Глава пятая. Пламя Зари. Опции

[Kevin]

В бой!

[Иванэ ле Амарра]

30 день месяца Домоседства.
Море. Западнее Сторна.

Все отнято. И сила, и любовь…

А. Ахматова.

    Грязно серая дымка скрывала все вокруг. В ней тонули все звуки, в ней скрывались море, земля и небо. Она, как будто убила все живое, все существующее, все осязаемое, оставив мир призраков и теней. И мир тех, кто еще был жив, но эта жизнь уже не имела для них значения. Не имело значения ничего. Было все равно.
    Он был одним из них. Живым мертвецом. Пустой телесной оболочкой. Без души. Без сердца. Без мыслей. Отняли все. Даже боль. На нее уже не осталось сил.
    Она ушла, не попрощавшись. Он мог ее понять, но не мог заставить себя забыть. Не мог… А боли не было. Не было. Если в груди нет сердца, то и болеть нечему. Его сердце ушло, не попрощавшись, а он все понимал, но не мог простить. Не мог… И эта проклятая дымка, которая делала их слепыми и глухими, абсолютно беспомощными и оставляла простор для полета воображения, для страшных картин и живописных полотен. Но он не мог ничего представить. Когда нет разума, нет и воображения. Его разум ушел, не попрощавшись, а он все понимал, но не мог поверить. Не мог… И ничто не изменялось. Казалось, прошли века, но дымка не шелохнулась, а вода была спокойна, слишком спокойна, тревожа души, обещая бурю и грозя штормом. Но он не боялся. Когда нет души, нет и страха. Его душа ушла, не попрощавшись, а он все понимал, но не мог смириться. Не мог…
    А боли не было.
    От бессилия, пустоты и собственного безразличия хотелось завыть, но выть он тоже не мог. Он не мог ничего, только нерушимо стоять на носу корабля и смотреть в слепую дымку. Сил на что-то другое не осталось. Когда лодка с одним только сторнийцем в ней стукнулась о борт корабля, он понял все, но не захотел поверить. Грязная пелена просто выплюнула человека, тот был каким-то серым и даже не испуганным, а просто выглядел виноватым, потому что ему хотелось жить. Когда-то человек по имени Иванэ ле Амарра, наверное, смог бы его понять, но сейчас ему захотелось убить… Схватить этого человечишку, сжать пальцы на его шее, надавить посильнее и смотреть как тот цепляется за жизнь, как его глаза закатываются, рот искажает крик, не способный вырваться из горла, руки судорожно бьют в воздухе, а ноги в судорогах стучат по дереву, как в глубине его зрачков появляется первобытный страх небытия и осознание того, что его через мгновение просто не будет… Мужчине, стоящему на носу корабля так этого захотелось, что он сжал руки за спиной, уже почти ощущая прикосновение к шее сторнийца. Ему хотелось убить того, потому что тот имел смелость желать жить, когда ему хочется умереть, когда его сердце, душа и разум умирают где-то там за невидимой преградой, а он стоит здесь и ничего, ничего не может сделать. От взгляда, который он бросил на вернувшегося, тот вздрогнул и, видимо, догадавшись о чувствах лаконца, поспешил спрятаться внизу. Мужчина отвернулся и продолжил смотреть в пустоту.
    А боли так и не было.
    Клыкастые корабли вынырнули со всех сторон, такие же бесцветны, как и ведшие их матросы, они были тенями не этого мира, и путь им лежал в бездну. Мужчина крепко сжал зубы и бросился на мостик. Оттолкнув рулевого, он сам встал к штурвалу и дал резко на правый борт. Судно накренилось, протестующее застонало, но развернулось.
    - Глупцы, поворачивайте, - крикнул герцог на другой корабль, надеясь, что они услышат. – Иначе вас разнесут в щепки.
Его поняли или просто повторили маневр, но корабль увернулся и от острых носов, и от ядер, посыпавшихся на их головы. Дальше он просто по привычке стал продолжением руля, продолжением корабля, одним с ним целым, посыпались привычные приказания, и на миг все стало, как прежде. Простая битва, простые маневры, все так просто… Если забыть о том, кто управляет другими кораблями, если забыть, но забыть не удавалось. А потом сущее вздрогнуло, затрещало по швам, захрипело, как будто исходя предсмертными стонами, и пелена стала закручиваться в маленькие смерчи, вода пошла мелкой рябью, становящейся с каждой новой волной все крупнее и, наконец, корабль закачало, как при страшном шторме. Туман начал рассеиваться, впереди замаячил берег и он увидел… О Стихии…
    Кто-то закричал… Кто-то упал… Кто-то что-то делал… Он не помнил имен и лиц… Вокруг все смешалось… Замерло само время, сохраняя ужасающую картину в человеческом сознании навсегда, навеки, на всю бесконечную жизнь, выжигая все внутри. С каждой новой волной огня, внутри него проносился опустошающий смерч, сметая, ломая, круша, нарушая целостность рассудка, сердца и души… Они сгорели… Все внутри него было испепелено… Глаза стали пустыми и подернулись дымкой. Абсолютно черный провал зрачка на пепельном фоне, больше не было ничего.
    Но боль все равно не пришла.
    И он так и не шелохнулся.