Глава пятая. Пламя Зари. Опции

[Kevin]

В бой!

[Алек Рошель]

17 день месяца Домоседства. Тил.

  Водомерка оставляла на застывшей глади лесного озера едва заметные разводы. С берега за ней задумчиво наблюдал мальчик. На вид ему было лет шесть, может быть, семь – за последний год Алек сильно вытянулся. Растрепанные волосы, явно имевшие такой вид не оттого, что их редко одарял своим вниманием гребень, но от природной непокорности. Слегка чумазая мордашка, наводившая стороннего наблюдателя на мысли, что от этого ребенка можно ожидать какой-нибудь каверзы. Одежда, новая, но уже носившая на себе следы знакомства с густой травой и корой деревьев. Облик обыкновенного малолетнего сорванца разрушали глаза: блестящие и искристые, в минуты задумчивости они менялись, становясь глазами существа вне возраста и вне времени, словно сползал краешек маски, обнажая что-то невообразимо чужое, отличное от человека. Природную силу, равно безразличную к добру и злу. Именно такие глаза сейчас и наблюдали неторопливым скольжением водомерки. Та, будто почувствовав на себе чужой взгляд, на миг замерла, рванулась и исчезла в прибрежных зарослях.
  Алек с грустью вздохнул – и вернулся из мира воспоминаний, где солнце светило куда ярче, все были живы, а война казалась лишь далекой волнующей сказкой, к реальности. Поискал глазами другую водную живность, но та, верно ощутив недоброе, разбежалась и попряталась. И правильно! Алек ненавидел водомерок с того самого дня, когда хищно-красивый корабль принес смерть в его дом. Правда, убивать их не стал бы: слишком мелко и бессмысленно.
  Нужно было покидать спокойный, сонный берег и возвращаться туда, где во множестве кишат люди, о чем-то споря, за что-то сражаясь, любя и ненавидя. Глупые, они не понимают, насколько все вокруг переменчиво, и при этом – неизменно. Мальчик не глядя провел рукой над землей, и травинки начали сплетаться в замысловатый узор.
Эти стебли умрут много раньше большинства тех, кто сейчас ходит по лесу. Умрут, падут на землю, возродятся снова… Это произойдет десятки раз, прежде чем умрет тот парень, что сейчас прошел мимо зарослей, и бесконечное количество раз – после. Корни трав впитают тлен, в который обратится человеческое тело, сделают его счастью листьев, которые сжует кролик. А потом какой-нибудь охотник, добывая себе обед, стрелой оборвет бег ушастого, и то, что когда-то было частью человеческого существа, завершит круговорот, обретя новую жизнь, невесть какую по счету. Пройдут тысячи лет, умрут боль, ненависть, страх, что терзают ныне живущих, забудется любовь, смолкнут песни, великие империи вознесутся, сорвутся в бездну, вновь возродятся – и снова исчезнут, но великий кругооборот жизни не остановится ни на миг. Земля никого не осуждает, ни о ком не сожалеет, жизнь на мгновение придает ее частям иллюзию воли и вечности, но смерть – разрушает миражи и возвращает все на свои места. Так было и так будет…
  Алек вздрогнул, очнувшись. Последнее время, стоило только задуматься, как в голову тут же начинали лезть всякие мысли, холодные и равнодушные – словно высеченные из камня. Плохо…
Мальчик перевел взгляд на замысловатый узор, сплетенный из трав: картинка изображала плывущие по водной глади корабли и была столь реалистична, что можно было различить лица моряков, работающих на снастях и фигурку самого Алека, пристроившегося у рулевого колеса. Красиво и сложно. Раньше ему понадобились бы часы концентрации, чтобы создать что-либо подобное, но чем дальше – тем быстрее сила откликалась на зов, и послушнее становился окружающий мир. И тем чаще приходили чужие мысли. Но чувствовать себя сильным Алеку нравилось. Будь он сильным ТОГДА – его родители были бы живы. Один жест – и стебли расплелись, вернули свой обычный облик. Мальчик легко проскользнул сквозь кустарник и направился туда, откуда доносился шум людских голосов.
  Вокруг было на что поглазеть: казалось, леса Полумесяца сейчас вмещали весь мир. Рядом с лаконцами в потрепанных, но все еще роскошных одеждах можно было увидеть не слишком уютно чувствующих себя среди могучих стволов лирийцев. Редко, но можно было заметить черно-белые одеяния жителей Империи тысячи островов. То тут, то там зелеными тенями мелькали дружинники князя, следя за тем, чтобы вчерашние враги не нарушали законов гостеприимства. На глазах мальчика сторнийский моряк и оруженосец лаконского рыцаря затеяли ссору, постепенно перешедшую в драку. Но как только в руках мужчин появились кинжалы, раздался легкий свист, и в дерево над их головами вонзилась стрела. Выпустивший ее лесовик подождал немного, проверяя, дошел ли до спорщиков намек, после чего вновь исчез среди деревьев. Алек ухмыльнулся: за то время, что мужчины дрались, он успел прорастить сквозь прорехи в брошенных натраву плащах несколько десятков побегов ивы, которые намертво сплелись, «пришив» ткань к земле. Так что если владельцы не хотят превратить плащи в бесформенные обрывки, то их ждут очень интересные полчаса. Но это ничего: Нико как-то говорил, что лучше всего успокаивают игра на гитаре и несложная однообразная работа.
Впрочем, нынешний лес был далек от покоя: повсюду бурлило людское море, слышались разговоры, выкрики, ржание, звон стали, треск огня и удары топора. На немногочисленных просторных полянах упражнялись всадники, у реки обосновались кузнецы, подновляя старое и выковывая новое оружие. Со стуком сталкивались учебные деревянные мечи, с шелестом покидала ножны настоящая сталь, свистели стрелы, превращая мишени в ежей. Кто-то катал бочонок, судя по звукам – содержащий в себе кольчугу и песок, по соседству, ни мало не обеспокоенный грохотом, лесовик с ловкостью прилаживал к заготовкам оперение, откладывая новенькие стрелы в сторону.
Лес был полон людей, и эти люди готовились к очередной битве. Не было ни ощущения торжественности момента, ни подавленности, ни восторга, ни даже страха: для большинства здесь война превратилась из события в работу - тяжелую, грязную, но такую же нужную, как работа пахаря или плотника. И если завтра кто-либо из них не вернется, то остальные – поднимут кубок в память о павшем, принесут жертвы богам, но наследующий день – уже и не вспомнят о павшем товарище. На войне быстро обретаешь друзей, столь же быстро теряешь, а уж забываешь – так и вовсе молниеносно. Это правильно: иначе человек не мог бы выносить весь ужас происходящего и не сойти с ума. И лишь внутри живет вина, словно этим забвением ты убиваешь уже мертвого еще раз. Скоро вся эта людская масса стронется с места и выплеснется из тесноты лесов на простор лаконской равнины. А он сам – отправится на настоящем корабле по водам Салерны, мимо сожженных деревень и обезлюдевших городов – к океану. И по его водам - еще дальше: туда, где из неспокойного зимнего моря высятся обрывистые берега Сторна, где, словно обелиск над могилой, возвышается над бесчисленными переплетениями подземных переходов Цитадель. И если судьба будет благосклонна к тем, кто окажется на кораблях, они смогут нанести удар – один единственный, второго шанса не будет. И тогда что-то закончится, безвозвратно канув в глубины прошлого, а что-то – начнется.
  Мальчик чувствовал день ото дня, час от часа прибывающую силу, словно кто-то безликий, могучий и бесстрастный сбирал свою мощь в кулак, вливая и вливая ее в тщедушное детское тело. И там, в невообразимых далях, эта сила выплеснется наружу. Алек боялся этого мига как огня, но и жаждал тоже. Пока сила лежит под спудом, сжатая и неиспользованная она ярмом давит на шею, но, вырвавшись, возносит к вершинам, подобно крыльям.
  Среди деревьев мелькнула знакомая фигура – Нико! Алек шагнул было вперед, но сдержался. Поговорить с другом и опекуном страсть как хотелось, но мальчик опасался. Что не сумеет удержать в себе все наболевшее и выложит графу то, чего тому знать
не следовало. Рикард говорил, что Нико – убийца, и Алек это допускал вполне: сторниец был слишком хорошим лжецом, чтобы говорить неправду – но наверняка извратил истину так, чтобы посильнее ранить. Он поговорит с Нико позже, когда корабли окажется в океане и никакая сила не сможет остановить их бег. В одном Шарк прав как никогда – нельзя давать собственной доброте мешать делать то, что должно.
  Граф хороший, очень добрый и справедливый, и потому, узнав, что все Маги могут не вернуться из похода, может попытаться помешать. Если это случится,… им придется остановить Нико, не дать ему вмешаться.
  Значит, сейчас возвращаться в комнаты нельзя. Тогда чем бы заняться? Обратно к озеру идти не хотелось, зато на реке наверное уже готовят к отплытию такие хрупкие на вид, но при этом такие красивые и быстрые, «рыбы-меч». Туда, что ли, пойти? Вдруг ему позволят самому выбрать себе каюту или даже постоять у штурвала? Вот здорово будет…