Часть третья: Время всякой вещи Опции

[Народ]

2632 год, месяц Броши.
Рунн. Монтристид.

          Дверь со скрипом открылась и факел осветил лицо узника, пребывающего во тьме. Ночь, последняя ночь перед казнью. Вошедший замер на пороге, вглядываясь в черты бывшего магистра Ордена Клинков Господних.
          - А, это ты. – Монбар говорил равнодушно. – Не ожидал. Зачем пришел?
          - Мне жаль, – глава Службы Имперской Безопасности закрепил факел на стене. – Право же, я не хотел, чтобы так все кончилось. Александр…
          - Ты предал меня, Этьен. – перебил его Андре. – И мне все равно по какой причине: боялся за себя, боялся за Империю, боялся за Императора с его короной. Теперь все кончено, и мне не нужны пустые извинения.
          - Имеешь право, – герцог Нортми кивнул. – Но я хотел спросить кое-что…
          - Пытки не развязали мне язык, - Андре рассмеялся. – И тебе я тоже ничего не скажу.
          - Монмиракль сожгли… но когда отыскали вход в его подземные ярусы, выяснилось, что дверь не открывается. Более того, ее не брали ни секиры, ни даже порох. Что за этой дверью, Андре? Я глава Службы Имперской Безопасности, я должен знать. Если это представляет какую-то угрозу Империи…
          Монбар какое-то время молчал. Затем внятно произнес:
          - Двенадцать. Двенадцать месяцев в году. Почему никто не задался вопросом? Две разбиты, осталось десять.
          - Да не месяцы считать нужно! – Этьен де Нортми вспылил. – Я мог бы вытащить тебя отсюда. Еще много «клинков» остается на свободе, мы могли бы списать это на их счет. Потом тебя бы переправили в Новую Иберию. У вас и там есть крепости, мне это известно.
          - Бессмысленно. – Монбар улыбнулся. – С Орденом покончено и мне предстоит взойти на костер. Мне уже все равно. Сотни лет Орден выполнял свою миссию, и если не нашлось никого, кто не поверил лжи, которую возвел на нас Император и его свора пресмыкающихся перед ним клириков, то пусть мир катится к чертям. Я ничего сказал и ничего не скажу, унеся тайну на тот свет. А ты сам найдешь разгадку, если сможешь.
         
2632 год, месяц Броши.
Рунн. Остров Сакрэ.


          По замыслу Александра сожжение должно было состояться на Сакрэ, прямо под окнами Императорского дворца. Простому люду не зачем было смотреть на смерть магистра, которому в тайне многие сочувствовали, а все остальные должны были впечатлиться «правосудием» по-императорски.
          К берегу острова причалила лодка значительно длиннее всех прочих, битком набитая вооруженными людьми. Инквизиторы стали выгружаться, сопровождая осужденного в последний путь. Процессию возглавлял монах с крестом в руках.
          Монбара грубо пихнули в спину, рассчитывая, что он упадет. Собрав последние силы, магистр лишь покачнулся, но устоял. Его, подхватив под руки, втащили на верх и стали привязывать к столбу.
          Костер сложили выше человеческого роста; главный палач и его подручные в красных кафтанах и с капюшонами на голове, с озабоченным видом людей, которым хочется выполнить свое дело как можно лучше, суетились вокруг, подравнивали сложенные дрова, готовили охапки хвороста про запас.
          - Сейчас вы предстанете перед лицом Господа, - раздался голос Первосвященника. - Признайтесь, пока еще не поздно, в ваших прегрешениях и покайтесь... В последний раз заклинаю вас!
          Монбар застыл на месте, обратив взор к небу. Придворные зашептались. Александр хранил молчание и улыбался. Наконец, он махнул рукой.
          Сразу с нескольких сторон к хворосту были поднесены факелы. Не смотря на сырой день, костер затрещал и взвился, сразу захватив магистра по пояс. По лицу Монбара прошла судорога, но он молчал.
          Подручные палача, расталкивая народ, хлопотали вокруг костра - кто бегом подносил поленья, кто ворошил уголья длинными железными крючьями.
          Пламя разгоралось, отбрасывая блики на лица собравшихся. Кому-то стало плохо, и он кинулся прочь. Император все также улыбался, а Монбар казалось бы не понимает, что происходит, ничего не чувствуя и не замечая.
          Но вдруг какая-то тень прошла по его лицу и магистр обвел глазами собравшихся.
          - Позор! Позор! - вскричал он. - Вы все видите, что гибнут невинные. Позор на всех вас! Господь Бог нас рассудит!
          Слова его были обращены ко всем и к каждому и беспощадно разили каждого. И так неодолима была сила этого голоса, что казалось, принадлежит он уже не человеку, а идет из нездешнего мира.
          - Первосвященник Сильвиус... Император Александр... не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий и воздается вам справедливая кара! Проклятие! Проклятие на ваш род!
          В ту же секунду пламя поглотило его целиком, заглушив последний крик. Веревки, удерживавшие тело, лопнули. Великий магистр рухнул в бушующий огонь, и из багровых языков пламени выступила поднятая рука.
          Все замерли в испуге. Александр более не улыбался, на красивом лице застыла ярость.
          - Почему ему позволили говорить? – прошипел он в ухо канцлеру, который испугано съежился рядом. – Вы ответите мне за это… Я должен был приказать вырвать им язык, а уж затем посылать их на костер.
          А костер догорал, и в воздухе повис страх.

2632 год, месяц Фибулы.
Рунн. Шенбрунн.
         

          В сокровищнице Ордена было много ценного и все это было доставлено во дворец к Александру. Император, помрачневший после казни, часами просиживал рядом с золотыми кубками, щитами и изумрудами. В очередной из дней, его там и застал глава Службы Имперской Безопасности.
          - Ваше Величество. Скорбная весть из Ауралона. Его Преосвященство Сильвиус умер.
          Александр не обернулся. Его взгляд был обращен на чашу. Простую чашу из глины, неизвестно как попавшую в сокровищницу, где все было драгоценным.
          - Полагаю, он отравлен.
          - Возможно. – Этьен кивнул. – Причину устанавливают. Курия собралась, говорят, что следующим Первосвященником станет кардинал Коссимо Эттини.
          - Хорошо. – Александр кивнул.
          - Я прикажу дегустировать подаваемую Вам еду, – сообщил Этьен. - Гвардия тоже удвоит бдительность.
          Никто не верил в проклятье Монбара.

Сообщение отредактировал Нортмер - 27.05.2008, 21:40

[Гусман-Мендес Бальтадера]

29 число месяца Ожерелья, 2637 год
Рунн. Королевский город и остров Сакрэ

        Чертова комета продолжала гореть на небесах… Кометы – вестники несчастий и бедствий, вряд ли можно ожидать что-то хорошее от кометы.
        Пробуждению всегда сопутствовали отвратительные сны и не менее мерзкий привкус во рту. Он вытер намокший лоб и налил себе вина. Доктора говорили не пить вина, но он ибериец, черт возьми, поэтому в преисподнюю докторов, тем более это все бесполезно…
        Солнечная Иберия снилась ему реже, чем комета. Это был хороший сон. Солнце там – дожди здесь. По окну снова колотили капли, где-то далеко громыхнуло. Сколько сейчас времени? В полумраке он не видел часов.
        Они никак не привыкнет к Рунну, слишком большая разница. Это раздражало. Он стал сентиментальным – а это признак старости, жизни на излете, скорого и неотвратимого конца. Иногда ему снилось прошлое – кони, порох и шпаги, танцующая Соледад, вино, песок… Все ушло вместе с молодостью.
        У него больная печень – сказали ему доктора. И он умрет самое большее через полгода. Нет, он не боялся смерти, он никогда не был трусом – это могло случиться тысячи раз до того. Но умирать в постели было унизительно, а, кроме того, он так хотел вернуться перед смертью в Иберию. Значит не судьба. Он напишет детям и жене, хорошо, что она не увидит его агонии.
        Он стар и устал. За последние четыре года столько всего произошло. Необходимо завершить начатое. Еще очень многое предстоит сделать. Никто не должен догадываться, что граф Бальтадера не доживет до следующей весны…
        Долг – вот что имело значение. Обязательства, которые он взял на себя, необходимо выполнить. Империя значила гораздо больше, чем судьба какого-то иберийского графа. Раздираемая на части амбициями глав великих домов, она нуждалась в покое. Война сжигала все – в адском пламени горели люди, армии, деньги…Больше четырех лет прошло со дня воцарения Императора Константина и за это время многое изменилось. Хорошее, плохое – часть ответственности лежит на плечах графа Бальтадера. Он не позволит разорвать Империю на части. С мятежом необходимо было покончить, а Евгений был сильным противником, но, подняв восстание, Флавио ступили на дорогу ведущую к поражению. И у той и у другой стороны таяли силы – огромное богатство Иберии растратилось довольно быстро, имперская казна пустела, флавийцы привлекали на свою сторону все более диковинные народы, не в силах противостоять численному перевесу противника. Все решится следующей весной, когда Катена, собрав все силы в единый кулак, ударит через Транские горы прямо на Флавию. С мятежом будет покончено – но графу Бальтадера этого уже не увидеть.
        Светало. Сегодняшний день был трудным – аудиенция у Императора, очередное совещание с министрами Его Величества, необходимо поговорить также с одним гостем, который настойчиво ищет встречи. Что ж, пусть будет так.
        Он позвонил, вызывая слугу. Одежда, завтрак, вскоре подали карету. До парома было совсем недалеко, но лучше ездить в карете – в городе неспокойно, и он не собирался нарваться на очередного дурака. Да, его не любили здесь – это очевидно. Не любили и даже не боялись, а презирали – за то, что он был иберийцем и за то, что старался обходиться с ними помягче. Вот Черного герцога – побаивались, уж слишком мрачным казалось его ведомство и темные стены Монтристида, навевавшие страх. Черт возьми, проклятый Нортми наворотил таких дел, с которыми он до сих пор не разберется, а его считают чуть ли не святым мучеником. Гусман чуть не лопался от ярости в самые первые месяцы, когда вскрылись все факты предыдущего царствования – помощь коннлантцам, сожженное здание Службы Имперской Безопасности, где сгорели многие важные бумаги, неразбериха в Скифии – тайные общества, сепаратисты, какая-то чертовщина. Ни черта было не ясно. И они еще говорили о чести Нортми! Какая честь могла быть у человека, который обманывал своего сюзерена, покрывал мятежников, оказывал помощь сепаратистам? Вся эта семейка… Он разогнал их всех, несмотря на сопротивление двора. Но разве вернешь то, что уже утрачено? Единство Империи было изрядно подточено за предыдущие годы.
        Они оказались у паромной переправы. Вольтурна была затянута туманом – явный признак скорой осени. Вода казалась черной, а небеса были затянуты тучами. Показался дворец.
        Человек, побывавший здесь в царствование Александра, затем пропутешествовавший все эти года и только сейчас вернувшийся, нашел бы Шенбрунн изменившимся до основания. Константин XIII, близнец своего распутного брата, был императором-монахом – хоть и свободным от обетов, но все же монахом. Картины с голыми красотками, которые украшали стены в предыдущее царствование, Император передал в дар Руннскому Университету, а сам приказал нарисовать новые – демонстрирующие героические деяния своих предков и различные чудеса, совершаемые почитаемыми святыми. Нет, это не тот дворец. Заря нового царствования обещала благополучие для детей божьих, так почему же все так плохо?
        - Иньиго! – капитан императорской стражи был здесь. – Рад видеть.
        - Вас тоже, граф. Вы к его Величеству? – Орбатура приходился ему чем-то вроде троюродного племянника. Но здесь он был по другой причине.
        - Разумеется. Придется мне побеспокоить его. Чем он занят?
        - Молится, – в темных глазах светилось что-то вроде уважения. – Как и Императрица. Святым Калену и Кире, о даровании наследника.
        - Об этом стоит молиться каждому из нас, – грустно произнес граф Бальтадера. Наследник бы покончил с притязаниями флавийской девки. Но, увы, четырехлетний брачный союз пока так ни к чему и не привел. Впрочем, у Александра тоже не было детей, даже бастардов, что удивительно при его образе жизни.
        - Подождем, – сказал он. Орбатура промолчал. Этот человек, казалось, был сделан из стали. Ничего кроме долга. Настоящий ибериец.
        - Какие-то новости от братьев? – спросил он. Братья Иньиго сражались на Востоке.
        - Да, Хорхе написал мне. Он участвовал во взятии Гарденштруммеля. Одним из первых ворвался в город, когда стена была разрушена.
        - Гарденштруммель, значит. – Бальтадера улыбнулся. – Он герой. Эта крепость защищала внутреннюю Полонию, Варцлава теперь беззащитна и думаю, до того как ляжет снег, столица будет взята. Может быть, он заслуживает ордена, твой брат?
        - Об этом пусть решает его командир, граф, – учтиво склонил голову капитан. – Похоже, служба закончилась. Я скажу Императору, что Вы ждете его в комнате для аудиенций.
        - Благодарю, – он отправился туда. Небольшая комнатка, полная книг, ваз и прочего дворцового барахла.
        - Ваше Величество, - он поклонился, хотя в какой-то момент, ему показалось, что пол и потолок поменялись местами. Пришлось быстро сесть, на лбу выступила испарина. Он выдавил самую любезную улыбку, которую смог, но, похоже, Император что-то заметил.
        - Вы больны? – Константин выглядел встревоженным.
        - Нет, что Вы. – Бальтадера достал бумаги. – Плохо спал. Этот дождь…
        - Понятно…
        - Ваше Величество должно знать о событиях, произошедших в Империи. Начнем… В целом все идет по нашим планам. Катена начал подготовку зимних квартир, мы также переместили все войска, некогда бывшие в Коннланте на брамерско-полонскую границу. Разрабатываются окончательные детали плана удара по мятежникам – в то время как флот блокирует Аластор с моря, две армии – одна из Ауралона, другая из Остаррики, начнут методичную осаду. После того как Полония падет, третья армия двинется на Вышеград, наконец, четвертая армия блокирует все пути из Леванта во Флавию, отрезая мятежников от возможных подкреплений.
        - Замечательно. – Константин склонился над картами. – Что будет дальше?
        - После подавления мятежа? – Бальтадера достал бумагу. – Если Евгений сдастся, то ему стоит сохранить жизнь, но отправить в ссылку куда-нибудь на острова, подальше. Санта-Хелена вполне подойдет. Лианна вернется в свой монастырь… Другие участники отделаются лишением титулов. Новых наместников стоит назначить из местных же семей, тех, кто сохранил нейтралитет. Возможно, сопротивление в других провинциях продолжится чуть дольше, но торговая блокада принудит их к сотрудничеству…
        - Что ж. – Константин кивнул. – Пусть будет так. Какие еще новости?
        - Его Святейшество тяжело болен, но передает Вам свои благословения. – Бальтадера перекладывал бумаги.
        - Бонифация жаль, он был верным слугой Церкви и Нашим другом. Кого курия изберет на этот раз?
        - Они колеблются между кардиналом Барны Теодорусом и сантэтом Никонианцев Гордеусом.
        - Жаль, что мы потеряли Конарэ де Руиза, ему бы подошла тиара. Или сантэту Фабиусу… Увы, служители Церкви тоже смертны, как и все люди. Что еще?
        - Сущие мелочи, граф Эйхоорде покинул Коннлант, в Скифии появился очередной манифест «Отврата», в котором он объявляет, что Империю нужно уничтожить, так… вроде больше ничего…
        - Благодарю. – Константин встал. – Вы многое сделали для Империи, граф.
        - Я всего лишь верный слуга трона, Ваше Величество, – он тоже поднялся. – Прошу меня простить, неотложные дела ждут.
        - Конечно, - Император отпустил его. Снова бесконечные коридоры, паром, темная вода… Правительство находилось на другом берегу реки и сейчас белые стены манили к себе, отражались на водной глади… Берег, карета, все это время он словно находился в забытьи. Чашечка кавы определенно взбодрила его, но окончательно он пришел в себя уже в окружении министров. Счастье, что оглашать повестку предстояло канцлеру.
        - К настоящему моменту, общий доход от косвенных налогов… - монотонно читал дражайший Альфред, пока граф Бальтадера собирал все силы, чтобы сконцентрироваться на происходящем. О, любезный Барна – пожалуй, единственный, кто ничего не потерял за прошедшие четыре года, а лишь приобрел. Красный герцог сейчас являлся самым богатым среди остальных глав семей. Эту индюшку имело смысл ощипать, но пока не было возможности. Вот когда они покончат с Евгением, настает черед непотопляемого канцлера. Удивительно, как долго Барна могли сохранять свою власть – учитывая все смены режимов, гражданские войны, восстания. Эта семья разрасталась, словно опухоль, и захватывала все больше и больше. Если бы Константин не был сыном Екатерины Барна, с Альфредом было бы уже покончено.
        - Интендант его Императорского Величества не согласился с вами… - раздался резкий голос. О, это граф Сен-Арто. Если есть в Рунне человек, которого ненавидят больше всего – так это милейший Анжель Аллон, внук скорняка, взобравшийся на самый верх. Как ибериец, Бальтадера презирал выскочку, но он был полезен, поэтому как Первый Имперский Секретарь, он всячески защищал новоиспеченного графа. Он и герцог Анфра – единственные сторонники Иберии в центральных провинциях, если не считать несколько мелких графских семейств.
        - Суть налогообложения в том… - перепалка продолжалась. Да, казна пустела, хотя в этом году им удалось свести концы с концами. Аллон был финансовым гением по части выжимания денег из всего, что только попадалось ему на глаза. Он урезал содержание Императорского двора и ввел новые законы против роскоши, впрочем, Константин был только за. Труднее было его уговорить на новый налог с членов ремесленных цехов и купеческих гильдий, который те назвали «обычным грабежом» и долго против него протестовали. Граф Сен-Арто заставил чиновников вновь денежно подтвердить выкупленные ими должности по случаю нового царствования, что, конечно же, вызвало бурю возмущения против нового правительства, но зато удержало государство от финансового краха.
        - Наше положение таково, что средства выбирать не приходится… - Морис де Анфра. Анфра всегда были близки к Иберо, и они желали вступить в брак с родом Динштайнов. Разумеется, они желали возвыситься, и теперь их желание сбылось. Волна вознесла дельфинов высоко, к самым вершинам власти. Бальтадера мог рассчитывать на их преданность, ведь без него они бы так и оставались вассалами Конарэ – теперь Анфра это герцогская фамилия, наравне с теми же Барна. Сын Мориса – комендант Рунна, сумевший положить конец беспорядкам и погромам.
        Когда Бальтадера только пришел к власти откровенцы и экклесиаты готовы были вцепиться друг другу в горло и начать новую религиозную войну. Фанатики вроде Динштайна требовали немедленно объявить еретиков вне закона, однако те составляли почти пятую часть всего населения Империи, и преследовать их было крайне неразумно. О чем он и заявил разъяренному герцогу Остаррикскому. Разумеется, откровенцев необходимо было убрать со всех важнейших государственных должностей и ликвидировать все их военные крепости, которые оставались в их руках согласно подписанному после завершения войны договору. Оставалась еще проблема Коннланта, но там все было сложнее, чем просто религиозные противоречия.
        Умеренность -  вот что стало девизом нового правительства. Им нужна была единая Империя, поэтому все фанатики, сепаратисты, заговорщики должны были умолкнуть, либо быть уничтоженными. Динштайна заняли флавийской проблемой, особо рьяным откровенцам разрешили создать независимое поселение в Новом Свете, так что в остальной Империи все было спокойно.
        Что касается Коннланта, то урегулирование всех противоречий может потребовать жизни не одного поколения. К счастью, после вывода войск и признания фактической автономии провинция чуток успокоилась. После того, как будет покончено с флавийцами, можно будет вернуться к обсуждению прав бывших гезов, празднующих сейчас свой триумф. Экеена необходимо будет убрать, затем можно сыграть на противоречиях между знатью и купеческой верхушкой, что-то пообещать низам. Оружием ничего не решить, но дипломатия способна творить чудеса.
        Он иногда забывал, что все это предстоит делать не ему. Как жаль, но стоит оставить еще не выбранному приемнику подробные инструкции, объяснить, в чем суть управления такой сложнейшей вещью как Империя…
        Совещание закончилось, время было уже далеко за полдень. Нужно было возвращаться домой, благо его ждали. Необычный гость, но ценный теми сведениями, которыми он регулярно снабжал Первого Императорского Секретаря.
        - Мой друг, – брат Октавий как всегда сидел в кресле напротив окна.
        - Что у вас на это раз? – спросил граф Бальтадера, опускаясь в точно такое же кресло напротив.
        - У меня есть к вам один вопрос. – Октавий сложил свои длинные паучьи пальцы домиком.
        Фактический глава Ордена Игнитиссов. Говорят, Фабиус его пророчил в свои приемники, выделяя среди прочих. Однако Господь решил иначе, и Октавию пришлось исполнять обязанности сантэта раньше, чем задумывалось. Какой, однако, необычный случай – говорят, Фабиус был один, в церкви, когда к нему явился призрак Черного Герцога, жаждущий мщения. Беднягу хватил удар, и единственное, что он смог сказать после – так это объяснить, что ему привиделось. Бальтадера разумеется не верил в призраков – в них верят лишь суеверные крестьян и впечатлительные дамы преклонного возраста. Просто всем положен свой срок – и пришло время могущественного сантэта, а уж что ему привиделось на пороге смерти, так то на его совести. Но он не умер, а был лишь парализован, впрочем, похоже, небеса скоро получат его душу и Октавий станет главой Ордена.
        - Я слушаю, – он плеснул себе в бокал иберийского.
        - Это крайне важно, – похоже монах волновался. – Что случилось с вещами кардинала Руиза после его смерти? Если точнее, то меня волнует его коллекция древностей.
        Кардинал Руннский – еще одна странная смерть. После расправы с Орденом Клинков началась целая эпидемия необычных происшествий, каждая из которых заканчивалась гибелью какой-либо важной персоны. Никто так и не смог ответить, как в покоях кардинала оказался целый выводок смертоносных скорпионов…
        - Кажется, там не было ничего ценного, – сказал граф Бальтадера. – Какой-то ветхий мусор, произведения глубокой варварской старины. Они никому не были нужны, поэтому их отдали в коллекцию Руннского Университета.
        - Вы уверены? – спросил Октавий. – Речь буквально о жизни и смерти.
        Бальтадера рассмеялся.
        - Да, спросите магистра Алехандро Алэа, он должен знать, где они сейчас. Друг мой, с чего это вас охватила такая страсть к истории?
        - Неважно, – будущий сантэт потер виски. – Как прошел ваш день?
        - Отлично, я представил Императору планы Генерального Штаба, все утверждено, – ответил он. – Все будет хорошо, мы подавим мятеж.
        - Вы не боитесь, что если Лианне оставят жизнь, история с мятежом может повториться? Ее могут попытаться выкрасть.
        - Монастырь будет тщательно охраняться, – успокоил его Бальтадера. – А, кроме того, Лианна и Евгений проживут долго… достаточное время, чтобы все могли убедиться, что мы милосердны, и прощаем своих врагов. Затем они умрут – тихо, в безвестности. Спокойная и достойная смерть.
        - Разумно, – одобрил Октавий. – А наш договор насчет Йохана ван Экеена остается в силе?
        - Да. – Бальтадера налил второй бокал. – Но это должен быть коннлантец. Какой-нибудь фанатик, пусть даже безумец, у которого будет свой мотив. Никто не должен подумать на нас. Альфред, Рой, Динштайн – все они умрут. Империя важнее всего. Но Аллона мы казним сами, толпе понравится, когда ему отрубят голову.
        - Прощайте, граф. – Октавий открыл тайный подземный ход. – Думаю, мы вскоре снова встретимся.
        - Всегда рад поговорить, – он проводил его взглядом. Хитрец, но ему нужно тоже, что и графу Бальтадера, поэтому они смогли договориться. Власть игнитиссов растет, по всей Империи раскинулась сеть их учебных заведений, в которых могут учиться как и благородные, так и простолюдины. Их растят в послушании и благоговении пред священной властью Церкви и Императора.
        Он прилег, хотелось спать – и граф Бальтадера задремал. И снова эта комета на небе… Кометы – вестники несчастий и бедствий, вряд ли можно ожидать что-то хорошее от кометы…

Сообщение отредактировал Нортмер - 24.05.2008, 14:33