Ученик рисовальщика, Моя новая повесть... Опции

[Джоуль]

Прошу оценить. Этот рассказ мне приснился, серьёзно, даже не верится... =))))

1 глава "Персики и лепёшки"

Дорар, чертыхнулся и отшвырнул прочь заляпанный красками фартук. Как же всё-таки ему надоело заниматься этим бесполезным делом! Зачем рисовать фигуры обыкновенными кистями, если у учителя в кладовке хранятся горы «живых кисточек», позволяющих переносить рисунки с холста на землю?! Дорар, рассерженно посмотрел в открытое окно, всё больше и больше чувствуя, что учитель просто не доверяет ему.

Солнечные зайчики задорно носились по кремовой стене дома напротив, они словно дразнили озлобленного ученика, играя с малахитовыми листьями и скаля свои перламутровые зубки. Казалось, эти яркие блики могут, охотится за бабочками с той же лёгкостью, с которой они выслеживают тени качающиеся на стене. Пожалуй, солнечных зайчиков можно легко сравнить с живыми зверьками, которые в начале выжидает в засаде, а потом с гоготом наскакивает на свою, потерявшую бдительность жертву.

Раньше бы Дорар не задумываясь, схватил бы карандаш и почти рефлекторно стал бы зарисовывать мельчайшие детали пейзажа за окном: блики солнца, вычурные кудри виноградных лоз, свисающих со стены и обвивающих  смолистые стволы мачтовых сосен, которые в свою очередь обвивали корнями огромные нефритовые глыбы скал, зарывшихся в песок. Но теперь…

Перемены, в своём сознании, ученик художника заметил уже давно. Кисти казались ему тяжёлыми, краски серыми, а вдохновение покинуло его усталую от рисования душу. Дорару, всё больше и больше хотелось развеяться, уехать из этой одинокой усадьбы, состоящей из двух, израненных трещинами домов, поехать в город, повеселиться там, в сласть, а затем год другой, заниматься садоводством или музыкой. А уж только затем, пожалуй, после переосмысления своих поступков, можно будет вернуться к мольберту и краскам.

Он отвернулся от окна, лениво поднял со стола кисть и небрежно нанёс на раскинувшийся, на холсте, натюрморт ещё один мазок.
Внезапно мольберт задрожал. Карандаши, хаотично раскиданные на столе, с грохотом попадали вниз. Но мольберт дрожал всё сильнее и сильнее, ученик, ринулся, было подбирать карандаши, но, убедившись, что стержни в большинстве из них безнадёжно сломались, бросил их обратно на пол и просто замер подле неоконченного рисунка, непонимая причину происходящего.
 
Вдруг из хоста вылетела стайка бархатных персиков и закружила по стене. Затем подобно образующемуся водовороту из стола, возникло алебастровое блюдо, на котором возлежала дюжина малиновых слив. Дорар облизнулся и с потаённой радостью посмотрел на свою картину. Холст был пуст. У него  получилось. Каким-то образом он смог нарисовать картину и перенести её в реальность.

- Браво! Браво! Я всегда знал, что у тебя получится, - из двери высунулось довольное лицо, смуглого человека с поседевшими пепельными волосами, - я всегда подкладывал тебе зачарованные кисти и всегда знал, что ты сможешь использовать их! Только вот почему у тебя персики скачут по стене? Ты...

Учитель вопросительно посмотрел на Дорара, а затем перевёл взгляд обратно на парящие фрукты. Вдруг его взор устремился на улицу, и, заметив солнечных зайчиков, он нахмурился.

- Создавать нечто живое невыносимо тяжело, так как для этого необходимо тщательно продумать, каждую деталь их естества. Создать же существо мыслящее невозможно, так как лишь боги могут думать и за себя и за других живых людей, животных. И даже растение перенести с мольберта очень и очень трудно! Мы продвинулись лишь в рисовании деревьев и трав, так как много десятков лет наши учёные изучали их свойства... -  сердито произнёс учитель. - Как я понимаю, ты во время работы думал о солнечных зайчиках,  и случайным образом перенёс эту загадочную игру природы на картину?!

Дорар изумлённо моргнул и пролепетал:

- Я, случайно…

Его работа была определённо достойна похвалы, а учитель ещё и вздумал его бранить. Ведь ему удалось совершить очень большой шаг вперёд, он ведь сейчас добился того, чего не мог достичь, многие годы, пронеслось в кудрявой голове ученика, и он почувствовал, как в душе острым соусом закипает обида.

- Не будь я знаменитым Мартином Скалом, я бы возможно был бы рад этой забавной шутке с персиками, но я не могу позволить терпеть такую наглость от своего ученика! - Мартин ловко поймал один зазевавшийся персик и откусил от него кусок кроваво-красной мякоти. - А фрукты у тебя всё равно не вкусные…работать, тебе ещё  и работать.

Он выплюнул непрожёванный кусок на пол, усмехнулся, и, потрепав своего ученика за волосы, вышел из комнаты.
Дорар ещё некоторое время стоял возле опустевшего мольберта, а затем поднял с паркетного пола один медно-рыжий карандаш и с треском разломил его по полам. Злость и негодование проснулись в его сердце и запылали в нём багровым заревом костра.

*                          *                          *

- Дорар, запомни, не бывает истинного белого цвета, бывает лишь истинный чёрный, - голос учителя смешивался с треском дров в камине, убаюкивая Дорара, слушающего ещё один вечерний урок.

- Чёрный цвет, это дикая смесь всех остальных цветов и оттенков…белый же…эй! – Мартин сердито окликнул своего ученика и толкнул его в бок. Но Дорар склонив голову,  уже спал, нежно посапывая и тихонько ворча. Мартин Скал хотел разбудить его, но потом махнул рукой, - пусть спит. Завтра у них будет много дел.

Учитель скрестил ноги и, подперев свой острый подбородок, покрытым шрамами кулаком уставился в пламя камина. Оно весело металось по выжженным камням, искорки заманчиво мерцали, а угольки радостно летали вверх-вниз, так и, норовя выпрыгнуть из решётчатой ограды очага. Мысленно сравнив себя с мотыльком танцующим танго с огнём, учитель также закрыл глаза. Его усталые плечи опустились, царственная осанка испарилась, а его тело буквально повалилось на мягкое сидение кресла. Через мгновение он со свистом захрапел, а из его полуоткрытого рта изредка вырывались странные слова, случайным образом прорвавшиеся сквозь грёзы сна.

Трещал камин. Словно покрытые красными язвами, поленья неохотно позволяли крохотным огненным языкам ползать по чёрной коре. Дрова в очаге были похожи на уменьшенную копию двухэтажного особняка, в центре, которого бушевало неумолимое пламя.  А через некоторое время эти изысканные каминные хоромы потухли, оставив после себя лишь горку дымящейся золы.

Когда Дорар, проснулся, учителя в кабинете не было, и слегка удивившись этому, ученик с любопытством огляделся. В комнате царил хаос, все вещи были разбросаны, несколько книг корешками к верху валялись на полу. Лишь на письменном столе лежала белая, накрахмаленная скатерть, а на ней покоился кофейного цвета пакет с торчащими оттуда кунжутными лепёшками.
 
Эти лепёшки были на удивление горячими, словно их только что вытянули из печи. Как такое возможно Дорар не представлял, так как их усадьба стояла в далёкой лесной глуши, и ближайшая пекарня располагалась в сотни миль отсюда.
 
Повинуясь позывам голодного желудка, он схватил лепёшку своими длинными пальцами и оторвал зубами от неё огромный кусок. Лепёшка была пресной, чуть суховатой, но странная гармония вкуса и аромат свежескошенных трав и корицы, были настолько изумительны, что юноша с радостью съел всё. Утолив жажду водой из стоящего рядом кувшина, Дорар не торопясь, вытер руки о внутренний край белоснежной скатерти, а затем откинулся обратно в кресло.

Его словно охватила внезапная слабость, мимолётная судорога свела бицепс, и тяжело вздохнув от навалившей усталости, юноша, обеспокоившись своим состоянием, попытался встать, но не смог. На него нахлынула какая-то тяжёлая полудрёма и, пытаясь вырваться из её цепких оков, мальчик не смог подавить стон...

Очнулся он от хлёстких ударов по щекам. Дорар с трудом открыл слипшиеся глаза. Над ним склонился Мартин и какой-то незнакомый покрытый веснушками парень лет восемнадцати, они с волнением смотрели на него, словно ожидали чего-то страшного.
Дорар попытался встать, чтобы поздороваться, но учитель крепко схватил его за рукав стёганой куртки и заставил таким образом оставаться в неподвижном состоянии. Затем Мартин поднёс к его пересохшим губам стакан с каким-то напитком и ученик покорно приник к нему. В сосуде оказалось вино со специями, очень дорогой, целебный напиток, изготовленный из семи сортов винограда. Подивившись щедрости своего учителя, Дорар допил всё до конца и почти сразу после этого почувствовал себя лучше.

Кончик языка ученика уже довольно ловко утирал багровые капли, застывшие под нижней губой, когда Мартин попытался разрядить последствия  странного происшествия с лепёшками. Для начала он решил  познакомить своего ученика и незнакомого молодого человека:

- Дорар, Вануцу, позвольте представить вас друг другу, - перст учителя упёрся в Дорара, - Это мой последний ученик, Дорар из рода Раймахов, он увлекается рисованием растений и фруктовых плодов, и я смело могу сказать, что он будет моим достойным приемником.
Затем, немного понизив голос, учитель произнёс, указывая на покрытого веснушками юношу:

- Это Вануцу из рода Лашеров, он прибыл сюда в качестве курьера и в качестве испытуемого…точнее я должен оценить его работы. Так что прошу прощения, Дорар, булки которые ты неумело слопал, принадлежали Вануцу и были его работами. Я случайно оставил их на столе, а так как Вануцу специализируется на изготовлении ядов и наркотических средств…
Дорар зарычал о злости. Эта шутка определённо была подстроена специально. Видимо учитель решил проучить его за какие-то прегрешения, охладить его пыл. Но ничего, даром им это не пройдёт.

- Я ещё раз прошу прощения, мы так испугались, - учитель очень убедительно оттёр пот с лица, - Это целиком моя вина, так что впервые, мой терпеливый ученик я вынужден попросить у тебя прощения.

Дорар оттолкнул от себя руки Мартина и Вануцу, и вскочил на ноги. Комната закачалась, но, стараясь, держатся прямо и гордо, Дорар в какой-то угрюмой величественности направился к двери, ведущей в столовую. Сейчас в его голове бушевал ураган вопросов и эмоций. Учитель, ошибся ли он и подстроил историю с лепёшками специально? Он мог ошибиться, Мартин всё-таки уже старый человек, но чтобы положить лепёшки в своём кабинете, постелить скатерть? Разум Дорара панически боялся утверждать, что учитель хотел его позора или смерти, и, силясь найти хоть какое-то оправдание поступку учителя, он принялся просто предполагать. Наверное, Мартин просто забыл про своего ученика? Или… Точно Мартин Скал не привык к тому, чтобы ученик спал на кресле в комнате учителя. Его просто не заметили и всё. А скатерть и лепёшки были предназначены для их испытания Вануцу! Вануцу…

Дорар с облегчением вздохнул. Его рука уже лежала на ручке двери, когда он внезапно обернулся и произнёс:

- Я пойду, освежусь…

Заметив краем глаза радостную улыбку учителя и приподнятые брови Вануцу, ученик удовлетворённо ухмыльнулся.
Между учителем и учеником, как правило, не бывает дружбы. Но всё же и тому и другому приходится терпеть друг друга, ради пользы и благополучия обеих сторон.

Сообщение отредактировал Леди Джоуль - 10.08.2007, 22:27

[Джоуль]

Спасибо, что зашёл и прочитал. =)))  Правда спасибо, а то я аж решила, что раз некто не комментирует то всё...всё плохо... =(((

А Дорар злой, я это уже поняла с того момента, когда он был на празднике в городе... только с каждой главой он всё злее и злее.... =)))




6 глава

-Не каждый день ощущаешь себя богом, -  подумал Дорар, любуясь великолепным видом на агатовое море, сидя на неровном выступе скалы.

Пейзаж  вдохновлял, и радостное волнение разливалось по венам юноши. Он наслаждался своей новой работой, он сделал то, что мог сделать лишь Эхелл. Вчера он изобразил предмет не красками, а лишь своими чувствами!

В груди забурлил вопль восторга. Он бог! Он бог! Ему подвластно всё! Весь мир! Океан! Он… Эхелл… новый Эхелл…
Но значит ли это то, что он совершит те же ошибки, которые совершил Кровавый?
 
С раздражением ученик швырнул в синеющую бездну крохотный булыжник. Визг падения камешка утонул в вихре кричащих брызг и мрачном рокоте волн.
 
Если вспомнить легенды, Эхелл был рисовальщиком, решившим разрезать мир по полам, отделив добро от зла. Его яростный удар, Клинком Ужаса, прорвал холст мира, и из образовавшейся огненной бездны вылезло жуткое существо – бог Шакен, что, в переводе с древнего языка Валлонери означает: «воздающий по заслугам». Это божество действительно любило воздавать по заслугам, но за что оно награждало? А за что наказывало? Этого некто не знал, но культ Шакена до сих пор очень популярен в южных провинциях Ашельбавия.

Огненная бездна, как проказа затянула всю Плоскость земли, а Шакен полз впереди неё, внушая страх всему живому своей чужеродностью. Кровавый бог, как мог, дорисовывал ещё дышавшие участки мира, но пока он восстанавливал один, огонь сжигал сотни других частей взволнованной Плоскости.

И, наконец, когда здоровой земли почти не осталось, Эхелл, захлёбываясь в раскаянье за свой безрассудный поступок, разрушил своё естество, сотворив огромную глыбу льда, которую затем обрушил на алчную бездну Шакена. Огонь растопил лёд, и тонны воды затопили адскую пропасть. Ничтожный остаток мира был всё же спасён, но какой ценой! Бессмертие божества было разрушено…
 
Изуродованная проклятым огнём гора названная в честь Эхелла, до сих пор возвышается на восточной оконечности материка, напоминая людям об ошибках и подвигах великого Кровавого бога и о Каре владыки Ужаса.

И если раньше грешные люди поклонялись древним языческим богам, то теперь на останках мира воцарилась единственная религия с одним повелителем, - Эхеллом.

Дорар тяжко вздохнул. В мифах всё всегда исковеркано. Возможно, и была страшная природная катастрофа, но были ли взаправду эти боги?

Мартин призирал суеверия, родившийся на севере Дорар, привык верить только в хорошее. Действительно, ведь если признавать существование порчи и сглаза, то почему эти гадкие вещи не смогут коснуться и тебя? Поэтому Раймах, всегда проявлял себя в этом щекотливом деле большим хитрецом, стараясь искренне верить лишь в благословления богов, а не в их наказания.

Не помогло ли это ему выжить? Помогла, не его вера в Эхелла, а наоборот помогло его безверие и сейчас, и тогда...!?

Прошлое безвозвратно ушло от Дорара, в плавучей тюрьме ему словно кто-то аккуратно подтёр память. Иногда он неуклюже возвращался к воспоминаниям о Мартине Скале, об убийстве, о Вануцу… но теперь всё это казалось ему смутными призраками минувших дней, ушедшими в некуда так же, как и религия и счастье...

Его размышления разрубил громкий девичий крик, донёсшийся из глубины леса.

- Сонэ? – тихо спросил он сам себя, и, откинув мокрые от волненья волосы со лба, побежал на голос, воображая себя собачкой несущейся на зов хозяина. Стараясь подавить ухмылку, он браво затормозил перед лохматыми, зелёными кустами, росшими у кромки лесочка, и, натянув ранее скинутые сандалии, направился по затянутой травой тропке на место их вчерашней стоянки.

*            *                      *

- Я уже начала волноваться, - сердито произнесла девица, выкарабкиваясь из своего ложа, состоящего из платья и каких-то платков, - Ты пойдёшь сейчас в наш поселок или мне идти одной?

Но, чёрт возьми, куда девалась скромность? Не подменили ли её? Они, что… что все такие? – с ужасом подумал менестрель, но терпеливо произнёс:

- Конечно, Сонэ… мы пойдём, когда ты захочешь.

- Так идём же! Ну, пошли, пошли. И не надо придуриваться, все вы такие, сначала заманите беззащитных девушек к себе, а потом отбиваться и отнекиваться! – с наигранной сварливостью проскрежетала она, и, зачерпнув горсть воды из соседней лужи, облила ей Дорара и отскочила в сторону, словно вызывая парня на состязание.

- Шакен, меня раздери… - сорвалось с его языка и он, попутно отряхиваясь, принялся в ответ обливать Сонэ, слушая её радостный визг и весёлые угрозы.

День начался отменно, и каким будет его продолжение, художника уже не интересовало. Всё утонуло в их игре, свете солнышка, вышедшем из-за седых облаков и взволнованном мяуканье проснувшегося кота.

*                                *                      *

Через два часа они продолжили путь. Сонэ шла впереди, с невинным видом помахивая тросточкой, Дорар плёлся следом, в одной руке сжимая извивающегося кота, а в другой зажав куклу, которая была вручена ему вместе с тонкой шалью девушки, так как ей, видите ли в такой одежде, стало жарко.

Что касается менестреля, то он на особую жару не жаловался и с удовольствием завернулся в шаль и предложенный синий платок, ранее служившим пелёнками для куклы. Изредка Дорар бросал осторожный взгляд на голову девицы, словно боялся потерять из виду драгоценные ленточки, доказывающие его… удивительный дар. Как они красивы, интересно на каких волосах они смотрелись бы лучше, на тёмных или на светлых?

Не хотелось ему признавать, что лишь на волосах его подруги, эти ленты смотрятся особенно здорово, просто не хотелось. Но всё же Дорар был немного благодарен ей за возникшее между ними чувство. Ведь именно это чувство, нет даже, именно она, Сонэ, помогла ему изобразить то, что он так хотел. Помогла ему стать великим художником…

А почему не  великим рисовальщиком? Мартин, открыл пять догматов, а он нарисовал живую картину без особой кисточки! Является ли он теперь избранным из касты творцов?
Дорар вздохнул. Все привилегии рисовальщика ему могла бы принести лишь вера, а её не было,… не было и всё.

- А вот и мой городок, - вдруг гордо сказала Сонэ, показывая куда-то вдаль, - Гарлендез, добро пожаловать! Пойдём скорее!

Сначала шансонье не понял, на что она указывала, а потом приоткрыл рот от удивления, когда увидел, что-то, что она ласково называла городком: перед ним возвышались два огромных дуба, в стволах, которых были прорублены дыры, такого размера, чтобы в них мог пролезть мужчина. Из одного дупла доносился какой-то приглушённый гул и по спине юноши быстро-быстро пробежал холодок.

- Что? Что это? – изумлённо спросил он, хлопая ресницами, - И что это за звуки?

- Это Гарлендез, город Земли и Корней, а звуки эти, это грохот механических топоров расширяющих границы моего города. Не бойся Гарлендез не большой, размером  с посёлок, но из-за своей оригинальности он по праву может называться городом, - ответила Сонэ с плохо скрытым триумфом, - Но не бойся это глушь и тут мало кто бывает…

И она, не давая художнику времени опомнится, подтащила его к одному из древ-великанов и с силой впихнула юношу в дупло.

Дорар сопротивляясь, задел локтём одну из стенок дуба и с отвращением обнаружил, что сердцевина дерева вымазана какой-то липкой мазью, видимо предотвращающей гниение. Фыркнув, он, попытался высунуть голову обратно на улицу, но Сонэ опять втолкнула его назад, дёрнула за какой-то рычаг, и волнистый пол провалился под ногами Дорара…

Сообщение отредактировал Леди Джоуль - 29.08.2007, 14:51