Навеяно неначавшейся Игрой Опции

[Модо]

Народ, предупреждаю, я такой же поэт, как Кевин - брат милосердия. Но чего уж там...

Вот это - самое раннее... Явление Страда.
Верная шпага и стиль «элегант»,
И два крыла за спиною.
Выступил в круг государь-дуэлянт:
«Ну, кто поспорит со мною?
Я отвергаю ваш древний закон,
Вас отвергаю как судей;
Ведь короля назовут королем,
Коль других принцев не будет».
Встал северянин, повадками волк:
«Кто ты – грозить нам расправой?
Вряд ли из девки твоей выйдет толк,
С нами же – древнее право!»
«Древнее – дряхлое!», - щеголь сказал, -
«Вечного нету на свете.
То, что тебе твой отец передал,
Вряд ли поймут твои дети…
Впрочем, пустое! У вас один путь:
Императрице присяга.
Или родился уже кто-нибудь,
Кто меня ближе со шпагой?»
Все присягнули, лишь северный лорд
Вышел, не хлопнув дверями.
Был он безжалостен, честен и горд,
И не спешил с козырями…


Далее - снова Страд. Порождено вопросом Всадника о его мотивах.

Зачем? Какой простой вопрос…
Зачем я прорываюсь к трону?
Ведь быть не может, чтоб всерьез
Я пожелал себе корону.
Зачем мне власть? К чему мне лесть,
И липкий шепоток придворных,
И вечно тлеющая месть
Потомков чересчур упорных?
И тошнотворный фимиам,
И неподьемный свод приличий,
И спешно выстроенный храм
В честь незаслуженных отличий?
Зачем? Вопросом задаюсь,
Какой мне прок в ярме на шее?
Но вверх и вверх все так же рвусь…
Ну… может, чуточку мрачнее…


Вот это - после разговора с Фионой о происхождении Фьеров.

Уходил, надежды полный;
Крепким килем резал волны
Под узором белых молний.
Как давно…
Красной птицей вьется пламя.
Чарочкой друзей помянем;
Сами живы, сыты, пьяны.
Что еще?
Шпаги из холодной стали
К нашим шкурам опоздали,
Нас на месте не застали…
Поищи!
Утром девочка под боком
Прослезилась ненароком –
На нее – суровым оком:
«Не пищи!».
В золоте и белых шрамах,
Поперек ветров упрямых,
Наносящих соль на раны,
В дом родной.
Едким дымом, горьким ядом:
«Прекрати! Уйди! Не надо!
Здесь тебе давно не рады,
Пес морской!»
Черным жерлом пистолета
Целься ровно на монету
Вниз от обода берета,
И – стреляй.
Умереть, уснуть, забыться,
Мира пересечь границу…
«Здесь лежит пират, убийца,
Негодяй».


Ну а вот это с игрой связано чисто вдоховительно... "Имперский дух", как бы...

Мы шли. На север, на восход,
На прапорах неся орлов,
И пирамидами голов
Мы метили свои тихий ход.
Хундсфельдов было штуки три,
А пепелища не считали,
Ну а на то, что мы украли,
Сходи в музеи, посмотри.
Под золотым крылом орла
Мы прошагали четверть мира,
И алтари чужих кумиров
Палили всюду мы дотла.
Мы шли. Весь этот белый свет
Мы созерцали сквозь забрала;
И властный окрик генерала
Нам ветхий заменял завет.
В сырых и сумрачных лесах
Мы варварам рога ломали,
А их вождей мы оставляли
На прокормленье здешним псам.
Ну а когда уперлись мы
В железный строй иной державы,
Убереглись мы от расправы
Посредством только лишь зимы.
А дальше – дальше мы восстали.
Но… видно, был недобрый час.
По всей стране ловили нас
И вдоль дороги распинали.
Ну что ж, сейчас и мне на крест…
Ну, друг, спасибо за вниманье,
Ты проявляешь пониманье,
А где-то даже интерес.
Упомяни меня в записках,
Что пополняешь ты сейчас.
Да, друг, похоже, что для нас
Путь до потомков будет близок.

[Модо]

Шабаш. Явно навеянно паном Анджеем...

Матовой серебряной монетой
Над горою вновь луна зависла.
Тишина. Ведь в ночку вроде этой
Не услышишь баб крестьянских визга.
Эта ночь – не просто ночь. Послушай!
Эта ночь – для Дам и кавалеров.
В эту ночь мы оголяем души –
Эротичней, чем нагое тело.
И во славу Тройственной богини
Взявшись за руки, мы танцевали.
И пускай весь миг сейчас погибнет –
Может быть, о том мы и мечтали…
Но клинок в руке – орудие Смерти –
Ради Жизни о скалу сломаю,
И в мотив войдут аплодисменты…
Боги… наконец-то понимаю…
Кто-то пел под переливы рога…
Засмеявшись громко и победно,
Та, ради кого оставил Бога,
Рыжая, какой должна быть ведьма,
В сторону от хора увлекает.
Праздник Жизни! На алтарь Богини
Я возлягу, как она желает.
Камень – что пуховая перина.
Не под клык друидского кинжала –
Для любви под выцветшей луною
Я на алтаре. Так пожелала
Та, что ныне стала мне женою.
Утоплю в болоте я распятье
И уйду вслед за своей любовью…
Дети Монсегюра – мои братья;
Magna Mater стала мне свекровью.