа, и за правду евангельскую отведен был, как агнец, на заклание. Испустив так дух свой в благой надежде быть принятым в лоно господне, он заслужил венец мученичества. Не лиши же и нас твоей милости, господи боже, святой, триединый, благословенный во веки веков!

И еще, в воскресенье, «Letare» 115, т. е. 17 марта, по приказанию папского легата, находившегося в то время вместе с Сигизмундом, королем римским и венгерским, в городе Вратиславе был объявлен на проповедях по храмам крестовый поход 116 против богемцев, особенно против ревнителей причащения чашей, как против еретиков и врагов церкви римской.

30. ПОБЕДА ЖИЖКИ У СУДОМЕРЖЕ

Вслед за этим королевские люди пытались всякими способами и хитростями заключить через разных лиц перемирие с теми таборитами, которые тогда заперлись в Пльзене, но те не хотели вступать ни в какие соглашения с ними, как с нечестивцами и еретиками, противниками правды. Однако, согласившись с советом некоторых людей, присланных к ним из Праги, они заключили, наконец, мир с королевскими людьми на следующих условиях: во-первых, чтобы в самом этом городе свободно могло совершаться причащение чашей, а также, чтобы им была предоставлена полная свобода переселиться в Градиште со своими детьми и женами. Под страхом наказаний королевские люди обязались выполнять эти условия, но, конечно, притворно. Ибо тайно было предписано начальнику монетного двора в Горах, по имени Микеш Дивокий 117, господину Петру из Штернберга и магистру Иерусалимского ордена св. Иоанна из Стракониц 118, а также и другим королевским людям, собравшимся с большим числом всадников в округе Писека, напасть с оружием в руках на жителей Пльзеня и таборитов в пути, когда они выйдут из этого города, и уничтожить их. [60]

Итак, в день Благовещения св. девы Марии, а это был день 25-й месяца марта, господин Бженко из Швигова, Валкун из Адлара и Иоанн Жижка с другими братьями, ревнителями причащения чашей, и со своими священниками, именно Вацлавом Корандой и Маркольдом 119, которые заперлись, как было упомянуто выше, от королевских людей в городе Пльзене, выступили из города согласно вышеуказанным условиям, заключенным с господином Венцеславом из Лештна 120, подкоморжим 121 королевства, направившись в Градиште, но близ Судомерже, у одного из прудов, на них с ожесточением напали с превосходящими их силами вышеупомянутые королевские люди. Начался бой, табориты окружили себя возами, и много народу с той и другой стороны пало, много было также раненых; господин же Бженко, участвовавший непосредственно в ожесточенной схватке, был убит. После ожесточенного боя, который продолжался несколько часов, до самого захода солнца, королевские люди отступили с поля сражения, захватив в плен около 30 братьев, которых начальник монетного двора, заковав, увел в [Кутную] Гору. Братья, оставив некоторых раненых по селам, достигают Градиште,. где их братья, пребывавшие на самой горе, радушно их приняли.

31. ПРОПОВЕДИ СВЯЩЕННИКА ЯНА ЖЕЛИВСКОГО. БЕГСТВО ПРОТИВНИКОВ ЧАШИ ИЗ ГОРОДА В ПРАЖСКИЙ ГРАД И ВЫШЕГРАД

И еще, в те же самые дни священники пражские, среди них особенно Иоанн 122, проповедник монастыря св. Марии [Снежной] на Писку в Новом Городе Пражском, раньше бывший монахом в Желиве, толковавший тогда Откровение св. апостола Иоанна (Апокалипсис), призывал в своих проповедях народ вместе с ним восстать против короля венгерского, гонителя причащения чашей, и говорил, что сам король и есть тот красный дракон, о котором предсказано в Апокалипсисе, и справедливо, потому что король сам допустил, чтобы его приближенные люди в знак своего союза носили на [61] груди изображение золотого дракона 123. Итак, названный священник Иоанн в своих проповедях к народу сильно нападал на самого короля. Громадные толпы народа стекались слушать его проповеди ради его красноречия, хотя он и не был особенно силен в знаниях и науках, и под влиянием его собственных проповедей, а также проповедей других проповедников многие из верующих стремились пожертвовать имущество свое и даже свою жизнь за истину причащения чашей.

Поэтому в те же дни после объявления в Вратиславе, как было сказано, папского крестового похода против богемцев и ревнителей причащения под обоими видами все пражане. противники причащения чашей и гонители священной памяти магистров Иоанна Гуса и Иеронима, как светские, так и духовные, с радостью говорили: «Вот уже будут сожжены эти нечестивейшие еретики или погибнут все с женами и малыми детьми от меча короля венгерского. Поэтому убежим скорее от них в места безопасные, чтобы не погибнуть вместе с ними». Итак, боясь потерять жизнь и имущество, с согласия старшин города Праги, они все с женами и детьми, с драгоценностями и наилучшим своим имуществом укрылись в Пражском граде и Вышеграде и в окружающих их безопасных укреплениях. Более влиятельные и богатые горожане Старого Города Пражского, как местные жители, так и вновь приселившиеся, числом около 200 человек и столько же из Нового Города, в особенности тевтонцы, принесли клятву верности баронам королевства, держателям Пражского града и Вышеграда, вассалам короля венгерского Сигизмунда, в том, что после праздника св. Георгия, когда кончится срок перемирия, помогут им взять их родной город Прагу и с радостью, наконец, возвратятся каждый в свой дом после того, как перехватают и уничтожат всех сторонников причащения под обоими видами. Но господь всемогущий, который никогда не покидает надеющихся на него и искренних ревнителей священных его законов, чудесным образом превратил кифару радости их в кифару горя и печали, как это станет ясно из нижеследующего. [62]

32. ПРИСЯГА ПРАЖСКИХ ГОРОДОВ. ПРОТИВ КОРОЛЯ СИГИЗМУНДА. ВЗЯТИЕ ТАБОРИТАМИ ВОЖИЦ И СЕДЛЕЦА

И еще, в 4-й день недели перед праздником Пасхи, иначе в 3-й день апреля, пражане, ревнители причащения под обоими видами, узнав, что король венгерский Сигизмунд не имеет никаких хороших намерений по отношению к ним и к другим. сторонникам истины, по наущению некоторых духовных лиц,. в особенности же Иоанна — проповедника монастыря Нового Города Пражского на Писку, собравшись в ратуше Старого Города со священниками и магистрами, борцами за причащение чашей, связали себя клятвой, всем своим имуществом и телом до последней возможности защищать и охранять причащение чашей против всякого, кто бы ни стал противодействовать ему. Дав по этому вопросу определенные предписания, они взяли со скабинов, остававшихся еще тогда на своей должности, клятву верности в том, что они будут твердо стоять за истину и защищать ее. Кроме того, они назначили четырех капитанов в Старом Городе и четырех в Новом и сейчас же доверили им ключи от ратуши и ворот города и предоставили им неограниченную власть принимать меры общего руководства в каждом отдельном случае, касающемся распространения и защиты истины, и сами обещали оказывать им во всем полное повиновение. К ним они присоединили 40 низших капитанов из Старого Города и столько же из Нового. Дав им всем предписания и наладив таким образом общественное управление, они разошлись по домам.

И еще, в великую пятницу, т. е. в 6-й день недели перед Пасхой, иначе 5 апреля, на рассвете табориты из Градиште совершили нападение на замок н город Вожице. Они захватили в плен многих наемных королевских солдат,— другие при этом спаслись бегством в замок,— несколько человек убили, самый же город сожгли в пучине огненной. Захватив там большую добычу, главным образом коней, они с пленными возвратились в Градиште. На этих пленных они обменяли [63] своих пленников, захваченных недавно у Судомерж и уведенных в [Кутную] Гору.

И еще, во 2-й день Пасхи 124 и в последующие дни пражане в связи, с тем, что продолжалось еще перемирие, заключенное ими с королевскими людьми, занимавшими Пражский град и Вышеград, стали рыть большой и глубокий ров вокруг Вышеграда и Ботича, тянущийся до самой реки, для защиты своего города со стороны Вышеграда. Они работали весьма усердно с женами своими, дочерьми и сыновьями, а жители Вышеграда над ними смеялись и говорили им: «Не поможет вам этот ров, если вы станете противиться наследственному господину вашему, королю римскому и венгерскому Сигизмунду».

И еще, в те же дни табориты из Градишта, избрав себе и утвердив в должности четырех капитанов, которым они согласны были оказывать уважение, именно: Николая из Гуси, Иоанна Жижку одноглазого, человека, некогда близкого королю и особенного ревнителя закона Христова, о котором много будет сказано ниже, а также Збынька из Бухова 125 и Хвала из Ржепице, напали вооруженным отрядом на сильное укрепление близ Усти, называемое Седлец, и, несмотря на сильное сопротивление находившихся там внутри людей, захватили его штурмом. Сейчас же они забили цепами владельца города Усти, рыцаря господина Ульриха, а затем, отрубив ему ноги, бросили его в огонь; некоторых горожан они убили, оставив в живых шестерых из наиболее влиятельных они приказали, чтобы один из них, который хочет сохранить себе жизнь, казнил остальных. И, действительно, один из них, по имени Пинта, убил пятерых сограждан и присоединился к таборитам. В этой крепости или передовом бастионе много было сложено для сохранности всякого добра, снесенного из окрестностей: золота, серебра, много дароносиц, драгоценных сосудов и одежд. Все это табориты оттуда вынесли, сложили в одну кучу и предали пучине огня; сверх того, самое укрепление они разрушили и сожгли. [64]

33. ЗАХВАТ ЧЕНЕКОМ ИЗ ВАРТЕМБЕРКА ПРАЖСКОГО ГРАДА И ОБЪЕДИНЕНИЕ С ПРАЖСКИМ ГОРОДОМ. ОСАДА ВЫШЕГРАДА

И еще, в 4-й день после дня св. Тибурция, иначе в 17-й день апреля месяца, господин Ченек из Вартемберга, наивысший бургграф Пражского града, возвратившись из Вратиславы от часто упоминавшегося выше короля венгерского Сигизмунда и узнав, что сам король хочет совершенно уничтожить причащение чашей, изгнал из города Праги всех противников причащения чашей, как духовных, так и светских, знатных и незнатных, женщин, девиц и младенцев. И когда они устремились со своим, как казалось, несметным имуществом в Пражский град, он захватил со своими людьми и самый град, объединившись для защиты истины с горожанами Праги, а все противники истины, особенно же тевтонцы, бежали в [Кутную] Гору и в соседние города, оставив в Пражском граде несметное количество всякого своего добра. Женщины их ежедневно приходили к граду и, сидя у его стен, оплакивали больше золото, серебро, деньги, драгоценности и все остальные вещи, запертые от них в граде, нежели свои собственные преступления, и настойчиво умоляли вернуть им их имущество. Сторонники же истины, как бы выражая им сочувствие, смеялись над ними и, высмеивая их таким образом, радовались в душе пропаже всех этих вещей.

И еще, в тот же самый день Пражская община осадила со всех сторон Вышеград и взяла бы его в короткий срок, если бы не локинула своих позиций, боясь измены. Дело в том, что у королевских людей, засевших в Вышеграде, совсем уже не было съестных припасов; однако на следующий же день 126 после того, как община покинула свой лагерь, вышеградцы, захватив большую добычу, очень сильно укрепились и стали наносить большой ущерб имуществу пражан и им самим.

И еще, в те же самые дни вышеназванный господин Ченек разослал по всему Богемскому королевству и по окрестным королевствам, герцогствам и провинциям за своей печатью [65] и за печатями господина Ульриха из Розы и города Праги письма с жалобами на короля римского и венгерского Сигизмунда, приводя всевозможные доводы и причины, почему его не нужно признавать господином и королем Богемии.

34. СОЖЖЕНИЕ МИЛЕВСКОГО И НЕПОМУКСКОГО МОНАСТЫРЕЙ. ЗАХВАТ ЗАМКА РАБИ. СОЖЖЕНИЕ ОРЕБИТАМИ МОНАСТЫРЯ ГРАДИШТЕ И ПРИХОД НА ПОМОЩЬ ПРАГЕ. ПОРАЖЕНИЕ ХОДОВ

И еще, в день св. Георгия 127 табориты из Градиште, собрав громадную толпу своих приверженцев и крестьян, ревнителей причащения чашей, разрушают и сжигают монастырь ордена премонстрантов в Милевске 128.

И еще, в те же самые дни, по подстрекательству своих священников, табориты, со дня на день разрастаясь в своем количестве благодаря приходу к ним множества последователей — крестьян и женщин, приверженных причащению чашей, а также слуг и метальщиков камней, называемых на простонародном богемском языке praczatae 129, производили по всему королевству Богемскому много чудовищных, неслыханных и ужасных дел, в особенности сжигая храмы, монастыри и дома плеоанов, особенно в Бехинском и Пльзенском краях, а также разрушая и предавая огню крепости, замки или мелкие укрепления. Среди прочих они сожгли монастырь Непомук 130 и захватили крепчайший замок Раби. В этом последнем было сложено для сохранения духовными и светскими лицами из округи множество добра безо всякого счета: в слитках золото, серебро, драгоценные камни и одежда, ценное оружие. Всю эту добычу, за исключением конечно, денег, оружия и коней, табориты вынесли из замка, сложили в одну кучу и сожгли, а также предали сожжению за стенами замка семерых монахов и священников, захваченных ими в указанном замке. Юных же сыновей владетеля замка Иоанна, по прозвищу Крк 131, капитан Жижка (был он сверх меры смел и деятелен, на его призыв собиралось целое войско и за ним следовали и ему охотно подчинялись все крестьяне, приходившие без [66] оружия, но с цепами, клюками, пращами и кольями) взял на свое попечение. После этого замок они разоряют и сжигают. Главными виновниками всех этих бедствий — как можно было опасаться — были священники таборитские, шедшие повсюду впереди с телом Христовым и призывавшие в своих проповедях простой народ ко всем этим действиям. Все эти действия [таборитов] сильно разочаровали господина Ченека со всеми примкнувшими к нему баронами и знатью; он жалел, что когда-то захватил Пражский град против воли короля Сигизмунда.

И еще, в то же время по соседству с Градцем, на одной горе у Тржебеховиц, называемой Ореб, была собрана господином Гинеком из Кумбурга, по прозвищу Крушина 132, пресвитерами и особенно Амвросием из Градца большая толпа мирян. Они захватывают силой хорошо укрепленный монастырь Градиште близ Валечова 133 и, разграбив находившееся в нем внутри добро и спалив самый монастырь, вступают в день св. Сигизмунда 134 с огромной толпой в предшествии своих священников, шедших с телом Христовым, в город Прагу на помощь пражанам. Они были встречены Пражской общиной с почетом и благодарностью, с крестным ходом, несшим тело Христово, при большом стечении народа обоего пола и были размещены для охраны города от вышеградцев у св. Аполлинария; при этом продовольствие им было доставлено самими членами общины.

И еще, в то же самое время господин Гинек Крушина из Кумбурга был избран пражанами в капитаны, потому что он мог внушить уважение своим знанием военного дела.

И еще, в то самое время, в первые дни месяца мая, по соседству с Пльзенем, на одной из гор собрались ходы 135, вождем которых был какой-то пресвитер, выступавший на коне с оружием в руках. На них напал, собрав вооруженных людей, господин Богуслав Швамберг, большой противник истины и причащения чашей, и перебил из них несколько сотен человек, остальных поранил. Сам же пресвитер, захваченный в плен с оружием в руках, был приведен в Пльзень и там позорнейшим образом сожжен своими противниками под звуки труб. [67]

35. СДАЧА ПАНОМ ЧЕНЕКОМ ИЗ ВАРТЕМБЕРКА ПРАЖСКОГО ГРАДА КОРОЛЮ СИГИЗМУНДУ И ПОРУГАНИЕ НАД ЕГО ЗНАМЕНЕМ. БОРЬБА ПРАЖАН С ГРАДЧАНАМИ. СОЖЖЕНИЕ МАЛОЙ СТРАНЫ

И еще, в то же самое время господин Ченек, видя, что пражане не смогли взять Вышеград, и слыша о том, как табориты сжигают церкви, монастыри, замки и села, с превеликой досадой в сердце тайно вступил в переговоры со своим советом о том, чтобы ему отдаться с Пражским градом под власть короля венгерского Сигизмунда и снискать, таким образом, его милость. Вследствие этого, когда в Пражский град прибыли от вышеназванного короля с охранной грамотой Вильгельм Зайиц и Арнест, по прозвищу Флашка 136, то начались переговоры с господином Ченеком и Пражской общиной о перемирии, именно о том, чтобы в продолжение двух следующих недель соблюдался мир между королем и пражанами и чтобы за это время велись переговоры о дружеском и прочном союзе между королем и Пражской общиной. Но некоторые из пресвитеров пражских, боясь обмана, разубеждали простой народ, говоря в своих проповедях, чтобы они ни в чем не доверяли упомянутому королю венгерскому и не заключали с ним ни на каких условиях перемирия. Итак, вследствие такого разделения в народе община Пражская не могла дать на первом их совещании никакого определенного ответа. Поэтому упомянутые выше господа, присланные королем, не дождавшись окончательного ответа Пражской общины, заключив тайное соглашение с господином Ченеком, как надо предполагать, о сдаче им королю Пражского града, сами вернулись к королю и доложили ему о тайном намерении господина Ченека, что он хочет выйти из Пражского града и подчиниться королю, если тот милостиво, в благодарность за переход на его сторону. простит на все будущее время все, что им было сделано, ему самому и его детям и не будет препятствовать совершать причащение чашей в его поместьях вплоть до окончательного решения вопроса о причащении чашей для всего Богемского [68] королевства. На все это король дал свое согласие. Итак, по возвращении господина Арнеста Флашки с другими лицами от короля в день св. Готтарда 137 в Пражский град, на другой же день он объявил господину Ченеку и некоторым из консулов и из общины Пражской, что король венгерский Сигизмунд согласен полностью их выслушать по вопросу о причащении чашей, обещая не препятствовать тому, что будет доказано и выведено на основе закона божия, а, наоборот, распространять это и дальше. Для обсуждения предложения, сделанного этим посольством, и уяснения общего тона и заключающейся в нем, может быть, хитрости и для выработки ответа Пражская община, как Нового, так и Старого Города, собралась в ратуше в 6-й день месяца мая и порешила на том, чтобы король обеспечил некоторым из общины безопасный проезд к нему и обратно, чтобы они могли обсудить вышеупомянутый вопрос с ним лично. Когда эти переговоры не были еще совершенно закончены, на следующий день, т. е. в 7-й день мая месяца, почти на рассвете господин Ченек впустил в Пражский град господ Вильгельма Зайица, Венцеслава из Лештна и Главача 138 со многими отрядами богемцев и тевтонцев, а сам, без ведома Пражской общины, сдал им замок 139 под высокую руку часто упоминаемого короля венгерского. Вследствие этого весь народ пришел в великое смятение и стал называть его [Ченека] уже не господином, а худшим и» предателей короля и общины.

И тотчас герб его, или знамя, которое раньше было вывешено на башне ратуши, было сброшено на землю и разорвано и повешено на позорном столбе, как уже не заслуживающее никакого уважения, при этом под ним была помещена войлочная шапка, изукрашенная наподобие его [Ченека] шлема, что должно было обозначать, что он примкнул к общине не по искреннему своему влечению, но под шапкой хитрости и козней только издевался над ней. Господин же Гинек Крушина из Кумбурга, как верный в то время друг общины, остался в ней с несколькими сотнями всадников, страстно желая по мере своих сил и до последней капли крови бороться заодно с пражанами [69] и с другими общинами за закон божий и, в частности, за причащение чашей против всякого, кто стал бы этому противиться.

Итак, в тот же самый день, в час вечерни, некоторые легко вооруженные из общины безо всякого предводителя ворвались натиском в Пражский град, проникли до первых ворот и начали ломать решетки у входа. Увидя это, господин Ченек, охваченный страхом, в сопровождении немногих ушел из града через одни из ворот, причем некоторые из его свиты были убиты пражанами, а оружие и кони их были у них отняты. Но так как у простого народа не было никакого порядка и не соблюдалось повиновения к старшим, то пражане были с позором отброшены в своем наступлении с большим для себя уроном, причем большинство было тяжело ранено, а некоторые и убиты. В течение нескольких дней они, разместившись в Страгове, отсиживались там, пытаясь захватить Пражский град, но в конце концов, когда неприятель в Пражском граде и в Градчанах 140 пополнил свое число и лучше укрепился, а монастырь в Страгове был сожжен, причем в огне погибло много книг и драгоценных священнических одеяний, они возвратились в город. На следующий же день они предают пучине огня монастырь Крестоносцев у моста, кельи монастыря св. Фомы и много домов на Малой Стране. Вышеградцы же, т. е. королевские наемники, отогнав пражан со сторожевых постов в Ботиче, а также и убив некоторых из них, засыпали землей рвы, прорытые общиной, и сожгли много домов, расположенных между Слованами и Вышеградом. Вследствие этого пражане в унижении стали теперь настаивать на том перемирии, которое раньше отвергли. И еще в те же самые дни присоединился к пражанам господин Гинек из Кольштейна 141, прибывший в Прагу для защиты закона божия.

И еще, в те же дни пражане, хорошо укрепив вооруженными людьми дом герцога Саксонского, находящийся перед мостом, и мостецкую башню, препятствовали свободному выходу засевшим в граде людям. Заняв, сверх того, монастырь св. Фомы и хорошо укрепив вооруженными людьми [70] примыкающий к самому монастырю дом, принадлежавший когда-то подкоморжию, они постепенно выжгли почти всю Малую Страну с церковью св. Николая; хлеб же, вино и пиво и другое движимое имущество они беспрепятственно вывезли в Старый Город. Так как противники причащения чашей бежали из Малой Страны в Пражский град, то сторонники истины свободно стали переселяться с оставшимся после тех имуществом в Старый Город.

36. ПОСОЛЬСТВО ПРАЖАН К ВЕНГЕРСКОМУ КОРОЛЮ В КУТНУЮ ГОРУ

А когда господин Гинек Крушина возвратился из Праги в свои поместья, то у пражан с людьми, засевшими в граде, и с вышеградцами происходили почти ежедневно небольшие стычки, и каждый день очень многие с той и другой стороны бесчеловечно лишались жизни и лишь некоторые попадали в плен. Скорбя об этом, пражане и засевшее в граде королевское наемное войско заключили между собой перемирие на шесть дней и отправили с надежной королевской охранной грамотой несколько избранных людей с господином Венцеславом из Лештна, бывшим тогда подкоморжим короля богемского, с посольством для переговоров о каком-нибудь соглашении к королю венгерскому, находившемуся в то время в Горах Кутных с папским легатом, епископом Луккским Фернандом и некоторыми князьями, преимущественно из Силезии. Так, в то время, как посольство из Праги, преклонив перед королем колена, приветствовало его от имени Пражской общины и просило, чтобы он соблаговолил предоставить им свободу причащения чашей и чтобы он, как милостивый господин и повелитель, простил им все их вины и проступки, и когда посольство выразило желание, чтобы он прибыл в Прагу, которая бы могла встретить его не только с широко раскрытыми воротами, но даже и сняв самые стены, он, словно Люцифер, вознесшийся в своей гордыне, дал слишком уже унизившимся перед ним пражанам такой ответ: чтобы они сейчас же снесли в Пражский [71] град все уже раньше снятые по его приказу на улицах Старого Города цепи со всем оружием, пушками и заградительными сооружениями, из Нового же Города чтобы все это снесли в Вышеградский замок, только тогда, сказал он, он прибудет в Прагу и окажет им некоторую милость. Выслушав такой ответ короля, пражское посольство сейчас же возвратилось в Прагу и с болестью доложило об этом общине. Вся община пришла от такого ответа короля в большое смятение и возмущение, и все снова клятвенно обязались бороться против власти короля во имя бога и за правду причащения чашей до потери всего имущества и до последнего издыхания. Сейчас же они врыли на улицах города новые столбы и протянули между ними еще больше цепей, чем раньше; укрепившись так со всех сторон, пражане направили людей также к таборитам, бывшим в сборе на горе Градиште, чтобы те, оставив все остальные свои дела, если только в какой-либо мере хотят послужить делу закона божия и им самим, не отказали бы прийти к ним в Прагу с возможно большей военной силой

37. БОЙ КРЕСТЬЯН С ПАНАМИ МЕЖДУ ЛЕДЕЧЕМ И ЛИПНИЦАМИ. ПРИХОД ТАБОРИТОВ НА ПОМОЩЬ ПРАГЕ, ИХ ПОБЕДА У ПОРЖИЧ

Около этого же примерно времени, пока король венгерский все еще пребывал в Горах Кутных, собралась на одной из гор 142, между Ледечем и замком Липницким, из окружающих сел еще одна толпа ревнителей причащения чашей вместе с угольщиками для защиты истинного причащения чашей. Вследствие этого среди жителей Гор распространился немалый страх. Льстивыми словами и разными подачками они уговорили большинство угольщиков вернуться по домам и подвезти им в Горы угля. Несмотря на то, что общее число собравшихся с уходом их несколько уменьшилось, они все же выступили в путь к своим собратьям в Табор, или в Градиште, со святыми дарами тела Христова, но на открытом месте неожиданно на них напали вооруженные люди, посланные против них королем [72] из Гор. Однако крестьяне оградили себя со всех сторон повозками и стали стрелять в них из пушек и пращей, стрелами и камнями. И хотя всадники были хорошо вооружены и их было, как говорят, по крайней мере по 20 человек против одного крестьянина, все же они не осмелились атаковать безоружных крестьян, но, потеряв несколько человек убитыми и очень много ранеными, начали с основными своими силами отступать в Горы. Однако один из них, натянув пращу, ранил в голову господина Петра, плебана из Ледеча, окруженного тогда толпой крестьян; рассеявшиеся в разные стороны миряне, словно овцы без пастыря, возвратились по своим домам.

Итак, табориты, в ответ на призыв пражан, как выше сказано, не замедлили отправиться в Прагу со своими пресвитерами, женами, малыми детьми и со множеством повозок. Много людей было также оставлено для стражи и охраны горы Градиште близ Усти. Когда они приблизились к городу Бенешову, навстречу им из города вышло много вооруженных всадников и пеших, с тем чтобы помешать их вступлению в город; они же, устремившись к другой части города, ворвались туда силой. Так как все почти бежали в поля и в выстроенный там монастырь, то они подбросили огонь и таким образом сожгли весь город с церковью и с подворьем плебана. И, наконец, обрушившись на монастырь, они, несомненно, захватили бы его и, может быть, разрушили бы до основания, если бы их не оттолкнуло пламя. Однако, оставив тогда монастырь, они прошли дальше в селение Поржичи и, перейдя вброд реку. расположились на открытом месте у воды с намерением там переночевать. Однако, заметив, что поблизости находится неприятель, впрягли снова коней в повозки и стали продолжать путь, не отдохнув. Неприятель же, построившись в три большие колонны, с ожесточением напал на них, окружив со всех сторон. Начальники их, как говорят, были Венцеслав из Лештна, Петр из Штернберга, иначе из Конопиште, Янко, именуемый Свидницкий, Пипа Гальский и Донинский 143. Табориты же, несмотря на то, что время было ночное, бросились вперед со своим оружием: пушками, пращами, вилами, клюками, [73] цепами, и, производя шум цепами, пошли в атаку на неприятеля и с помощью божьей, после ожесточенной схватки, обратили его в бегство. Убив человек 20 неприятелей и выхватив у них из рук немалое количество копий и знамен, отмеченных красными крестами, они поспешно и мирно продолжали свой путь в Прагу, не встречая больше никакого сопротивления. Итак, в день мая месяца 20-й в количестве многих тысяч человек обоего пола, в предшествии своих пресвитеров, несущих впереди народа святые дары тела Христова, подняв их высоко на шестах, они в час службы вечерней вступают в город Прагу. Сами пражане, выйдя им навстречу с крестным ходом, принимают их с благодарностью, снабдив щедро продовольствием, обильные запасы которого были найдены в домах беглецов, покинувших город, главным же образом в виде различных напитков. Оставив всех лиц. женского пола в монастыре св. Амвросия, сами табориты со своими повозками и конями располагаются на острове 144 против Поржичских ворот и там устраивают себе временное жилище, причем священники их ежедневно проповедовали слово божье и воодушевляли народ к войне за закон божий, главным образом за причащение чашей, с усердием приобщая простой народ святым телом и кровью господа нашего Иисуса Христа, чтобы и сам народ был всегда готов для войны во имя божье. Вождями же этих таборитов были, как выше было упомянуто, миряне — Николай из Гуси, человек дальновидный, большого ума и военного опыта, Збынек из Бухова, Хвал из Ржепице и Иоанн Жижка одноглазый, выше всякой меры храбрый и деятельный.