Прозаическая дуэль Аскель VS Сьюзен Сто Гелитская Опции

[Роксана]

Стандартная дуэль на три раунда.
Срок две недели на один раунд.
Я оцениваю по ходу дуэли.
Любые пожелания рассмотрю и учту.
Удачи, господа.

Поехали.

Тема:
Параллельные миры
Доп. условий нет.
Срок: по 16 декабря 2011г.

Сообщение отредактировал Роксана - 02.12.2011, 10:39

[Сьюзен Сто Гелитская]

Однажды Художник заключил контракт с наядой на весьма выгодных условиях. Она обещала вечную жизнь и себя в придачу за самую прелестную фреску, какую только может нарисовать смертный. Она указала ему грот, в которой он мог создать свой последний шедевр, и назначила сроком четыре года, по истечении которых он стал бы бессмертным Морским Королем.
Художник был молод и талантлив. Не один храм он расписал за свои двадцать лет, не один портрет  знатных семейств вышел из-под его кисти. И, подстегнутый обещанием власти и новой, бесконечно долгой, жизни, он написал подлинный шедевр всего за три с половиной года.
Иногда его посещали сомнения, не обманет ли его Морская Принцесса. Способны ли наяды держать обещания?  Она даже никогда не показывалась ему на глаза, ее голос всегда звучал лишь в его голове. 
В любом случае, пути назад у него больше не было. В гроте было слишком влажно, и Художнику пришлось продать свой дом, чтобы купить зачарованные краски, которым сырость нипочем, и магические артефакты, чтобы штукатурка вела себя так же, как и в построенных вдали от моря храмах. Сначала его продолжали звать написать портрет короля, или даже бога, но он был слишком углублен в свое новое детище, так что вскоре его оставили в покое. У света плохая память, и покой этот не нарушился бы никогда.
Итак, наш Художник завершил свой труд и, надо признаться, в нем он превзошел самих богов. Он вложил в него все свое мастерство, но вот душу… Душу он приберег для себя. И не было в той фреске огня, не было полета, не было текучего и обжигающего, будто лава, вдохновения. В ней не было этого, как и в других его творениях, и все же она была прекрасна. Мир не видел столь мастерского сочетания красок, столь совершенных линий – и все это было предназначено одной-единственной наяде.
Настал день, когда Морская Принцесса обещала выйти из воды и посмотреть на фреску. Художник стоял и ждал спиной к входу в грот.
Влажное шлепанье по каменному полу возвестило о ее прибытии. Она тяжело тащила свое длинное неповоротливое тело, опираясь на руки. Когда она поднималась по грубым ступеням, хрустнули ломающиеся ногти. С длинных нечесанных волос лилась вода.
Художник обернулся и с трудом подавил крик отвращения – он, живший среди произведений искусства, никогда не видел столь отвратительного зрелища. Он сосредоточился на созерцании фрески, стараясь не думать о застывшей позади него наяде и о том, что он, возможно… Нет, не может такого быть! Он так молод и красив, он не превратится в разбухшее чудовище!
Она заговорила, когда вонь рыбы и гнилых водорослей стала невыносимой.
-- Хорошо…
Художник представил себе, как полилась вода из ее рта, и содрогнулся.
-- Хорошо… -- повторила она, и холодная, холодная, ледяная, словно свежепойманная рыба, рука легла ему на плечо. – Так и быть, я дам тебе бессмертие… -- Художник с трудом разбирал слова в этих булькающих звуках.
-- Или дам кое-что другое… Да, я покажу тебе кое-что…
Из горла Художника вырвался протяжный вопль, когда чары, закреплявшие краски на штукатурке, начали расплетаться сами собой. Он рванулся к своему творению, своему ребенку, своему смыслу жизни, своему билету в вечность – и замер.
Было нечто притягательное в том, как плыли и смешивались краски, как изящно очерченные формы теряли свои очертания. Разрушение дало фреске то пламя, что никогда не кипело в Художнике, ту случайность, ту эйфорию, тот полет,  то вдохновение.
Что может сравниться с чувствами творца, уничтожающего собственное детище? Что может придать шедевру дополнительную нотку мимолетности, так притягивающую зрителя, как не разрушение? А гибель самого творца придаст ему еще больше остроты, больше пикантности,  больше… величия?
Он плеснул во фреску растворителем и зажал уши от пронзительного визга наяды. Она раздирала ногтями грудь, выгибалась в экстазе – и смотрела, как Художник нашаривает длинный изогнутый кинжал, распарывает им тонкую ткань рубашки, прижимает ледяное лезвие к низу живота.
Что предпочесть  – бессмертие или совершенное искусство умирания?
Внутренности мягко сопротивляются проникновению, пульсирующая боль заполняет все существо, но рука Художника тверда. Сначала он ведет лезвие влево, затем вверх, вниз, вправо, и, наконец, возвращает нож в середину звездоподобной раны. Тело кажется тяжелым и неповоротливым, от запаха крови и ввинчивающегося в уши визга наяды кружится голова. Он продолжает медленно проворачивать лезвие, чтобы насладиться каждым мгновением финальной эйфории, каждой капелькой крови – и созерцает фреску, стараясь впитать ее лихорадочно блестящими глазами, мокрым от пота и крови телом, напряженно работающим разумом. Запомнить, проанализировать, и сохранить навеки в душе. Разрушение заходит так далеко, что даже создатель не может разобрать, что было изображено на ней.
Художник падает лицом вниз, все еще сжимая скользкими пальцами рукоять ножа, выгибая из последних сил шею, чтобы до последнего мига видеть, осознавать, что происходит с фреской, как играет с ней слепой случай. Тело охватывает хрустальная легкость и кажется, что оно просвечивает, будто дорогой фарфор. Кровь  льется уже не таким широким потоком, она загадочно мерцает на полу, в складках штанов…  Руки и ноги холодеют, кожа уже не ощущает влаги на себе, впитывающие мучительную красоту фрески зрачки сосредотачиваются на одной точке, в голове мутится, сознание уходит…
Сердце Художника сжалось в обескровленный комок, готовясь сократиться в последний раз, и забилось ровно, сладко. Солнечный луч скользнул по невредимой фреске, соревнуясь в скорости с кистью. Транс, как всегда, помог, и теперь Художник знал, что исправить, пока есть время.
Самоубийство было ни к чему – вечность уже заждалась.

Сообщение отредактировал Сьюзен Сто Гелитская - 05.03.2012, 9:54