"Доминион", медленно пишущееся повести Опции

[Мирланда]

Решила выложиться с этим прожектом и здесь... а заодно наработать необходимое количество постов, чтобы можно было возникать с оценками на дуэлях XD


Предупреждение: названия стран, городов и имена взяты с глобуса, карт, книг и частично из головы не для высокого смысла, а потому что автору было лень придумывать что-то своё. Поэтому никакой связи с реальной географией и политической ситуацией они не имеют. И с религией и ещё чем-то тоже. А то уже надоело спорить и что-то доказывать =(

"Про Майю"

(обновлено от 28.08)
1.
Злин был крупным захолустным городом в моравском крае. К плюсам города можно было отнести наличие централизованной канализации, мощеных каменным брусом центральных улиц, огромного городского собора с чудесной скульптурой и замка злинских князей (два последних были остатками старого смутного времени, когда город на границе с северными нелюдями был независим). Ещё в городе была железнодорожная станция, которая позволяла сбежать из города на первом же  поезде, потому что к его минусам можно было отнести абсолютно всё, что не вошло в список его плюсов.
- Как нету поезда?! – рычал в окошко кассира брат Стефан Янвич, прозванный коллегами Хромым. Инквизитор был среднего роста, широк в плечах, массивен и хром на левую ногу. Чёрные волосы монаха были острижены ровным горшком и спрятаны под глубокий капюшон мехового плаща. Мясистое широкое лицо с серыми глазами было изрезано гневными морщинами, а подёрнутые сединой неровные брови сошлись над носом Янвича. Хотя ему было всего тридцать с небольшим лет, в инквизиции следователь департамента по борьбе с ересями инквизитор Стефан Янвич был фигурой уважаемой. Он прошел все войны, которые вел Церковный Доминион последние пятнадцать лет. Он был одним из немногих инквизиторов, которые не погрязли в борьбе между идеологическими фракциями конгрегации Веры и которые честно выполняли свою работу. Собственно, поэтому  его и послали в это захолустье проверить несколько особо занятных слухов, пришедших из Злина.
Выяснить, что все слухи по шпионов нелюдей, ведьм и упырей всего лишь слухи, появившиеся из-за плохой работы местных полицейских и инквизиторов, не составило труда. Зато выехать из города оказалось на порядок сложнее.
- Господин инквизитор, ни одни поезд сегодня на нашей станции не останавливается, - испуганно бормотала в ответ насмерть перепуганная девушка-кассир. Она была бы рада выдать на предъявленные ей векселя со штампом Конгрегации Веры билеты хоть до Берлина, хоть до Санктавилля и хоть на весь поезд, но вот с поездами-то была проблема.
- Это девятый по величине город Богемии или деревня на границе с нелюдью?! – не унимался Янвич.
- Господин инквизитор, это досадное стечение обстоятельств! – почти завизжала несчастная девушка. – Такое у нас редко случается… Уже завтра в полдень будет скорый поезд до Праги!
- Стеф, успокойся. Поедем завтра! – примирительно пропел брат Лиссандр. Янвич зарычал.
Лиссандр Апис по имеющимся у него документам был старшим дознавателем исследовательского управления Конгрегации, но официально – уж Стефан это знал! -  числился инквизитором департамента секретных дел и имел возмутительный класс полномочий – альфа. Не всякий глава управления или департамента конгрегации имел такие полномочия. Говоря честно, брат Лиссандр вообще был человеком странным. Если вообще был человеком, в чём .
У Аписа не было своего собственного лица, хотя он и утверждал обратное. Его тело было высоким, немного сутулым с длинными руками и жилистым, а обычное лицо было овальным, с прямым, чуть смотрящим влево носом, широко расставленными зеленоватыми глазами. Длинные белобрысые волосы он собирал мальвинкой на затылке. На первый, беглый, взгляд он напоминал трагических киноактёров, чьи фотокарточки разлетались из газетных будок и книжных лавок как горячие пирожки. На второй взгляд брат Лиссандр был страшноват: он имел нехорошую привычку выпячивать вперёд нижнюю челюсть и пристально смотреть в глаза собеседнику, не моргая, мерно щёлкая пальцами. С возрастом Лиссандра Аписа творилась такая же неразбериха, как и с его лицом. Было достоверно известно, что в конгрегации Лиссандр работал с самого её основания, то есть сто семьдесят три года и девять месяцев. Апис утверждал, что ему в добавок ещё лишние сто пятьдесят семь лет и что он был другом Екатерины Сиенской. Ни в первое, ни во второе никто не верил, но и известных годов жизни Лиссандра Аписа хватало, чтобы следующий по старшинству офицер инквизиции, девяносто летний брат Альмунд Торек чувствовал себя рядом с ним довольно-таки молодым.
Ещё было достоверно известно, что Лиссандр Апис был двадцать седьмым префектом конгрегации Веры (в зале Префектов висел его портрет с длинными косами и характерно выпяченной челюстью). Такой карьерный рост вечно сидящего в тени других Аписа был связан с его дружбой со ставшим тогда Патриархом экс главой конгрегации Виктором Орсини. Железному Сиенцу нужна была верная и послушная фигура в кресле префекта, и преданный Лиссандр подходил лучше всего. Сам Апис о тех временах предпочитал не вспоминать, оставив знавшим его секреты знакомым самим фантазировать на тему его бытности префектом Конгрегации.
- Вот видишь, ничего страшного не случилось, - Лиссандр догнал злого коллегу только на середине привокзальной площади: Апис задержался, чтобы на всякий случай взять себе и Янвичу два билета на утренний поезд.
- Дай билет, - рявкнул Стефан. Лиссандр послушно достал из-за ворота тёплой серой рясы картонный квадратик с гербом Богемии. - Второй класс, Лис! Я давал тебе денег на первый! Где ещё двадцать драхм?
- Тебе жалко для меня денег? - пожал плечами Лиссандр. - К тому же у меня пятки чешутся.
- И что это значит?
- Что мне могут срочно понадобиться деньги и у меня не будет времени ждать, пока ты достанешь кошелёк.
Янвич гневно фыркнул, но настаивать на возвращении денег не стал (а лезть пытаться вернуть их силой было глупо). Просто в Праге, если им не удастся сразу сесть на поезд до Милана, он не даст Апису денег на съём комнат в гостинице.
Они пересекли привокзальную площадь и свернули на улицу святой Кристины, где стояла их гостиница "Три боба". Теоретически, они могли остановиться в городском управлении инквизиции при соборе всё той же святой Кристины (эта местная святая пользовалась в городе потрясающей популярностью), но их жилые дома решительно не понравились брату Стефану. Лиссандр против идеи  не останавливаться в холодном клоповнике не возражал. А что они сразу же приобрели в городе репутацию столичных чудаков и зазнаек.. Что ж, это мелочи.
Небо над Злином заволокло сизыми неопрятными облаками, на землю посыпался крупный пушистый снег. Лиссандр натянул на голову капюшон зимней рясы, от чего в наступающих сумерках двое монахов приобрели зловещий и мистический вид. Прохожие на инквизиторов косились подозрительно, но без страха: свои инсигнии обо офицера спрятали под рясы ещё в день прибытия в город, а церковников и без них в городе было достаточно.
Когда до гостиницы оставалось буквально два фасада, из узкого переулка между булочной и старинной ювелирной лавкой донёсся детский крик. Лиссандр равнодушно прошел дальше, но Янвич задержался.
- Ты чего? – Лиссандр с сожалением вернулся к замершему у негостеприимного на вид проулка Янвичу.
- Слышишь? – нахмурился Хромой. Детский крик повторился.
- У меня пятки чешутся… - в спину кинувшемуся на звук Янвичу объявил Лиссндр. – Придурок, ты хотя бы раз в жизни подумаешь, чем для тебя может закончится твоя глупость? Идиот… - Лиссандр подобрал подол рясы и двинулся по глубокому грязному снегу за коллегой.

Майя даже подумать не могла, что всё так закончится.
Два дня назад в подвал, где она жила с тётушкой Мартой явилась полиция. Бродяжка спрятала девочку среди деревянных ящиков и тряпья в углу подвала. Полицейские обыскивать их тёмное и вонючее логово не стали, и Майя так просидела несколько часов, ожидая, когда тётушка Марта вернётся.
Но тётушка Марта не приходила. Девочка выбралась из своего убежища, поела припасёнными на чёрный день сухарями и колбасными обрезками и легла спать с надеждой, что её заступница и кормилица вернётся на следующий день.
Но Марта не вернулась. И есть в подвале больше было нечего. Майя, поколебавшись, решила выйти на улицу, где она не была после смерти дедушки.
Сначала всё было хорошо. Майя глазела на белый свежий снег, на прохожих. Ребятня - в основном мальчишки, - видевшие, как она выбирается из подвала старой пекарни, сунулись к ней узнать, откуда она взялась в подвале сумасшедшей Марты. Один из них, когда Майя не ответила на их вопросы и грубости, подзатыльником скинул с девочки шапку.
Вот тогда Майя и поняла, почему и дедушка, и Марта не давали ей выходить на улицу одной. Девчонки завопили, мальчишки восторженно уставились на её мягкие мясистые ушки с вытянутыми концами.
- Нелюдь! – кто-то завопил. Восхищение в глазах детей сменилось такой характерной для людей кровожадностью.
- Нелюдь! – её толкнули, опрокинули в снег и принялись беспорядочно и неловко бить ногами. Майя завопила, чудом вывернулась, вскочила на ноги и кинулась бежать. Кто-то запустил в неё камнем. Девочка вскрикнула и споткнулась. Камни полетели чаще.
- Нелюдь, сдохни! – кто-то попал камнем ей в голову. Девочка поскользнулась и рухнула на холодный снег уже без сознания.

- А ну, уродцы, пошли прочь, - Стефан влетел прямо в толпу вопящей ребятни и принялся раздавать им болезненный подзатыльники и тумаки. Дети неохотно отошли от своей жертвы, зло глядя на её нежданного защитника. Видимо, брат Стефан в своей простой рясе не производил на них впечатления: ребятня явно размышляла, позвать ли им на помощь кого-нибудь ещё или прибавить к своим жертвам ещё и глупого монаха.
Лиссандр разрешил их сомнения, встав между человеческими детёнышами и коллегой. Свою инсигнию, болтающуюся на цепочке на шее он успел вытащить из-под рясы, и теперь алый эмалевый кругляш с золотым шестиконечным крестом-молотом лежал у него на груди. Ребятня его великолепно разглядела и поспешила поскорее скрыться с глаз злого инквизитора.
- Ты чего инсигниями сверкаешь? – недовольно проворчал Янвич, когда Лиссандр повернулся к нему лицом.
- А ты сначала смотри, кого ты спасаешь, - инквизитор кивнул на лежащую в снегу тоненькую фигурку в розовом осеннем пальто с капюшоном, цветных рейтузах и лёгких ботиночках. Стефан присел рядом с ребёнком и поднял её из снега.
- Ну что, понял? – Лиссандр наклонился над ребёнком. Янвич молча кивнул. У девочки – ей было не больше девяти лет, а то и ещё меньше – были пушистые тонкие рыжеватые волосики и мягкие, откровенно неправильной формы уши. Стефан осторожно убрал с них волосы и снег и ощупал. Уши были мясистые, с вытянутыми назад концами и вычурной раковиной.
- Чёрт, как ты определил?
- По запаху, – Лиссандр присел рядом с коллегой и, взяв руку девочки, пересчитал пальцы под красной вязаной варежкой. – Четыре пальца. Забавненько.
- Как она здесь оказалась? До границы же…
- Много до границе с ними. Да это не их детёныш. Получеловек, я думаю. Вон, веснушки даже есть… ты видел когда-нибудь нелюдя с веснушками?
- И что мне делать с ней? – потрясённо пробормотал Янвич.
- Как что? – Лиссандр поднялся на ноги и отряхнул подол рясы от снега. – Спасай дальше, раз взялся! Она ж мелочь совсем, несмышлёныш и вряд ли успела достаточно нагрешить, чтобы её можно было сжигать на костре. И быстрее спасай. Готов поспорить, те зверёныши сейчас кого-нибудь сюда приведут и у нас случатся проблемы.
- Думаешь?
- Обязательно должны. В конце концов нас ведь только двое и мы не страшные типы в доспехах и с мечами. Да делай с ней что-нибудь , либо поднимай, либо валим отсюда!
- Ага, - Янвич обхватил девочку двумя руками и поднялся. Лиссандр снял перчатку и коснулся рукой лба девочки и начертил ногтём несколько закорючек.
- Это ты что делаешь? – нахмурился брат Стефан. Колдунов он не любил, даже среди коллег. Можно сказать, что коллег-колдунов он не любил в особом порядке. Даже Лиссандр, которого Янвич знал уже почти десять лет, в момент колдовства становился ему резко неприятен.
- Делаю так, что она будет спать до утра. Старый проверенный фокус. Ты сам подумай, какого ей будет сейчас очнуться: она же крик поднимет на весь город… Да ты шевелись, шевелись! – Лиссандр отнял от девочки руку и подтолкнул коллегу. – Нам надо выспаться, то да сё… Иди давай!
Монахи поспешно двинулись обратно к улице святой Кристины. Стефан завернул посапывающую малышку в подол своего плаща и пристроил её голову у себя на плече. Лиссандр шел позади него, время от времени подталкивая хромающего мужчину в спину. Стефан не возражал. В конце концов, Лиссандр жил дольше него, и знал людей гораздо лучше. Наверное.


Сообщение отредактировал Мирланда - 28.08.2010, 13:16

[Мирланда]

Я всё ещё пытаюсь закончить эту сюжетную арку, после чего буду уже всё править <<

Пока пишется третья по порядку повесть. Вторая вышла со слишком сложным сюжетом, и в товарный вид придёт не скоро.  Надеюсь, те, кто будет читать это сочинение, на запутаются^^
____________________________________________

"Про Михаэля"


1.
Дрязги из-за наследства в семье герцога Климента Колонны стали чуть ли не легендой. Последние двадцать лет  склоки между братьями-принцами, их матерями, сёстрами, жёнами и любовницами, покушения, взаимные обвинения и вульгарная прилюдная ругань стали любимым развлечениями для жителей Палестрины и всего Церковного Доминиона. Старший принц Просперо, единственный из братьев, ко власти не стремившийся, благополучно избегал участия в разборках между братьями до своего тридцатипятилетия: его жена, принцесса Амалия, урождённая де Кое, родила пятерых дочерей, и по всем признакам шестой ребёнок в семье должен был пополнить нестройный и недружный ряд герцогских внучек.
Но в январе принцесса Амалия разрешилась от бремени мальчиком. Прежде, чем принц Просперо успел сообразить, что ему делать – принц собирался выдать новорожденного, для безопасности всей своей семьи, за ещё одну девочку – известие о рождении в его мальчика-наследника  разнеслось по всей семье. В Апо потянулись братья принца Просперо убедиться, что это правда, а герцог Климент снова предложил сыну приехать к нему в Палестрину, под охрану милиции Дома. Старший принц Колонна от этого предложения гордо отказался.

Третьего июня 327 третий по величине город церковных земель Апо отмечал свой трёхсотлетний юбилей.
Апо был крупным портом, рыхлой подковой окружающей длинный залив Святой Ириммы (эта святая, жившая когда-то в этих местах в шалаше на берегу Мраморного моря, творила здесь вскоре после Тридцатилетней войны чудеса, исцеления, и после смерти стала считаться покровительницей города). Первую сотню лет в этой удобной бухте был военный порт Церкви, потом старая военная школа деградировала, порт из города вывели, и здесь развернулась торговля. Апо разбогател, разросся, ощетинился похожими на чудовищных пауков портовыми кранами, шпилями торговых представительств и пятью шпилями грандиозного городского собора.
Семейство принца Колонна, проживающего недалеко от города в вилле Дракона, названной по сидящему над башенкой-воротами бронзовому дракону, на официальное открытие празднования юбилея прибыли сразу в трёх автомобилях под охраной городской полиции и нескольких инквизиторов, приставленных к его семейству для охраны городским архиепископом.
Их кортеж остановился около ипподромного поля напротив входа на трибуны для знатных гостей и почётных горожан. Ипподром, наверное, был вторым по посещаемости местом города после Морского собора. Горожане Апо были настоящими фанатиками скачек и всего возможного конного спорта. В городе было больше двух десятков хороших конюшен, а скачки здесь проходили каждый воскресный день.
- Просперо, не останавливайся! – принцесса Амалия поправила летнюю шляпу и шутливо похлопала мужа по бедру своим зонтиком. Старший сын герцога Колонна покачал головой.  Ежегодные городские гонки на колесницах стали первым светским событием, на котором появилась его жена после рождения сына. Новорожденного Скиару они тоже взяли с собой –  Просперо за свои тридцать пять лет бытности принцем дома Колонна нажил тяжелую вялотякущую паранойю. Оставлять сына без своего присмотра не собирался. Даже няньки, которых им нашел лично городской архиепископ, до дрожжи боялись отца своего подопечного.
- Миха, не теряй девочек, - Амалия, почти год безвыездно сидевшая в их загородном домике, радовалась хорошей погоде, множеству людей и предстоящему городскому празднику. Михаэль, младший среди сыновей герцога Климента, по случаю праздника одетый в отглаженные брюки и летнюю рубашку и чёрный форменный пиджак своей школы, уныло следил за норовящими разбежаться в разные стороны племянницами. Старшие, Мария и Екатетина, почти его ровесницы, крутили головами в соломенных шляпках и пытались увидеть знакомых или друзей. Михаил только и успевал подпихивать их, чтобы шли вперёд. Девочки зло шипели на него и называли ведьминым подкидышем в семью. Михаил злился. Назревал скандал.
- Помолчите все трое, - Просперо с утра страдал сильной мигренью и усилившийся шум – в добавок к рёву музыки и гомону толпы – его раздражал. Дети замолчали и поотстали от главы семейства.
- Но всё-равно ты как баба, - шепнула несовершеннолетнему дяде Мария.
- Дура накрашенная, - не остался в долгу младший Колонна. Принцесса Амалия молча погрозила детям кулаком.
Семейство старшего принца Колонна поднялось на трибуну для почётных гостей, где уже расположился градоуправитель с супругой, архиеписко и представители знатных домов города и прилегающих земель. Леопольд Мус последнее время был самым ярым сторонником примирения принца с его правящим отцом. От одной мысли, что теперь, после рождения у герцога Климента внука-наследника, династические разборки дома Колонна переместятся на вверенную ему территорию, градоуправителю становилось плохо. А что, если малыша убьют около его города? Что, если грозный герцог Климент решит мстить? Что, если Святой Престол решит, что он плохо выполнял свои обязанности? Ведь Патриарх, точнее, его брат-кардинал, негласно дали ему указание охранять родовитого дурака, принца Просперо! Что, если младший де Вульф решит, что он не оправдал его доверия? От одной мысли о недовольстве всесильного главы церковной полиции и – что самое страшное! -  инквизиции Мус обливался холодным потом и начинал есть ещё больше, чем обычно, приводя своего диетолога в ужас.
К праведной ярости Муса, принц Просперо покидать его территорию не собирался. Но к его чести, благородное семейство градоуправитель встретил с улыбкой и даже подал руку принцу Палестрины.
Дети расселись позади взрослых. Михаил сидел справа, за спиной архиепископа и хмуро смотрел на свои колени. Подобные сборища ему никогда не нравились. Вот если бы возницей одной из колесниц был бы он или его брат – другое дело. Или хотя бы кто-то из друзей Просперо. Но – нет! Они не знали ни одного из возниц. Никто из них не разбирался в лошадях и колесницах. Но они сидели тут и должны были пялиться на поле.
По мнению Михаила, почти четыре часа сидения на ложе почётных гостей с серьёзными лицами было глупейшим времяпровождением. Но мнение младшего принца дома никогда и никого не волновало.
Михаил имел репутацию вечного тугодума и немного недалёкого человека. Хотя ему легко давались все школьные науки (отличных оценок он не имел только из-за лени и скверного характера), все замечали только его спортивные успехи. Да, Михаил отлично плавал, бегал, любил ездить на велосипеде, отличался в борьбе – с ним не отваживались связываться даже самые отъявленные школьные хулиганы. Одно время Михаил пытался было начать играть с племянницами в ставший модным теннис, но девочки уже через два дня отказались вставать против него, сказав, что от его подач  у них на теле одни синяки. Взрослые обсуждали то, что на межшкольных соревнованиях он опять переплыл даже выпускников, здоровых и сильных молодых людей. А то, что он блестяще решил экзаменационную работу, никто и не замечал. Порой ему казалось это жутко несправедливо, но чаще Михаил всё же покорно позволял взрослым считать себя глупым ребёнком, извлекая из этого положения дел некоторую пользу.
В Апо Михаэль попал не по своей воле. После гибели его матери, герцогини Елизаветы, герцог Климент снова, как это с ним бывало уже дважды после смертей его предыдущих жен, замкнулся в себе и почти перестал реагировать на окружающий мир. Просперо, считая себя ответственным за младшего брата, который от горя мало что соображал, забрал его к себе в Апо, хотя Михаэль хотел остаться в Палестрине. Впрочем, к лету мальчишка уже смирился с новым местом жительства и обратно на север не рвался.
- Злыдень, - прошептала ему на ухо Мария. – Что ты так смотришь? Жалеешь, что мужчиной родился?
- А ты смотри лицо не попорти, а то ссохнется от зависти, - тихо, не поворачивая головы, огрызнулся Михаил. Длинные косы, которые традиционно носили в Палестрине офицеры и знать, Михаэль любил, заботился о них и постоянно подвергался из-за них насмешкам со стороны старших племянниц, – У самой-то голова лысая, три волоска висят – и те сейчас выпадут!
Мария зло дёрнула его за косу. Михаил молча вырвал её из рук племянницы и перекинул на другое плечо, решив, что давать сдачи девчонке – это недостойно. Ещё разревётся, что он ей её завитой улей на голове испортил.
На покрытую песком арену вышли герольды в цветах Апо – красном и зелёном, с белыми раковинами на груди – и принялись зачитывать старый церемониал. Сначала многословно славился вольный церковный город Апо, Церковь и горожане, потом лично градоуправитель и архиепископ, затем – почётные гости. Когда герольд дошел до его имени, Михаил уже успел задремать, по школьной привычке покачиваясь на своём месте и изредка вздрагивая в особенно-патетических местах, но не просыпаясь. Мария толкнула его в бок локтем, и Михаилу пришлось проснуться, чтобы кисло оглядеть толпу и снова закрыть глаза.
После перечисления горожан, пожертвовавших на проведение соревнований больше тысячи драхм, герольды приступили к объявлению участников заезда. Содержать архаичную повозку и команду из четырёх лошадей – дорогое удовольствие, поэтому все колесницы были украшены гербами их спонсоров. Одна колесница представляла город, сверкала золотом герба Апо, выглядела весьма представительно, но ставок на её победу никто не делал: нынешняя конюшня города не блистала хорошими животными. Фаворитами были колесницы Вельмьянской торговой компании, дома Сархе, чьи земли располагались к северу от города, у границы с Миланским герцогством, и колесница церкви, которую выставил архиепископ Филлип Блайр. Дом Блайр из Санктавилля, некогда потерявший свои земли рядом с Флоренцией, около двадцати лет назад взявшийся за судостроение в Апо, был богат, и Филлип Блайр, старший из сыновей покойного графа Блайра, которому прочили место отца и титул советника в молодой Конгрегации промышленности, внезапно ушел в Церковь, принял так называемы «суровы постриг» и поднялся до архиепископа Апо. Впрочем, не смотря на официальный отказ от всех светских удовольствий, его высокопреосвященство вел вполне светский образ жизни.
Архиепископ сидел прямо перед Михаэлям, несколько скрывая его от зрителей на трибунах ипподрома. От церковного иерарха сильно пахло розами и ладаном. Он постоянно покачивал головой, и солнечный свет то падал на лицо Михаэля, то закрывался высокой шапкой Филиппа Блайра. Это злило, в итоге Михаэль был вынужден надвинуть свою соломенную шляпу на лоб, чтобы яркое солнце точно не мешало ему дремать.
- Ми-их, - рядом с парнем сидела маленькая  Камелия, младшая из его племянниц. Девочке было всего пять лет, поэтому она ещё не успела понять, что она принцесса и начать вести себя так же, как сёстры. Михаэль её любил, и девочка, растущая при вечно занятых родителях и чопорных сёстрах, отвечала взаимностью.
- Что тебе? – парень поправил шляпу и посмотрел на малышку.
- Ми-их, а кто выйграет? – девочка взобралась в кресло с ногами и вытянула шею, чтобы рассмотреть маленьких на фоне поля ипподрома герольдов.
- Думаю, повозка его высокопреосвященства, - Михаэль косо посмотрел на белую с золотом шапку архиепископа в кресле перед ним. По его мнению, лучшим экипажем была колесница Вельмьянской компании, хотя младший принц Колонна в конном спорте разбирался не очень хорошо. Но в его школе последние две недели только и было разговоров, что о скачках. Михаэль волей-неволей выучил клички всех перспективных лошадей, имена лучших возничих и ставки. На архиепископа ставили больше всего. На остальных двух фаворитов – меньше. Одна из лошадей Сархе недавно сломала ногу в результате трагической случайности. Найти ей достойную замену вроде как смогли, но мало кто верил, что за месяц старая тройка привыкла к новенькому. А управляющий Вельмьянской компании купил сразу двух новых лошадей, о которых было известно ровным счётом ничего, но говорили, что они очень перспективные.
- А мне вон те-е нравятся, зелёненькие! – Девочка показала на повозку, которая представляла здесь дом Висконти – жест чисто условный, в знак уважения. Все прекрасно знали, что жадный Висконти ради очень условного престижа своего дома не потратит ни драхмы, и его лошади, пусть дорогие и из герцогской конюшни, придут к финишу в последней десятке, если вовсе не последними.
- Красивые, - согласился Михаэль. – Только, боюсь, они не очень шустрые.
- Ну и что? – Девочка тотчас же надулась, как мышонок, и объявила, - Я буду болеть за них!... Ми-их, а можно после их погладить будет?
- Хорошо, если твои родители разрешат, то сходим в конюшни, - Михаэль заметил, как архиепископ чуть повернул голову, прислушиваясь к их разговору.
- И я дам им яблоко! – решила Кама и, потянувшись всем телом, на несколько минут замолчала.
Колесницы, сделав по почётному кругу по ипподрому, встали у старта. Михаэль к этому времени снова успел задремать под мерную светскую болтовню взрослых. Кроме них, на ложе были ещё несколько почётных граждан, спонсоры города и принц дома Сархе. Девочки галдели, обсуждая этого чахоточного недопринца, а тот довольно улыбался в кулак. Михаэля этот тип очень злил. Если бы они встретились не на официальном мероприятии, а на школьном дворе, то Сархе был бы битым за то, как он смотрит на принцесс Великого дома, которые гораздо выше по крови, чем дети торговца краденым.
Объявили первый старт.
- Ми-иха, смотри, они поехали! – Кама подпрыгнула и возбуждённо уставилась на своих любимцев.
- Ага, - Михаэль приоткрыл один глаз. Кама прыгала на месте и, подражая взрослым, вопила что-то в поддержку своих любимцев. На ложе спокойствие сохраняли только архиепископ и Михаэль. Первый просто сидел, чуть подавшись вперёд и внимательно следя за экипажами, а второй недовольно ворчал на то, что его разбудили.
- Миха, смотри, мои догоняют! – Кама схватила дядю за рукав  дёрнула, привлекая внимание, - Ми-их, ну посмотри!
- Ага, - парень подался вперёд, и тут трибуна пошатнулась. Михаила ударило по плечу и опрокинуло вместе с креслом на бок. На него с визгом упала Кама. Архиепископ захрипел. Тонко закричала принцесса Амалия. Михаил ударился о доски плечом и головой. На них упал бархатная обивка ложи и что-то деревянное. Кама истошно закричала. Михаэль, услышав этот крик, бездумно сел, скинув с себя карниз, к которому крепилась ткань и обнял девочку. Малышка всхлипывала, мотала головой и дрожала.
Михаэль начал быстро оглядываться. Им повезло, и на них лишь упал сорвавшийся карниз, а вот в другом конце ложи было хуже. Там навес рухнул, не видно было ни Амалии, ни Просперо.  А напротив них с Камой, в проёме у лестницы для слуг, появилась странная фигура. Михаэль несколько мгновений смотрел на мужчину среднего роста, коротко остриженными волосами и  с застывшим презрительным выражением на красивом лице. Они смотрели друг на друга буквально доли секунды.  В руке мужчины Михаэль заметил палку со вбитым в неё гвоздем. Ещё доля секунды, и незнакомца оттолкнули спешащие на ложу полицейские. Михаэль потерял его из вида, но и тех долей секунд ему хватило, чтобы сообразить, что происходит.
- Ваше высочество! – кто-то схватил Михаэля под руки и силой поднял на ноги. Парень буркнул что-то в ответ, ошарашено мотая головой.
- Каму возьмите, - он буквально всунул девочку в  руки одного из полицейских и начал пятиться назад. Мужчины с палкой нигде не было, и это здорово напугало Михаэля. За его спиной что-то истерично бормотала одна из его племянниц, но парень плохо слышал, что именно.
Архиепископ Блайр, которого накрыло упавшей  с карнизов бархатной тканью, выпутался и принялся раздавать распоряжения. Колесницы уже прекратили состязание, двигаясь по полю разными скоростями и совершенно в расстроенном порядке. Принц Просперо поднялся с перекошенным лицом. Амалию подняли слуги и тотчас же увели вместе с сыном-младенцем за спины охраны в глубине трибуны.
Михаэля трясло. Анна, его четвёртая племянница, с рёвом уткнулась в живот дяди, вцепилась в его одежду  и принялась мелко трястись от страха. Молодой человек растерянно погладил её по кудряшкам и поволок к матери, за спины охраны.
Градоуправителя Муса подняли трое слуг, отряхнули и усадили в поставленное кресло.
- Господи, ну за что мне это? – градоуправитель плакал, позволяя слугам трясти его бархатный костюм.
- Потому что плохо работаете, - архиепископ Блайр, раздав указания своим подчинённым (и подчинённым градоуправителя, который был не в состоянии что-либо говорить), встал около своего поваленного кресла и гневно посомтрел на градоуправителя. Хотя никто не сказал этого вслух, никто не сомневался, что это происшествие было первой ласточкой в начинающейся войне между наследниками дома Колонна. Тот факт, что никого из присутствующих на ложе для почётных гостей не убило, можно было считать чудом.
Завалы в левой части трибуны были больше, чем в правой, где навес развалился лишь частично. Люди кричали, стонали и ругались под завалами. Принцесс Колонна разрушения почти не задели, они только перепугано ревели и жались к родителям. Каму передали на руки отцу, и девочка, похлюпывая припухшим от слёз носиком, укнулась ему в плечо и пискнула что-то про своих лошадок. Но её никто не слушал.
Праздник был сорван. Колесницы согнали с поля, перепуганных зрителей группами выводили с трибун. Семейство принца Проспера под охраной увели в одно из подсобных помещений. Михаэля, как члена семьи  его брата, тоже охраняли, но основное внимание, разумеется, было обращено на принца Просперо, его жену и сына.
Архиепископ Блайр, дождавшись, когда с трибуны уведу всех гостей и унесут пострадавших (супруге градоуправителя стало плохо, а чахоточные девицы из знатных городских домов от испуга попадали в обмороки), спустился на поле ипподрома по небольшой лесенке для слуг и направился к прибывшему на место происшествию главному полицейскому следователю города полковнику Титу Брансему, который по его просьбе пока не приступал к следствию.
- День добрый, господин Брансм, - архиепископ быстро подал следователю руку со своим перстнем-печакой для поцелую и, взяв мужчину под руку, отвёл его в сторону.
- Монсеньёр…
- Не сейчас. Что вы уже слышали?
- Было покушение на принца Просперо…
- Прекрасно. Теперь нам необходимо поговорить.
- О чём?
- Вы можете представить себе настолько нелепое покушение? Семья принца сидела в правом крыле, но рухнул навес над левыой частью. Никого не убило, даже почти не поцарапало. Я в церкви уже двадцать лет, и никогда не поверю, что такое дурацкое поушение может быть.
- А что…
- Это что-то другое.
- Может быть, кто-то хотел сорвать скачки? Поставил не на того, передумал…
- Это всё спокойно решается более прозаическими методами… Господин следователь, вы должны узнать кто, когда, зачем и по чьему приказу устроил это… представление. Я не хочу, чтобы в моём городе происходило что-то подобное… - Архиепископ на мгновение задумался, вспоминая про Конгрегацию Веры, которая имела склонность проводить подобные акции без объяснения причин и без каких бы то ни было предупреждений. – Или, по крайней мере, я хочу просто знать, что происходит.
Тит Брансем, подумав, кивнул. Он, как ни странно, тоже вспомнил про всесильную третью конгрегацию. Иметь с ней неприятности никому не хотелось. Но вот ему деваться было некуда.