ЛМ-2: Пролог: Casus belli Опции

[Vox populi]

Начало...

[Сигурд фон Рамлет]

7 число месяца Эрнтинга.
Шванланд. Окрестности города Хадбёрн.

      Алан сидел в таверне на окраине и хмуро глядел в кружку с пивом. Он был уже не молод и за годы, проведённые в замке, успел порядочно располнеть. Тем тяжелее казалось ему теперешнее положение и необходимость перебиваться случайными заработками.
      Когда Сигурд стал стратиотом Фрайберга после весьма скоропостижной кончины своего отца, слуги, шепчась о его скверном нраве, сомнительном происхождении и врождённой жестокости, хвастали друг перед другом, что подадут в отставку лишь бы только не прислуживать этому отъявленному безумцу и сумасброду.
      Однако новый стратиот их опередил, предоставив большей части замковой прислуги расчет раньше, чем те собрались с духом просить об этом. Теперь Алан прекрасно понимал, что любая судомойка, имевшая в голове хоть крупицу разума, шепталась об увольнении исключительно для проформы, и никто не желал оказаться на улице без средств к существованию. А последствия эти слова имели  весьма плачевные.
      Алану повезло куда больше, чем остальным. Однажды, давным-давно, ему дала задание сама Клементина фон Рамлет, передав запертую шкатулку для писем, поручив уничтожить её и содержимое и никогда никому об этом происшествии не рассказывать. Будучи весьма смышленым даже в те времена, Алан смекнул, что последняя часть поручения немаловажная, но уничтожать ларец не стоит, ибо кирия Клементина, известная своим переменчивым нравом, вполне могла пожелать получить шкатулку назад. Так что Алан закопал сей ценный предмет в лесу, приметив место.
      Он вспомнил об этом спустя двадцать лет и на собственной шкуре узнал, что поприще кладоискателя не столь радужно, как принято думать. Долгие месяцы ушли у него, чтобы найти заветное место и откопать своё сокровище, но сожалений о затраченных усилиях у Алана не появилось. В ларце лежали разнообразные письма, и в их числе – любовные послания кирии Клементины к Готтвину фон Харденбергу. Вычтя в уме из одной цифры другую, Алан подумал о том, что период написания этих писем странным образом предшествует дате рождения Сигурда. Что в сочетании с фактом отсутствия других детей у покойного стратиота Драгомира, наводило на весьма любопытные мысли.
      Конечно, Алану и в голову не могло прийти шантажировать Сигурда фон Фрайберга, он слишком живо представлял себе, какие несчастья могут с ним приключиться, попытайся он привести в исполнение подобный план. Да и обратиться напрямую к родственникам Сигурда он не мог. К счастью, однажды в трактире Алан познакомился с неким контрабандистом, который и помог ему найти покупателя для столь своеобразного товара.
      Теперь, давясь не вполне свежим пивом в захудалом даже по меркам провинции придорожном трактире в окружении субъектов подозрительной наружности и сжимая в кармане свёрток с любовными посланиями, Алан подумал о том, что мог бы сжечь эти проклятые любовные послания и продолжать жить бедной, но относительно спокойной жизнью. И лишь мысль о немалых деньгах, которые ему обещали за письма кирии Клементины, придавала ему мужества и решимости довести дело до конца.
      Вдруг дверь трактира распахнулась, и на пороге появился человек, с ног до головы закутанный в тёмные одежды. Из-за просторного франтоватого наряда, сшитого из простой материи угольно-чёрного цвета, и длинного дорожного плаща, увенчанного огромным капюшоном, он казался неправдоподобно широкоплечим и коренастым. Завсегдатаи всё как один оглядели вновь прибывшего долгим оценивающим взглядом, а затем вернулись к своей выпивке.
      Чеканя шаг в своих массивных ботфортах, человек подошёл к столу Алана и, перевернув грубо сколоченный стул спинкой к собеседнику, уселся напротив, спиной к остальной части заведения:
      – Я хотел бы увидеть письма.
      Голос незнакомца был хрипл и неприятен, будто он нарочно пытался его исказить. Рта видно не было – человек в чёрном держал голову склонённой, и его капюшон не только полностью скрывал верхнюю часть лица, но и отбрасывал густую тень на нижнюю, так что лишь изредка Алану удавалось увидеть кончик подбородка своего собеседника.
      – А я могу взглянуть на деньги? – Выдавил из себя Алан, стараясь говорить ровно и напористо, дабы не выдать своего страха, что ему не слишком хорошо удавалось.
      – Разумеется, – незнакомец достал из глубин своего одеяния небольшой мешочек, развязал его и продемонстрировал его сверкающее золотым блеском содержимое собеседнику. – Как только я удостоверюсь в подлинности писем, деньги твои.
      Тот молча протянул ему свёрток, человек в чёрном разорвал его и стал внимательно рассматривать. Время текло невообразимо медленно, Алан мучительно думал о том, что он будет делать, если осмотр не удовлетворит его сообщника. К тому же ему так и не удалось рассмотреть лицо незнакомца, как он ни старался проникнуть взглядом сквозь тень, отбрасываемую капюшоном. Наконец, незнакомец отложил письма в сторону и, резко схватив Алана за рубаху и притянув к себе почти через весь стол, тихо проговорил:
      – Письма меня устраивают, – человек в чёрном незаметным постороннему глазу движением сунул мешочек с золотом Алану, чьё сердце колотилось в груди с силой кузнечного молота, под рубаху. – Наша сделка должна остаться в тайне, ясно?
      Дождавшись неуверенного кивка, незнакомец продолжил:
      – Я выйду сразу, а ты будешь сидеть здесь ещё с четверть часа.
      Алан снова закивал. Тогда человек в чёрном отпустил его, быстро поднялся из-за стола и пошёл к выходу. Происшедшее не укрылось от глаз клиентов заведения, но почти никто не обратил на назревавшую потасовку никакого внимания. Только несколько человек за соседним столом чуть приподнялись с табуретов, держа руки на спрятанном под одеждой оружии.
      Один из них, бородатый контрабандист с худым лицом, кивнул на скрывающегося в двери незнакомца и вопросительно посмотрел на Алана, тот покачал головой. Контрабандист сел на место и сделал успокаивающий жест рукой своим друзьям, давая понять, что всё в порядке. В трактире вновь восстановилось относительное спокойствие. Допив своё пиво, телохранители Алана поднялись со своих мест и направились к выходу, и он поспешил присоединиться к ним. Оказавшись на свежем воздухе, он украдкой пересчитал полученные монеты и протянул бородачу обещанную треть.
      – Дойдём до города вместе, – сказал тот, пряча золото в карман. – Кто знает этого бэттлера, быть может, он захочет вернуться за своим золотишком.
      Внутри городских стен у Алана окончательно отлегло от сердца. Он попрощался с контрабандистом и его приятелями и, тихонько насвистывая весёлую мелодию, двинулся к своему жилищу. Он перестал насвистывать, когда из-за очередного особо тёмного переулка вынырнула знакомая фигура в чёрном. На этот раз чёловек шёл с поднятой головой, и Алану имел возможность рассмотреть и его недобро ухмыляющийся рот, и изогнутый кинжал в его правой руке, напоминающий звериный коготь… и бледную полоску шрама на его подбородке.
      Объятый страхом, Алан развернулся и бросился бежать, что есть сил. Далеко уйти ему не удалось – что-то схватило его за плечо и, дёрнув назад, развернуло вполоборота. Он попытался ударить эту неведомую силу, вложив в этот отчаянный удар всю свою мощь. Но позади никого не было, и кулак рассёк лишь воздух. Удивиться этому Алан не успел. Рука незнакомца вынырнула из-за его спины, обхватила за грудь и крепко прижала к невидимому телу. И тот же момент, он почувствовал резкую, невыносимую боль в правом боку. Он попытался закричать, но из горла его не донеслось ни единого звука.
      А потом Алан умер.