Прозаическая дуэль Леес Миэледель VS Ллиэн, Вторая попытка ;) Опции

[Redigar Argentum]

Итак, дорогие мои друзья. Дуэль открыта, Леес, можешь начать заглаживать свои грехи.

Тема: Меж двух огней.
Жанр: свободный.
Дополнительные условия: Любовь и Война.
Срок: 13 дней.

[Леес Миэлeдель]

За стеклом.

Наверно, подняв глаза, он встречал незнакомое
небо, просвечивающее сквозь грозную листву,
и, содрогаясь, дивился тому, как нелепо устроена
роза и как резок свет солнца на кое-как сотворённой
траве. То был новый мир, вещественный, но не
реальный, и жалкие призраки, дышащие мечтами,
бесцельно скитались в нём…
Френсис Скотт Фицджеральд

- Не думай обо мне так строго. Я просто не выдержал.
- Успокойся. Это действительно сложно выдержать. А кто выдерживает...
- Да, тот теряет всё. Сразу. Из этого лабиринта нет выхода.
Луна сидела напротив и жевала травинку. Меланхолическим жестом усмиряла прядь сбившихся волос, обводила голубым взглядом всё вокруг. Сейчас она казалась мне чем-то вроде голубой ели - светлая и необычная в этом лесу, среди бесконечных дубов, осин и лип.
Трава подо мной зашуршала и задвигалась, неся какое-то скрытое беспокойство. Я пересел. Теперь Луна сидела на зелёном ковре в профиль. Мы стали немного дальше друг от друга, я уже не видел того блеска в её глазах, который мне так нравился, блеска, который, как я думал, был только для меня... Как и солнце. И луна.
- Это непросто - сидеть здесь и философствовать... - изрекла Луна философски.
- Куда уж проще... Помнишь магниты? Они должны быть на определённом расстоянии друг от друга - одинаковые полюса.
- Да... мы одинаковые... Кстати, Пашка...
Высокий брюнет с взглядом президента нефтяной компании, в стильном чёрном пальто из тонкого войлока и пёстром шёлковом шарфе. Всегда выше всех, даже когда ниже. Истинно закон воина... или закон женщины. Такой уж парадокс.
- По Корану женщина должна идти на сто шагов после мужчины. А женщина мужского пола - на все двести...
    Это он не обо мне. Я выдержал экзамен, который проходили не все. И последние становились "женщинами мужского пола", над которыми этот прекрасный в общении и совместной работе человек с удовольствием издевался.  Думаю, это что-то вроде хобби - найти тряпку. Она всегда находилась, где бы он ни был и кто бы она не была. Однажды тряпок стало слишком много. Осталась одна Луна. И та... отвернулась.
- ...вчера сказал мне, что через неделю запускают новый проект. Ты собираешься участвовать?
- Сейчас я собираюсь ещё немного отдохнуть на траве, - довольно убедительно отмахнулся я. Я знал: у меня нет особого выхода. Решил пойти в шоу-бизнес - каким бы тот ни был - придётся в Риме вести себя как римлянин. А как Пашка внезапно стал моим руководителем - это загадка сфинкса. Хотя нет, тут всё просто. Он глядит как президент - значит, будет президентом.
- А ты?
- Думаю, придётся.
- Придётся?
- Не цепляйся к словам. Так и говорить неприятно.
- Понимаю... Всю жизнь то я от этого страдал, то от меня страдали.
- Несчастное детство.
- Ещё говоришь...
Луна встала. Белая миди из лёгкого полотна шуршнула, как палаточный брезент. А зачем вот она пошла в эту пошлятину? Бледный ангел с невероятными прямыми платиновыми прядями, хрупкая и изящная, почти прозрачная, как ледяная фигура. Что она-то здесь потеряла?..
- Ну ладно я, я привык афишировать свои чувства, быть публичным романтиком и площадным поэтом. Но ты...
- А чем я хуже? - Луна очень эффектно взмахнула юбкой, развернувшись на сто восемьдесят градусов. Я почувствовал, что схожу с ума. Не смотреть, только не смотреть...
- Ну... почему же... Почему же хуже? Ты, например, могла бы стать моделью.
- Моделью? Показывать костюмы? - Луна улыбнулась уголками рта. - Когда я выбирала, куда пойти, девушки ходили бритые наголо, с клипсами на грудях вместо бюстгальтеров. Я посчитала, что для меня это несколько смело.
Раздались глухие смешки. Всё-таки звукоизоляция здесь была неахти. Вот всегда так: наобещают...
- Вот всегда так: наобещают комфорт и модерн, а получается - банка для пауков.
- А где ты предлагаешь держать пауков? В золотой клетке?
Луна была в ударе. В воздухе пронёсся вздох восхищения, послышалась пара хлопков, быстро задушенных хвалёной изоляцией.
- Ну да... Мы пауки. С той лишь разницей, что убиваем лишь себе подобных - и только в клетке.
- В банке.
- Ты просила не придираться к словам...
Опять смешки. Тупая нынче попалась публика. Здесь вам не представление, где смех врезают после записи - куда надо. Здесь всё настоящее...
- Уж кто бы говорил.
Луна улеглась на траву и теперь была какой-то призрачной, ненастоящей. Из ледяной фигуры превратилась в восковую - несравненной красоты.
- Вспомни Катрин. Вот она была...
Маленькая и чёрненькая, невероятно обаятельная армянка, носившая пояс чуть пониже груди и передвигавшаяся всегда смешно, вразвалку. Знакомство с ней было - как открытие Америки. Она умела подать себя, тем более что подавать было что. Когда мне показалось, что я уже достаточно знаю, мы обменялись ощущениями пару раз и поняли, что что-то тут не так. Не так. Они подсматривали за нами в спальне. Под одеялом. Потом я через приятеля по этому гадюшнику - Колыча, он вылетел почти что сразу - узнал, что нас подобрали специально. Умник с замашками городского романтика и предприимчивая и хитрая, но совершенно не расчётливая "сладкая девочка". Да, было весело. Им. Я тоже быстро оправился. А вот она... не думал я, что на неё это так подействует. С виду она казалась монолитом, пуленепробиваемой кошкой, которая всех здесь переживёт, а если нужно, и выживет. Но она сломалась. Мы сломались друг об друга, но она ушла сама, а я малодушно остался. Или она малодушно... Нет. Вот мы-то как раз были противоположностями: в любой момент времени, в любой точке земного шара либо я всё делаю неправильно, либо она. Третьего не дано... ребёнка я ей не подарил, к счастью. И не собирался. А ведь были здесь случаи... Пауки тоже иногда плодятся в банке.
- Как ты думаешь, зачем мы дошли до конца?
- Думаю, так было угодно их святейшествам превеликим богам этой банки, - буркнул я. Вопрос был немного неожиданный. Его можно было ещё ожидать от Лары, но теперь...
Русые секущиеся волосы до плеч с вьющимися кончиками, немножко деревенское лицо со следами бурной активности подростковых гормонов... Уникальный человек. С виду посмотришь - серая мышка. Поговоришь - "колючка", из тех, что всегда на полшага за своими парнями - тусовщиками, в цветастых кофтах с капюшоном. А если познакомиться поближе... Мы здесь все перезнакомились... вот так. Не знаю, может, здесь в воздух что-нибудь такое добавляют, что нас тянет романы штамповать, как "Жигули" на консервном заводе. С ней, пожалуй, было лучше всего... До этого. До того, как мы все друг друга перегрызли. Она любила заводить такие глубокие беседы - в том числе и о смысле того фарса, в котором мы до сих пор увязли. Наверно, потому она и ушла - её просто выкинули. Она могла разрушить идеологию банки. А танцев на бёдрах партнёра и стонов из-под псевдоодеяла от неё всё равно не дождались бы. Она была чистым человеком... Она была человеком, она не стала пауком. И её тоже съели.
- А я думаю, что от святейшеств больше ничего не зависит?
- Я оставил идеализм снаружи...
- Ну, немного осталось. - Она запрокинула голову и посмотрела на меня вверх ногами. Грудь мерно вздымалась, шея немножко подрагивала. Я не сразу научился замечать это чуть видимое глазом биение жизни в безжизненной статуе. Всегда живыми были у неё только глаза. Ненастоящие.
- Ты о чём?
- Об идеализме.
- А я почему-то о времени подумал... Ещё чуть-чуть - и конец. И нас выбросят.
- Может, выпустят?
- И то, и другое. Но когда кроликов, родившихся и выросших в лаборатории в уютном вольерчике, выпускают на волю в дикий лес, наверно, это всё-таки "выбрасывают".
- Думаешь, не оправимся?
- Оправимся, куда денемся. Но помнить будем. - Я улыбнулся, она ответила каким-то подобием улыбки. Она улыбалась только когда я читал ей стихи. Я люблю читать стихи ей, но не здесь. Не здесь!!! Они беснуются, улюлюкают! Они ржут как кони!..
Луна перевернулась на траве и села по-турецки напротив, совсем рядом. Я ощутил мгновение слабого, холодного дыхания... Нет, всё-таки это была юбка.
- Помнить?.. Но о чём? Что запомнится нам из этой кутерьмы?
Не смотреть, не смотреть... Чёрт!.. Её глаза. Её глаза из невидимого стекла, её последняя маска перед этим миром. У всех побывавших здесь - одно стекло, у меня тоже, а у неё - два. Так вот почему... В этот момент мне показалось, что в стекле ледяно синей радужки проступила эта встреча - этот первый взгляд. Она была сосредоточенной, немного смешной в своём сосредоточении, но необыкновенно серьёзной. На ней был красный пуховик и цветная шапочка. Она подписывала бумаги, подтверждая, что её запихивают в банку к паукам добровольно. Я был на очереди. Она встала с раздолбанного железного стула с вылезающей из-под кожезаменителя подкладкой. И я целую секунду глядел в её глаза. Серые-серые, как небо в тот день, как вода в зимней реке, как свет звёзд в дымную ночь. Мне хватило секунды, чтобы понять, но я целых три месяца говорил, ругался, дрался, целовался, любился со всеми попало, чтобы вспомнить этот сладкий миг.
И тут я сделал глупость. Я взял её руку. Она была как мрамор, холодная, приятная на ощупь, освежающая мысли, забирающая всю энергию, все силы, оставляющая лежать в эйфорической истоме слабости.
- То, что нам запомнится, мы сделаем сами.
Это сказал не я. Она наклонилась ко мне, но наши губы не встретились. Это был рефлекс, мне всё это надоело, да и ей тоже. Губы окаянные... этого не нужно. Я свалился на газон. Мне было хорошо. И она поняла, и свалилась рядом.
- Какой ужас... Всю жизнь я мечтал о том, чтобы валяться на траве посреди банки...
- Это не банка, - её голос был мягким и ласковым, лучшим голосом лучшего человека. - Это просто луг. Поляна. Ничего нет, только твоя рука. Тёплая.
Я наклонился к самому её ушку. На меня снова повеяло дыханием... На этот раз это действительно оно - свежее и порывистое, но лишь в глубине - слабое, как дуновение ветерка в штиль, которое замечаешь не кожей, а всем нутром.
- У меня всего один вопрос.
Она ответила сладким стоном издалека, из груди, колышущейся так незаметно, так тихо и мерно, как растут камни.
- Зачем тебе эти линзы?
Я сказал это еле слышно, на пределе, но… Трава засмеялась. Банка затряслась. Пришли злые дети и начали трясти пауков - пускай побегают. Это весело. На то и есть пауки в банке, чтобы драться и метаться от стенки к стенке, биться об стекло.
И я бился. Я вскочил, подбежал к этим харям за витриной, ударил в стекло кулаком и повторил так недавно сказанную Колычем фразу:
- Чтоб вы все сдохли!!! - И потом, от себя: - Пауки.
Торговый комплекс жил своей жизнью. Вокруг стеклянного куба в двадцать метров в ширину и в длину плыл народец: бритые, с клипсами, поясами, шарфами, в пальто, улыбающиеся, стонущие, ржущие. Танец вокруг товаров, вокруг друг друга, вокруг самих себя, танец бессмысленный, танец смертельный, танец, не доставляющий удовольствия. Внутри куба три месяца сидели двадцать человек – такие же танцоры ни в жизнь. И их постоянно выбирали. Кого выбрали - отпускали, спасали. Остальные оставались досиживать срок за освободившихся. Последних из них называли "лучшими". А потом был финал. Танго. Один на один. Осталось всего-то двое. Никто не знал, что всё это были актёры, которые поначалу даже старались играть. Никто бы не догадался. Да и не было там лицедеев к концу. Всё стёрлось в смехе и улюлюканьи публики, останавливавшейся и спешившей дальше, в новые бутики и супермаркеты, бегом на месте в шопинговый рай. То, что кто-то потряс почти уже опустевшую банку изнутри, привлекло внимание. Все вокруг замерли. Наступила тишина, шумел лишь тот, кто не видел. На лицах обывателей - редкий случай - было одно чувство: "Вот что оно, вот что с людьми делает..." Был финал, и война внутри неожиданно переросла в войну снаружи. А ведь лучшее шоу - то, в котором может поучаствовать каждый. И прохожие и проходимцы ловили момент, упивались наслаждением созерцать чужие чувства, будучи одновременно к ним причастными.
- Не думай обо мне так строго. Я просто не выдержал.
- Успокойся. Это действительно сложно выдержать. А кто выдерживает...
- Да, тот теряет всё. Сразу. Из этого лабиринта нет выхода.
- Из этого лабиринта один выход.
А в банке совершилось в тот день ещё всего лишь одно событие. Луна совершила глупость. Самую счастливую глупость в её жизни. Она подошла ко мне, обняла холодными, как подтаявшее мороженое, руками за шею, и в спину повеяло дыханием первой зимы, серой-серой, как глаза за фальшивым стеклом.

Сообщение отредактировал Леес Миэлeдель - 24.03.2008, 15:23